Эпилог. «Будущее наступило»
***
— Указом Президента Российской Федерации, — уверенно и громко говорил Евгений Петрович Грачёв, стоявший рядом с трибуной в актовом зале отдела «Пятницкий», — за умело проведённые действия по раскрытию уголовного преступления и поимку особо опасного преступника, за храбрость и самоотверженность, проявленные при исполнении служебного долга, награждается благодарностью за отличие в охране общественно порядка майор полиции Зотов Михаил Евгеньевич — начальник службы криминальной полиции отдела Министерства внутренних дел «Пятницкий».
Стоявший рядом с ним Миша лишь дёрнул уголками губ. Слова как будто проходили мимо.
— Спасибо за честную безупречную службу, — генерал-лейтенант привычно сдержанно улыбнулся и вручил молодому человеку благодарность в деревянной рамке под стеклом.
— Служу Российской Федерации, — ответил Михаил и отдал честь.
— Я горжусь тобой, сын, — одними губами произнёс Грачёв, пожимая руку Мише.
В любое другое время Зотов был бы счастлив услышать эти слова от отца, но не сегодня. Сейчас он не соображал ровным счётом ничего, просто стоял и смотрел в одну точку, ощущая только пустоту. Многочисленные ссадины ещё не успели зажить, всё тело ломило от боли, но майор самоотверженно выходил на службу, потому что оставаться в одиночестве было невмоготу.
Раньше он был бы рад награждению. Этакий почти безупречный опер с кучей благодарностей и наград, которого можно ставить в пример. Но Зотов знал, кто он на самом деле, знал и в последнее время к этому Зотову-настоящему испытывал лишь отвращение. Жизнь его помотала как следует, изменила, сделала чудовищем.
Михаил всё чаще задумывался о том, что становится похожим на Карпова, будто недобрая энергетика бывшего подполковника наполняет его тело. А вдруг и правда, кресло начальника СКП несчастливое?
«Бред», — он мотнул головой.
Отстояв положенную официальную часть, все разбрелись работать.
«Пятницкий» жил, как и жил всегда, иногда прерываясь на решение какого-нибудь очень важного ЧП или на усиление района.
Зотов лежал на диване в кабинете Зиминой и бессмысленно пялился в потолок, пока Ирина доставала стаканы и коньяк. Вроде как, нужно было обмыть награду, но не было никакого желания это делать, как и делать вообще что-либо.
Миша сел, внимательно посмотрел на молчавшую начальницу, которая теперь разливала алкоголь.
— Вы почему её не вытащили? — спросил вдруг он.
— Нашей главной задачей было вытащить тебя, — ответила Ирина, присаживаясь рядом, и протянула оперу стакан.
— Нужно было спасти её, — упрямо проговорил мужчина. — Не меня.
Зимина сделала большой глоток коньяка и глянула на майора. Не дурак, вроде, головой не сильно приложился, а несёт бред.
— И на какой хрен, скажи мне, пожалуйста, её спасать? Ты вообще в курсе, что за фрукт твоя Марина? — Ирина не спешила раскрывать все карты. Может, действительно лучше так, как есть? Горькая ложь вместо такой же горькой правды. Или всё-таки стоит рассказать, как всё обстояло на самом деле? Женщина колебалась, помешивая алкоголь.
— Ну да, — Зотов не выражал никаких эмоций. — Она сама мне рассказала про компромат, Фетисова… А вы откуда знаете?
— Просто не бывает на свете идеальных людей, — Ирина устало откинулась на спинку дивана, — не бывает и всё. А если и бывают, то зачем такую идеальную сослали в наш отдел? Раз сослали, значит, было за что. Я попросила Пашу немножко порыть в этом направлении, подключила знакомых фэбэсов. В общем, узнала я всё после того, как вы позвонили, было уже поздно что-то менять, — женщина немного помолчала. — А она сказала тебе, под кого работала?
— В смысле? На кого собирала компромат?
— Да, — Ира кивнула и снова глотнула коньяку.
— На отдел в целом. Или нет?
