Легенды Ледяных Земель | ВИГУКИ

Наянсык, Сунсухан

День сегодня был хоть и облачный, но безветренный и бесснежный. Погода позволяла провести похоронную церемонию военного министра без лишних тревог и проблем. Даже облака, обычно кажущиеся грозными и серыми, отдавали сегодня яркой белизной, болезненной, но очень красивой. Хотелось верить, что Аран упокоился с миром.

Жаль только, что ни у кого, кроме Манхи и родителей, не было ни сил, ни возможности оплакать почившего эльфа.

Несчастный омега. Его плач то стихал, то вновь становился громким. Он хоронил сегодня свою надежду, свою любовь. Ведь младший король хотел, чтобы они сыграли свадьбу, когда война закончится. Увы, Аран не дожил, оставил юного светлого эльфа с разбитым сердцем под тяжестью траура.

Несправедливо.

Так думал каждый, кто проходил мимо омеги, чьи глаза встречались с его сгорбленной под тяжестью боли спиной или красными и воспаленными от бесконечных слез глазами. Но стоило такому произойти, все немедленно тупили глаза, а после, удостоверившись, что Манхи в их сторону больше не смотрит, продолжали глазеть на него. Чужое горе всегда вызывало у обывателей неподдельный и искренний интерес, будило любопытство.

Королевская семья воздала павшему воину все почести самой первой. Они подошли к Арану и вознесли за него молитву даже раньше, чем это сделали родители, таковы были их традиции и устои. И со стороны могло показаться, что происходящее их никак не трогает и не касается, однако это было не так. Никому не ведомо, что творилось на сердце Чимина, когда он приходил на кладбище. Арана хоронили, разумеется, не в королевской усыпальнице, а на кладбище знати. Их первенец не удостоился чести лежать даже здесь.

— Чимин, — позвал Юнги.

Пока вся знать пройдет мимо гроба... у них есть много времени, чтобы пообщаться.

— Ему возвели благородный мраморный склеп, к которому родственники всегда смогут прийти, чтобы поплакать о нем. А у нашего сына лишь камень над могилой. Ни имени, ни почестей, — омега невидящим взглядом смотрел вперед себя. Не настанет конца его горю и печали по мертвому ребенку. Никогда не настанет. — Я с ужасом ловлю себя на мысли, что не помню, как звучал его голос.

Увы, Юнги нечего было сказать, ведь все знали, как именно погиб первый наследник престола. Ни от кого не укрылось его предательство. Но родительское сердце разве сможет принять это? Юнги тоже не смирился.

— Я тоже. Кажется, что помню, но я все чаще думаю о том, что это всего лишь проделки моей памяти, она заменяет воспоминания о его голосе на что-то другое. Много лет прошло.

Верно, много. Очень много лет прошло с того трагичного дня. Воспоминания стирались с каждым годом все сильнее и сильнее, но боль была все такой же острой. Только слезы больше не лились, их попросту не осталось. Чимин и без того омыл могилу сына своими слезами так, как не омывали даже реки свои берега. Больше не было сил.

Они замолчали. Каждый был не здесь: оба пытались отыскать в памяти уголок, в котором собраны светлые воспоминания о первенце королевской семьи. О его появлении на свет, о первых шагах, о первом слове. Может быть, о его первой детской влюбленности? Что-то нащупывалось, но оно было слишком далеко, не удавалось ухватиться. Образы были слишком прозрачными.

Особенно горько Юнги стало, когда он подумал, что миражи Чонгука выглядят ярче, чем Чольсу в его воспоминаниях.

— Когда мы поедем к этим темным варварам?

Удивительно, Чимин первым решил вернуться к насущным проблемам. Обычно бывало наоборот: Юнги настаивал на серьезном разговоре, а Чимин продолжал горевать по сыну. Сегодня же они удивительным образом поменялись местами.

— «Мы»? Не припомню, чтобы я собирался брать тебя с собой, Свет мой, — как будто ласковое обращение могло смягчить довольно грубый отказ.

Чимин раздраженно дернул бровью. Он ненавидел подобную манеру речи, но понимал: Юнги нервничает и тревожится. Разумеется, это так, ведь если они и будут заключать мир, если им удастся договориться, условия вряд ли будут выгодны светлым эльфам. Темные в слишком хорошем положении, чтобы соглашаться на мир и ничего не требовать взамен. Наверняка прямо сейчас Чон Чонгук думает, какой кусок оттяпать от Наянсыка.

Стоило подумать об этом, Юнги бросало в дрожь.

— После того, что случилось, ты думаешь, я отпущу тебя одного? Спешу тебе напомнить, Юнги, мы являемся равноправными правителями этой страны.

Были времена, когда Чимин принимал участие в каждом заседании Совета. Каждый день находился подле своего короля, помогал в принятии не только важнейших для страны решений, но и в решении насущных проблем. Но это изменилось со смертью Чольсу. Сначала его визиты стали редкими, а затем и вовсе прекратились. Теперь Юнги возглавлял Совет в одиночестве. Чимин забрал на себя всю благотворительность, жалобы простых эльфов, и этих крупиц власти ему хватало с головой.

Он не собирался быть королем, как и Юнги, Чимин власти не жаждал, но пришлось научиться выживать.

— Это может быть опасно. По условиям Чона мы должны будем приехать в Северную крепость Чонгонана, договор будет заключаться на их территории. Я был вторженцем, и я первым сообщил о желании перемирия.

На холодном лице омеги на секунду проскользнула неприязнь, но это быстро прошло. Даже если держать себя в руках было тяжело, он не имел никакого права показывать придворным своих слабостей.

