Глава 8
Утром, когда я, не считая Фила, остаюсь в одиночестве, приходит время бороться с собственной совестью. Потому что я собираюсь откровенно воспользоваться травмой Альбина. Залезть на чердак. Обыскать его вещи. И узнать все-все секреты.
Как обычно в качестве алиби я беру пылесос и пару тряпок. Но, поднявшись по лестнице, сразу понимаю: что-то не так. Это не похоже на привычный беспорядок, с которым я безуспешно пыталась бороться во всём доме.
Это скорее похоже на погром.
Ящики стола выдвинуты и внутри, кажется, кто-то рылся. На столе, полу, подоконнике разбросаны бумаги. Я пытаюсь отсортировать их, собрать в стопку лекции, распечатки, но понимаю: это займёт слишком много времени.
Кто-то устроил здесь обыск. Я бы сделала так же. Перерыла все ящики стола, осмотрела стеллаж в углу, вытащила коробки с фото и альбомы. И, конечно, заглянула под кровать.
Я опускаюсь на колени, будто это игра в прятки. Будто мы снова маленькие, и я пытаюсь найти Родю или Римму, а они, на самом деле, сидят в шкафу и хихикают. Под кроватью что-то блестит. Ручкой швабры я подталкиваю загадочный предмет к себе. Это коробка из-под печенья — круглая, разрисованная весёлыми бабочками и птичками. Вряд ли Альбин прячет под кроватью печенье. И вряд ли он хотел бы показать кому-то содержимое, но — мне нужно. Пока ещё кто-то не упал с лестницы, сломав себе шею на этот раз.
Внутри, на блестящей жести лежит одинокая бумажка. Я ожидала найти фото, негативы или плёнку, но довольствуюсь и этим. Разворачивая листик, я даже не представляю, чего ожидать.
И — узнаю свой почерк.
Это тот самый список, который я прятала в кармане вместе с книгой. Который исчез пару дней назад.
Мне хочется выругаться. Или засмеяться. Или закричать от страха.
Потому что кто-то тайно вытащил у меня этот список. Столкнул Альбина с лестницы. Устроил погром в его комнате. И остался незамеченным.
Потому что я преследую ещё одного Призрака.
И потому что Призрак знает об этом.
Я не могу оставаться в доме, поэтому бросаю тряпки, натягиваю толстовку и сажусь в автобус до больницы. Часы посещения ещё не начались, и я решаю воспользоваться маминой помощью. Меня неохотно пропускают в онкологическое отделение, говорят, она сейчас у пациентки, и что я могу пройти к ней, только тихо и вежливо.
Когда я открываю дверь палаты, мамы там нет, а пациентка мирно спит. Это немолодая женщина, на лице морщины, седые волосы собраны в аккуратную косу. На тумбочке у кровати стопка книг. Скольжу взглядом по заголовкам: всё ужасы и триллеры. Венчает стопку Стивен Кинг. Рядом стоят пузырьки с таблетками. Один, ярко-оранжевый бросается в глаза. Снотворное. То самое.
Я беру его в руки, смотрю на маленькие, круглые таблетки. И мне даже не страшно. Всё становится понятным: вот как мама достаёт снотворное, берёт у своих пациентов.
Не страшно. Просто больно.
Я должна поговорить с мамой об этом. У меня получится. Я обязательно это сделаю.
Чуть позже.
Мама находится в соседней палате — она же проводит меня к Альбину. Он выглядит неплохо: для того, кто пережил падение с лестницы. У него на голове повязка, одна рука зафиксирована бинтом, и я не могу не спросить:
— Что с рукой? Нежели сломал?
— Нет, просто вывих. Не волнуйся, — он улыбается. — Мой убийца даже не постарался.
— Ты думаешь, это убийца? Но...
«Но кто мог это сделать», — хочу спросить я, надеясь, что Альбин подаст мне идею или улику. А он отмахивается.
— Даже не знаю. Я же выпил и день был тяжёлый. Может, я и сам споткнулся и полетел вниз. Вряд ли кто-то в доме решил так глупо пошутить.
Я тоже так не думаю. То есть, не думаю, что это была шутка — скорее покушение. Только зачем сталкивать с лестницы Альбина? Надеясь на подсказку, я говорю:
— Я тут решила убраться в твоей комнате, — не самое лучшее начало. — И нашла коробку под кроватью.