— Наивный ты всё-таки, Миша, — она грустно усмехнулась, — никогда бы не подумала. Ей не нужна была я или ты, а уж тем более отдел — мы слишком мелкие люди для этого. Её целью был Грачёв.
В кабинете воцарилось молчание, а Зотов заметно напрягся, переваривая новую информацию. В голове это никак не укладывалось, он не мог поверить, что Марина оказалась способной врать даже под страхом скорой смерти. Значит, всё, что было между ними — просто игра? Тупая иллюзия, где не было никаких чувств, а только холодный расчёт, ориентированный на достижение конкретной цели?
— Грачёв, Грачёв, — повторила Ирина, заметив смятение на лице молодого человека, — тот самый Грачёв, которому ты сегодня отдавал честь. Нужно было собрать как можно больше информации о нём, а ты оказался просто идеальным вариантом для вытягивания этих сведений. И если бы не подвернулась эта операция, то она, вполне возможно, ещё долго бы работала здесь и собирала по крупицам всё, что известно о нём.
— Это невозможно, — тихо произнёс Миша, — не воз-мож-но.
— Не веришь мне? — Зимина усмехнулась и, поднявшись на ноги, подошла к столу, тут же поставив на него свой стакан, а взамен взяла тоненькую папку. — Любуйся, — она бросила её на колени Зотову, — смотри, Миша, смотри и думай, можно ли такое прощать. Я отправила Рому за твоими вещами, и он обыскал чемодан Уваровой. Пожалуйста, смотри, что там лежало.
Он медленно перебирал немногочисленные бумаги и фотографии. Потом залпом опустошил стакан и поставил на пол.
— Что скажешь? Или сейчас опять начнёшь разглагольствовать про «спасли — не спасли»? У нас с тобой тоже нимбы над головами не светятся, но… — Ирина замолчала. — Впрочем, это твоё дело. Сам с ним разбирайся, я лезть не буду. Только ответь мне на один вопрос, ладно?
— Какой? — устало спросил мужчина.
— Если бы ты сейчас её увидел, то что сказал бы?
— Какая она мразь, — шумно выдохнув, Зотов захлопнул папку и положил рядом с собой.
Зимина набрала чей-то номер и приказала немедленно зайти к ней в кабинет. Дверь почти сразу приоткрылась, однако неизвестный не спешил составлять им компанию.
— А теперь подумай, Михаил Евгеньевич, — Ирина беглым взглядом окинула стоявшую в пороге девушку и поджала губы, — сможешь ли ты такое простить и не зря ли сейчас Ткач лежит в ожоговом, — она стремительно вышла в коридор, задев свою посетительницу плечом.
Зотов проследил за удаляющейся начальницей и с удивлением обнаружил, что в кабинет вошла Марина. На её лице не было ни грамма косметики, только многочисленные царапины и несколько пожелтевших синяков. Она несмело села рядом с мужчиной и виновато посмотрела на него, наткнувшись на ненависть и злость. В первый момент мужчина решил, что на нервной почве начались галлюцинации, но быстро отбросил эти мысли прочь.
«Так значит, Ткачёв успел её вытащить», — размышлял Михаил, с презрением рассматривая Марину, поджав губы. А он в суматохе решил, что оба взорвались в той злосчастной машине, и никак не мог взять в толк, почему Зимина не выбила посмертную награду для Павла и не распорядилась поставить в отделе фото с траурной лентой. Хотя сейчас, узнав всю правду, он, наверное, предпочёл бы смерть Марины, как бы ужасно и жестоко это не звучало.
— Миш...
— У тебя есть пятнадцать минут, чтобы написать рапорт об увольнении. Образец на столе, ручку сама найдёшь.
— Миша, выслушай меня, пожалуйста, — глаза были полны слёз.
— Я выслушал Зимину, лимит на сегодня исчерпан.
— Я не собиралась передавать материалы Фетисову. Сначала... да, хотела. Но потом... Миш, я просто не смогла рассказать тебе всю правду. Я боялась тебя потерять. Глупо, да, но… Ты нужен мне, понимаешь? Я не собираюсь отдавать ему эти бумаги, я...
