Глава 7
Вечером я опять устраиваю опрос. Результаты такие же неутешительные, в заимствовании серебра не признаётся никто. Мама грустно вздыхает, а Римма, когда я заглядываю к ней в комнату после ужина, признаётся:
— У меня пропало несколько колец и новые духи. Подруга привезла из Италии, я даже не открывала коробку.
Я оглядываюсь — рядом нет тяжёлых предметов. Можно и дальше молчать, но я только и делаю, что молчу. Время рискнуть.
— А деньги... — начинаю я.
— Нет, деньги вроде не пропадали.
— Я не о том. Деньги из комнаты Руслана. Те, которые он прятал в «Солярисе».
Несколько мгновений мы смотрим друг на друга. Я жду отрицания, жду начала скандала. Но Римма не срывается на крик.
Она опускает глаза.
— Ладно, я взяла деньги! Я хотела подсмотреть завещание твоей мамы. Я — мерзкая, но я... — она закрывает лицо и всхлипывает. — Я так устала. Руслан, Ди, всё это... Я больше не могу, не хочу здесь оставаться!
Я опускаюсь на кровать, неловко обнимаю её, а Римма не может умолкнуть:
— И бабушка умерла, и с Русланом всё непонятно. И я правда видела его тогда, и ещё раз ночью, на лестнице! Я больше не могу, я взяла его деньги из книги, просто чтобы съехать! Ему они всё равно уже не нужны!
Сама не замечаю, как глаза начинают слезиться. И как я обещаю Римме никогда никому про это не рассказывать. А потом ещё час сижу с ней, успокаивая.
Так следующим утром мне совсем нечего сказать маме. Но она и не вспоминает о пропавших вещах, зато, стоит мне спуститься на кухню, говорит:
— Можешь съездить со мной в крематорий?
Я — только встала с кровати, не расчесалась, даже кофе не выпила. Это я и пытаюсь высказать, но если мама решила что-то сделать, её не остановить. Поэтому на сонные возражения я получаю ответ:
— Заедем за кофе по дороге. Пошли, мне ещё на работу надо успеть.
Я знаю, сегодня не её смена. Но ещё знаю, что вставать между мамой и её работой — плохая идея, поэтому тороплюсь одеться и сесть в машину. Она хотя бы обещала купить мне кофе, но первую же кофейню у дороги мы проезжаем. И несколько следующих тоже.
У меня глаза всё ещё слипаются, приходится напомнить маме об обещании. Она, не отрывая взгляда от дороги, трясёт головой.
— Прости! На обратном пути, ладно.
— Задумалась? — я подавляю зевок.
— Немного.
Утренние пробки уже рассосались, дороги почти пусты. Мы добираемся до крематория минут за двадцать, я не успеваю и задремать. Внутри нас встречает женщина в чёрной футболке, такая же сонная, но у неё хоть чашка чая есть. Она долго смотрит что-то в компьютере, а потом говорит:
— Наверное, вы перепутали. Ваша урна будет готова в следующий четверг, а не в этот.
На обратном пути мама сотню раз извиняется. Но это не мешает ей снова забыть про мой кофею Она высаживает меня у дома, а потом уносится в сторону больницы.
Я бы с радостью променяла это грустное приключение на лишние сорок минут в кровати.
В доме так спокойно. Из комнаты Фила доносится стук клавиатуры. Остальные домашние разбежались по делам.
Стопа начинает ныть, поэтому я делаю себе кофе, беру коробку конфет и перемещаюсь на диван. Вытягиваю ноги и собираюсь насладиться одиночеством, когда в коридоре что-то падает. Глухой звук обрывается, а я замираю с кружкой, наполовину поднесённой ко рту. Несколько секунд тишины. И, кажется, я улавливаю скрип половиц на лестнице. Лёгкий, почти эфемерный.
