Глава 6
«...приходил ко мне, попросил следовать на юг в крепость Кихал. Должен найти для него потерянную вещицу, сказал, глаз поможет мне»
Утром всех троих ждал горячий завтрак и красный чай с грушей от мадам Розмари, которая будто почуяла, что ее вкусную еду никто так и не съел.
Артефакт Хунна, похожий на сердце из дерева с вкраплениями изумруда, детская игрушка, по меркам гоблинов, что делают папы для своих малышей, создавал в пещерах ночное небо, закат и рассвет, так, чтобы они всегда знали примерное время на поверхности, будучи сокрытыми от мира в недрах гор или плотной толщей земли.
Один такой, найденный Кальвером с другими ценными вещицами, хранился в его личном кабинете, помогая вставать ранним утром с солнечными лучами прямо в лицо и пением птиц, засыпать поздней ночью под звуки тех мест, где тот побывал. В музее, прямо в лампочке светильника, покоился второй такой, но поменьше.
Гоблин приоткрыл глаза, сонно отмахнулся от солнечных бликов на лице и, сообразив, что окон на самом нижнем этаже быть не может, резко их распахнул, быстро протер от следов сладкой дрёмы и напряжённо осмотрелся. Тилька все ещё спал, свернувшись пухленьким калачиком, вон, только макушка из-под одеяла торчала, а Кальвер уже успел откушать угощение, переодеться и оставить для гоблина и брата записку с указаниями:
«Тилька, я на работу, проведи гостю экскурсию. Додо, надень этот амулет перед уходом. Не будет проблем с маскировкой. Не теряйте, я на восьмом. Нужно разобраться с доставкой одного ценного груза.
И не разгромите мне ничего! Тилька, поответственней!»
Заставив себя позавтракать, гоблин обратил внимание на артефакт Хунна и решил достать его, разбив лампочку, на что «безответственный погромщик» интенсивно заворочался и сонно пробормотал:
— Кальвер, тише, — последовал очень сладкий протяжный зевок. — У меня отпуск, это не повод для зависти.
Тельце наконец повернулось всем корпусом к Додо. Увидев гоблина с порезанными руками и ошалелыми глазами, обращенными к сердцу из корней дерева, Тилька мгновенно проснулся, вскочил на матрас и, покачиваясь так, будто грозился завалиться набок, упасть и уснуть прямо там, где с громким «бах» упадет его тело, доковылял до стола, взял из шкафчика аптечку и со словами «ну что ж ты так» вытер кровь, промыл ранки от стекла и непрошеных гостей извне, что могут вызвать заражение, и залепил все это дело пластырями.
Гоблин сглатывал слюну и складывал два и два, которые ну никак не хотели сходиться с исходным набором информации. Мозг никак не мог принять, что Додо, возможно, начисто забыл весомую часть своих детских воспоминаний, но вот они, вещи из его родной пещеры: резинка отца, детская игрушка, сделанная его руками, и на самом деле вокруг было много чего из его комнатки: книга, которую он сразу приметил, камешки на столе в прозрачной стеклянной коробочке, которые он собрал, впервые увидев море.
Все вокруг веяло такой болезненной ностальгией, что хотелось спрятаться или убежать. Может ли быть, что гоблин прибыл вместе с семьёй? Отец остался здесь? Зачем? Где Кальвер нашел это?
Его синие глаза с серым ореолом, переходящим в стальные молнии, изменили цвет.
Тилька прекратил собирать осколки в ближайшую коробку, так как ощутил жуткие вибрации по всему своему телу. Артефакт замолк, обрывая пение птиц, шуршание и хруст осенних листьев под ногами и треск засохших веток от особо сильных порывов ветра.
Мунлан нашел источник, от которого исходили вибрации, и в ужасе закрыл рот руками. Его душили безумие и страх за свою жизнь, они захлестнули сердце и разум, настолько велика была сейчас энергия в руках гоблина. И хоть ярость того на деле лишь хотела опалить щеки Тильки, согреть, как союзника, но такой напор мало кто выдержал бы, не поддавшись искушению забиться в угол и трястись от немой истерики.
Тилька переживал и худшее. Пока глаза Додо бегали по кабинету музея, улавливая и отсеивая от прочих нить, ведущую к Кальверу, его брат нашел более простой способ. Он поднял записку у ног разбушевавшегося гостя, пробежался по ней взглядом, усмехнулся прозорливости своего брата и немедленно надел амулет на шею гоблина.
Воздух в помещении, отяжелевший от энергии до предела, вернулся в терпимое и даже уже привычное состояние. Хунна вновь запел. Гоблин осел на пол, ощупывая поврежденную руку.
— Прости меня, — видя помятого антропоморфа, выдавил Додо.
