«Брак по приказу»

***

      — Знаешь, кого я больше всего ненавижу? — Зотов не удостоил Марину даже взгляда, после того, как она честно рассказала ему историю своего не самого благородного и славного попадания в «Пятницкий».

      Правда, рассказала не всё — духу не хватило. Она не смогла назвать фамилию человека, на которого должна была собрать компромат, заменив нейтральным «отдел». Она так боялась упасть в его глазах, что не сразу поняла, что сделала это своим внезапным признанием. Но на душе стало легче. Если уж и предстоит умереть, то лучше так, безо лжи человеку, ставшему вдруг дорогим и важным.

      А Миша таким стал. Он ураганом ворвался в её жизнь, заставив смотреть на всё по-другому. Почему-то им она не могла пользоваться, ему она не хотела врать. Его хотелось только любить. Любить его надменную, ставшую уже фирменной, усмешку, любить его холодный взгляд зелёных глаз, такой цинично холодный и временами страшный. Любить властность и самоуверенность. Просто любить и получать любовь взамен.

      — Я ненавижу стукачей. Таких, как ты, — он вдруг повернулся, и глаза молодых людей встретились.

      Марина видела ненависть. Безумную, не знающую конца и края ненависть. Михаил её ненавидел. Хотелось плакать, бить кулаками в стены и громко кричать от несправедливости. Ещё один счёт от судьбы, ещё одна монетка должна упасть в её карман за содеянное. Правда, монета оказалась слишком высокой цены. Но судьба любит честность, она всегда забирает долги.

      — Мразь, — он посмотрел на серый потолок.

      Казалось, что они в яме, сырой, холодной, глубокой. Казалось, что выхода нет и не будет, хотя теперь выход этот перестал быть нужным. Ещё один просчёт, опять Миша ошибся, опять доказал самому себе, что не бывает у него в жизни заветного «хорошо». Может, оно и правильно, может, он этого не заслужил. Может, верёвочке уже пришёл конец.

      — Миша… — закусив губу, Уварова закрыла глаза, а по щекам заструились обжигающие слёзы раскаяния.

      — Раз уж мы решили с тобой перед смертью исповедоваться друг другу, — Зотов мерзко ухмыльнулся, — то слушай, — он облизнул разбитые губы. — Ты спрашивала, убивал ли я, да? Так знай: убивал, — голос был тихим, и от этого почему-то пугал. — Много-много убивал. Про палачей, я думаю, ты слышала. Я палач, — он опять усмехнулся, как будто эти воспоминания доставляли ему радость, — мы все убивали. Не один раз убивали, иногда не тех, мы тоже люди, хоть и палачи, мы тоже ошибались. А ещё знаешь, кого я убил? — он сделал паузу, наслаждаясь ужасом на лице девушки. — Мать и дочь. Убил. Ночью. А потом сжёг, чтобы никто и никогда не узнал, кто это сделал. Вот так просто, представляешь?

      — Но палачей же... — до Марины медленно доходило сказанное, она смогла переварить только начальную часть истории, а вторую не хотела даже запоминать.

      — А ты забыла про Грачёва? — он усмехнулся. — Вот-вот, Мариша.

      На душе ни черта не становилось легче. Да и не хотел Зотов этого, не хотел вымаливать себе прощение, каяться в грехах и зарабатывать амнистию. Он просто хотел казаться хуже, казаться тем, кем его считали окружающие и он сам, а Марина почему-то решила, что он другой. Он как будто устроил соревнование на звание «Самая большая мразь Москвы» и всеми силами хотел получить пальму первенства.

      В глазах Уваровой был страх, и это так радовало его. Хотелось говорить больше, рассказать всё, что он делал, вспомнить каждую свою подставу, каждую пулю, убившую неповинного или неугодного, вывалить на несчастную всё ведро скопившихся помоев в его душе. Потому что скоро будет поздно говорить это всё, потому что он скоро будет расплачиваться свой жизнью и катиться в Ад.

