Кейли

***

Драко ещё несколько секунд смотрел на ошалевшего друга в неверии, но затем собрал всю свою волю в кулак и тихо произнёс:

— Блейз, она меня больше не интересует.

Это звучало настолько спокойно и убедительно, что любой поверил бы, без сомнения. Но не тот, кто знал Малфоя с малых лет. Забини уже обратил внимание на то, как всего на мгновение глаза его лучшего друга вспыхнули яростью, а затем появилась такая привычная маска безразличия.

Блейз улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой и упёрся двумя руками о его стол, чтобы их лица были напротив. Его глаза, в противовес улыбке, метали молнии, если не сказать больше — они полыхали яростью.

— Не верю ни единому слову.

Затем он грациозно поправил свои манжеты и развернулся на каблуках, уже у самой двери, не оборачиваясь, мулат произнёс:

— А если даже и так. То твой сын не должен расти без отца!

Драко скептически посмотрел в спину Блейзу, вновь возвращаясь к работе.

— Это не может быть мой сын, Блейз, — произнёс Драко, его голос предательски дрогнул на слове «сын». У неё есть сын от другого, Блейз видимо решил, что он мой... Как же это нестерпимо больно. Захотелось закричать. Громко. Истошно. Как банши.

Но Забини вновь пересёк кабинет и подошёл вплотную к нему, теперь он был очень похож на свою мать итальянку, которая была экспрессивной и эмоциональной женщиной. Блейз повысил голос, активно жестикулируя.

— Расскажи это тому, кто не видел мальчика. Он твоя точная копия. Только кудрявый, как эта чокнутая ведьма. Знаешь, чего мне стоило остаться незамеченным? Она бы заколдовала меня! Наложила бы Обливиэйт и всё! Или связала обетом, как Поттера!

— Она бы не стала использовать Обливиэйт, — на автомате проговорил Драко. Как будто это имело значение, как будто об этом шла речь. — Ты её, видимо, плохо знаешь или недооцениваешь, — зачем-то добавил он, прикрывая глаза и потирая пальцами переносицу.

— Драко, ты не слышишь?! У тебя сын в Италии растёт! — Забини сорвался на крик.

Драко, наконец, открыл глаза и уставился своим ледяным взглядом, прошибающим насквозь любого.

— Блейз, с чего ты взял, что он мой? Мы всегда были осторожны. Она прислала письмо меньше чем через два года... Я знаю, что у неё есть мужчина, которого она... — он почувствовал, как слова застряли в горле. И накатило осознание. Драко безумно боялся поверить, ещё раз обрести надежду, а затем потерять... Он не вынесет. А ещё в нем просыпалось что-то, что-то такое знакомое... Неизменно сопутствующее всему, что было связано с Грейнджер. Ярость. Именно она, эта женщина могла за секунду привести его в бешенство. Своими идиотскими поступками, своими словами, безразличием. Голос звучал глухо. И он уже сам знал ответ. — Сколько ему лет?

Мулат судорожно пытался прикинуть возраст ребёнка.

— Не знаю, я плохо определяю возраст, — Блейз коснулся ладонью лба и отбросил волосы, упавшие на глаза, назад, — наверное, около пяти... Или шести.

Драко замолчал, сопоставляя какие-то факты, не произнеся больше ни слова, пока Блейз тащил его по коридорам больницы. Пациенты и сотрудники удивлённо оглядывались.

Весть о том, что Малфой — глава практически всех больниц волшебного мира, всплыла всего несколько месяцев назад. А застать его в одной из этих самых больниц... Было чем-то нереальным.

— Я её убью. — Это были первые слова Драко после продолжительного молчания.

***

  А случилось всё до банального просто. Блейз вернулся на родину, в Сицилию. В тот день, вернее ночь, он отдыхал в клубе, где и познакомился с девушкой по имени Моника. Высокая, черноволосая итальянка с фигурой, похожей на песочные часы, жила в Риме, но иногда приезжала к родителям в Сицилию. Моника была волшебницей, Блейз это понял практически сразу — он заметил палочку в её декольте. Эти миндалевидные карие глаза с поволокой под длинными и пышными ресницами, чувственные губы и длинная шея, в сочетании с шикарным бюстом пленили его. И Забини решил во чтобы это ни стало заполучить красавицу прямо сегодня.

Девушка жила в соседней квартире от Грейнджер. Но Забини ещё не подозревал об этом, он в тот момент удивлялся другим её способностям.

И вот сегодня Блейз волей случая оказался в Риме, он сразу же для себя решил, что непременно встретится с девушкой, которая запала ему в душу. Ну не совсем в душу, если быть честным...

Моника посмела поматросить Забини и сбежать одним прекрасным утром из его поместья, даже не попрощавшись. Блейз кое-как узнал адрес беглянки у её родителей, которым пришлось рассказать совсем иную версию их знакомства. Где красавица итальянка не была подшофе и практически изнасиловала Блейза, а у него, надо заметить, подобное случилось впервые. Обычно это была его роль — соблазнить, оставить незабываемые впечатления и уйти по-английски.

Так вот, Блейз шёл по улице в поисках нужного дома, когда увидел знакомые волосы каштанового цвета, он был почти уверен, что знает их обладательницу. Наложив дезюлиминацонные чары на себя, парень проследовал за ней. Это действительно была Гермиона-мать-её-Грейнджер! Та самая ведьма, из-за которой с ума сходил его лучший друг на протяжении уже стольких лет.

Блейз услышал за захлопнувшейся перед его носом дверью детский смех, отчего стало не по себе. А затем оттуда вышла няня. Ребёнка он не видел. Уже собираясь уйти подальше от этого разочаровывающего места и, наконец, дойти до дома своей пассии, он столкнулся на лестничной клетке с Моникой, которая тоже возвращалась домой. Блейз теперь мечтал, чтобы Драко никогда не узнал ничего об этой чокнутой гриффиндорке.

