Следопыт

Десять лет назад.

Война была позади, и все они пытались строить новую жизнь на руинах старой. Похороны и суды, бесконечные разбирательства, восстановление Хогвартса — всё это в хаотичном танце переплеталось с вечерними посиделками в баре, со смехом, планами и мечтами.

Гермиона Грейнджер была жива.

Гермиона Грейнджер была в порядке.

Этого было достаточно.

Первую записку она даже не заметила — пропустила в череде благодарностей и проклятий, которые тогда сыпались со всех сторон. Только позже, перечитывая старые письма, она найдёт её — ту самую, с которой всё началось.

Тогда же она была занята.

Она уехала в Австралию и вернула родителям память. Они были счастливы видеть её, но отказались возвращаться в Британию. Гермиона приняла их решение.

Она вернулась одна, сдала экзамены и поступила в Высшую академию магии, на факультет права. Планировала добиться лучших условий для магических существ. Стремительно неслась к своей мечте.

Записки продолжали приходить.

Она лишь отмахивалась, но на всякий случай всё сохраняла.

Беспокойство поднялось тогда, когда вместе с записками стали приходить колдографии.

Она поняла: за ней следят.

И тогда обратилась к лучшему другу.

Гарри только что поступил на службу в Аврорат, но был встревожен не меньше самой Гермионы. Он пообещал разобраться.

Гермиона отдала контроль над ситуацией в его руки.

И позволила себе немного расслабиться.

Да, она была в порядке.

И это казалось правдой.

***

Сначала всё было понятно.

Гарри действовал по протоколу. Забил тревогу. Назначил наблюдение, поставил защитные чары. Попросил нескольких авроров тайно следить за Гермионой в людных местах.

Она снова чувствовала себя в безопасности. Продолжала учёбу, готовилась к экзаменам. Смеялась над своими страхами, когда среди официальных писем находила странные, бестолковые записки.

Она верила: Гарри разберётся.

Но недели шли.

И ничего не менялось.

Записки приходили по-прежнему. Колдографии становились всё более личными: вот она выходит из кафе, вот несёт книги из библиотеки, вот спит за учебниками в пустой аудитории.

Словно кто-то незримо присутствовал в её жизни.

Гермиона начала ощущать это кожей.

Поначалу — лёгкий дискомфорт в книжном магазине, странный взгляд за спиной на улице. Потом — будто тень скользила по её плечу, стоило выйти вечером.

Однажды она заметила царапину на подоконнике в спальне. И не смогла вспомнить, была ли она там раньше.

Когда Гермиона в следующий раз пришла к Гарри, он выглядел иначе. Измученный. Раздражённый. Заваленный самыми громкими делами, торопливо пробивающийся к повышению.

Она рассказывала о новых письмах, он утомлённо кивал. Говорил: «Да, Гермиона. Да, я понимаю».

Тем же вечером она пошла к Джинни. Подруга встретила её с натянутой улыбкой и торопливыми объятиями. Сразу повела в кухню, налила чай, усадила за стол.

— Мы очень волнуемся за тебя, — сказала Джинни, кладя руку поверх её ладони. — Гарри делает всё, что может. Ты должна ему доверять.

— Я доверяю, — тихо ответила Гермиона. — Но это не исчезает, Джинни. Он всё ближе.

— Может быть... — Джинни замялась, подбирая слова. — Может быть, тебе стоит поговорить с кем-то ещё? С целителем? Кто поможет справиться с тревогой?

Гермиона смотрела на неё и не понимала.

В её руках были сотни писем. Десятки колдографий. Страх сковывал её тело.

А ей предлагали лечиться от тревожности.

Когда Гермиона вышла на улицу, воздух казался другим.

Холодным. Враждебным.

И впервые с войны она почувствовала, что одна.

Не потому что рядом не было людей.

А потому что никто не верил ей.

И Гермиона Грейнджер осознала: она больше не в порядке.

***

Прошло шесть лет.

Гермиона Грейнджер застряла в липком страхе.

Сначала были цели. Мечты. Программа реформ для магических существ, списки новых законопроектов, вечерние занятия в Академии.

Но годы шли. И всё становилось другим.