      Они сидели и молчали. Марина пыталась убедить себя, что всё закончится благополучно, что сейчас случится чудо, но получалось плохо, и она просто беззвучно плакала, прижимая коленки к груди. Зачем было это всё? Зачем ей были эти дурацкие звёздочки, ради которых она кинулась в пекло под названием отдел Министерства внутренних дел «Пятницкий»? Неужели они дороже жизни? Для чего она так ужасно вела себя по отношению к Фетисову, по сути, давшему ей всё: те самые звёздочки, искреннюю любовь, деньги, в конце концов? Что и кому она хотела доказать, соблазнив нового опера СЗКС? Она же не чувствовала к нему ничего. Просто пыталась разозлить мужа и довести до ручки?

      А Миша просто вспоминал, пытаясь подбить итоги жизни. Что хорошего у него было, чем он дорожил, кого любил и любил ли вообще? Бывшую жену Марину, которая постоянно верила в его сказки о работе и считала добрым дядей полицейским, который бескорыстно помогает людям? Или, может, Леру, которая была младше на десять лет и как-то неожиданно вскружила голову? Или кого-нибудь ещё — любил? Что он оставляет после себя, кто придёт к нему на могилу сказать хотя бы одно доброе слово? Наверное, никто. Отец и тот поспешит забыть о недоразумении по имени Михаил Евгеньевич Зотов, потому что больше тридцати лет он доставлял одни проблемы.

      За дверью раздались шаги, потом кто-то уронил связку ключей и начал материться. После дверь распахнулась, и вошёл один из людей Вахтанга. В потёртых, кое-где даже порванных джинсах, копеечной грязной куртке, со всклоченными волосами и сигаретой между пожелтевшими зубами — он походил на какого-то алкаша.

      — Ну, чё у нас здесь? — осведомился мужчина, после того, как заложил сигарету за ухо. — Добавить тебе ещё? — он глянул на Михаила, затем чуть прикрыл дверь и очень неосмотрительно вошёл.

      У Зотова сработал инстинкт, отвечающий за самосохранение. За долю секунды он просчитал возможный вариант развития событий и ловко сбил мужчину с ног выпадом, превозмогая боль. Под благой мат и стоны, он поднялся с места и пару раз приложил человека головой о бетонный пол, затем повернулся к Марине, зажавшей рот ладонями, чтобы не закричать — она со страхом наблюдала, как на полу образовывалась лужица алой крови. На её глазах Миша убивал человека, а на его лице не дрогнул ни один мускул.

       — Поднимайся, — приказал Зотов, но девушка в ужасе замотала головой. — Ты жить хочешь? — майор принялся рыскать по карманам убитого. — Если не хочешь — оставайся, я не расстроюсь, — он вытащил сотовый и ключи от машины, затем пистолет. — Остаешься?

      Уварова продолжала в ужасе смотреть на знакомого, затаив дыхание. Он убил человека. Просто взял и убил. Убил и спокойно обыскал карманы.

      «Боже…» — к горлу подкатил тошнотворный комок.

      — Твою ж мать, — Зотов схватил её за руку и потянул к себе, заставив подняться.

      Марина взвизгнула, и Михаил тут же зажал ей рот ладонью, а затем буквально вытащил в тёмный коридор. Он быстро осмотрелся, соображая, где выход, и повёл девушку в нужном направлении.

      — Михей! — раздалось в конце коридора. — Михей! — мужчина чертыхнулся. — Ты что там, помер?

      — Быстрее! — Зотов почти бежал, и Марина едва успевала за ним.

      Уже через пару секунд они вырвались на свободу и вдохнули чистый лесной воздух. Слишком яркий дневной свет сначала ослепил, но затем подарил надежду — они освободились, у них есть шанс на жизнь.

      Схватив Марину за руку, Михаил почти побежал к автомобилям, на ходу по памяти набирая номер Зиминой — благо была ситуация, когда цифры пришлось выучить наизусть. Длинные гудки раздражали, казалось, что они длятся бесконечно долго, а начальница всё никак не отвечала.

      — Зимина, — она сняла трубку неожиданно.

      — Это Зотов, — Михаил отпустил Марину и достал из кармана ключи с брелоком в виде автомобильного знака «Пежо», затем щёлкнул кнопкой сигнализации.