Оставшись у Моники с ночевкой он даже забыл о Грейнджер, которая, похоже, была глубоко замужем, родила ребёнка и жила себе счастливо... Эта информация никак бы не порадовала расшатанную психику Драко.

Но волей случая, или же это всё-таки было провидение... Гермиона сама зашла следующим утром к своей подруге, с просьбой присмотреть за сынишкой, буквально пару часов. Потому что няня опаздывала, а Грейнджер должна была кровь из носу явиться на работу, максимум через десять минут. Моника нехотя согласилась.

Блейз вышел из спальни в одних боксерах, сонно зевая, он задал очень важный и интересующий его вопрос Монике, разумеется после того, как Гермиона ушла в свою квартиру за малышом.

— А где ее муж? Или он тоже работает?

— У неё нет мужа, — задумчиво ответила итальянка, на ходу отдавая распоряжение домовику о завтраке.

— Ну отец-то должен быть?

Моника теперь казалась раздражённой.

— Представь себе, у него нет отца. И никогда не было! Не все мужчины... — она злобно посмотрела на Забини, вздохнула, и прошла к гостиной, орудуя по пути палочкой, чтобы убрать все потенциально бьющиеся и опасные предметы. — Извини... Не знаю, что на меня нашло. Просто и она и её ребёнок... Они замечательные. Не знаю, какой сволочью нужно быть, чтобы не явиться ни разу за столько лет!

А вот это уже было действительно интересно. Ещё интереснее стало, когда Блейз краем глаза увидел ребёнка, тут же скрывшись в спальне. Его сердце сейчас чуть ли не выпрыгнуло из груди от увиденного.

Если до сего момента он собирался предстать перед этой разбивательницей сердец с кучей обвинений и упрёков, то сейчас боялся больше смерти попасться ей на глаза. Он помнил историю Драко о Поттере, который не мог сказать и слова из-за обета.

Не дожидаясь, пока раскроется его личность, а Моника уже что-то лепетала Грейнджер о своём госте, очевидно, собираясь представить настойчивого парня своей подруге, Блейз аппарировал в трусах прямо с перил балкона, сжимая в руках свои вещи.

***

Драко, сохранял безразличное выражение лица во всех ситуациях. Когда его отца упекли в Азкабан на пятом году обучения, он был убийственно спокоен. Даже на суде перед полным составом Визенгамота, когда его обвиняли и грозились дать пожизненное. Даже после того рокового дня, когда погиб Дамблдор, Драко безупречно продолжал играть свою роль. Блейз никогда не видел его в ярости, что бы там ни случалось.

Сегодня это было впервые.

Малфой, не теряя времени, получил портключ, Забини даже не поверил, что глава аврората — Поттер — с каким-то безумным ликованием сделал это для них за рекордные три минуты, поминая Мерлина и его подштанники, а заодно и Грейнджер. Любимый домовик Малфоя собрал его чемодан буквально за десять минут и, к моменту получения портключа, уже передал необходимое в руки хозяина.

Ещё через несколько минут они шли по Риму к нужному дому. Блейз предусмотрительно захватил кофе и выпечку, направляясь к Монике, которая по его расчетам ещё должна была сидеть с сыном Малфоя. Он еле поспевал за своим другом. И вот Забини уже настойчиво звонил в дверь. Сначала послышались лёгкие женские шаги, а затем девушка заговорила на английском, к удивлению обоих мужчин. «Солнышко, вот и няня приехала, видишь, тебе не придётся скучать со мной весь день...». Дверь распахнулась, Моника тут же попыталась ее закрыть, но Блейз успел втиснуться в дверной проем и помешать.

***

Девушка не хотела его впускать, очень грубо сообщая о том, что такой дурой её ещё не выставляли ни разу в жизни. Дабы хотя бы минимально поберечь уши ребёнка, она тараторила, перейдя на итальянский, со всей присущей этой нации экспрессией.

— Я впервые хотела познакомить кого-то со своей подругой, а ты сбежал! Ты её знаешь?! Между вами что-то было?!

Вместо ответа Блейз подтолкнул Драко к дверному проему и увидев, как оторопела его пассия, попытался развить успех. На лице Моники постепенно проступало осознание и понимание. Забини вновь перешёл в наступление.

— Я не хотел сбегать от тебя. Но думаю, он в праве познакомиться с сыном. Твоя подруга будет счастлива, поверь.

Моника, после долгих уговоров, всё же впустила обоих в свою квартиру. С условием, что они не попытаются украсть ребёнка. Блейз сжато и без упоминания женитьбы Драко рассказал о том, что роман этих двоих оборвался из-за тотального недопонимания и предрассудков родителей его друга. Моника даже прослезилась, узнав, что Малфой только сегодня узнал о существовании ребёнка и теперь намерен участвовать в его воспитании, девушка только после этого разрешила отцу увидеть своего сына.

Малфой с замиранием сердца вошёл в гостиную, где играл малыш с платиновыми волосами того же оттенка, что и его собственные. Он прикрыл глаза на секунду, борясь с желанием немедленно найти Гермиону и... Убить. Или... Мужчина тряхнул головой, отгоняя эти несвоевременные мысли. Ребёнок сидел спиной к двери, даже не подозревая о жарких спорах взрослых, потому что Драко предусмотрительно наложил заглушающее, как только Моника начала кричать.

Мальчик обернулся на звук шагов, и два взгляда одинаково серебристых глаз встретились. Малыш в удивлении приоткрыл рот, разглядывая мужчину, так не похожего на других жителей Италии, и так похожего на его собственное отражение в зеркале.

Драко сделал еще один шаг навстречу. Ребёнок в свою очередь отложил игрушечную метлу и снитч, сосредоточив внимание на незнакомце.

Драко присел в нескольких шагах от мальчика, не зная с чего начать. Но начинать с чего-то было необходимо. 