— Северная крепость — дом его мужа. Губерния семьи Ким. Думаешь, он явится туда без него? Он будет там, и я уверен, будет лучше, если я также буду присутствовать на переговорах. В последнее время ты часто рубишь с плеча, Юнги, тебе не хватает холодного разума.

— Ты — мой холодный разум? — тихо усмехнулся Юнги.

Недовольный его насмешливым тоном, омега нахмурился, повернувшись в сторону мужа.

— Скажешь, что нет? Ты всегда был более вспыльчив. К тому же, судя из письма Чона, которое мне удалось прочесть, он тоже заметил несколько несостыковок в происходящем и также начал предполагать о присутствии третьей стороны в нынешней войне. Ведь...

— Покушение совершил не он, как он и писал в своем первом письме нам, — договорил за омегу Юнги, кивнув. Оба ненадолго замолчали.

Чимин задумался о происходящем, склонив голову набок. Он впервые услышал от супруга о магии темного короля. Были ли у него опасения на счет того, что это может быть ловушкой? Определенно да. Оттого отпускать Юнги в одиночестве не хотелось еще больше.

— Хосок останется в качестве регента, как-то бывало раньше. Мы уедем и вернемся вместе. Если что-то случится, он лучше меня сможет позаботиться о государстве.

— А кто позаботится о наших детях?

Юнги задал этот вопрос, даже не дослушав своего хрупкого супруга до конца, и плечи Чимина опустились под тяжестью ответственности. Он плотно поджал губы, взглянув на Юнги. Разумеется, Чимин волновался о своих детях, тревожился о них, всем сердцем надеялся на то, что их жизнь будет легче, чем их с Юнги правление. Что они смогут окружить себя действительно верными эльфами, которые никогда не посмеют крутить козни за их спинами.

Но даже если Боги заберут их к себе раньше, чем близнецы будут готовы принять на себя груз управления страной, одни они не останутся.

— Хосок их не оставит, и ты это знаешь. К тому же, у народа Наянсыка есть только один законный наследник. Твои братья не успели оставить после себя того, что успел оставить ты. Тоюна признает каждый: будь то дворянин или простой эльф. Однако знай, Юнги, что я не отпущу тебя одного. Не позволишь мне сесть в карету: побегу за ней, но одному тебе отправляться в логово врага больше не позволю. Не после всего произошедшего.

Твердость, скользящая в голосе, явно давала понять, насколько омега серьезен в своем решении. Оставалось только согласиться. Да и Юнги, если бы он был до конца откровенен, если бы на эту откровенность остались силы, рассказал бы, как сильно его нежелание прощаться с супругом.

Вдвоем они и правда будут сильнее, не позволят никому навредить друг другу.

В знак своего согласия Юнги поцеловал тонкую полоску запястья, открывшегося из-за чуть съехавшей перчатки, и поспешил прикрыть кожу Чимина своей рукой. И, казалось бы, нужно было начать сильнее переживать об их сохранности, но Юнги, наоборот, ощутил спокойную уверенность.

— Юнги, нам нужно позаботиться о новом военном министре, прежде чем мы отправимся в путь. Он должен присутствовать на переговорах, ты не можешь тянуть все на своих плечах столь долго.

Юнги был с этим согласен, а потому кивнул.

— Я уже позаботился об этом. Хачжун займет место Арана.

Чимин удивленно вскинул брови.

— Когда ты только успеваешь? Думаешь, он справится с этой ролью?

— Он наиболее приближен к военному делу, Свет мой. Он верховный комиссар полиции, добрый друг Хосока. Он видел, как мы росли, и учил меня драться на мечах, когда этим не занимался отец. Хотя на тот момент он был младше, чем я сейчас, но тогда мне казалось, что он был рожден с мечом в руке. Нет более доверенного лица на этот пост, нежели он. А его место займет один из его учеников, — предвосхищая все вопросы, добавил Юнги.

Расклад выходил неплохим. Даже не так, он получался очень хорошим. Потому Чимин не стал ни с чем спорить, согласно кивнул и вновь обратил взгляд к рыдающему Манхи. Он устал видеть чужие слезы и скорбь, хотелось как можно скорее сбежать отсюда, запереться в покоях вместе с мужем, чтобы еще раз полной грудью втянуть его запах полыни, затопить им свои легкие.

Судя по скучающим лицам, все устали от столь долгого прощания.

— Когда эта церемония закончится... — тихо вздохнул Чимин. Никто, кроме мужа, не услышал его жалобы, и хорошо. Потому что королю, даже младшему, не пристало так себя вести.

— Скоро, Свет мой, осталось немного.

Юнги взглянул на гроб и поджал губы. Эти похороны были совсем не вовремя, но Аран был в этом, конечно, не виноват. Разумеется, Юнги будет помнить его как храброго, могучего воина, того, кто отдал жизнь за жизнь своего короля. На его месте мог быть он. Хотя бы за это стоило оставаться благодарным.

— Он словил стрелу арбалета вместо меня, но сейчас я настолько вымотан, что у меня нет сил даже на то, чтобы как следует оплакать его, — поделился своими мыслями Юнги.

Ему от этого было даже как-то совестно, но признаться в этом мужу было не стыдно. Не другим, они не поймут, хотя и разделяют его чувства. Но говорить о подобном вслух просто не принято, дерзко, невоспитанно, а разве король целого государства может быть таким? Разумеется, нет.

— А я думаю о том, что никогда не смогу жить с темными варварами в мире и согласии.