Она работала через силу. Жила через силу. Защищала дела, выступала на слушаниях — и всё это казалось бесполезным. Как будто она наблюдала за собственной жизнью со стороны.

Она перестала говорить друзьям о письмах. Избегала частых встреч. Делала вид, что всё в порядке. Ей больше не хотелось просить у них помощи.

Гермиона пыталась построить отношения.

Два года она встречалась с коллегой — Стивеном Стоунвудом, магглорождённым, красивым, умным, забавным.

Он был терпелив. Осторожен. Никогда не давил.

Но Гермиона не могла спать рядом с ним. Вздрагивала от каждого вздоха. Чувствовала, как тревога натягивается между ними.

Она не могла рассказать ему о страхах.

Не хотела втягивать его в бездну, из которой сама не могла выбраться.

И однажды, собравшись с силами, она позвала его на серьёзный разговор. Сказала, что не готова. Что не сможет построить семью. Что он заслуживает большего.

И попросила отпустить.

Он понял.

Её жизнь окончательно сузилась до дома, работы и собственного расследования.

Письма и колдографии продолжали приходить.

И Гермиона собирала их. Складывала в папки, сортировала, нумеровала. Пыталась выстроить из них логическую цепочку.

Пыталась выследить предполагаемых обидчиков — в Министерстве, на улице, в кофейнях и книжных магазинах.

Но всё было безрезультатно.

Ни единой зацепки.

Паранойя разрасталась, становилась невыносимой.

И в этом одиночестве Гермиона впервые позволила себе принять мысль, которую раньше гнала от себя изо всех сил.

Человек, который следит за ней, не остановится.

Он терпеливо ждёт.

Она не знала, чего именно.

Но теперь понимала: однажды он её заберёт.

***

Гермиона Грейнджер ненавидела две вещи: чувствовать себя глупой и терять контроль.

А преследователь заставлял её проживать и то, и другое. Каждый день. Годами.

И однажды она устала быть жертвой.

Это случилось, когда она увидела, что в доме кто-то был. Защитные чары были сняты — стандартные, наспех наложенные перед работой. Их оказалось недостаточно.

Гермиона знала: надеяться, что такое больше не повторится, бессмысленно.

Пора было надеяться только на себя.

Теперь её жизнь свелась к двум задачам.

Первая — позаботиться о себе.

Она понимала: однажды преследователь перейдёт черту. И она должна быть готова.

Гермиона больше не собиралась идти к Гарри. Не видела смысла.

Она вспомнила о Малфое.

Несколько лет назад в одной из газет мелькнуло его имя — следопыт, ищущий пропавших волшебников по всему миру. Успешно.

В библиотеке Гермиона собрала всё, что писали о Малфое за последние восемь лет.

Скопировала статьи. Сохранила для себя.

Она хотела обратиться к нему лично — но он постоянно пропадал в других странах. Да и Гермиона не была уверена, что он ей поверит. Что не посмотрит на неё так же, как все остальные.

Поэтому она выбрала другое.

Она подготовила всё так, чтобы Малфой сам смог её найти.

Коробку с письмами, схемами, колдографиями она упорядочила, думая о нём.

О том, как сделать путь понятным, если он вдруг решит искать.

Она осторожно, почти незаметно, в разговорах с Гарри и Джинни упоминала Малфоя — как лучшего в своём деле.

Терпеливо. Не торопясь

И впервые за долгое время чувствовала: есть кто-то на её стороне. Пусть он сам об этом пока и не знал.

Вторая задача — спрятать улики.

Гермиона наняла строителей и составила подробный план.

Уехала из города, сделав вид, что отправилась в отпуск, чтобы усыпить бдительность преследователя.

В её типовом доме на цокольном этаже был гараж. Пыльный, заброшенный.

Теперь он стал её убежищем.

Вход с улицы замуровали изнутри. Новый проход вёл через книжный шкаф в гостиной.

Гермиона перенесла туда всё: письма, колдографии, схемы, заметки.

Всё, что могло помочь Малфою найти её.

Подвал стал её местом силы.

Иногда Гермиона проводила там ночи напролёт, засыпая прямо на бетонном полу, укрывшись старым пледом.

Только там она иногда всё ещё могла почувствовать себя в безопасности.

***

В день, когда пришло последнее письмо, Гермиона уже знала: что-то изменится.