Призраки не скрипят ступеньками. Может это наш грабитель и убийца крадётся по дому? Оглядываюсь в поисках оружия, за неимением лучшего, беру с тумбочки тяжёлую лампу — подарок маме от пациента. Стараясь не переносить весь вес на больную ногу, крадусь к лестнице.
На ней никого нет.
Я уже опускаю лампу, когда слышу ещё один глухой звук из-за двери кладовки. Может, это взорвалась банка с вареньем — такое бывало однажды. Отмывать комнату пришлось мне, и мне совсем не понравилось!
Я берусь за ручку двери, но та не поворачивается. Странно. Ещё одна дверь неожиданно оказывается запертой. Совсем как комната Руслана...
— Эй, — приглушённо слышится из-за двери. — Здесь кто-то есть?
Это голос Альбина.
— Да... Это я.
— О господи! — кто-то бьётся о дверь, створка трясётся. — Пожалуйста, выпусти меня!
— А что ты там делаешь?
— Меня заперли! Мила, пожалуйста, быстрее!
Оставив лампу у двери, я хромаю к кухне. Ключ находится в ящике и вскоре Альбин щурится от света. Он встрёпан и потерян. На полу кладовки разбросаны консервы.
Но хотя бы ничего не взорвалось.
Альбин устраивается на диване и пару минут смотрит в стену. Я как раз могу вернуть лампу на место и сесть рядом.
— Ты что, случайно захлопнул дверь?
— Нет, я же говорил, — он пытается пригладить волосы. — Меня заперли. Я полез внутрь, забрать плёнку из камер, а кто-то захлопнул дверь и...
— И?
— И выключил свет.
— Сколько ты там просидел?
— С утра, точно. Я кричал, бился о дверь, но никто не пришёл. Потом, я даже, кажется, задремал. А потом пришла ты.
Несколько секунд мы смотрим в чёрный экран телевизора. Чёрное стекло делает нас самих похожими на призраков. Я спрашиваю:
— Страшно было?
— Мне казалось, что я задыхаюсь. Я лежал под дверью и пытался дышать через щель. Потом хотелось пить, и я искал в темноте компот, но только уронил всё, — он неожиданно смеётся. — Я так испугался, когда ты начала дёргать ручку, совсем забыл, как хочу пить.
Я отдаю Альбину свой кофе. И... кое-что не сходится.
— Почему ты испугался, а не обрадовался?
— Я думал, он вернулся чтобы меня добить.
Допив мой чай и съев пару конфет, Альбин набирается храбрости и возвращается в кладовку, за плёнкой. Я заглядываю в спальню Фила. Тот сидит за ноутбуком в огромных наушниках, и мог бы пропустить не только крики Альбина, но и апокалипсис.
И всё же, почему именно он...
— Почему он? — спрашиваю я вслух Альбина, когда возвращается из кладовки. — Это не могла быть она?
— Захлопнуть дверь и выключить свет? Легко. Но я думал... Знаешь, может, у нас действительно завёлся призрак. Жуткая чертовщина творится.
Мне ли об этом не знать.
— Да уж. Двери запираются. Вещи пропадают.
— Какие вещи?
Я пересказываю Альбину историю о пропавших книгах, бабушкином серебре и украшениях. Он спрашивает:
— Всё это лежало там? В старой кладовке?
— Только серебро. А что?
Альбин мотает головой.
— Ничего, я так... Сменить тебе повязку?
Я делаю вид, что не заметила, как он замял эту тему.
***
К вечеру в дом возвращается Ди. Родя усаживает её за стол и несколько раз спрашивает, нет ли в еде орехов, хотя мы избавились от всех орехов в радиусе километра. Ди ест мало, осторожно и почти не разговаривает. Я бы списала это на отёк горла или усталость, но всё оказывается не так просто.
Я слышу всхлипы, пока мою посуду — непривычный звук. Делаю воду тише, но не выключаю совсем. Выскальзываю из кухни, чтобы спрятаться в полумраке под лестницей. Это идеальное место — мы с Риммой и Русланом не раз использовали его, играя в прятки или подслушивая разговоры родителей в гостиной. Я до сих пор помещаюсь там, хотя ступеньки врезаются в бока и плечи. Пока я пытаюсь устроиться удобнее, чуть не пропускаю истерику Ди.