— Привет, меня зовут Драко. — Малфой хотел стукнуть себя по лбу, но это было единственное, что пришло на ум в столь ответственный момент. Он был в шоке. Сомнений в отцовстве просто не возникало. Малыш был копией с детских колдографий Драко, единственное различие, которое указывало на сопричастность Грейнджер — кудрявые волосы. И ещё это удивлённое выражение лица, с приоткрытым ртом. Это его копия. Плоть и кровь. Его и ее сын. Сердце ухнуло куда-то вниз, когда осознание этого очевидного факта медленно проникло в мозг.

— Привет. А меня Арон, — так просто сообщил ребёнок, будто всё так и должно быть.

Драко перевёл взгляд на метлу, в попытке ухватиться за что-то, продолжить разговор.

— Нравится квиддич?

А в голове стучало набатом «мой» и «ее» сын. Наш сын. Что же ты натворила, Грейнджер...

— Угу, — мальчик явно смущался, но очень внимательно рассматривал мужчину.

— А что ещё тебе нравится, Арон? — осторожно спросил Малфой. Это было ужасно нелепо, неправильно, ругал себя он...

— Когда мама со мной, — пробормотал малыш себе под нос, он жутко стеснялся прямо сейчас, но любопытство уже брало верх над страхами

— Я обязательно ей это скажу, если ты разрешишь.

Ребёнок слишком серьезно посмотрел в глаза Драко, что-то в этом взгляде неуловимо взывало в памяти к образу Грейнджер, ну и конечно то, как ребёнок отбросил упавшую на лоб прядь.

— Почему? — немного резко, даже требовательно спросил мальчик.

— Потому что для тебя это важно, — Драко немного опешил.

— Нет. Почему ты пришёл? — он смотрел выжидающе, замерев на месте.

— Я всего полчаса назад узнал, что ты и твоя мама здесь, поэтому пришёл... Как только узнал, где вы.

— Ты не знал где мы? — кажется, ребёнок был крайне удивлён и заинтересован.

— Не знал, — честно ответил Драко, мысленно отмечая, что этот малыш явно унаследовал от обоих родителей талант выбивать своими словами из колеи.

— Ты мой отец?

— Да, я твой отец. — Малфой был в шоке. Что ещё можно было ответить на этот вопрос, кроме правды?! Пока он, взрослый мужчина обдумывал как сообщить ребёнку об их родстве, его сын всё понял сам. Арон смотрел на него завороженно и с восторгом, будто сбывалась его самая главная мечта!

А Малфой только что простил Гермионе всё, за это маленькое чудо, которое она ему подарила. Милостивый Салазар... У них общий ребёнок. Отец этого мальчика — он, Драко Малфой. Не эфемерный мужчина, в объятиях которого Драко в отвращении, ненависти и всепоглощающей ярости столько лет представлял Гермиону... Нет. Она не вышла замуж. Она не родила сына кому-то... Она стала матерью его ребёнка. С ума можно сойти только от этого.

Гриффиндорцев всегда отличала храбрость, она не испугалась, оставила их ребёнка и воспитывала сама. Не прося помощи, не шантажируя. Она не стала портить его жизнь, как казалось ей... и надеялась, что когда-нибудь сможет их познакомить. В тот далекий день ни один из них не подумал о последствиях, и Малфой сейчас был даже этому рад.

В этот момент отошли на второй план обиды, ненависть, а огромнейшее желание придушить ее... почти пропало. Он вспомнил письмо и теперь понял слова Поттера, а главное подтекст послания.

И сейчас... Ему ничего не оставалось кроме как раскрыть свои объятия и прижать счастливого сына к своему сердцу.

Няню, явившуюся спустя целых два часа, Моника отправила домой на свой страх и риск, сообщив, что сегодня хочет посидеть с ребёнком сама.

***

Кейли вернулась с работы немного позже обычного, измотанная и уставшая. Этот день прошёл слишком сумбурно, начиная с утра... Всё шло наперекосяк.

Подчинённые то и дело вламывались в кабинет с глупыми вопросами, сами же на них отвечая. Волшебники, которые решили посетить Италию почему-то именно сегодня, будто сговорились и чуть было не пустили статут о секретности гиппогрифу под хвост. Ещё и Кингсли писал о том, что ему нужна ее помощь. Желательно в Англии.

Единственным ее желанием сейчас было скорее уложить сына спать и выпить бокал вина, чтобы хоть немного расслабиться. Не обнаружив дома никого, она выругалась сквозь зубы, обещая себе в ближайшее время найти новую няню. Всё осложнялось тем, что среди волшебниц быть няней было чем-то настолько редким... Иначе говоря, встретить единорога посреди маггловского города было проще. Молодая женщина отправилась к соседке, понимая, что няня скорее всего уже ушла и снова передала Арона на попечение Монике.

Глаза Кейли, то есть Гермионы округлились, когда двери вместо Моники открыл Блейз Забини, не сильно изменившийся со школьных лет. Она уже незаметно потянулась за палочкой, на что мулат с усмешкой произнёс:

— Я это предвидел. Уже поздно, Грейнджер.

Гермиона в ужасе оттолкнула с дороги Блейза и побежала в гостиную, где обычно играл Арон. Она боялась, что там никого не окажется, ее сковал холодный и липкий страх, перекрывший доступ кислорода в лёгкие, вышибавший все мысли из головы. Единственное, что билось в ее сознании раненой птицей — Драко отнимет у неё ребёнка, если узнает о нем.

Но к ее величайшему удивлению, в гостиной находились два платиновых блондина и ее подруга. Драко и Арон синхронно обернулись к двери.

Ребёнок тут же побежал к матери и громко прокричал:

— Мамочка! Папа нашёлся!

Гермиона упала на колени, подхватывая и прижимая сына к себе, как самое дорогое, что у неё было в этой жизни. Она, наконец, вдохнула полной грудью. Это ее мальчик. Он здесь. С ним всё в порядке. Молодая женщина уткнулась носом в кудрявую макушку, он пах сладким молочком. Ее малыш.

Она в неверии и ошеломлённо, наконец, подняла глаза, посмотрела на мужчину, которого не видела уже без малого шесть лет. Продолжая целовать сына с иступленной нежностью, она шептала:

— О Мерлин, как же я испугалась, Арон!