Она чувствовала это.

Получив конверт, она спокойно спустилась в подвал.

Открыла.

Прочитала:

Я приду за тобой, когда ты вспомнишь.

Это было странно.

Она отложила письмо в сторону и вернулась к своим заметкам.

Начала размышлять: о чём ей нужно вспомнить?

У неё было четыре подозреваемых. Четыре аккуратно составленных досье.

Она добавила пятый пункт и нарисовала рядом жирный знак вопроса.

Она досконально перебрала в памяти все эпизоды своей жизни. Казалось, нигде не было пробелов.

Пока она не остановилась на одном.

Месяц.

Тот самый месяц, когда она была в коме.

Гермиона никогда не задавала вопросов. Гарри и Рон всё объяснили. Колдомедики подтвердили: она здорова.

Но рука сама собой снова вывела на полях фразу:

«Что со мной случилось тогда?»

Задумавшись, Гермиона снова взяла письмо.

Внутри оказалось не только послание. Там была ещё тонкая веточка какого-то неизвестного ей растения.

Она покрутила её в пальцах, нахмурилась.

Что-то в этом было знакомое.

Как всегда аккуратно сложила письмо обратно в конверт, положила к остальным запискам за этот год.

Навела порядок, убедилась, что всё на своих местах. Она делала так каждый раз, когда собиралась покинуть подвал, так как не была уверена, что вернётся.

И поднялась в гостиную.

Села на диван.

Стала размышлять, в какой из книг встречала рисунок этого странного растения.

Кудрявая прядь упала на глаза, мешая сосредоточиться.

Она машинально провела рукой по волосам — и краем глаза заметила серебристый след на пальцах.

Поднесла руку к свету.

Вдохнула, пытаясь уловить аромат.

И в этот момент внутри неё что-то треснуло с оглушительным звуком. Словно в оболочке скрытых воспоминаний появилась брешь и они потоком хлынули в сознание, причиняя нестерпимую боль.

***

Воспоминания прорывались одно за другим.

Грязь темниц. Сырость и запах гнили. Крики, доносящиеся из соседнего коридора долгими, вязкими ночами. Чьи-то стоны. Чавкающие звуки.

Скованные запястья. Голод. Оцепенение в ожидании самого страшного.

Трэверс.

Грязный, уродливый, вонючий.

Она не знала, сколько времени провела в темноте без еды, но однажды он пришёл. Наложил на неё очищающие чары. Разорвал одежду. Повалил на пол и, тяжело дыша, сунул руку в её трусы.

Гермиона кричала и вырывалась. Но сил не хватало. Тело было истощено.

Он навалился всем весом. Она старалась не дышать. Отворачивала голову в сторону, чувствуя под щекой сырые камни.

Когда взгляд прояснился сквозь слёзы, она заметила в коридоре молодого человека — примерно её возраста.

Он стоял, сжав кулаки так, что побелели костяшки, и смотрел на происходящее.

В его глазах были ужас и боль.

Гермиона шевельнула губами.

"Помоги."

Но ничего не изменилось.

Трэверс рвался в её тело. А она цеплялась за эти глаза. За последние остатки сознания, когда каждое движение пожирателя ломало её изнутри.

Она смотрела. И молила.

Пока из его глаз не потекли молчаливые слёзы.

***

Гермиона не могла остановить поток воспоминаний.

Боль захлёстывала её так, будто всё происходило снова — здесь и сейчас.

Нужно было на воздух.

Она кое-как поднялась на ноги, наощупь добралась до двери, вышла во двор — и рухнула на холодную землю.

Царапала себя, пытаясь содрать с кожи грязь, приросшую к ней в той темнице.

Выла, как раненный зверь, судорожно хватая воздух губами, в то же время мечтая задохнуться.

Она не заметила, как кто-то появился рядом.

Сильная рука вцепилась в её запястье.

— Я здесь, чтобы спасти тебя, малышка.

Вихрь аппарирования закрутил её, отрывая от земли.

Но Гермионе Грейнджер было всё равно.

Она больше не хотела быть найденной.

Теперь она мечтала потеряться. Навсегда. Для всех. Для себя.

Всё, лишь бы не возвращаться в эти воспоминания.