— Мне страшно! Не надо говорить, про случайность, никто не мог случайно дать мне орехи так, чтобы я их не почувствовала. Кто-то хочет, чтобы я умерла!
— Конечно, нет. Римма может и грубая, но она никогда...
— Нет, это не она. Это призрак! Он всё ещё здесь. Пожалуйста, давай уедем, — она срывается в плач.
Я не вижу, но представляю, как Родя гладит её по голове.
— Я видела его ночью. И тогда, когда меня увозили на скорой. Я больше не могу здесь, давай уедем!
Она начинает повторяться. Я выскальзываю из укрытия и замираю в дверях кухни, заметив спину Альбина. Он увлечённо копается в одном из ящиков, так увлечённо, что вздрагивает, стоит мне спросить:
— Что ищешь?
— Эм... — он бросает на меня быстрый взгляд. — Хочу открыть бутылку вина. Где у нас штопор?
— Точно не в ящике с ключами. Внизу, там, где скалка и поварёшки.
Забрав штопор, он прячется у себя, даже не пригласив меня на вечерние посиделки с вином. Я закрываю воду и заглядываю в ящик с ключами — вроде бы всё на месте.
Неужели Ди действительно видела призрака? Почему бы не спросить его самого? Тянусь в карман, достать книгу и список, но — нахожу только книгу.
Я осматриваю свою комнату, кухню, весь дом: листочка нигде нет. Остаётся только надеяться, что я выронила его в крематории или на улице, а не там, где кто-то из родственников может найти.
В любом случае, у меня нет времени думать о потерянном списке. Я просыпаюсь следующим утром, смотрю на календарь, на дату, обведённую красным маркером — день рождения Роди.
Конечно, праздничный ужин повисает на мне всей тяжестью ответственности.
Я мечусь по дому весь день. Снова начинает болеть нога, но это меня не останавливает. Едва не роняю противень с картофелем; чуть не отрезаю себе палец, когда разделываю рыбу; пробегаю мимо призрака, ждущего на лестнице, потому что, прости, братец, времени нет.
На самом деле время есть, но оно нужно живым.
Альбин возвращается раньше всех, и я отправляю его развешивать гирлянды в гостиной — Роде нравится, как они светятся. Сама убираю хрупкие и ценные вещи, превозмогая боль, пока Альбин не ловит меня на полпути между кухней и нервным срывом, чтобы сказать:
— Я, кажется, нашёл книги твоей мамы.
— Прости? — я так занята, из головы вылетело всё кроме того факта, что через пять минут нужно достать пирожки из духовки.
— Наш препод по анатомии, говорил, что недавно купил в антикварном магазине пару роскошных книг по медицине. Я немного расспросил его, очень похоже на те, о которых говорила ты.
— И у кого он их купил? Ты узнал имя продавца?
— Лучше! Я убедил Родю пригласить его к нам сегодня.
Видимо, у меня всё написано на лице, потому что Альбин пускается в пояснения.
— Он наш будущий научрук. К тому же, будет толпа народу. Подумаешь, человеком больше.
— Для тебя это просто развлечение, да?
— Ну... да!
На осуждение времени тоже нет — судя по запаху, мы скоро останемся без пирожков.
Я хочу надеть туфли на каблуках, но стопа недовольно ноет, поэтому ограничиваюсь капроновыми носками. Сбрызгиваю волосы одним из волшебных снадобий Риммы — и они блестят, как брильянты.
Родя приводит первых гостей — родителей Даши — а у меня всё уже готово. Альбин открывает вино, Римма выгоняет меня из ванной и в бешеном темпе меняет дневной макияж на вечерний. Фила, нашего специалиста по поджогам, я отправляю воткнуть в торт двадцать две свечи.