      — Вы куда пропали? — строго осведомилась Зимина, которая с самого утра была как на иголках из-за проверки в отделе. — Почему телефоны молчат?

      — Мы у Вахтанга.

      — Где?! — только и смогла сказать женщина.

      — Ирина Сергеевна! — подавляя в себе желание подобрать подходящую рифму к реплике начальницы, Миша с силой ударил кулаком по капоту и сразу же сел в салон. — Сейчас вам Марина всё расскажет, — он передал сотовый Марине и повернул ключ, после чего мотор заработал.

      — Толком можно объяснить? — Зимина начинала раздражаться ещё больше. Можно подумать, у них проблем мало, ещё и эти двое вляпались в историю.

      — В двадцати минутах от санатория, — немедленно начала объяснения девушка, — за железно-дорожной станцией, здесь какие-то склады, кажется. Нас приняли люди Вахтанга, привезли сюда. Сам он уехал.

      — Выбраться можете? — постучав ноготками с безупречным маникюром по столу, Ирина отодвинула подальше документы, принесённые на подпись Щукиным.

      — Уже...

      — Быстро оттуда, — приказала Зимина. — Быстро! Я высылаю наряд! — она отключилась, и незамедлительно набрала другой номер, где собеседник ответил мгновенно: — Городской поселок Октябрьский, примерно в двадцати минутах езды склады или что-то вроде того, по направлению к станции. Наряд туда, срочно.

      Услышав заветное «Понято, Ирина Сергеевна», женщина вышла из-за стола, накинула на плечи шубу, схватила со стола ключи, после сумку и быстро вышла за дверь, едва не сбив с ног Ткачёва, который, напротив, собирался войти в её кабинет.

      — За мной, Паша, — приказала Ирина, запирая на ключ дверь, — быстро!

      — Ирина Сергеевна, — он послушно шагал за начальницей, — я здесь узнал про Уварову, как вы просили, в общем...

      — Рома! — Зимина заметила Савицкого, который уже пару часов шастал по отделению как заведенный, задним числом оформляя бумаги для задержания Сергея Волкова и Артёма Горинова по распоряжению Михаила Евгеньевича.

      — Что, Ирина Сергеевна?

      — Собирайся, — она застегнула своё манто, — и куртку Ткачёва возьми. По дороге расскажешь, — она мельком глянула на Павла и сразу же направилась к выходу.

***

      — Возьми, — Миша положил на колени Марине пистолет, а сам ещё сильнее сжал руками руль, спеша покинуть место своего заточения.

      — Что это?

      — Сама не видишь? — он с каждой секундой прибавлял скорость, прекрасно понимая, что побег сейчас обнаружат и Вахтангу станет об этом известно незамедлительно. А тот не был похож на человека, так просто отпускающего пленных. И дай Бог выйти из этой передряги хотя бы живыми, потому что остаться невредимыми едва ли удастся. Зотов это понимал и своих мыслей ничуть не стеснялся. А что? Он тоже живой человек, он тоже знает, что такое страх и дыхание смерти.

      — Я не буду стрелять… — Марина покачала головой.

      — Твою мать, Уварова! Нас грохнут к чёртовой матери, ты понимаешь это?! — Миша повысил голос. — Если сама жить не хочешь, то пулю оставь и застрелись потом, а мне на тот свет пока не охота!

      — Я не могу убить человека! — закричала она в ответ.

      — С предохранителя сними, дура! И делать будешь, как я скажу, поняла?! — опер гневно зыкнул на неё.

      Сглотнув, Марина проверила количество патронов — девять, значит, это пистолет Миши. Что же, у преступников есть фора на одну пулю. Сердце бешено ударялось о грудную клетку, а девушка послушно сняла оружие с предохранителя. Не так сложно: механические действия, которые она три раза в неделю повторяла в тире. Вот только там были мишени, а здесь будут живые люди…

***

      — Михей! — опять закричал напарник уже мёртвого мужчины. — Иваныч, поди проверь.