— И правильно сделала, что испугалась, — прозвучал ледяной голос Малфоя.

Теперь к ней подошёл Драко, его непроницаемое лицо едва сдерживало ярость, в которой он пребывал, вновь увидев ее. Она посмела стать еще красивее, в то время, как он медленно погибал все эти годы. В то время, как он себя изводил мыслями о том, что она предпочла другого... Ему... И этот другой имел на неё все права. Ему она дарила свои улыбки, объятия... Чужое имя она выстанывала... Малфой сморгнул, приходя в себя.

— Ты не посмеешь забрать его у меня. — Она смело встретилась с ледяным и одновременно пылающим гневом взглядом серых глаз.

— Посмею. И заберу. Вас обоих. Даже если мне придётся держать тебя под Империусом. — Она отметила, что таким злым не видела его ещё никогда. А повзрослев, Малфой стал выглядеть ещё опаснее, чем раньше. Разворот плеч стал шире, скулы были такими же острыми, как раньше, создавалось впечатление, что проведи пальцем — порежешься. Волевой подбородок, строгое, надменное выражение лица. И эта кошачья грация в каждом движении, будто он хищник.

Он был выше и больше неё, но пугало далеко не это. Его взгляд. Гермиона была уверена, что дёрнись она сейчас чуть более резко, чем следует, он просто прикончит ее. Поэтому девушка хлопала глазами с недоумением на лице, ее голос ужасно дрожал и не повиновался хозяйке.

— А как же Астория?

— Она погибла. — Драко кивнул Монике и Блейзу. Друг тут же улыбнулся ему как истинный слизеринец. Блондин вновь обернулся к матери своего ребёнка. — Тут слишком много лишних ушей, Гермиона. Идём к тебе, разговор предстоит долгий.— Его голос звучал слишком напряжённо и одновременно был уставшим.

Моника непонимающим взглядом смотрела на собравшихся.

— Гермиона? Но... Она ведь... Ее зовут Кейли, — ее интонация была не то утвердительной, не то вопросительной.

Блейз почти смеялся, осознавая, что сделает Драко с этой ведьмой. Ему сейчас было ничуть не жаль Грейнджер, она заслужила каждое слово, каждое обвинение...

Забини торжественно произнёс:

— Да, Моника! Это та самая Гермиона-мать-ее-Грейнджер! Героиня войны и обладатель ордена Мерлина первой степени! Лучшая подруга святого Поттера! И самая ярчайшая ведьма современности. А ещё заучка всея Хогвартса. Мать ребёнка моего лучшего друга. Я тебе все расскажу, Моника. Но... Им действительно сейчас надо поговорить...

— Ооо, похоже это потрясающая история, — Моника положила голову на плечо Блейза. Она уже перестала на него злиться, ведь он не просто сбежал. Он это сделал ради своего друга... Это позволяло характеризовать его как очень... Подходящего мужчину. И то, что происходило прямо сейчас на ее глазах, того стоило, более чем. Тот накал страстей, который она видела в этой паре... Они наверняка были одинаково готовы убить друг друга или любить. Прямо здесь и сейчас.

— Ещё какая, — все ещё улыбался Забини

***

Драко вошёл в квартиру Грейнджер последним, рассматривая интерьер, который в цветовой гамме не изменился со времён ее комнаты в башне старост, а затем и квартиры в Лондоне. Гермиона прошла с притихшим сыном на руках в столовую, призывая эльфа. Затем обернулась, услышав вопрос.

— Не изменяешь своим вкусам...

Немного помолчав, она все же ответила:

— Как видишь. Ты ужинать будешь? — голос звучал слишком взволновано.

Он усмехнулся, они не растеряли этой привычки общаться двусмысленными фразами.

— Не откажусь... Ты завела домовика.

Это не было вопросом, просто констатация факта, чтобы заполнить давящую тишину. Шесть лет. Он не видел ее почти шесть лет...

— Он получает жалование, — тут же парировала она.

— Не сомневаюсь.

Малфой снова усмехнулся, в это мгновение голос подал Арон, обращаясь к отцу с надеждой в глазах, робко выглядывая из-за плеча матери:

— А ты не уйдёшь?

По-видимому, ребёнка очень волновал этот вопрос. Потому что он ещё сильнее прижался к матери и выжидающе приоткрыл рот.

— Никогда. — Серьезно ответил мужчина. — Пойдёшь ко мне на руки? — Драко очень хотелось объяснить сыну, что он никогда бы его не бросил, и не бросит... 

Мальчик стеснительно кивнул, после того, как получил одобрение матери.

Наконец, стол был накрыт. Все трое приступили к трапезе.

Гермиона не съела ничего за ужином, она поочередно смотрела на сына и его отца, которые общались и задавали друг другу вопросы, практически не ощущая неловкости.

Кусок в горло не лез оттого, насколько это было одновременно и правильно, и дико. Драко встретился с ее кофейного цвета огромными глазами, по которым так скучал... И это было так унизительно. Он чувствовал себя собачонкой, которую когда-то прогнали, и теперь не был уверен, что примут обратно... Он ужасно злился.

— Грейнджер, ещё немного и ты прожжёшь меня взглядом.

Девушка неловко выронила вилку, и та со звоном упала в тарелку, а при попытке поднять, Гермиона снова не удержала ее.

— Извини. Просто... Это всё очень неожиданно...

— Неожиданно, — он будто пробовал это слово на вкус, будто предложенное сомелье вино, медленно оценивая и ощущая послевкусие, — мягко сказано. Мы позже поговорим. — Нет. Они не будут при Ароне выяснять отношения. Ни за что. — Чем вы обычно занимаетесь по вечерам? — его голос звучал обманчиво ласково и крайне спокойно. Но Гермиону пробирала дрожь от этого взгляда. Она всё ещё задавалась вопросом: как может быть такое, что он одновременно ледяной и полыхает просто мистической яростью?