Улыбка исчезает с лица Альбина. Он молча смотрит на меня. Смотрит. И смотрит. Пауза затягивается, поэтому я быстро добавляю.
— Там внутри ничего не было.
Альбин сначала выдыхает. А потом резко вздёргивает голову.
— Постой, что значит «ничего»? Куда всё делось? Она была почти полной!
— Полной чем?
Мы снова играем в гляделки. Я знаю, он что-то знает. Он знает, что я тоже знаю... Нам нужно поговорить, пока всё совсем не запуталось.
— Там лежали плёнки с камер, — неохотно говорит он. — и некоторые фото.
— С тех, что в кладовке?
— Нет, на тех не было ничего интересного. Только Ди и Фил, которые ночью ходили за едой. Оказывается, Даша любит перекусить, пока Родя не видит.
— Так какие плёнки? — не позволяю разговору утечь в никуда.
— Например, с камер в комнате бабушки...
— Там есть камеры?!
— Ну да, стояли некоторое время. Я экспериментировал с ними, ничего особенного!
— Где ещё в доме есть камеры, о которых никто не знает?
— Нигде! Честно! Совсем!
— А что на тех плёнках?
— Ничего особенного. Я хотел поймать призрака, но так и не получилось. Кто-то пару раз заходил в комнату, но ничего больше. Я даже не все фото успел посмотреть! Один заказ вообще потерялся!
— Тогда зачем их забрали? И кто?
Альбин пожимает плечами.
— А кто знал, что там есть камеры?
— Только я. И призраки, — он вздыхает. — Слушай, кажется, кто-то ворует вещи. Может, даже сталкивает людей с лестницы. Это странно, но я не знаю, что делать.
Готова согласиться с каждым словом.
***
На обратном пути я прислоняюсь лбом к холодному стеклу автобуса. Список снова у меня в кармане. И если я хочу разобраться, дать уйти Руслану и спасти остальных, нужно переходить к активным действиям.
Я разворачиваю бумажку. Вот все странные вещи, которые произошли в доме. Не знаю, какие из них связаны со смертью брата, а какие нет, но надеюсь хотя бы одна станет ключом.
Фотографии
Таблетки
Ключи
Книги
Пора вычеркнуть это всё, один пункт за другим. И начать я решаю с книг. Но перед этим достаю из рюкзака ручку и добавляю последнюю строку.
Призрак.
***
Магазин, адрес которого мне дал профессор, он в центре, неподалёку от университета. И он правда «чудненький». Внутри так много мебели: от красивых, резных бюро до откровенно старых, сломанных стульев. Я будто попала в комнату безумного собиральщика. Продавец — в зелёном фартуке поверх рубашки, недовольно смотрит на меня. Выдав вежливое приветствие, я говорю:
— Знаете, энциклопедии XIX века, по медицине...
— Посмотрите на той полке.
— Не в этом смысле. Я ищу, кто продал их вам.
Чувствую, сейчас мне откажут, поэтому иду на опережение.
— Пожалуйста, — я достаю семейное фото, специально захватила из альбома. — Я не хочу в чём-то вас обвинить или вроде того. Мне даже не нужны книги. Просто нужно разобраться.
Он закатывает глаза, но берёт фотографию. И сразу показывает пальцем на Римму.
На мою сестру.
— Вот она. Только накрашена совсем по-другому была. Ну, знаете...
— Да. Знаю. Всё знаю, — я тяну фото к себе. — Спасибо.
Я разворачиваюсь к выходу, когда продавец окликает меня. —
— Она ещё кое-что принесла. Может, хотите посмотреть?
Ещё как хочу.
Он сверяется с компьютером и показывает мне пару украшений. Незнакомое кольцо и — мои серёжки, подаренные бабушкой. Я же их почти не носила. Я бы могла отдать их просто так. Почему ты не попросила, Римма?
— И ещё кое-что. Я выставил это в зале.
Мы проходим по лабиринту старой мебели. В центре ждёт сокровище — бабушкино столовое серебро: начищенное и аккуратно разложенное на бархатной подставке. Синий цвет оттеняет сияние приборов.