      — Сходи да проверь, я что, нанимался? — Иваныч, который получил своё прозвище не по отчеству, как можно было подумать, а по имени — Иван, продолжал резаться в карты с Гришей по кличке Академик.

      Четвёртый из шайки Вахтанга, используемой для таких вот мелких грязных делишек, — Жека Курчавый, который не обзавёлся кличкой, сплюнул, затем поднялся со старенького продавленного дивана и, шаркая ногами по бетону, поплёлся проверять, что случилось с Михеем.

      — Михей, твою налево, ты что там делаешь?! — в длинном коридоре было темно и тоже пахло сыростью, но Курчавый к этому уже привык. — Вахтанг сказал не трогать девку до него! Ты слышишь?! Михей! — Жека заметил, что дверь приоткрыта, затем несмело потянул её на себя и диким голосом заорал.

      — Чего там?! — крикнул Академик, бросая на пиковую даму напарника козырного бубнового туза.

      — Михея грохнули!

      — Твою ж мать! — Иван швырнул карты на высокий деревянный ящик, который служил им столом, и бегом кинулся к Курчавому, а за ним поспешил и Гриша.

      Михей лежал посередине комнатушки, а кровавая лужа становилась всё больше. Зотов не оставил ему шансов, ударив виском.

      — Звони Вахтангу, — Иван посмотрел на Академика, потом присел и проверил у «коллеги» пульс, который, конечно, уже несколько минут отсутствовал.

      — А что я? Сам звони.

      — Ты у нас главный, — поддержал Жека, — так что звони.

      — Да он нас кончит! — Гриша снял с головы шапку и вздохнул.

      — Он нас и так, и так кончит, — Курчавый чуть повысил голос, — звони!

      Сейчас бы надо было пропустить рюмашку, а то и две — для храбрости и за упокой, но пить во время работы шеф не позволял, а за проступок следовала неминуемая кара — удары дубинкой Гарика, родного племянника Вахтанга, который всё время был со своим дядей, участвуя во всех разборках и тёрках.

      — Вахтанг Тигранович? — услужливо проговорил Академик, потирая седую макушку, как только услышал голос начальника. — Здрасьти.

      — Виделись уже, Григорий. Что стряслось?

      — Тут это… Эти двое, короче…

      — Что случилось? — голос приобрёл металлические нотки, а мужчина привстал из своего кресла, опираясь на трость.

      — Михея нашего грохнули и смылись.

      — Как вы это допустили? — мужчина говорил спокойно, с чувство собственного достоинства, но с такой жёсткостью, что от этого хотелось забиться в угол. — Найти, — распорядился он, присаживаясь на место, и взял маленькую чашечку с золочёной ручкой, где остывал чай, — немедленно найти их. И пусть только через час их не будет у меня…

       — Понято, Вахтанг Тигранович, будет сделано, — он поспешил сбросить вызов и убрать старенький мобильник в карман. — Найти и к шефу, — он сглотнул и первым вышел.

***

      С силой вжимая педаль в пол, Зотов крепко держал руль, сосредоточенно глядя вперёд. Всё его тело было напряжено, ныло от противной боли, но думал он лишь о возможности оторваться. Казалось, что ещё секунда — и преследователи окажутся за ними, начав палить по стёклам. Возможности куда-то свернуть, чтобы хоть как-то попытаться вырваться, не было. Кругом лишь унылый лес и бесконечная узкая дорога, где то и дело приходилось цеплять колёсами обочину, завидев встречный автомобиль, потому что две машины попросту не умещались.

      Марина нервно стучала пальцами по коленке, другой рукой сжимая пистолет с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Она всё ещё надеялась, что стрелять не придётся, верила, что высланный наряд успеет приехать раньше, и они просто уберутся из этого проклятого городишки куда подальше.

      Впереди замаячил поворот на заснеженную лесную тропку, и Михаил задумался, стоит ли сворачивать, однако раздумья были недолгими. На дорогу оттуда выскочил автомобиль, в котором их с Уваровой привезли на склады. Зотов резко вывернул руль, избегая столкновения, «Пежо» занесло на скользкой дороге, но мужчине удалось справиться с управлением. Он увеличил скорость, наплевав на всякую безопасность, а пришедший в себя водитель «Мерседеса» начал погоню.