На губах мужчины появилась усмешка.

— Боюсь, нам придется, Чимин. Придется научиться жить с ними в мире.

***

Чонгонан, губерния семьи Ким, Северная крепость

Громкое ржание лошадей и звук стучащих о каменный настил копыт тревожили обычно тихую дорогу, ведущую к северной границе страны. Редко кто заглядывал в эти места, редко кто отсюда уезжал. Но сегодня по ней, замершей от ночных заморозков, шагали несколько десятков лошадей и несколько карет, в одной из которых один юный эльф возвращался в родной край.

Чонгук просил его не ехать, хотел, чтобы Тэхен остался дома, но если этот эльф что-то решил, увы, переубедить его не смогут даже Боги с их благословенными знаками.

Кучер громко фыркнул в сторону коней, затормозив их, и черная карета с позолоченными цветами, так неуместно перебивающих свет белоснежного снега, остановилась за высокими воротами крепости.

— Опускай! — громко и протяжно закричал один из эльфов, стоявших на страже.

Раздался скрип механизмов, стон металла и щелчки: огромные ворота на толстых цепях начали закрываться за небольшой вереницей королевской стражи, каретами, в одной из которых сидел младший король, и всадником верхом на черном коне, который поспешил подъехать ближе к своему супругу и спешиться.

Чонгук сам открыл дверь. Он знал, что Тэхену нездоровится, они несколько раз останавливались и приехали на сутки позже, чем запланировали. И все же не критично, ведь альфа взял время с запасом, однако и переживал он совсем не о времени, даже если должен был. Бледный словно мел Тэхен волновал его куда больше.

— Боги не милостивы ко мне. Не стоило столько есть, — сипло прошептал омега, сдерживая рвотный позыв и морщась, подавая руку мужу, чтобы выйти из кареты.

Да, лучше поскорее оказаться на свежем воздухе. В конце концов, Тэхен часто слышал о том, что в родных краях даже воздух целебный, ему очень хотелось уповать на эту житейскую мудрость. Но увы, стоило ему втянуть в легкие воздух, дуновение ветра принесло запах навоза от конюшен, и несчастный Тэхен прикрыл платком нос и рот, не понимая, за что ему это все.

— Твой папенька, — начал Чонгук, назвав папу Тэхена так, как называл его омега, — сразу же поймет, что ты носишь дитя, если ты решишь отправить свой завтрак на вычищенную дорожку у вашего дома, — предостерег он.

Самоконтроль с появлением ребенка под сердцем стал еще хуже, чем был раньше: омега не сдержался и скривился так, словно перед ним положили стухшую рыбу. Но не стоило ему об этом думать, иначе его точно стошнит. Нет, нужно подумать о чем-нибудь более приятном.

— Папенька скорее подумает, что я сбрендил от счастья в нашем браке и потерял всякие манеры, — тихо фыркнул омега.

— Разве это не так?

Единственные слова, заставившие Тэхена улыбнуться. Потому что это было так, и Чонгук как никто знал об этом. Если бы его не укачивало в пути, он бы с удовольствием посмеялся с того, как лил слезы, отправляясь в королевский замок. Сейчас эти воспоминания были такими глупыми, что хотелось смеяться, ведь в Чонгуке Тэхен нашел свое счастье.

Они получили письмо от старшего короля Наянсыка неделю назад, и в тот же день Чонгук написал ответ. Сказать, что Совет был доволен, ровно что не сказать ничего. Светлые не могли не принять их предложения заключить мир именно здесь, а на сердце Тэхена стало легче. Ему совсем не хотелось собирать своего супруга на войну вновь. В предпоследний раз он едва выжил, а в последний — вернулся пусть и с хорошей вестью о возможном перемирии, но с новыми ранами на крепком теле. Кого же такое обрадует?

— Они не вышли нас встретить? — удивился Тэхен, а Чонгук тихо усмехнулся.

— Твой отец всегда встречал меня у главного входа на внутреннем дворе у одной из жилых башен. Мы остановились сразу после ворот лишь потому, что тебе стало нехорошо. Не побегут же они сюда, чтобы нас встретить.

— Ты как-никак король, — тихо фыркнул Тэхен, поправив длинные зимние одеяния, и сильнее укутался в мех, — могли бы и выйти увидеть хотя бы тебя, раз не любимого сына.

Чонгук, пожав плечами, подал Тэхену свой локоть.

— Ты не только любимый сын, ты тоже король, хоть и младший. Но привилегий среди знати у тебя не меньше, чем у меня, Мое Высочество.

Наконец-то на щечки этого омеги вернулся румянец смущения, а бледность отступила от губ, снова окрашивая их в полный жизни и мягкости розовый цвет. Легкие беседы отвлекли Тэхена от своего недомогания, но Чонгук все думал: как же они отправятся в обратный путь, если дорога сюда прошла для омеги столь тяжело? Оставалось лишь уповать на милосердие Богов, чтобы они позволили им преодолеть путь к столице легче и быстрее.

Короли направились к внутренним воротам мимо простых крестьян и военных эльфов, стражников крепости. Все смотрели на Чонгука с благоговейным почтением, осторожно поднимая любопытные взгляды, ведь каждая спина здесь согнулась в поклоне перед королем. На Тэхена тоже смотрели, но не так. Была в их взглядах гордость за земляка. Мол, да, из знатной семьи, но один из нас смог стать королем.

Встретившись взглядами с несколькими горожанами, Тэхен мягко улыбнулся и кивнул в приветствии. Ему несложно сделать это, а народ будет хвалиться произошедшим и гордиться, ведь сам король обратил на них свой взор.