Мне остаётся следить за тем, чтобы всё шло нормально. В капроновых носочках я беззвучно перемещаюсь по дому. Ловлю обрывки разговоров. Улыбаюсь в ответ на комплименты о своей готовке.
И снова замечаю призрака на лестнице.
Чуть не роняю бокал вина, пока не понимаю — это не Руслан. Это девушка в белом платье стоит на лестничной площадке. Наши взгляды встречаются, и я узнаю медиумшу. Кажется, мы встречались так давно...
Совсем забыла, как её зовут.
Я тоже поднимаюсь на площадку. Она касается бокалом моего, стекло нежно звенит. Шум гостей, запахи еды, всё отодвигается на второй план, когда она тихо произносит:
— Он всё ещё здесь, да?
— С чего ты взяла? — вздрагиваю я.
— Ты же не думаешь, что у меня совсем нет таланта?
— Нет, я...
— Ничего страшного, — она улыбается и отпивает из бокала. — Люди никогда не относятся к медиумам всерьёз.
Несколько секунд мы неловко молчим.
— Так что ты чувствуешь? — вдруг сможет мне помочь?
Медиумша поднимает голову, будто заметила что-то невидимое.
— Он всё ещё здесь. Бродит в темноте. Ему что-то нужно, поэтому он не может уйти.
— Что именно?
Она пожимает плечами.
— Хороший вопрос. Месть? Успокоение? Правда? Всё из этого? В любом случае, ему нужна помощь.
Я не успеваю ответить. В гостиной начинают громогласно петь «С днём рождения!». Мы спускаемся к гостям как раз чтобы увидеть, как Родя задувает свечи и чмокает в щёку раскрасневшуюся Ди. Разрезают торт, Альбин протягивает мне тарелку и шепчет.
— Вон профессор, болтает с Филом. Удачи, детектив!
Через несколько минут у меня есть адрес «Чудненького магазина, хозяин специально придерживает для меня книжки по медицине. И если вам нужно что-то продать, ну, вы понимаете, всегда можно обратиться туда». Я вру, что понимаю, и он записывает адрес Паркером на салфетке. Она отправляется в карман, к книге.
Я наконец-то могу удобно расположиться на диване с тортом и парой старых знакомых из университета. Но начинаются совсем не удобные вопросы — когда планируешь восстанавливаться? Или уйдёшь в другое место? Может хочешь уехать учиться за границу? Я не знаю, не знаю, не знаю, о чём честно всем говорю.
Но я бы очень хотела знать.
Когда последний гость уходит, именно я запираю дверь. Мягко светятся огоньки гирлянды. Домашние разбрелись по комнатам и ванным. Я выливаю остатки красного полусухого из бутылки в бокал, встаю у окна и смотрю на закат. Позволяю себе ни о чём не думать.
Вниз по улице проезжает несколько машин. Больше ничто не нарушает тишину вечера.
Пока сзади на лестнице не раздаётся грохот и крик Альбина.
Я чудом не роняю бокал и не падаю по пути, но выбегаю к лестнице первой, чтобы найти Альбина, лежащим внизу. Голова запрокинута, рука вывернута под неестественным углом, но он жив! Он стонет и пытается встать, мертвые так точно не могут. Подняв голову, я не вижу наверху ничего кроме темноты.
И призрака.
Если бы он не был мёртв, думаю я, опускаясь на колени около Альбина. Если бы только он не был мёртв! Я бы решила, что это Руслан столкнул Альбина.
Хлопают двери. Альбин стонет у меня на руках. Я пытаюсь собрать слова в единое целое:
— Скорую! Звоните в скорую!
Второй раз за неделю к дому подъезжает белая с красным машина. Фельдшер говорит, ничего, кроме руки, скорее всего, не пострадало, но нужно сделать рентген и ещё пару процедур. Не самое лучшее окончание дня рождения. Но, по пути в спальню, я снова вижу грустный призрак Руслана в коридоре.
И понимаю — могло быть и хуже.