Глава 4
Я заставлю обитателей этого города прятаться за своими дверями по ночам. Но только я не инфекция, я – лекарство от всего того, что неправильно в этом мире.
© Дин Кунц «Лицо страха»
Я просыпаюсь от переполоха, охватившего дом. Мой обостренный слух дает понять одну вещь – все вокруг, в каждой комнате, приходит в движение. Люди бегают по коридорам и кричат друг на друга полушепотом, что-то постоянно падает и стучит о деревянный пол. Где-то начинает и перестает литься вода, хлопают двери и оконные рамы. Но я знаю точно: этот дом еще ни разу не пробуждался в восемь утра.
И меня одолевает смятение.
– Нам нужно уезжать. Немедленно, – раздается за дверью знакомый разъяренный голос. Это мужчина, который всем здесь заправляет, но который еще ни разу не показывался мне на глаза.
– Но его нельзя тревожить. Он не может двигаться! – узнаю голос Кассандры. Странно, я не видел ее уже несколько дней – все эти дни у меня под ухом трещит Джей. Это тот азиат, которого я по-прежнему хочу придушить, хотя уже с меньшим рвением.
– Мне плевать, что он может, а что нет, когда на кону жизнь моих людей! - голос за дверью становится все злее.
– В тебе говорит зависть, это он избран, а не ты, – с новой волной отчаяния и ненависти цедит девушка.
– Сука! – я слышу резкий шлепок, и гул людских криков из коридоров вламывается в мою комнату. Дверь распахивается настежь, и в нее вваливается Джей с препаратами и шприцами, а за ним Кассандра с покрасневшей щекой, на которой явно отпечаталась мужская рука, и неистовой злобой во взгляде.
–Так, ребята сейчас принесут носилки, ты пока влей в капельницу раствор морфина, – она кивает парню, и тот тут же начинает неуклюже возиться с препаратами.
– Что случилось? Почему вы колите мне морфин? Мне нельзя колоть морфин! – кричу изо всех сил, срывая голос. Меня не слышат. Игнорируют. Игла касается моей кожи, я дергаюсь, и она соскальзывает. Джей ругается в голос.
– Нет времени на разборки, амиго. Нам придется еще и увеличить дозу, чтобы ты выдержал всю дорогу, – бурчит он.
– Что?! Что, черт возьми, происходит? Какую дорогу? – я смотрю на Кассандру полными ужаса и непонимания глазами. Она отворачивается и ничего не отвечает.
– Эй?!
– Знаешь, что? – вздрагивает блондинка и смотрит на меня так, будто явно намерена стереть мое никчемное существо в порошок. – У нас проблемы, это тебе понятно? Мы в полной заднице, неженка, и я бы на твоем месте была благодарна по гроб жизни за то, что нашлись люди, которые тебя вытащили с того света. И с гребаного края сумасшествия. Так что бога ради, захлопни варежку и слушай Джея. Мне на тебя откровенно плевать, и я глазом не моргну, если мы просто тебя здесь оставим. Усек?
Я киваю, и тело начинает трясти.
Вскоре Кэсси скрывается за дверью, а комната плывет перед моими глазами. Стены накатывают друг на друга, извиваются, увеличиваются несоразмерно реальным математическим расчетам, потолок расплескивается белым светом.
Мне кажется, что я плыву. Мне кажется, что я сжат до размеров молекулы и могу проникнуть куда угодно. Поэтому я отправляюсь вслед за собственными страхами.
***
– Мэд, – ухмыляюсь я, перебирая бумаги, – либо это слишком распространенная фамилия, и мир хочет свести меня с ума, либо я уже лишился рассудка.
Рыжеволосая Элис смущенно улыбается, раскладывая папки с документами по полкам, и силится не встречаться со мной взглядом. Все они стараются избегать зрительного контакта со мной, я же иду на него намеренно. С одной стороны. А с другой – все еще пытаюсь, но не могу смириться с мыслью, что обманываю всех этих людей не напрасно. Эта отчаянная часть меня продолжает верить, что Хранители – не большее зло, чем мятежники.
– Колин Мэд, Мелиса Мэд и, наконец, Изабель Мэд. Кто она? Почему все и каждый стремится защитить эту девчонку, которую чуть ли не возводят в ранг Бога?
– Она – ключ к Штамму, – улыбка Элис становится нервной и медленно покидает лицо девушки.