Арон решил ответить за мать, он хотел обратить на себя внимание отца.

— Мы ходим в парк или мама показывает волшебство.

Драко перевёл вопросительный взгляд на Гермиону, и та проговорила меланхолично:

— Рассказываю сказки Барда Бидля, с экранизацией, так сказать.

В парк было решено не идти. Арон не отлипал от Драко, он уже освоился и готов был рассказать отцу всё на свете, будто это не они познакомились лишь сегодня утром. Мальчик был безмерно счастлив и взволнован.

Спустя несколько часов они уложили ребёнка спать. Малфой заботливо наложил заглушающие чары на детскую комнату и обернулся к Гермионе, которая отошла к гостиной и была готова к худшему.

Мужчина направился к ней, тяжело дыша. Она видела, в какой дикой ярости пребывает Драко, отчего невольно поёжилась и отступила на шаг. Как будто это бы ее спасло.

Он весь день сдерживался, и вот пришёл момент для апогея — Малфой взорвался:

— Ты чем думала?! Каким местом?! Скажи мне?! Грейнджер!

Она впервые видела его в ярости, как чуть ранее это лицезрел Блейз. Он впервые орал на неё. По-настоящему орал.

— Драко, я думала как раз о тебе... Я узнала, что беременна, спустя почти два месяца после... твоей свадьбы. Я была в растерянности. Мне надо было явиться с ним в Мэнор?! — она тоже сорвалась на крик.

— Ты обязана была мне сказать! Я его отец! Как ты могла?! Когда ты собиралась нас познакомить?! Когда ему бы исполнилось тридцать?! Ты ненормальная, Грейнджер!

— Ты был связан клятвой! Ты бы умер! Я приняла правильное решение! И... — последние слова она произнесла на выдохе, шепотом, будто боясь, что они окончательно разрушат всё, — я думала, ты уже давно обзавёлся законными детьми... Полагала, что ты счастлив без меня! — и это было действительно так. Она не знала, есть ли у него законные дети. И какую роль сейчас в его жизни сыграло появление Арона.

Драко уже не кричал, а скорее шипел на неё:

— Явно погорячились несколько лет назад, когда назвали тебя самой умной ведьмой своих лет! Ты абсолютно безмозглая! Идиотка!

— Что, скажи, что ты тогда мог сделать?! — она сама не заметила как ее голос окончательно перешёл на шёпот, отчаянный, хриплый, дрожащий и такой позорный шепот. Будто она уже сейчас осознавала, что сделала самую большую глупость в своей жизни.

— Ох, как вовремя ты хочешь знать что! Ты даже не оставила мне возможности сказать! Просто сбежала!

— Что ты мог?! Что ты сейчас можешь противопоставить своей семье?!

— Я нашёл способ развестись с Асторией без последствий, я искал тебя! Я отказался бы от наследства! Я сутками работал, пытался найти выход и нашёл! У меня по всему миру больницы... Я уже тогда мог обеспечить нас... Да я чуть не сдох из-за тебя, идиотка! А ты мне передала чёртово письмо через Поттера, когда я уже собирался развестись даже не найдя тебя. И до меня только сейчас, к сожалению, дошло почему твой лучший друг так негодовал оттого, что не мог сказать правду. Ты запретила Поттеру вообще контактировать со мной!

Гермиона стояла со стеклянными глазами и смогла выдавить из себя лишь несколько слов.

— Я не знала.

И это была чистая правда. Она не знала какую роль играла в жизни Драко. Она не знала о том, что он ее искал, что для него это было не просто развлечение... Веки сами собой налились свинцом и закрылись, а губы кажется уже искусаны до крови. Перед глазами стоял разговор с женщиной. С волшебницей, которой она поверила, так просто и безоговорочно...

Драко только отмахнулся, отвернувшись к окну и упершись, даже скорее вцепившись, побелевшими пальцами в подоконник. Он пытался восстановить дыхание, успокоиться. Гермиона воспользовалась его молчанием.

— Я думала, что это правильное решение... Хотела, чтобы ты был счастлив.

Он резко обернулся.

— Правильное?! Счастлив?! Так ты полагаешь, что я был счастлив?! Счастлив?! Хоть один гребаный день?! — его отчаянье в голосе резануло слух, отчего у Гермионы задрожали руки и нижняя губа.

— Ты смог бы меня простить ради Арона? — Она решила, что терять все равно уже нечего, стоит играть в открытую. Или вообще не играть. Только правда. Их отношения погубили эти глупые игры. Ребёнок не должен расплачиваться за ее ошибки.

Грудь Малфоя вздымалась как кузнечные меха.

— Скажи, что ты почувствовала бы, если бы получила такое письмо от меня? Ответь! Ты хоть что-нибудь бы почувствовала?!

Гермиона едва сдерживала слёзы.

— Я не задумывалась над этим.

Малфой подошёл к ней вплотную, отметив, что за эти несколько лет она действительно практически не изменилась.

— Ответь.

Она всхлипнула, срываясь. Глаза предательски пекло, а в носу щипало.

— Я бы не пережила, наверное... Как и твою свадьбу! Ты не представляешь каково это, даже приблизительно! Не смей меня обвинять. Это ты женился! Я хотела поступить правильно! Я спасала твою жизнь! А ты и не держал никогда! — Она задыхалась от потока собственных слов. Вот-вот и она просто задохнётся, потеряет сознание. Но нет. Она не позволит ему обвинять себя во всем! Это не она вышла замуж. Это не она ему изменяла на протяжении двух лет. Это не ее родители... При этой мысли стало так обидно, что ее понесло дальше, хотелось выкричать всю снедавшую ее боль. Может так станет легче? Может она после этого наконец сможет дышать?! — Я правда не думала, что ты можешь испытывать ко мне что-то... Я думала, что... ничего нет! Что для тебя это развлечение, да ты и не отрицал! Ты хоть раз, хоть раз... — она взмахнула рукой, будто отгоняя наваждение, — ты никогда меня не держал. Никогда ничего не обещал. Единственное о чем просил — сохранить всё в тайне. Или ты станешь это отрицать?! Скажи!

