16:30
День тянулся мучительно долго, наполненный ожиданием. После звонка Стеллы я позвонила девочкам из студии, чтобы заверить их, что все в порядке, и просить их вести себя как обычно, не давая Ларезу повода для дальнейших агрессивных действий. Студия была в безопасности, по крайней мере, на данный момент, и это давало мне немного передышки.
Трэвис провел день за компьютером, постоянно созваниваясь с Гертом из прокуратуры. Он объяснял мне нюансы юридической системы, рассказывал, как важны показания Краула и как их лучше представить, чтобы они имели максимальный вес. — Ларез будет отбиваться всеми силами, — говорил Трэвис. — Он попытается все опровергнуть, сказать, что это заговор против него, что ты лжешь, что записи сфабрикованы. Поэтому показания Краула должны быть железобетонными. Он должен помнить детали аварии, любые подозрительные моменты, угрозы от Лареза или его людей, если они были до инцидента.
Я кивнула, впитывая каждое слово. Теперь я была не просто жертвой, а участником этой сложной игры.
Вечером, когда стемнело, мы снова отправились в больницу. На этот раз мы были более осторожны. Ларез наверняка знал о нашем первом проникновении, и Трэвис предположил, что он мог усилить охрану. Однако, благодаря Герту, у нас теперь был официальный пропуск.
— Герт договорился, — пояснил Трэвис, когда мы подъезжали к больнице. — Сказал, что мы из прокуратуры. Это даст нам возможность пройти официально. Но нам все равно нужно быть начеку.
Мы показали пропуска на посту охраны, и после нескольких звонков и уточнений нас пропустили. Атмосфера в больнице была такой же удушающей, но теперь я чувствовала себя иначе. Не как испуганная беглянка, а как человек, пришедший по делу.
Мы прошли к палате Краула. Охранника на посту не было. Дверь была приоткрыта. Мы вошли.
Краул лежал в кровати, но выглядел значительно лучше, чем накануне. Его лицо, хоть и все еще бледное, казалось менее изможденным, и в глазах уже не было той безнадежности, а появилась решимость. Он попытался приподняться, но ястом его остановил.
— Не нужно, Краул. Тебе нужен покой, — сказал Трэвис, подходя к кровати. — Мы пришли, чтобы поговорить. Герт из прокуратуры уже в курсе. Твои показания очень важны.
— Я готов, — Краул сжал кулаки. — Я расскажу все. О Ларезе. О его угрозах. О том, как он пытался купить меня, а когда я отказался, начал давить. Я вспомнил кое-что про аварию.
Я подошла к кровати, осторожно присев на стул рядом. Увидев его таким – уязвимым, но с новой искрой силы в глазах – я почувствовала укол нежности. Несмотря на все недопонимание, все, что произошло, мы оказались связаны этой общей борьбой. Моя рука неосознанно потянулась к его, и я мягко сжала его ладонь. Она была теплой, хотя и немного шершавой. — Как ты себя чувствуешь? — мой голос прозвучал тише, чем я ожидала, в нем было искреннее беспокойство.
Краул посмотрел на наши соединенные руки, затем поднял взгляд на меня. В его глазах мелькнула благодарность, а затем что-то более глубокое, невысказанное. — Лучше, Тиша. Намного лучше, чем вчера. Ваше появление... оно изменило все. Ты единственная, кто пришла. Единственная, кому я теперь верю. Спасибо.
Я слегка сжала его руку в ответ, пытаясь передать свою поддержку. В этот момент Трэвис, видимо, почувствовав необходимость дать нам немного личного пространства, отошел к окну, делая вид, что рассматривает ночной город.
Краул начал рассказывать. — Несколько недель назад, перед аварией, я заметил, что машина ведет себя странно. Какой-то стук в ходовой. Я отвез ее на СТО, где обычно обслуживаюсь. Они сказали, что это мелочи, быстро все починили. Но на следующий день стук снова появился. Я опять поехал туда. Они удивились, сказали, что все проверили. Я подумал, что это просто старая машина. Но теперь я понимаю. Это началось до аварии. Ларез мог иметь своих людей на том СТО.
Трэвис внимательно слушал, кивая. — Это важная деталь, Краул. Мы проверим это СТО. Если там есть его люди, это будет еще одно доказательство.
Краул продолжил, его голос стал более уверенным. — И еще... когда я был без сознания после аварии... я помню, как сквозь туман слышал голоса. Двое мужчин. Один из них сказал: «Все сделано, босс будет доволен». А другой ответил: «Главное, чтобы он не проснулся слишком рано. И чтобы он не догадался, кто это». Я не придал значения, думал, это сон. Но теперь...
Я почувствовала, как по моей спине пробежал холодок. Это было жутко. Я крепче сжала руку Краула, словно пытаясь отвести от него эту холодную тень прошлого. — Это очень важная информация, Краул, — сказал Трэвис, повернувшись от окна. — Мы зафиксируем это.
Мы обсудили дальнейшие шаги. Трэвис объяснил, что они с Гертом подготовят официальный запрос на показания Краула. Как только он будет в состоянии, его перевезут в безопасное место, где он сможет дать показания без риска.
— Я не хочу быть в этой больнице, — сказал Краул. — Я чувствую себя здесь как в ловушке.
— Мы тебя переведем, Краул, — заверила я его. — Как только ты будешь готов. Главное – восстановиться. Мы сейчас нанесли Ларезу первый удар. Он дезориентирован. Но он опасен.
— Я знаю, — Краул усмехнулся, и в этой усмешке проглянула прежняя упрямая искра, но теперь она была смягчена доверием. — Но он явно не ожидал такого отпора. Он думал, что я сдамся. А я никогда не сдаюсь.
Мы провели у Краула еще около часа, обсуждая детали его показаний, собирая информацию о его конфликтах с Ларезом, о возможных свидетелях его угроз. Каждый факт, каждое имя были важны. Прежде чем уйти, я еще раз нежно сжала его руку, чувствуя его ответное, легкое пожатие.
Покинув палату, я почувствовала, как внутри меня разгорается пламя решимости. Краул был на нашей стороне. Он был готов сражаться. И между нами теперь было что-то большее, чем просто союзники.
Мы вернулись в студию Трэвиса глубокой ночью. Усталость вновь накрыла меня, но теперь она была другой – это была усталость после битвы, а не перед ней. — Завтра будет новый день, Тиша, — сказал Трэвис, наливая нам кофе. — Герт уже начал действовать. Завтрашнее утро принесет Ларезу еще больше «сюрпризов».
Я посмотрела на него. В наших глазах читалась общая цель. — Да. И мы готовы.
Я чувствовала, что мы стоим на пороге чего-то большого. Завтрашний день должен был стать началом конца для Лареза.