Стоило им миновать главные ворота, омега не сдержал улыбки. Его родная крепость никогда не была красивым местом, а зимой она была скорее похожа на месиво из грязи и льда, ведь ночью здесь все застывало, а днем таяло. Да и лошади своими копытами то и дело взбивали грязь, не позволяя ей окончательно замерзнуть. И все-таки здесь было по-домашнему уютно, так, как может быть только дома.

Ведь родной дом со всеми его шероховатостями, пылью и усталостью всегда будет теплее самого богатого поместья, если оно чужое. Тэхен только сейчас понял, как сильно он скучал.

— Ваше Величество, — поклонился Тэджон.

Отец Тэхена не смог долго смотреть на короля, перевел взгляд на сына, до которого столь долгое время мог дотянуться лишь строчками письма. Почти полгода прошло с тех пор, как карета увезла самого младшего омегу из этого дома.

Все правила приличия гласили: отцу полагается поцеловать коронованного сына в лоб и более не прикасаться к нему, ведь омега теперь принадлежит мужу и государству, но Тэхен, наплевав на все правила приличия, прижался к отцу, спрятался в его объятиях. Кого вообще волнуют эти обычаи, законы, когда сердце рвется, бьется в груди и просит хоть немного родительской ласки? Когда еще он сможет укрыться в объятиях родного отца?

Будь на месте Чонгука кто-то другой, он бы, наверное, одернул омегу, но Чонгук не стал. Он понимал эту тоску, но, в отличие от Тэхена утолить ее был не в силах: родители его покоились в фамильной усыпальнице. Увы, уже много лет Чонгук может броситься в объятия разве что ледяного камня. Никто не знает, как сильно королю Чонгонана не хватало отцовских объятий. Но такова участь всех детей, рано или поздно она настигнет каждого.

Тэен, который хотел было сказать сыну, что это уже становится совсем неприличным, не успел и рта раскрыть: Тэхен оказался и в руках своего папы тоже, крепко прижимая к себе старшего омегу.

— Простите, Ваше Величество. Такой долгой разлуки у нас еще никогда не было, — губернатор поклонился и украдкой смахнул слезы, проступившие на глаза. — Слишком много радостных поводов после стольких похорон.

Нужно было пояснить свои слезы, хотя каждый присутствующий понимал, что именно заставило сурового на вид мужчину прослезиться.

— Вам не стоит переживать, я все понимаю, — кивнул Чонгук и вежливо улыбнулся.

Лишь спустя несколько долгих секунд Тэхен отстранился и, так же утерев покрасневшие уголки глаз, улыбнулся и отступил к своему мужу, крепко сжав пальцами его локоть.

— Мы подготовили для вас комнату напротив комнаты Тэхена, Ваше Величество, — начал рассказывать Тэен, взглянув на Чонгука, — она чуть больше, раньше принадлежала одному из его братьев, но он уже давно уехал, и слуги хорошо прибрали ее. Вы можете остановиться там, наш кузнец совсем недавно выковал новую кровать, так что вам будет там комфортно.

— Нет нужды, — качнул головой Чонгук, — я привык отдыхать в одной комнате со своим супругом.

Тэхен совсем слабо покраснел, едва сдержав улыбку, а его папа, почувствовав на мгновение растерянность, так же неловко улыбнулся и кивнул.

— Как пожелаете, Ваше Величество. Должен сказать, что один из старших моих сыновей, Сынмин, изъявил желание приехать и увидеть младшего брата. Так что мы ждем его к ужину. Надеемся, вы не будете против? — поинтересовался Тэджон.

Это, конечно, не было запланировано. За те полгода, что Тэхен отсутствовал в крепости, здесь многое изменилось, старшие сыновья все чаще и чаще отлучались, разъезжались по близлежащим землям, чтобы улаживать там дела и проблемы. Их всех предупредили, что визит королей имеет важное политическое значение, ведь они должны подготовить крепость к переговорам, принять королей Наянсыка, чего вообще никогда не случалось, посему и детям здесь делать нечего. Но Сынмин, всегда любивший младшего брата особенно нежной любовью, не мог остаться в стороне и не повидать его.

В конце концов, когда еще выпадет такая возможность?

— Сынмин приедет ради меня? Я буду счастлив увидеть его, — на губах Тэхена расцвела счастливая улыбка. Он уж точно будет счастлив повидать хотя бы одного из своих братьев.

Хоть у них в семье и не сложилось особенно теплых отношений между детьми, однако долгая разлука все же давала о себе знать: Тэхен действительно искренне скучал даже по моментам, когда братья гоняли его туда-сюда, ведь он омега, а значит, должен уметь позаботиться о мужчине.

Больше им не удастся провернуть этот трюк!

— Разумеется, Тэджон, — согласился Чонгук. — Главное, чтобы мы могли вести переговоры в тишине и спокойствии. Все-таки покончить с этой глупой стычкой сейчас куда важнее всего прочего.

Тэджон согласно поклонился и указал королям рукой на вход в крепость:

— Позвольте вас проводить, — предложил он.

Короли направились сразу вслед за хозяевами крепости. Тэхен сжал руку Чонгуку немного крепче, когда они поднимались по скользкой лестнице, и они наконец вошли внутрь. Чонгук уже бывал здесь, и для него здешние интерьеры не представляли особой ценности. Куда интереснее было наблюдать за младшим супругом, который осматривал знакомые коридоры и благоговейно улыбался чему-то своему. Интересно, о чем он думал сейчас?