      — Приготовься, — Миша посмотрел в зеркало, на глаз пытаясь определить, на каком расстоянии от них находятся люди Вахтанга, — сейчас начнут палить.

      Марина напряглась и крепко сжала оружие.

      На крутом повороте пришлось немного сбавить скорость, и эта секунда дала преступниками фору. Один из них высунулся в окно, прицеливаясь, но Уварова его опередила — девушка, заранее опустившая стекло, выпустила пулю, целясь в запястье мужчине, но попала в предплечье, что тоже было хорошо. Он уронил пистолет, который тут же отлетел назад от удара колеса.

      Впереди замаячила машина, требовалось съехать на обочину, опять теряя драгоценное время, но в то же время...

      Мужчина не успел додумать свою мысль, потому что автомобиль снова занесло и развернуло поперёк. Академик не успел затормозить и врезался в «Пежо» с той стороны, где сидела Марина. Водитель встречного автомобиля, в один миг растерявшись, вывернул руль не в ту сторону, ударяясь в изрядно подпорченную машину сзади. В результате всего этого иномарка полетела в кювет, и Зотов уже не мог ничего сделать. Затем был сильный и короткий удар и наступила темнота...

      Из внедорожника выскочила молоденькая девушка с телефоном в руке. Дрожащими пальцами она попыталась разблокировать трубку, крича в истерике, что срочно нужно вызвать врачей.

      — Не нужно! — приказал Академик, по лицу которого тонкой струйкой сочилась кровь, его задело разбитым стеклом. — Это опасные преступники, я уже вызвал полицию. Вам лучше уехать, — он пытался говорить спокойно, но это удавалось с большим трудом, голос предательски дрожал, готовый в любой момент сорваться.

      — Но...

      — Уехать, — повторил он, — это лучший вариант.

      — Точно? — девушка была напугана и дрожала всем телом. — Им же требуется помощь.

      — Уезжайте, пока здесь нет полиции. «Скорую» я вызову сам.

      Девушка недоверчиво осмотрела подозрительную личность, затем что-то просчитала и вскоре рванула с места, дабы не навлекать на свою голову лишние проблемы. Мужчина уселся обратно в салон.

      — Чёрт с ними, пусть дохнут, — Курчавый уже успел наложить Ивану самодельный жгут. — Иваныча надо в больницу, потому что он помрёт.

      — А Вахтанг? — Академик сомневался, привычным жестом потирая макушку.

      Иван протяжно застонал, вновь ощутив приступ сильнейшей боли. Григорий только махнул рукой и дал по газам, спеша покинуть место происшествия. 

***

      Зотов ничего не соображал. По лицу текло что-то липкое, во рту был стойкий металлический привкус. Сделав над собой огромное усилие, он повернул голову вправо и увидел Марину. Девушка была без сознания, вся в крови, но дышала. Михаил отчётливо это понимал, а значит, не всё ещё потеряно, значит, можно попытаться сделать последний рывок, освобождаясь из бездны.

      Где-то вдали слышался вой сирен.

      Михаил снова попытался собрать в кулак всю силу и выбраться, но не ничего не вышло. Он не мог пошевелить рукой или ногой, его словно парализовало, а рассудок снова стал застилать туман.

      Он пытался что-то говорить, хотел закричать, позвать на помощь, но и это было недоступно. Его пугала эта полнейшая безсильность, он продолжал пытаться двигаться, но всё было тщетно.

      — Живой? — раздалось как будто за стенкой.

      — Живой. Давай, быстро, помоги мне, — говорила какая-то женщина, но сил не было даже на то, чтобы попытаться понять, кто она и её собеседник-мужчина.

       — Здесь ещё Уварова… — заговорил кто-то третий, тоже мужчина, но кто?

      — Да чёрт с ней! Нужно Зотова вытаскивать, пока не рвануло всё, — резко бросила женщина.

       В голове стучали тысячи маленьких молоточков, а все слова потеряли смысл. Нет, он, кажется, понимал их, но никак не мог всё это сопоставить, понять, что происходит.