В гневе она прекрасна, думал Драко. Ее голос снова сорвался на крик. Пусть обвиняет, пусть кричит... Ненавидит. Это всё лучше, чем такое привычное с ее стороны безразличие и неиссякаемое терпение. Стало ужасно обидно, она обвиняет его ровно в том же, в чем и он ее. Она продолжала что-то кричать, он улавливал только отдельные обрывки каких-то фраз. И когда до его сознания донеслись ее слова:

— Скажи, неужели ты сейчас что-нибудь чувствуешь?

— Да. Ненависть. И дикое желание тебя заавадить, — само собой сорвалось с губ.

Если бы она хоть раз устроила подобное за все его выходки... Он бы знал, что небезразличен ей. Но разве это ее вина? Это он мужчина в конце концов. Он всерьёз полагал, что Гермиона Грейнджер падёт ниц и будет умолять не бросать ее? Единственное, что он почувствовал, так это то, что он сам идиот.

— Драко, я серьезно... Ради Арона... Есть ли у нас хоть один шанс... Наладить дружеские отношения...

Малфой прикрыл глаза рукой и зашагал по гостиной, его голос звучал разбито. Кажется, она издевается. Он не хотел ничего слышать про какие-то дружеские отношения. Достаточно. Он уже один раз домолчался. К дементору... Гордость, самоуважение... Здравый смысл. Они в любом случае мчались на полной скорости, не сбавляя ходу, в Вальхаллу. Если бы он сказал, что ему нечего терять, это было бы самой большой ложью. Терять было что. Все эти годы он думал о ней, продолжал любить, даже не смотря на то чёртово письмо. Сказать всё то, что столько раз прокручивал в голове. И посмотреть, что скажет она. Набраться смелости узнать это... У них есть сын. Он не отпустит ее. Нет. Больше не отпустит.

— Ты совсем дура или прикидываешься? Я люблю тебя, Грейнджер, люблю уже девять гребаных лет. И мне плевать, даже если ты будешь упираться, я заставлю тебя принести клятву, что ты больше никуда не сбежишь. Непреложный обет мне дашь, который ты так любишь.

К его удивлению, женщина окончательно расплакалась, неловко стирая слёзы и тем самым размазывая косметику по распухшему, красному лицу. Он подошёл к ней, остановившись в шаге, словно решаясь на что-то.

— Где твоя спальня?

— Зачем? — ее слёзы переходили в рыдания.

— Гостиная не подходит для нашего дальнейшего разговора, учитывая ребёнка, который может проснуться.

Он видел, что ей не всё равно. Это, конечно, не признание в любви, но уже что-то.

— Он нормально спит по ночам, — она непонимающе смотрела на него и это злило ещё сильнее.

— Мне не нравится твой диван.

Он поджал губы, говоря первое, что пришло в голову. А сам изучал взволнованное лицо женщины, стоявшей перед ним. Малфой объяснял сам себе. Она не выгоняет, но сама трясётся от страха. Цепляется за какую-то нелепую дружбу между ними ради сына. И при этом ревет от его признаний. Нет. Ей не все равно. Даже если сама Грейнджер этого ещё не поняла.

Гермиона всхлипнула ещё раз, прежде чем указать направление. Она искренне не понимала, чего он от неё хочет. Малфой тут же перебросил ее через плечо, не обращая внимания на протесты.

— Грейнджер, я буду делать все что пожелаю... с тобой. Этой ночью. Даже если мне придётся тебя связать. Меня даже не беспокоят твои слёзы, можешь реветь сколько угодно, пока я буду тебя любить. Ты моя. Вся.

Он бросил ее на кровать и взмахнул палочкой, освобождая девушку от ненужной одежды, а затем прочертил знакомую руну уверенным жестом. Женщина, лежавшая перед ним пыталась прикрыться, беспомощно глядя снизу вверх. Она даже не заметила как он отобрал ее палочку, зато тут же перестала плакать, встретившись с его обжигающим взглядом. Кажется, Гермиона была в шоке и не знала как реагировать.

Он стоял и разглядывал ее. Она что, действительно растерялась?! Захотелось хорошенько встряхнуть эту женщину. Это было так не похоже на неё. Он нахмурился.

— Ты серьезно? Думаешь, мне что-то в тебе может не понравиться?!

— Ну... я...

Малфой с усмешкой смотрел на то, как она краснеет, и в его груди расползалось приятное осознание, что никто не сможет больше отобрать у него этого. Много лет назад она точно также впервые лежала перед ним обнаженная, смущенно пытаясь прикрыть свою наготу.

— Ты прекрасна. Идеальна. И я тебя хочу. Что не так, Гермиона?

— Ну мне уже не 18 и я...

Он рассматривал ее, с удовольствием отмечая некоторые изменения.

— И что ты? Твоя грудь стала больше наверное на размер, твоя попа и бедра округлились, но в остальном, не изменилось вообще ничего. Ты расцвела. Стала только красивее. Было бы странно, если бы меня до сих пор привлекали худощавые девочки-подростки, только превратившиеся в девушек. Нет, мне нравятся женственные формы. Так что прекрати. О чем ты еще не успела мне сообщить?

— Но я... ой!

Он схватил ее за лодыжки и притянул к краю кровати.

— Сколько их было, Грейнджер?

— Кого? — Гермиона ещё после его признания в любви впала в какое-то странное оцепенение. Будто это сон. Всё происходящее не могло быть правдой. Малфой сейчас где-то в Лондоне со своей семьей... Это не может быть правдой.

— Мужчин в твоей жизни. — Драко хотел знать. Эгоистично. Бесспорно. Скольким она дарила себя?! На скольких смотрела тем же умопомрачительным взглядом загнанной лани, как сейчас на него?! Но сейчас он хотел этими словами всего лишь напомнить ей, что она взрослая женщина, которая знает силу собственных чар... А ведёт себя как неопытная школьница, впервые позволившая себя раздеть.