— Хорошая вещь. И девушка была такая вежливая, я не подумал... Вы в порядке?
— Да, — привычно вру я. — в полном.
— Может, вам салфетку дать?
Я вытираю нос ладонью и быстро-быстро моргаю.
— Спасибо, у меня есть.
Упаковку бумажных платочков я разрываю, усевшись на скамейку в парке. Тут меня никто не заметит. Не увидит, как я шмыгаю носом и перевожу тонкие платочки один за другим. Римма. Какого чёрта, Римма. Почему ты не попросила меня и остальных о помощи? Почему всё так плохо? Что ты могла сделать с Русланом?
Ещё один скомканный платочек летит в мусорку.
Дома мне приходится устроить засаду для собственной сестры. Подкараулить её в момент уязвимости и одиночества, когда Римма после работы идёт в ванную. Она устала после смены, не выспалась, а теперь ещё снимать макияж нужно. Отличный момент, чтобы ворваться в ванную, опустить крышку унитаза и сесть сверху.
Не уверена, что я смогу устоять на ногах.
— Я была в антикварной лавке, — сразу перехожу к делу я.
Римма опускает руку с ватными диском, смоченным розовой жидкостью. Тени и тушь размазаны, будто синяк.
— Продавец тебя вспомнил, — голос остаётся удивительно спокойным. — А я узнала свои украшения. И серебро. И мамины книги тоже там, только их уже купили.
Римма швыряет в раковину пузырёк средства для макияжа. И ватный диск. И стаканчик с зубными щётками, тот разбивается, брызги воды летят на меня.
Римма срывает со стены полотенце, тянет его, пытаясь разорвать. И — бессильно опускает руки.
— Чего ты хочешь?! — шум воды не может перекрыть её голос — Я взяла всё! И книги, и украшения, и твои чёртовы серьги, пока ты убиралась где-то на кухне. И деньги, и даже это серебро, о котором сто лет никто не вспоминал! Потому что чёртовым риэлторам нужен залог, — она швыряет полотенце, то падает у моих ног. — А в квартиру нужна мебель, и интернет, и... И всё! Чего ещё ты хочешь?!
Я отлично знаю, чего именно.
— Почему ты убила Руслана? Он увидел, как ты воруешь?
— Что? — она отступает, прижимаясь к бортику ванной. — Я его убила?!
Её голос бьётся эхом об стены. Я смотрю на осколки стекла в раковине. На полотенце, лежащее у моих ног. На Римму с размазанным макияжем, которая яростно дёргает шторку для ванной.
«Самоубийство»? Снотворное, тайно подмешанное в какао? Не могу сопоставить это и Римму, которая сразу вымещает ярость на всём подряд.
— Прости, — вырывается у меня.
Но — я всё ещё зла.
— Почему ты мне соврала? Я же спрашивала, а ты сказала, что взяла только деньги.
Римма снова дёргает шторку для ванной.
— Нужно было признаться, что я — воровка?! — дёргает снова, уголок ярко-накрашенного рта тоже дёргается в усмешке. — Рассказать, как я обкрадывала свою семью, чтобы вырваться из этого дома? Да я больше не могу! И призрак, этот чёртов призрак бродит по ночам! Почему он преследует меня?
Я вздрагиваю, цепляюсь за крышку унитаза. Шторка наконец-то срывается с крючков и волной опускается к нашим ногам.
— Ты всё вернёшь, — говорю я.
— Ты не понимаешь! Я не могу здесь больше быть! — в этот раз она пинает стену. — Руслан, он всё время возвращается и...
— Он тебя не тронет. Обещаю. А ты всё вернёшь.
— Но залог...
Я резко встаю. Хотела бы я помочь, но как узнать, что она мне не врёт?
Ведь мы все постоянно врём друг-другу.
— Это твои проблемы.
Призрак ждёт на лестнице. Я опускаюсь на ступеньку, мы сидим рядом, смотрим на отблески света из гостиной, слушаем бормотание телевизора. Я так устала. Но с этим нужно закончить.
— Я не верю, что это она, — шепчу я. — Это совсем не похоже на Римму. А ты?
Руслан пожимает плечами.
— Она взяла деньги, и книги, и серебро, — мне снова нужен платочек. — Но не думаю, что она тронула тебя.
