ГЛАВА VIII. Инесса.
Представление Владычицы Леса.
— Ничего у меня не болит... я хочу папу увидеть... — она бросилась к Таймону, убирая мои руки с его спины. Я позволила ей это, ведь сердце не выдержало бы, если бы я посмела обидеть дитя.
— Детка, он точно твой папа? Или стал им со временем? — я спросила осторожно. Я слишком хорошо знала правила родословной в особняке: либо убивают родителя, либо ребёнка, всё зависит лишь от того, кто принесёт больше пользы.
— Настоящий папа меня не любил, только папа Таймон... — её голос дрогнул, и это разбивало сердце сильнее всего. Удивительно, но именно он — суровый, мрачный убийца — оказался ближе всех для этой девочки. Может, он и не был так уж суров в глубине? Кто знает. Я смотрела на четверых ребят и их слова переживания и заинтересованности состояния Таймона, но внутри меня рождалось желание обратиться напрямую к тем, кто сейчас держит эту книгу в руках.
Позвольте мне назваться: я — Инесса Форсэйм, дочь владыки природы Дэбриала Форсэйма. Я — молодая правительница леса. Мне семьдесят один год. Для простых людей это уже старость, но для таких, как я, это всего лишь отрочество, юность, наполненная тенью родителей и сестры. Моей старшей сестры, Анделы Форсэйм. Она добровольно отдала себя в жертву... неведомо кому. Ради чего? Ради того, чтобы души нашего клана могли перерождаться до тех пор, пока проклятие не будет окончательно сломлено.
Сейчас конец майской весны 1980 года. Вороны каркали на ветках, лес сам вёл меня к цели — к Яблоне. Я хотела испечь для ребят яблочный пирог. Смешно? Владычица тьмы и природы с демоническими силами, а печёт пироги. Но вот парадокс: сила не равна натуре. Она может быть демонической, но характер — нежным. Это выбор каждой живой сущности, как использовать свои полученные силы.
Трава и сухие ветви хрустели под ногами, длинное чёрное платье цеплялось за грязь и пыль. Мой путь преградили острые сучья. Для смертных они опасны, но не для меня. Я протянула бледную руку, и из пальцев посыпался чёрный дым с искрами, словно песок с ногтей. Ветки сами расползлись в стороны, открывая проход. И вдруг — за кустом ежевики я увидела маленькую фигурку. Девочка. Меган. Сгорбленная, одинокая, сидела на камне, уставившись в василёк. Я поставила корзину и присела рядом. Её глаза — разноцветные, детские — вспыхнули, когда она заметила меня.
— Тётя Инесса...
— Зови просто Инесса, я ещё не такая старая, — улыбнулась я, отмахиваясь рукой. Всегда неловко, когда дети видят во мне «взрослую». Я сама до сих пор не могу смириться, что моё детство закончено, и изо всех сил держу внутреннего ребёнка за руку, чтобы не потерять его в этом мире боли. Чтобы разогнать тишину, я кивнула на цветок:
— Меган, что это у тебя в руках?
— Василёк... синий. Я для тебя сорвала, — сказала она тихо.
Моё сердце растаяло. Я взяла цветок, вдохнула его аромат и прижала к губам.
— Это очень мило, дитя.
— Прости... что я дёргала твою руку. Я просто боялась за папу Таймона, — в её голосе слышалась неловкость, взгляд прятался в землю.
— А кто бы не боялся за того, кто стал твоим сердцем? — я ответила мягко. Меган подняла на меня глаза. Когда-то — испуганные и полные предубеждений, теперь же — с уважением и странным чувством безопасности.
Раньше она смотрела на меня, как на палача: ведь слышала о слухах, будто я душила до смерти, лишала удачи прикосновением. Но я просто защищалась. Силой я почти не пользовалась на людях, пока гнев не заставлял. Я подумала: знает ли ребёнок, что такое настоящий гнев? Это сначала стук сердца, острый, частый. Потом — холод в пальцах, дрожь, горящие глаза. Дальше — желание держать взгляд, не моргать. Тело готово к драке. Или к уходу. Три пути: удар, компромисс или бегство. И каждый из нас сам выбирает, куда повернёт.
— Понимаешь, Меган, — я заговорила осторожно. — Не все демоны злы. Люди исказили смысл силы. Демоны лишь использовали её не так.
— Что ты хочешь этим сказать? — её брови приподнялись. Она слишком мала, чтобы понять.
— Что не стоит бояться своих недостатков, — я наклонилась к ней. — Они могут стать силой.
— Как это? — Меган вскинула голову.
— Например, я. Я слышу голос леса, но моя сила кажется мрачной. Люди видят меня злой лишь по облику. А знаешь почему?
Она отвернулась, шёпотом ответив:
— Потому что такие, как ты, делали больно.
В груди у меня кольнуло стыдом, хоть вина была не моей, а предков. Но прежде чем я продолжила, Меган резко отрезала:
— Пытаешься сказать, что демоны добрые? Тогда докажи. Только Брайан доказал.
Моё терпение зазвенело, как струна. Я ненавижу доказывать невиновность. Ребёнку — особенно. Но я сдержалась.
— Меган, не у каждого нужно требовать доказательств. Давай лучше...
— Что «давай»? — перебила она, её глаза сузились. — Ты пришла в ловушку меня заманить?
Слова резали, как лезвия. Я глубоко вдохнула, руки сами упали на бёдра со стоном раздражения.
— У меня нет намерения навредить тебе. Если бы хотела убить, давно бы сделала это. — Мой голос срывался на рычание. — И кроме того, это нарушение кодекса. Назяин бы устроил мне такой «разговор», что лучше не представлять.
— А откуда мне знать, что ты не та тень, что набросилась на меня? — её глаза дрожали, но голос резал холодом.
— ПОТОМУ ЧТО Я ТА, КОТОРАЯ СПАСЛА ТЕБЯ В ПЯТЬ ЛЕТ, КОГДА В ТЕБЯ ХОТЕЛИ ВЫСТРЕЛИТЬ ЗА «БЕСПОЛЕЗНОСТЬ»!
И лес замолк. Птицы осеклись, ветер стих, время застыло. Я сорвалась, схватила пустую корзину и с яростью собрала яблоки силой, не касаясь руками. Тяжело дыша, я топнула и пошла прочь.
— Если я тебе так не нравлюсь, дитя моё, значит, не суждены мы для нежных общений! — бросила я через плечо, сдерживая слёзы. Но Меган так и осталась сидеть на камне, неподвижная, будто окаменела. Я же, утирая глаза, шагала обратно к особняку. На пути меня остановил Брайан. Его лицо было мёртвым, глаза пустыми, без искры жизни.
— Инесса. Там Таймон...