— Конечно, не собираешься! — заорал Зотов и, схватив папку, помахал ею перед лицом девушки. — Потому что я сожгу это к чёртовой матери! Убирайся отсюда! Катись к своему Фетисову, переводись в Управу, спи с Грачёвым, чтобы собирать компромат, но меня в это не надо впутывать!
— Миша! Да пойми ты...
— Не собираюсь я тебя понимать! Пиши рапорт, я даже попрошу Зимину не выгонять тебя с позором — за заслуги в постели, — ядовито выплюнул он и поднялся.
— Миша...
— Тик-так, Уварова, — он открыл дверь и на секунду обернулся: — тик-так.
Марина пересела к столу и решительно и быстро настрочила рапорт об увольнении в связи с переводом обратно в Службу по защите конституционного строя ФСБ. А в том, что её переведут, девушка ничуть не сомневалась. Пришло время играть по-крупному.
Сам того не ведая, Владимир Фетисов помог ей обрести нужного для счастья человека, однако он же косвенно этого человека отнял. Жестоко и, кажется, безвозвратно. И теперь Марина, наплевав на мораль и пять лет совместной жизни, на его неоценимую помощь и заботу, собиралась мстить. Красиво и без шансов на прощение.
Разглядывая фигуры на шахматной доске, где кем-то была не доиграна партия, она нашла в телефонной книге нужный номер и терпеливо стала дожидаться ответа.
— Фёдоров слушает, — раздался низкий хорошо поставленный голос.
— Добрый день, товарищ генерал-полковник. Вас беспокоит Марина Уварова из СЗКС, — на алых губках заиграла лисья улыбка. — Думаю, вам будет интересна моя информация о подполковнике Фетисове, — она бросила ручку на стол, — очень интересна.
— Как никогда рад вас слышать, Марина, — ответил генерал. — Жду через час у меня в кабинете.
— Выезжаю, — Марина, положив новенький телефон на стол, взяла с доски чёрную фигуру и столкнула ею белую. — Шах и мат, бывший подполковник Фетисов, шах и мат.
А Зотов медленно шёл к выходу, хотя до конца рабочего дня было ещё далеко. Эти стены не давали ему покоя, они давили со всех сторон, а в кабинете было слишком душно.
— Миша, подпиши, — начальнику криминальной полиции всучили в руки бумаги.
Мужчина мельком посмотрел на опера, потом на первый документ в папке. Бегло читая печатный текст, он заметил пропущенную запятую.
— Это, мать твою, что такое?! — Миша, находясь едва ли не на грани нервного срыва, ударил несчастного папкой по лицу. — Переделать! Немедленно! — он швырнул бумаги в опера, отчего они разлетелись по полу, и двинулся дальше.
Да, Михаил Зотов никогда не был идеальным начальником, идеальным полицейским, идеальным сыном. Он никогда не был идеальным мужем для своей жены и идеальным мужчиной для возлюбленных. Он не всегда попадал в яблочко в тире, не всегда был прав, не всегда выносил верный вердикт. Он всегда был неидеален во всём.
Он слыл чуть ли не исчадием Ада, монстром без совести и чести. Может, он таким и был, но простить то, что сделала Уварова, не мог. Он сам делал вещи и похуже, но дело касалось его отца, и мужчина просто рассвирепел.
Сейчас он вернётся домой, и компромат превратится в пепел. А потом будет долго пить вино, не чувствуя вкуса, и смотреть в потолок, понимая, что счастья всё-таки не достоин.
А завтра ничего не изменится. Завтра он опять будет тем самым Зотовым, которому ничего не стоит унизить кого-нибудь из своих подчинённых, подставить невиновного или жестоко отомстить за малейший грешок. Завтра он не станет делать благих дел, чтобы искупить вину прошлых лет, не поменяет взгляды на жизнь и своё поведение.
Но завтра пока не наступило, он всё ещё идёт вперёд по коридору и как всегда не знает, как будет дальше жить.
Будущее всегда наступает незаметно и очень часто ничем не отличается от прошлого.