Он щурит глаза. «Ты уверена?»
— Хотела бы я знать. Но не показывайся ей больше, пожалуйста. Иначе Римма с ума сойдёт.
Я получаю в ответ улыбку.
А потом призрак растворяется в воздухе.
***
На следующее утро Римма со мной не разговаривает. В воздухе висит напряжение. Я пытаюсь поймать её взгляд за завтраком, но терплю неудачу.
Когда семейство покидает дом, я берусь за утреннюю рутину. Посуда, меню на ужин, уборка. Выхожу с полным пакетом к мусорному баку у дороги, проверяю почтовый ящик и, среди счетов и рекламок, вижу конверт, адресованный Ди.
Фото Ди, упавшее со стены.
Конверт от фото под её кроватью.
Ключ в корзинке с пряжей.
Я разрываю конверт без всяких угрызений совести.
Это письмо из городского загса. Взгляд быстро бежит по строчкам. Заявление зарегистрировано, бракосочетание назначено на...
Могу ли я верить своим глазам?
Я смотрю на дату — осталось три месяца. Ну кто будет жениться осенью — проносится в голове. А потом: Родя женится. У моего брата будет свадьба, о которой он никому не сказал! Теперь у меня есть разорванный конверт с доказательствами в руках. И, возможно, проблемы.
— Что-то случилось?
Я вздрагиваю, прижимаю письмо к груди. Фил стоит у кухонного окна и смотрит на меня. Он что-то заметил?
— Нет... Ничего, ничего.
Я с трудом дожидаюсь вечера, когда Родион возвратится с учёбы и практики, ловлю его с кружкой чая на лестнице. Кто угодно может нас застукать, но держать ещё и это в себе я не могу. Протягиваю брату письмо и шепчу:
— Какого чёрта ты ничего не сказал? Про свадьбу?
Он даже не пытается возразить.
— А нужно было? Мы же просто решили подать заявления. Я даже не собираюсь устраивать большую свадьбу или вроде того.
— Зато мама захочет! — толкаю его локтем. — Как ты мог ничего не сказать?!
Родя вертит письмо в руках и смущённо улыбается. Давно не видела его таким!
— Я расскажу всем, обязательно. Обещаю. А, кстати, почему ты вскрыла конверт?
— Эм... ну...
— Ты всю почту так вскрываешь? — теперь в улыбке ни капли смущения, только ехидство.
— Я просто перепутала! Что за наезд!
Он приподнимает бровь, как и раньше, когда я говорила, что кто-то другой съел его мороженое и потерял сборник страшилок из библиотеки. Нужно спасаться!
— У меня скоро пирог сгорит, — и сбегаю на кухню.
Ужин проходит тише, чем обычно. Мама на дежурстве, Альбин в больнице, а Римма сказала, что у неё болит голова, забрала тарелку и ушла в свою комнату. Родя провожает её удивлённым взглядом, смотрит на меня, но я старательно делаю вид, что ничего не знаю. Мы не успеваем закончить с супом, когда Ди поднимает голову, принюхивается и спрашивает.
— У нас пожар?
Это не ложная тревога. Из мусорного бака на улице вырываются языки пламени — оранжевые на фоне красного заката. Мы выбегаем наружу, без курток, в домашних тапочках. Почему здесь нет мамы, она бы разобралась со всем, а так — командовать приходится мне.
— Несите воду! В кухонном шкафу стоят вёдра! Быстрее!
Фил не отходит от дома — он наблюдает катастрофой издалека, как и всегда. Но именно он помогает мне и Роде наполнять вёдра водой. Огонь в мусорном баке быстро сдаётся. Кажется, я мельком вижу лицо Риммы в окне её комнаты, но, возможно, мне показалось. Ди приходит в себя и грозит Роде:
— Это ты не затушил очередную сигарету!
— Я не курил...
— Я видела, как ты дымишь за домом!
— Но я точно не устраивал пожар!
Она собирается сказать ещё что-то, но обхватывает себя за локти и, ёжась от холода, скрывается в доме. Фил и Родион следуют за ней. Ди слишком зла, Фил хочет закрыться у себя, а у Роди, кажется, виноватый вид. Никто не замечает, как я остаюсь на улице. Просто я кое-что увидела, пока лила воду в бак.