      «Зотов…»

      «Уварова…»

      «Не рвануло…»

      Обрывки, просто куски фраз, которые не хотели состыковываться в мозгу.

      — Успеем?..

      — Да чёрт его знает. Тащи.

      — Нужно ещё дальше!..

      — Да понимаю я!.. Зотов!.. Не смей отключаться!.. — приказала всё та же женщина. — Зотов, твою мать!..

      Михаил ощутил под собой холодную землю, открыл глаза, увидел женщину и мужчину, но их очертания были размыты. Голова трещала, словно кто-то бил в барабан прямо над ухом. В горле застрял неприятный рвотный ком, хотелось очистить желудок, однако даже этого он не мог.

      Но с морозным воздухом на место возвращался рассудок, картинка медленно приобретала резкость.

      — Успеем?.. — вновь донеслись слова мужчины.

      — Не знаю, — нерешительно отозвалась женщина. — Её зажало, нужно время…

      — Оставайтесь здесь.

      Михаил увидел, как чья-то фигура замаячила перед глазами, быстро направляясь к машине. Зотов поднялся на ноги и, шатаясь, попытался идти вперёд, следом за неизвестным мужчиной.

      — Стой! — он ощутил, как его с силой схватили за запястья.

      — Там… — пробормотал он, ощущая, что ноги подкашиваются, — Марина…

      Его силой держали, а время потеряло свой смысл. Сколько прошло? Минута или час? Зотов не соображал, только щурился и шатался из стороны в сторону, сжимая руками голову.

      Снова был слышен вой сирен, но где-то далеко. Или ему это просто казалось? Резкость опять пропала, и мир стал размытым.

      — Ложись! — закричала вдруг женщина.

      Миша почувствовал, как чьё-то тело придавило его к земле, лицо окунулось в колючий снег, пахнущий хвоей, а затем прогремел взрыв, окатив его волной жара.

      — Марина! — прокричал мужчина, пытаясь встать. — Марина!

      — Тихо, Миша, тихо, — зашептала женщина, и до Зотова дошло, что это Зимина, — тихо, — снова повторила она.

      — Мари-и-и-на-а-а… — жалобно протянул он, глядя на горящий автомобиль, где ещё несколько минут назад был сам.

      Ему удалось встать на колени — на большее не было сил.

      — Марина-а-а… — продолжал он.

      — Ткач… — только выдохнул мужчина рядом. — Ткач, мать твою! — он с силой ударил кулаком по дереву рядом.

      — Тихо, Миша, — Ирина по-матерински гладила Зотова по голове, а мужчина, которым оказался Савицкий, уже что-то объяснял людям за спиной, схватившись за голову, — ты ей уже ничем не поможешь.

      — Марина-а-а-а…

***

      ОМВД «Пятницкий» в пять утра был окутан негой. Уставшие дежурные, у которых выдалась очень «весёлая» и насыщенная ночь, дремали. Два наркомана, что в два часа ночи по Московскому времени загорелись гениальной идей грабить винно-водочный отдел круглосуточного магазина, тоже уснули на лавочке в клетке и теперь только мило храпели на весь коридор.

      Зотов приехал в отдел в начале шестого. Он был спокоен, шёл ровно, только постоянно сжимал и разжимал кулаки. Единственный бодрствующий в это время Олег был несказанно удивлён, увидев начальника криминальной полиции, чуть привстал, поприветствовал его, сразу подал ключ.

      Но Михаил его, казалось, не замечал. Он как будто смотрел сквозь мужчину, целиком и полностью поглощённый своими мыслями.

      После аварии он отказался от госпитализации, хотя был достаточно покалечен, к тому же врач был уверен в сотрясении мозга, да и эмоциональное состояние было даже не на нуле, а ушло далеко в минус. Он только сидел в служебной машине Зиминой, куда его почти силой затолкал Савицкий, и бессмысленно смотрел на работающие мигалки кареты скорой помощи. Медсестра обрабатывала раны и ссадины на лице и руках, но Миша даже не чувствовал, как жжёт перекись водорода. Он ничего не чувствовал, как будто выпал из реальности.