Когда неведомая буря ушла из его разума, оставив спутанный клубок мыслей и ощущение пустоты внутри, гоблин взял себя в руки и дал осевшему на пол от облегчения, что все закончилось, Тильке его чай и тарелку с завтраком. Тост с яичницей немного остыл, но был все таким же вкусным и хрустящим, так что, поведясь на дивный аромат, желудок заурчал и потребовал немедленно принять угощение в мелко дрожащие руки и начать уже есть.
Когда последний кусок хлеба с яичным желтком был отправлен в рот, Тилька довольно облизал губы, отпил добрую половину чая и наконец заметил, как переживает сейчас гоблин.
— Ну-ну, успокойся. Давай немного тут приберемся и пойдем, проведем тебе экскурсию. Негоже взрослому гоблину так расклеиваться, верно? — с небольшим упреком заметил младший из близнецов, ободряюще похлопав по плечу.
Собеседник как раз удобно для жеста приободрения сел рядом и с плохо скрываемым благоговением смотрел на собранного и не такого уж легкомысленного, как представил его брат, Тильку.
Золотые нити от венка под колбой, тянущиеся волнами с грацией волос в воде, струились через пальцы гоблина, обращаясь невидимым потоком песка. Артефакт признал в нем хозяина и желал воссоединения, готовый вот-вот заискрить, но, повелеваемый им, оставался в покое до выяснения всех кусочков действительности.
С неясностями пришли и новые ощущения, мрак зарождался в гоблине, дремучий и властный, вместе с покрытыми пеленой густого тумана воспоминаниями он посадил росток самого себя в замутненную провалами в памяти почву. Питаясь неуверенностью носителя и его уязвимостью к влиянию сторонних наблюдателей, он медленно прорастал сквозь барьеры в разуме, подкидывая смутные очертания из прошлого и рождая несильную пока головную боль.
Левый глаз так и не пришел в норму, потому Тилька нашел для гостя повязку, которую носил его брат после неудачного падения головой в песок.
Оба немного отдохнули под журчание реки и постукивания дятлов, чтобы с новыми силами прибраться, переодеться и войти в лифт. Провожатый нажал кнопку «8» и пояснил:
— Для начала давай решим вопрос с моим братом, он написал, что будет курировать доставку, видимо, того злосчастного саркофага. Пошли, поболтаем с ним, а когда все утрясем, познакомлю тебя со своим отделом и стряпней Рози поближе. Чудесная женщина и такая заботливая! — весело добавил довольный мунлан и привел чужака на круговой этаж с его неутомимыми обитателями.
Тут каждый кабинет был открыт нараспашку, сновали деловые работники с посылками, кто-то выше должностью бодро командовал и прикрикивал, остальные послушно раскидывали посылки по кабинетам, откуда через окна в пространстве они передавались дальше, а в середине всего этого балагана возвышался мраморный шпиль с вкраплениями уваровита, вырисовывающими стебель с бутонами из агата и опала. Цветы будто распускались на глазах смотрящего, колыхались вместе со стеблем под неуловимыми порывами ветра, но лишь сфокусируйся, попытайся рассмотреть четче, и магия иллюзии растворится в разочаровании.
Недалеко от лифта расположилась бригада в синих комбинезонах, как у Тильки, подготавливающая посылки к отгрузке и упаковке.
— Что вы тут делаете? — удивленно и настороженно спросил Кальвер, выходя из-за стойки с саркофагом, который отмывала эта самая бригада.
— Я пришел поговорить, — сказал Додо, отрезав Тильке все пути благополучно начать разговор.
— Слушаю, — как можно более спокойно ответил тот, внутренне напрягшись.
— Откуда у тебя резинка моего отца? — в тон ему спросил гоблин, перекатывая бугорки вен на тыльной стороне ладони, сжимая и разжимая кулаки.
— Я нашел ее, — осторожно начал было Кальвер, но понял, что откладывать разговор дальше некуда, и тихо заговорил: — В пещере, где, под завалами, откопал рисунки твоей семьи и тебя, еще маленького. Там был твой дневник, любимые книги.
— Где он?
— В нем говорилось, ты еще придешь, это было написано на открытой странице, в руках у меня он рассыпался. Я готовился к твоему приходу. Взял твои вещи, потому что там же говорилось, как ты обязательно потеряешь память, но ОН обещал, что ты вернешься к ней. К кому, не знаю.
— Что еще ты скрываешь?
Самообладанию гоблина можно было позавидовать, его черные волосы спадали на плечи волнами после тугой косы, а один глаз, закрытый повязкой, так и не стал прежним, и если бы тот ее снял, то новые знакомые содрогнулись бы в немом почтении, ведь они точно знали бы, кто перед ними.