Слуги-альфы подхватили вещи из рук хрупкого Менсу, который не ожидал такой помощи. Конечно, в королевском замке подобным занимались только мужчины, омеги тяжести не таскали, но он не ожидал, что здесь будет так же. И все же было здорово, что его освободили от ноши, теперь он со спокойной душой и неподдельным интересом оглядывал все вокруг. До этого он никогда не выезжал за пределы столицы, а тут... Другая страна, теперь вот, Северные Земли Чонгонана. К тому же он увидит светлых королей. Не просто эльфов, а самих правителей. Стоило подумать об этом, сердце замирало от волнения. Так ли страшны светлые эльфы, как их описывают взрослые для своих детей? Или наоборот, прекрасны, как ходят слухи среди романтичных натур?

— Вы голодны с дороги? Мы можем приказать накрыть на стол пораньше, — предложил Тэен, прерывая молчаливую прогулку до покоев.

Тэхен покачал головой.

— Не стоит, папенька, мы расположимся в комнате и немного пройдемся по саду. Мне нужно показать Его Величеству все места, в которых я рос, — произнес он, и Тэен вздохнул, качнув головой.

— Ты не позволишь Его Величеству отдохнуть? Ты точно северянин, Тэхен, не умеешь сидеть на месте, но стоит подумать о своем муже, — поучительный тон папы... омега и по этому соскучился.

Поэтому Тэхен не возмущался на эту лекцию, а улыбался. Письмо никогда не передаст интонацию речи родителя, то, как он расставляет ударения в словах и фразах, его пауз, манеры говорить и сосредоточенно хмурить брови, если он, как сейчас, чему-то учил своих детей. Так же было и в его детстве, так осталось и сейчас. Даже если Тэхен стал королем, это ничего не изменило, он по-прежнему сын своего папы.

— Все в порядке. Я буду рад немного размяться с дороги, — снова успокоил омегу Чонгук. Сколько он помнил омегу семьи Ким, он всегда вел себя крайне обеспокоенно по его приезду, вот и сейчас тоже.

Что-то в мире должно оставаться неизменным.

— Папа, поселите Менсу неподалеку от меня, хорошо? И пусть Бомгю зайдет, я что-то не видел его.

Тэен даже удивился. Видимо, за полгода жизни в королевском дворце его сын научился раздавать приказы и указания. Но этого следовало ожидать, омега нисколько не обижался на сына. Еще на свадьбе он заметил, как многие глазели на Тэхена, словно коршуны на добычу, так что неудивительно, что он немного оброс броней.

— Бомгю вышел замуж вскоре после тебя, теперь он живет в деревушке еще севернее от нас. Пару недель назад до нас дошла весть, что он ждет своего первенца. Так что он не сможет к тебе зайти.

Надо же! Его тихий Бомгю вышел замуж. Теперь понятно, почему папа отправил к нему Менвона и Йенсена. Эти омеги тоже, конечно, прислуживали Тэхену, они делали это много лет, однако с Бомгю они были по-настоящему близки. Теперь, наверное, и не увидятся больше.

— Вот как? Надеюсь, он счастлив в браке. Если сможешь, передавай ему наилучшие пожелания от меня.

Они разошлись, когда короли добрались до комнаты Тэхена. Сейчас оставалось дождаться, когда слуги занесут им вещи, а после можно будет и прогуляться немного.

Тэхен огляделся, покружился на месте, осмотрев стены родных покоев, и тихо хохотнул, заметив интерес и во взгляде мужа. Конечно, ведь покои Тэхена — одна из тех комнат, в которую не смел войти даже король.

— Нравится? — поинтересовался омега, подойдя к Чонгуку ближе и приобняв мужчину за руку.

Старший супруг в упор смотрел на одну из множества картин, висящих на стенах, что изображала озеро в лесной чаще. Можно было бы подумать, что это полотно создала кисть именитого столичного художника, если бы Чонгук не знал, сколь сильно Тэхену нравилось рисовать и как много красоты он способен создать своими руками.

— Видимо, стоит чаще подпускать тебя к карте в моем кабинете, ты действительно потрясающе рисуешь, — отметил Чонгук.

Негромко рассмеявшись, омега смущенно прикрыл губы ладонью. Очень приятно было получить такой комплимент, даже если Чонгук делает их каждый день. Тэхену даже казалось, что еще немного, и мужчина начнет восхищаться просто тем, что омега дышит, но Его Величество всегда придумывал что-нибудь новенькое.

— Картография — это целая наука, что же я там нарисую? Разве что красиво раскрашу рельефы гор и равнины, реки.

— Внесешь свою лепту в мои труды, — со словами омеги Чонгук согласен уж точно не был. — Мне будет приятно. Быть может, к рождению сына закончим с росписью моей тайной комнаты, и когда-нибудь он сможет испортить наши художества своим любопытством. Скажем так, внесет детские правки в нашу работу, как я когда-то внес такие в работу своего отца. Ох и вздохов было. Он смотрел на меня с такой нежностью и грустью, гладил по голове и говорил: «Ничего, Чонгук, отец все исправит, но больше не делай так, будь так добр», — усмехнулся мужчина.

Сегодня они оба, кажется, будут ностальгировать по прошлому, полному родительской заботы и любви.

Тэхен улыбнулся. Он не спешил говорить родителям о том, что ждет наследника. Ждал ужина, иначе им непременно не позволят побыть вдвоем, засыплют вопросами и переживаниями.