– Почему все так свято в этом уверены? – спрашиваю я, пытаясь скрыть злость.
– Так говорят. В том числе и Мелисса. Мы не можем не доверять ей: от нее зависят жизни всех нас.
– Бред, – говорю как можно тише, почти мысленно, и Элис не замечает. Либо делает вид. – «Так сказала Мелиса». И Адриана так сказала. Но почему? Какого черта огромный мир крутится вокруг этой девчонки?
Конечно, последние слова я не произношу вслух. Порвать дружеские связи с людьми легко, но вот наладить их – задача титаническая.
– Мне нужно идти, – мои мысленные излияния прерывает голос рыжеволосой, – справишься сам?
– Да, конечно, – от фальшивой улыбки трескаются губы.
Мой лоб покрывается испариной. Ныряю рукой в карман и выуживаю оттуда таблетку.
– Чертов наркоман, – ухмыляюсь и закидываю ее в рот.
Морщины на лбу разглаживаются. Закрываю глаза и вспоминаю слова того парня с дредами:
«Если операция в Хранилище пройдет успешно, ты поедешь в главный штаб, где тебе расскажут все об этой девчонке и объяснят суть твоей следующей миссии. А пока выполняй первое задание и пристраивайся к ней сам. Ты должен стать чуть ли не лучшей подружкой дочери Мелисы Мэд».
Открываю глаза и смотрю на часы: пора.
Выхожу в коридор, где ко мне присоединяется Хэл. Этот парень, который якобы выставляет свою душу напоказ, прикрывая все это едкими саркастичными шуточками. Мне кажется, я вижу его насквозь. И эта душа куда чернее, чем кажется.
Мы подходим к той самой двери, и через несколько секунд распахивается.
– Изабель, тут с тобой хотят поговорить, – говорит мой попутчик, и я начинаю чувствовать нарастающую уверенность.
На меня смотрят два кроличьих глаза. Делаю безмятежный вид и протягиваю руку:
– Привет. Меня зовут Ник Роджерс, и я бывший помощник доктора Скай.
***
Земля взрывается под ногами. Плиты расходятся в разные стороны, забегают друг на друга и замыкаются мерзким скрежетом. Пол вздувается, вибрирует, сваливает с ног, бросая в пасть той самой бездне, над которой Фридрих Ницше натянул свою нить.
Негде спрятаться. Негде укрыться. И я делаю шаг в пропасть.
Я едва ли успеваю открыть глаза, как перед ними проносится что-то огромное и черное, жутко воняющее гарью. Или чем-то еще.
Я вижу небо (О Господи, небо), оно утопает в черных столбах пыли. Совсем рядом, над ухом, непрестанно ругаются люди, которые тащат меня на носилках. Их голоса срывают на крики. Вопли.
Я разваливаюсь. По кусочкам. Мое тело, как и то небо, отдано во власть черного дыма. Мое тело, как то небо, клубится огнем и смертью, неминуемой, но абсурдно далекой. Я, как и то небо, не могу умереть сейчас, даже при всем желании. Моя участь, как и его – лицезреть, как умирает мир.
Я слышу выстрелы и, кажется, чувствую запах газа. Возможно, ядовитого газа. И не веря тому, начинаю молиться. Молюсь лишь о двух возможных исходах этого кровавого побоища: лишь бы мы смогли выбраться или лишь бы я смог умереть без мучений.
Но если... если сейчас упадут люди, которые держат носилки, если никто не выстрелит в меня в упор, если никто не заметит меня, я окажусь в аду на Земле. Я не хочу испытывать это снова.
Поэтому я и молюсь о двух вещах, забывая о прошлом. Теперь мне, наверное, можно.
Я ведь больше не ученый.
Закрываю глаза. Чувствую, как мимо пролетает заряд. Прошу: лишь бы в меня.
Но так и не понимаю, услышана моя просьба или нет.
Больше не чувствую ничего.
Лишь память.
***
– Капитан, я установил камеры в Хранилище, – отчеканиваю каждое слово в телефонную трубку.
– Хорошо, Роджерс. Пока все идет по плану, – голос Бэра стальной, как и всегда. По нему трудно понять, говорит ли он правду.
Нажимаю «отбой», завожу будильник и растягиваюсь на кровати: работа на три вражеские группировки одновременно изматывает.
Что же, все закончится через четыре часа, когда Хранилище сгорит дотла.