      В голове была лишь одна мысль: Марина погибла. Какая бы она не была, что бы она ни сделала, она погибла. Неужели он обречён или, может, проклят? Почему те, кто ему дорог уходят навсегда? Из-за чего эта несправедливость? Даже он, наверное, такого ужаса не заслужил.

      — Тебе точно не нужно в больницу? — голос Ирины был тихим и непривычно мягким. — Миша... Миша, ты слышишь? — она тронула его за плечо.

      — М-м-м?

      — В больницу не нужно?

      — Отвезите меня домой, — он повернулся, усаживаясь в салон, и захлопнул дверь, ограждая себя от случившегося.

      Дома как всегда было тихо и пусто. Он уже привык к этому и даже чувствовал какой-то относительный уют или что-то, очень на уют похожее. Зотов и сам не знал, как это назвать. Он неспешно обошёл комнаты, потом открыл все окна — казалось, что в квартире стоит невыносимая духота. Мужчина принял душ, затем почти двадцать минут искал какое-нибудь успокоительное, чувствуя, что руки то и дело мелко подрагивают. Пить не хотелось. Ничего сейчас не хотелось. Разве что сдохнуть вместе с Уваровой.

      Из-за превышенной дозы успокоительных капель, которые покупала ещё жена, как казалось, в прошлой жизни, он уснул, а очнулся только в четыре утра и то из-за того, что в спальне стоял пробирающий до костей холод. Закрыв окна, Михаил собрался и поехал в отдел, не соображая, который час.

      Он снял куртку, бросил на стулья рядом с кабинетом следователей.

      — Артёма Горинова в допросную, — он бегло посмотрел на дежурного, — и ключ мне. Бумагу с ручкой принесёшь.

      Олег молча протянул ключи, и Зотов направился в нужное ему помещение «Пятницкого».

      Он сел на стул, затем снял псевдо-обручальное кольцо и, положив на стол, сплёл пальцы в замок.

      Вскоре задержанного привели и усадили напротив мужчины, положив рядом с кольцом несколько листов бумаги и ручку.

      — Я не хочу применять силу, — спокойствие Зотова пугало и не сулило ничего хорошего. — Давай ты просто напишешь чистуху, и мы разойдёмся. Тихо и мирно.

      — Я не буду ничего писать, — Артём смотрел исподлобья, скрестив руки на груди. — Делайте, что хотите, а я писать не буду.

      — Писать ты не будешь только в том случае, — Михаил поднялся, — если я переломаю тебе пальцы. Один за другим. Медленно и мучительно. Тебе когда-нибудь ломали пальцы, мальчик? — он склонился к парню. — Хруст костей такой замечательный. Это моё любимое развлечение, — убрав руки в карманы, мужчина начал ходить вокруг стола. — Потом я буду ломать тебе рёбра. Ну, если ты не подохнешь от адской боли до этого. Ты будешь орать и просить тебе помочь, но никто не придёт, потому что все мы тут заодно. Утром приедет кто-нибудь из моих оперов, мы замотаем тебя в чёрные пакеты и вывезем в лес, где закопаем. Это один расклад. Другой. Ты напишешь чистуху, я даже тебе всё продиктую, мы передадим дело следственному комитету. Суд даст тебе пятнашку. Или двадцатку — это максимум. Срок скостить не обещаю, мне до звезды, сколько ты там просидишь. Ты выйдешь в тридцать пять или сорок, а если очень повезёт, то, может, и в тридцать по амнистии и будешь жить спокойно на воле. Разве что девочки во сне будут приходить, но это такая мелочь. Так что мы будем делать?

      Горинов молча смотрел на мужчину, который остановился слева от него. Зотов откровенно пугал. Его глаза были пустыми, на лице не было никаких эмоций. Он казался каким-то каменным изваянием. Раздумья Артёма затягивались, и Миша был этим очень недоволен. Дав ему ровно пять секунд и так и не дождавшись ответа, Зотов схватил парня за шею и ударил лицом об стол. Тот заорал.