Но лезть в него в тапочках совсем не хочется.
В шкафу в прихожей я нахожу отцовские резиновые сапоги. Ноги утопают в них по колено. Беру перчатки для уборки и мечтаю о респираторе. Потому что мусор воняет. А сожжённый мусор воняет особенно мерзко.
Я забираюсь в бак, подошвы сапог давят пакеты с банановой кожурой и картофельными очистками. Солнце почти скрылось за горизонтом, но света достаточно чтобы не возвращаться в дом за фонариком. Я разбираю полусожжённый, мокрый мусор, ищу в эпицентре пожара её. Небольшую коробку из-под обуви. Конечно, это может быть коробка, которая совсем не связана с тайником Руслана. Но что если...
Я достаю обгоревшую крышку. Всё остальное превратилось в труху. Пусть это была эфемерная надежда, она исчезла.
Кажется, сейчас мне самое место в мусорном баке.
Опускаю голову, ещё раз осматриваю место очередной неудачи. На одном из пакетов что-то блестит. Наклонившись и задержав дыхание, я понимаю — это маленький контейнер для плёнки. Огонь, вода, ничто его не повредило.
— Искусство не горит, ведь так? — улыбаюсь я через подкатывающую к горлу тошноту.
Конечно, это может быть выброшенная плёнка с неудавшимися фото Альбина. Или ещё что-то. А ещё это может быть одна из разгадок. Стянув перчатки, я начинаю откручивать крышку, когда слышу оклик Роди
— Не надо!
Не заметила, как он вышел на крыльцо. В руке — сигарета. Я набираю в лёгкие воздуха: выдать всё, что я думаю о курении, особенно когда это касается моего брата, но он продолжает.
— Не открывай. Ты засветишь плёнку.
Об этом я не подумала.
— Об этом ты не подумала, да?
Я только вздыхаю в ответ. Терпеть не могу, когда братец прав!
— Слушай, если ты хочешь посмотреть, что там, — Родя начинает рыться в карманах. — У меня есть идея.
— Какая?
Вспыхивает огонёк зажигалки. Родя делает затяжку и усмехается.
— У меня завтра четыре пары. А около нашего корпуса — фотопечать. Утром заплачу за срочную проявку, вечером принесу фото.
— А что взамен?
— Могу я просто поступить так из большой любви к своей сестре? — он выпускает дым.
Мой взгляд говорит всё о вере в альтруизм брата. То есть, её отсутствии.
— Ладно. Пожалуйста, пока не говори о свадьбе никому. Особенно Римме. Мы сами скажем, когда придёт время.
Я и не собиралась, кстати.
— Обещаю.
Он докуривает, а я выбираюсь из мусорного бака. От одежды теперь будет вонять гарью. Призрак, ты хотел уничтожить улики? Пытался что-то от меня скрыть?
Может, в этот раз у тебя не получилось.
***
Довольная собой, я быстро проваливаюсь в сон, но вскоре просыпаюсь от звука шагов. Часы показывают первый час ночи. Кто-то бродит по дому. Проходит мимо моей комнаты. Скрипит ступеньками лестницы.
— Руслан? — шёпотом зову я.
Но призрак не может скрипеть половицами. Разве что тот Призрак, который всё это устроил. Накидываю халат и выскальзываю за дверь. Меня встречает знакомая темнота. Два шага вперёд, один маленький в сторону, чтобы не удариться о шкаф. Повернуться, и рука сама ложится на перила лестницы. Вверх или вниз?
Вверх, на чердак. Лестница вниз скрипит по-другому.
Я считаю ступеньки, ладонь тянется к выключателю. Без Альбина здесь пусто. Только искусственная ёлка пушится у стены. Может, шаги мне приснились? Выключаю свет, поворачиваюсь к лестнице и — замираю.
Альбина тоже столкнули вниз, в темноту.
Кто-то подкрался сзади, положил руку ему на спину... Успел ли Альбин повернуться? Услышал ли чьё-то тяжёлое дыхание над плечом?
Я резко разворачиваюсь, но сзади никого нет.
И, крепко держась за перила, я возвращаюсь к себе в комнату.