— Два, то есть, три, — окончательно растерявшись, ответила она.

Глаза Малфоя округлились. Настала его очередь растеряться. Он даже подумал, что она шутит, конечно шутит. Не будет же Грейнджер давать ему отчёт, в самом деле.

— Это был риторический вопрос... — но видя, как ее лицо заливает краска, а глаза в ужасе расширяются от осознания того, что она только что ляпнула, он все же произнёс ошарашенно, — как три?

Гермиона немного успокоилась, заметив его растерянность, рассмеялась, предприняв попытку высвободить ноги и прикрыться, поняв, что теперь он ошарашен происходящим и сбит с толку. Это придало уверенности.

— Ну знаешь ли, девять месяцев беременности, ещё год Арон был неотъемлемой частью меня самой. Работа тоже не добавляет времени на личную жизнь. Поэтому, не считая тебя, всего два.

— О Мерлин, Грейнджер, твоя прямолинейность убивает. Я ведь не просил дать полный отчет.

Судя по интонации, он взял себя в руки и вновь был уверен в себе.

— И что, наше выяснение отношений на этом закончено? — Гермиона скрестила руки на груди, даже изловчилась свести бедра. И хоть как-то закрыться.

— Отложено. Временно. Я слишком скучал.

С этими словами он грациозно приземлился на постель, переворачиваясь, усаживая ее на себя сверху, так легко, будто они тренировались выполнять этот элемент каждый день. Так правильно, пронеслось в ее голове. Но Гермиона не могла позволить себе расслабиться.

— Малфой, ох, не так сразу же... — она почувствовала его эрекцию, отчего по телу прошла небольшая неконтролируемая, но такая знакомая и приятная дрожь.

— Я, кажется, не тороплю, — он говорил очень спокойно и ласково.

Гермиона грустно улыбнулась.

— Поэтому я сижу на тебе голая?

— Именно поэтому ты просто сидишь  на мне голая, — она вновь попыталась прикрыться в стыдливом жесте. Драко решительно убрал ее руки и любовно обвёл своими её женственные формы. Его пальцы нежно коснулись упругих полушарий с напряженными сосками, спускаясь по рёбрам к талии, пока его ладони не улеглись на ее бедра, слегка сжимая. Это было так правильно. Так привычно. Так идеально. Его голос прозвучал совсем тихо. — Ты стала ещё красивее, — наконец, почти шёпотом произнёс мужчина.

— Мне кажется, ты стал слишком много ... болтать глупостей, — всё ещё смущаясь, ответила она.

— А мне так не кажется. Грейнджер, откуда эта неуверенность?

— Драко, у меня очень давно никого не было. А тут появляешься ты и с ходу меня раздеваешь. Это все с ног на голову...

— Мы оба знаем, что дело не в этом. Просто скажи в чем.

— Я не знаю как себя с тобой вести и чего ожидать. А ты тащишь меня в постель! Мы ведь не виделись почти шесть лет...

— У тебя есть чувства ко мне?

Она немного замялась, но все таки ответила.

— Возможно.

— У нас есть общий ребёнок?

— Да. — Более уверенно.

— Мы были вместе три года, верно?

— Верно, к чему ты...

Он не даёт ей договорить и просто притягивает к себе, заставляя лечь на свою грудь. Потрясающе. Он чувствует гулкие удары ее сердца, целует осторожно и нежно, не углубляя поцелуй. Отстраняется. Чувствует через рубашку как начинает бешено колотиться ее сердце, и кладёт туда руку, вновь усаживая на свои бёдра.

— Гермиона, прошу тебя, расслабься. Просто доверься мне. Я тебя никуда больше не отпущу. Я больше не мальчишка, зависящий от воли родителей. Я ради них и так слишком многим пожертвовал.

В ее глазах стоят не пролитые слёзы и она отрицательно машет головой.

— Я боюсь. Тебя... Что всё не по настоящему...

— Ты совсем исстрадалась, моя маленькая, храбрая девочка. Моя героиня, которая всё время готова жертвовать собой, — он гладит ее по щеке без всякой пошлости, — иди ко мне, просто иди сюда, я тебя обниму. Мы потом поговорим о твоих потрясающих правильных решениях, в другой раз. Не сейчас.

Она недоверчиво ложится на его грудь, он гладит по спине, она еле заметно вздрагивает, а он чувствует как мокрое пятно расползается по его рубашке. От этого становится физически больно. Он говорит очень тихо, но Гермиона впитывает каждое слово, это словно бальзам на исстрадавшееся сердце. А Драко, наконец, произносит то, что так боялся сказать раньше.

— Я обратил на тебя внимание, еще на святочном балу, но был слишком глуп, чтобы признаться в этом даже себе. Я внушил тогда, сам себе, опять же... что должен тебя ненавидеть, — он улыбается, перебирая ее локоны, пропуская сквозь пальцы и вдыхая аромат яблок, весны, которого так не хватало. — Единственное, что мне так хотелось исправить, это твои волосы. И я это сделал. В остальном, ты же идеальна. Знаешь, когда я увидел тебя на полу — мое заклятие отскочило в тебя действительно случайно — я окончательно пропал. Ты смотрела мне в глаза, утягивая за собой в этот омут. Ты снилась мне почти каждую ночь после... Я думал, это предел. Боялся даже попробовать общаться с тобой нормально, ты ведь героиня войны... А я... Был не на той стороне. Я боялся, ты решишь, что мое внимание продиктовано выгодой... И тут вдруг подворачивается возможность тебя поцеловать под омелой. Я так об этом мечтал, что не смог устоять, и ты ответила. А потом пожелала, чтобы я стал твоим первым мужчиной. И как же мне хотелось дать тебе все... После первой же ночи с тобой я понял, что не хочу тебя отпускать, и наивно решил, что вот он, предел — ты не хотела отношений со мной. Как же я ошибался, пределом было даже не твоё бегство, а мне тогда именно так и казалось. Опять-таки очень наивно. Пределом стало твоё письмо. И я клянусь тебе, Гермиона, что если ты ещё хоть раз сделаешь мне так больно, я просто не вынесу. Скажи, а когда ты поняла, что я не безразличен тебе? Мне это тоже важно.