      — Заткнись, мразь! — он схватил Горинова за грудки, заставил подняться на ноги и, оттолкнув к стене, стал без разбору молотить кулаками.

      Парень пытался прикрывать лицо ладонями, но озверевший Зотов продолжал наносить удары, сбивая в кровь костяшки на руках. Артём полетел на пол, и Михаил перешёл к ударам ногами. Он бил сильно, не думая о последствиях, вымещая этим всю свою злость, боль и разочарование. Если плохо ему, то пусть будет плохо и кому-то ещё.

      — Получай! Получай, сука! — орал он. — Не тебе решать, кому жить, а кому нет. Не тебе, мразь! Ты сейчас эту бумагу жрать будешь, понял?! Урод!

      — Миша! Ты же его убьёшь! — на крики в допросную прибежал разбуженный опер Виталий, который этой ночью дежурил. — Миша! — он оттянул начальника в сторону. — Миша!

      Зотов вдруг пришёл в себя и уставился на полуживого парня, который кашлял и сплёвывал кровь.

      — Всё нормально? — оперуполномоченный отошёл чуть в сторону.

      — Да, — Михаил смахнул с окровавленной рубашки невидимую пылинку. — Иди, я сам разберусь.

      — Точно?

      — Вышел!

      — Не надо... — простонал Артём.

      — А ты заткнись! — гаркнул мужчина. — Вон пошёл!

      Дверь захлопнулась, и Михаил присел на корточки перед задержанным.

      — Продолжить или ты будешь говорить?

      — Говорить, — он испуганно жался к холодной стене.

      — Я слушаю, — Зотов уселся обратно на стул и закинул ногу на ногу.

      — Они все проститутки, — Артём кое-как сел, затравленно глядя на полицейского. — Модели чёртовы. Простые шлюхи. Ольга... Моя невеста... была. Мы собирались пожениться этим летом, а потом я узнал, что и она... — он вновь закашлялся.

      — Остальных за что?

      — За это же... Чтобы головы не дурили нормальным людям. Девушки... за бабло ноги перед каждым раздвигают. Тупые твари...

      Когда допрос был завершён, Зотов удовлетворённо перечитал признательные показания Артёма Горинова, а самого задержанного увели от греха подальше. Сложив лист бумаги вдвое, Михаил вышел, вымыл руки, затем взял ключ от своего кабинета и уселся писать отчёты и рапорты по проведённой операции. Это, как ни странно, помогало не думать ни о чём. Миша как никогда честно и благородно везде указывал имя Уваровой, отчитываясь о проделанной работе.

      От этого страшного спокойствия хотелось выть, но он держался — непривычно спокойный, если не сказать непроницаемый.

      — Миша? — в кабинет заглянула Зимина, и до Михаила вдруг дошло, что за окном уже светло.

      — Да, Ирина Сергеевна, — он положил ручку на стол, — вы что-то хотели?

      Женщина вошла, расстегнула шубу и прикрыла дверь.

      — Просто хотела узнать, как ты. Всё хорошо? — она присела за стол и по привычке сплела пальцы в замок.

      — Да, всё хорошо.

      — Может, тебе нужен отпуск или пара отгулов? Ты говори, я отпущу.

      — Нет, всё нормально, — сдержанный, словно ничего не произошло.

      — Как знаешь. Ты во сколько на работу приехал?

      — Не помню, если честно. Наверное, рано.

      — Рано, да? — грустно усмехнувшись, Ирина только покачала головой. — Где мой кабинет, ты знаешь, если что...

      — Если ничего, — несколько раздражённо бросил мужчина и собрал в стопку заполненные бумаги: — Возьмите, здесь все рапорты, отчёт и моё ходатайство о награждении Уваровой.

      — Послушай, Миша...

      — Извините, — он решительно поднялся, давая понять, что разговор окончен, и, сняв пиджак, повесил его на спинку стула, — мне нужно допросить Волкова. Прямо сейчас.

      Начальник СКП вышел, а Зимина взяла в руки ходатайство. Просмотрев безукоризненно заполненный документ, она усмехнулась, а затем разорвала его в клочья и без малейшего сожаления выбросила в ещё пустое мусорное ведро.