— Ты портил карты своего отца? — улыбнулся омега, а Чонгук тихо хмыкнул, наконец прекратив разглядывать картины.

— Бывало. Мне все было интересно, хотелось научиться так же. Один раз он даже крайне разозлился, но тогда... Кажется, я испортил документ, над которым он и кабинет министров корпели больше месяца. Несчастным нянькам вечно доставалось, они не могли остановить моих проказ. Но отец никогда не пресекал моего любопытства, говорил, что, быть может, именно этого качества не хватало всем прошлым правителям, в том числе и ему.

Альфа, стянув с плеч длинный теплый плащ, бросил его на одно из кресел и помог снять верхнюю одежду Тэхена. В комнате было натоплено, дрова догорали в камине, но Тэхен все равно посмотрел на огонь, сделал легкое движение ладонью, и пламя взвилось выше, разгораясь с новой силой словно само по себе. Теперь его огню даже не нужны были дрова для того, чтобы согревать их.

— Ты все лучше контролируешь силу, — заметил Чонгук.

— Да, если не теряю концентрацию.

Омега подошел к своей постели. После огромной перины в королевских покоях кровать здесь казалась маленькой и скромной, омега даже задумался: а поместятся ли они здесь вдвоем? Хотя раньше, он помнил, был уверен, что все его слуги могут спокойно расположиться рядышком. Как бы он не противился по началу, а все-таки королевский титул развратил его. Как бы не стать жадным...

На прикроватной тумбе, словно оставленная Тэхеном только вчера, лежала книга в темно-зеленом бархатном переплете.

— Надо же! Я читал ее перед отъездом. Даже... даже уголок загнут на той же странице.

Чонгуку подумалось, что его папа, наверное, хотел создать иллюзию, что Тэхен никуда не уехал, что он вот-вот войдет и возьмет свою книгу, которую оставил, ляжет на свою постель и заснет за чтением, оставит свой запах на подушке, которой давно не касалась его голова.

Когда его родителей не стало, Чонгук делал так же. В первый месяц он даже не позволял слугам убираться в их комнате, да и на то, чтобы самому занять королевские покои, ему понадобилось достаточно много времени.

— В твоем шкафу остались наряды, которые ты носил? Есть тот наряд, что был на тебе в день нашей первой встречи? — поинтересовался мужчина.

Тэхен качнул головой.

— Это было мое самое красивое платье. Я забрал его с собой. Но здесь наверняка осталось платье, которое я носил почти каждый день. Хочешь, надену его? — глаза омеги загорелись энтузиазмом. Ему эта идея казалась забавной. Переодеться во что-то простое, надеть на себя частичку его прошлой жизни. Такой простой и понятной, где не было ответственности за страну, не было Мину, не было предательств. Где те, кто смотрел на него, не ждали, что он споткнется.

Сейчас все стало куда сложнее.

— Хочу, — Чонгук с удовольствием поддержал его идею.

В покои, после стука и дозволения, вошли слуги. Они занесли королям вещи.

— Разберете их позже, когда мы уйдем в сад, — просто сказал Тэхен, перебирающий вешалки со своими старыми платьями в платяном шкафу, который тоже был расписан витиеватыми золотистыми узорами.

Он достал то, что было нужно, с удовольствием оглядев обшитую серебряной нитью темно-синюю ткань, и поспешил разложить наряд на кресле, принимаясь стягивать с себя одеяния, стоило лишь слугам покинуть их комнату.

Чонгук с усмешкой наблюдал за тем, как омега натягивает на себя облегающие стройные ноги брюки, как с тихим и отчего-то недовольным бормотанием пытается красиво завязать завязки на светлой рубахе, а затем надевает на себя и платье, поправляя то на плечах и застегивая пуговицы от самого горла и до струящейся от бедер плотной ткани.

— Кажется, мне стоило есть меньше сладкого и мучного за королевским столом, — проворчал омега, покрутившись перед зеркалом, — теперь оно сидит намного плотнее, нежели раньше.

— Тебе кажется, — усмехнулся Чонгук, разглядывая красивый, но непривычно простой наряд.

Сейчас Тэхен все чаще ходил в золоте, в тканях, кусок которых стоил как хорошая лошадь, и видеть его в чем-то подобном было совсем непривычно. Однако даже так Тэхен не терял присущего ему изящества, украшал одежду собой, а не себя одеждой. А это дорогого стоило. Они оба не заметили, как омега приобрел королевскую статность. Не описать словами, как горд был Чонгук видеть это.

— Как я выгляжу? — поинтересовался омега, пригладив ткань и покрутившись перед мужчиной.

— Как король.

Чонгук улыбнулся слегка покрасневшим щекам омеги, который подошел ближе и, перехватив ладонь альфы, коротко поцеловал тыльную ее сторону.

— Ты ужасный льстец.

— Я всегда говорю тебе только правду, — возразил Чонгук, покачав головой.

Пока Тэхен подбирал к своему наряду теплый плащ, Чонгук тоже переоделся. Сегодня ему не хотелось прерывать их уединение и вызывать слуг, так что ему с радостью помог Тэхен. Омеге слишком сильно нравилось ухаживать за своим мужем, и Чонгук не смел лишать его такого удовольствия.

Прогулка по саду была недолгой. Все-таки беременность давала о себе знать, у Тэхена стало заметно меньше сил на что бы то ни было, дорога, как бы хорошо ни держался омега, измотала его. Они и полчаса не посвятили нахождению на свежем воздухе, потому что омега почувствовал вмиг накатившую слабость. Разумеется, Чонгук не стал подвергать младшего короля опасности и повел его обратно. Хотелось и вовсе поднять его на руки и отнести, но Тэхен заверил, что в этом не было нужды.