Она до сих пор не могла поверить в услышанное. Больно. Нужно. До скрежета зубов, до тёмно-красных пятен, расплывающихся под зажмуренными веками. Это признание, которое она должна была услышать много лет назад. Он заполнял ту дичайшую пустоту, отчаяние, ее женское одиночество... Он заполнял собою.

Ее слова полились сами собой.

— Поняла, после первого же вечера в башне старост. Осознала свои чувства к тебе в канун рождества и поэтому вернулась в Хогвартс. То что ты сейчас сказал... так невероятно... Я ведь искренне верила, что для тебя это просто секс и отсутствие кошмаров, возможно. Я ужасно боялась и... боюсь сейчас, что просто наскучу тебе.

— Ты поэтому сбежала?

— Нет. Я сбежала потому что... Тогда... не вынесла бы смотреть, как ты женишься. Я бы умерла прямо там, в момент, неважно. Я ведь с трудом перенесла твою измену. И то... что была всего лишь любовницей, воровкой... Ты нарушил уговор, но я не смогла тебя отпустить. Проще было изменить своим принципам, чем расстаться. Унизительно? Ещё как. А ты и не держал. Я перечитала все о магических браках, когда ты обмолвился о разводе... Однажды... И когда поняла, что стану причиной твоей смерти, если не исчезну... Мне казалось, это правильное решение...

— Прости меня. Ты должна знать. Я просто не смог бы тебе соврать, ты этого не заслуживала. И я подумал, что будет ещё хуже, если ты об этом узнаешь не от меня... Мне понадобилась бутылка огневиски и целая ночь, чтобы набраться храбрости заявиться к тебе. Я тогда решил, что лучше ты меня бросишь, будешь презирать, чем узнаешь о моей лжи.

— Тогда ты говорил иначе.

— Тогда я был идиотом. Я был мальчишкой, который запутался. Я был трусом. Я думал, что лучше недоотношения, чем их отсутствие.

— Я считала примерно также, — грустная улыбка тронула ее губы. Что же они наделали?!

— Гермиона, я действительно хочу быть с тобой. Не только из-за Арона, он наш сын, безусловно. Но главное... из-за тебя самой. Мне нужна ты.

Неожиданно сработала радионяня, о существовании которой не то что в комнате, в природе, Малфой не подозревал. Мужчина даже вздрогнул от отчаянного детского вскрика.

— Мама! Мамочка! Мама!

Гермиона подскочила с кровати, призывая невербальным беспалочковым Акцио из шкафа халат, и бросилась к сыну. Драко последовал за ней, он вошёл в комнату чуть позже, наблюдая как малыш жалобно всхлипывает, а Гермиона, присев у кровати, гладит его по кудрявой макушке, и тихо шепчет:

— Что случилось, сердце мое? Что тебя так напугало? Скажи мне, Арон.

— Мне приснилось, что папа, папа... — мальчик захлебывался в своих горьких слезах.

— Что папа, мой хороший?

— Что он не приходил и это был сон.

— Арон, это не сон, папа действительно приходил.

Малфой только сейчас окончательно осознал, насколько важной персоной являлся в глазах этого ребёнка. Он глубоко вздохнул, проклиная себя за то, что не нашёл Гермиону раньше, что вообще отпустил ее, смирился.

Ему вдруг вспомнилось, как будучи мальчишкой тоже с открытым ртом наблюдал за своим отцом, внимая каждому слову из его уст. Да, мама была его принцессой, самой красивой и восхитительной, но отец был больше чем кумиром... Драко подошёл к кровати и тоже присел.

— Я никуда не уйду, Арон. Хочешь сегодня поспать вместе со мной и мамой?

Мальчик икнул, поворачиваясь зареванным личиком к матери.

— Мама?

— Конечно, милый.

Малфой немного поболтал с сыном, пока Гермиона наспех приняла душ и надела пижаму. Потом они поменялись ролями.

Когда Арон засопел, удобно устроившись между родителями, Драко шепотом задал мучивший его вопрос:

— Он сказал, ты запрещаешь ему спать с тобой.

Гермиона также еле слышно ответила:

— Мне до сих пор снятся кошмары. Я боюсь его напугать.

Вместо ответа мужчина кивнул и тяжело вздохнул. Ему они тоже раньше снились... Только он сумел избавиться от призраков прошлого...

Драко ещё долго лежал и смотрел в потолок. Он пытался осознать цепь невероятных событий, произошедших за сегодняшний день.

Ещё вчера он пребывал в чёрном отчаянии и не видел дальнейшего смысла в своей собственной жизни. Он просто существовал, вот так будет точнее...

А сегодня он лежит в постели с женщиной, которую когда-то так сильно любил. Он тут же поправил себя: которую любит до сих пор.

С женщиной, подарившей ему сына. Мальчик действительно был его копией, Блейз не соврал.

Внутри Драко поднималась волна ярости вперемешку с ужасом при мысли, а что было бы, если бы Блейз не встретил Монику? Не столкнулся с Гермионой? Драко Люциус Малфой сегодня впервые поверил в рок, судьбу... Да во что угодно. Его сердце сжимала неясная тоска и боль. Теперь он точно знал, что больше никогда не отступится от того, что ему дорого.

Единственное, что мучило до сих пор, так это один вопрос — любит ли его Гермиона Грейнджер? До сих пор. Так же, как он ее...

А если и нет, то она полюбит. Обязательно. Он сделает для этого всё. И как жаль, что он осознал своё глупое поведение слишком поздно. Ведь так просто было ещё лет восемь назад хотя бы... Признаться ей в любви. Возможно, они бы сейчас воспитывали двоих детей и были счастливы, без всей этой драмы... Которую только предстояло принять и пережить.