Они успели даже немного поспать перед ужином. Тэхену это было особенно необходимо. Однако даже оказавшись за столом, Тэхен едва ли не клевал носом, без особого аппетита разглядывая еду в своей тарелке. Сынмин опаздывал к ужину, но, учитывая, что за столом вместе со всеми сидел и Чонгук, вряд ли папа одобрит, если они устроят здесь радостную встречу. Скорее брат просто поприветствует короля, как того требуют традиции, и сядет за стол.

— У тебя нет аппетита? Не нравится еда? — с легким беспокойством спросил Тэен, замечая, как Тэхен катает по тарелке горошины.

Мало ли, в королевском замке Тэхен привык к более дорогой и вкусной пище, нежели могли поставить на стол они. Но вот Чонгук, сидевший рядом с супругом, ел с удовольствием, лишь иногда поглядывая на Тэхена и подкладывая что-то в его тарелку. Правда, еды совсем не становилось меньше.

Тэхен поспешил обратить на родителя взгляд.

— Нет, папа, все чудесно, я просто недостаточно проголодался с дороги, — заверил он, отпив из стакана воду, и Чонгук тихо вздохнул. Он не стал бы вместо Тэхена сообщать причину того, почему он стал столь странно относиться ко всей еде в целом, то съедая все, что видит перед собой, то и вовсе не притрагиваясь к пище. А Тэхен тянул. Ждал старшего брата.

— Говорят, у границы с Наянсыком поднялась сильная метель. Твой брат как раз едет недалеко от тех дорог и поселений, наверняка лошади попали в пургу и дороги замело. Быть может, он и вовсе не успеет приехать сегодня, но обязательно явится к утру. Ты ведь знаешь, зимы у нас на севере суровые, особенно в местах, что ближе к Наянсыку.

— И как светлые живут в таких условиях? — тихо вздохнул Тэхен, а Чонгук негромко усмехнулся.

— Так же, как и мы в своих. Зима — это их пора года, их время. Истинные северяне и Светлые эльфы не боятся холодов, это нас разнежил мягкий климат столицы, — пожал плечами король, — зато в Бьекане им приходится тяжко. Нам, темным эльфам, куда легче приспособиться к любым погодным условиям, будь то холод или невыносимая жара.

За столом снова повисла тишина. После сна было тяжело сосредоточиться, и разговор как-то не клеился. Казалось, вот, наконец-то завязалась беседа, но она быстро увядала. Это все из-за долгой разлуки? Пожалуй, так, ведь Тэхен использовал не один лист бумаги, чтобы написать письмо своим родителям и братьям.

В столовую вошел один из стражей крепости.

— Мои короли, господа, — обратился он к присутствующим по титулам, — конница господина Сынмина только что въехала на территорию крепости. Он будет здесь с минуты на минуту.

— Замечательно, спасибо, Енсок, — улыбнулся Тэен и посмотрел на Тэхена. Он одним лишь взглядом умолял своего сына вести себя прилично и не устраивать слишком радостных и громких приветствий перед королем. Особенно учитывая, что Сынмина вообще не должно было быть здесь. Как и Тэхена.

— Я понял, папенька, не нужно так на меня смотреть, — вздохнул омега.

Двери распахнулись, и в столовой показался высокий альфа с угловатыми и резкими чертами лица. Он был похож одновременно на обоих родителей, а еще на Тэхена, а в моменте казалось, что одновременно с этим не похож ни на кого из них. Такое интересное лицо, в зависимости от эмоций совершенно меняющее свои черты. Тэхен, который все же не сдержал радостного вздоха и улыбки, поспешил подняться и подойти к брату, чтобы обнять его в приветствие, едва ли доставал альфе до плеча своей макушкой.

Даже не вставая с места, Чонгук, который всегда считался достаточно высоким даже среди своего народа и приближенных, понял, что этот эльф будет выше него минимум на полголовы.

Братья о чем-то тихонько переговаривались, и даже несмотря на то, что они слишком задержались в обществе друг друга, ни Чонгук, ни родители не стали прерывать их и зазывать вернуться обратно за стол.

Взяв брата за руку, Тэхен подвел его к Чонгуку.

— Я не уверен, что у вас была возможность поговорить.

Сынмин почтительно поклонился.

— Ваше Величество! Для меня великая честь познакомиться с вами. В прошлый ваш приезд мы виделись лишь мельком, у нас не было возможности побеседовать.

Чонгук улыбнулся. Мягкая речь, похожая на речь Тэхена. Кажется, эти двое были действительно близки? С тех пор, как Тэхен оказался в королевском замке, он едва ли говорил про своих братьев, поэтому Чонгук был весьма удивлен. Ему казалось, что омега не особо близок к своей семье, что здесь нет того, кого он мог бы назвать не просто братом, но и другом, а оказывается, что все-таки есть такой эльф? Отчего же тогда он не рассказывал о Сынмине? Не хотел говорить вслух о своей тоске?

Он обязательно спросит позже.

— Такая возможность есть сейчас. Присаживайтесь, наверняка вы проголодались в пути.

Сынмин сел рядом с братом, где его уже ждали подготовленные тарелки и приборы. Он и правда был очень голоден, надеялся, желудок не выдаст его, ведь от ароматов во рту скапливалась слюна и живот сводило легким, но требовательным спазмом.

— Если честно, я очень голоден, — сообщил Сынмин, накладывая в свою тарелку картошку и мяса. — Как у тебя дела, Тэ?

— Как раз об этом я и хотел поговорить, но ждал тебя, чтобы сказать, — видно было, что Тэхен волновался, поэтому Чонгук накрыл его ладонь своей и мягко сжал отчего-то прохладные пальцы, надеясь, что это придаст омеге чуть больше уверенности. Кажется, сработало, ведь Тэхен, мимолетно улыбнувшись Чонгуку, продолжил говорить: — Мы ожидаем появления нашего первенца.

Сынмин, так и не начав есть, во все глаза уставился на Тэхена, а его отец всплеснул руками и улыбнулся.

— Да что же ты молчал? — воскликнул он, и Тэхен неловко улыбнулся, взглянув на папу, который, кажется, не сразу понял, как нужно реагировать на слова своего сына.

С одной стороны, ему не в первый раз становится дедушкой, а с другой — под сердцем его самого младшего сына теплится жизнь наследника целого государства. То было ужасно волнительно, и омега, тепло улыбнувшись, пока его муж самостоятельно разливал по кубкам вино, протянул ладонь через стол и мягко сжал руку Тэхена, которую сын с готовностью протянул ему навстречу.

— Пусть ЧхариБог плодородия и семьи у темных эльфов будет милостив к вам и подарит вам здоровое и крепкое дитя. Пусть для тебя все пройдет как можно легче, — тихо проговорил он, чуть крепче сжав ладонь омеги.

Тэхен закивал, чуть поджав губы и, кажется, почувствовав легкое покалывание в глазах и горле.

Радость губернатора Северной крепости была громкой, он что-то говорил кивающему Чонгуку, поздравляя его как альфу и будущего отца. Радость же папы была тихой, спокойной. В его глазах он впервые за долгие годы прочел не только радость, но и беспокойство. Такое легкое, едва осязаемое, словно он не желал показывать это сыну, чью руку он столь крепко сжимал своими тонкими пальцами.

— Ты оттого ничего не ешь? Не можешь подобрать то, от чего не станет хуже? — продолжил спрашивать он.

— Иногда так голоден, что готов у старшего короля еду из тарелки забирать, а иногда кусок в горло не лезет, — поделился Тэхен.

Сынмин тихо рассмеялся, с нежностью глядя на брата. Даже если их папеньку слегка возмутили слова сына, ведь где это видано, чтобы кто-то позволял себе тянуть еду из тарелки короля, не стал ничего говорить. Ни к чему сейчас омрачать их общую радость, лучше было позаботиться о своем сыне. Так что Тэен улыбнулся и, подозвав слугу, что-то негромко сказал ему.

— Тебе сейчас сделают мясной похлебки. Не столь изысканное и дорогое блюдо, но сытное и питательное, я только его есть и мог, особенно с тобой. Ты был крайне избирательным. До самого появления на свет отказывался питаться чем-либо, кроме нее, — поделился омега.

Качнув головой, младший король виновато улыбнулся своему папе.

— Мне жаль, что я доставил тебе столько неудобств. Надеюсь, мой малыш будет ко мне более милостив.

— Давайте выпьем, — Тэджон поднялся на ноги с кубком красного вина, обводя присутствующих взглядом, — прежде всего за короля. Мудрого и сильного правителя, но главное, любящего мужа для моего младшего сына и, я уверен, прекрасного отца для моих внуков. Я рад, что вы оказали мне такую честь, Ваше Величество, взяли в мужья моего младшего сына и окружили его заботой и любовью. Пусть ваша семья процветает и множится, Ваше Величество. Я уверен, что мой сын, как и все наше государство, в надежных руках. За короля!

— За короля! — хором повторили все присутствующие, в том числе и Тэхен.

Знал бы его отец, как сильно он сам благодарен судьбе и Чонгуку за то, что однажды он решил сыграть свадьбу именно с ним, что их взгляды пересеклись на мгновение, и оно стало решающим, перевернуло их судьбы. В этом была своя прелесть.

Выпивая вместе со всеми, Чонгук вспоминал, что когда-то давно он стыдился, смущался подобных речей. Они казались ему странными, ведь он был уверен, что не делает ничего такого. Просто живет и правит по совести. Но со временем он привык. Вот и сейчас на его лице была лишь благодарная улыбка и ни капли смущения.

— Тэджон, — позвал Чонгук главу семейства, когда радость немного поутихла. — Надеюсь, мы не слишком смутим вас тем, что вам придется принять светлых королей в своем доме? Ваше место подходило лучше других. Я решил, что перемирие должно заключаться на наших землях.

Старший альфа согласно кивнул, склонив голову.

— Для меня честь быть причастным в таком важном событии, как заключение мира, Ваше Величество. Мы обеспечим безопасность и комфорт королям соседней страны, об этом вы можете не беспокоиться. Самое главное, чтобы наконец-то наступил мир, чтобы эльфы перестали погибать на поле боя. Война длилась меньше месяца, но как много сирот стало в наших землях... А будет то делегация светлых или темных эльфов, нам плевать. Хотя мы не особо их жалуем в силу нашей многовековой вражды, однако северяне всегда были радушными и гостеприимными хозяевами. В этот раз будет также.

Чонгук кивнул.

— Мы приехали раньше. Короли Наянсыка и их министр должны прибыть через два-три дня. Думаю, завтра нас догонит военный министр, его тоже нужно будет разместить.

— Все будет в лучшем виде, Ваше Величество. Вам не стоит ни о чем волноваться.

Тэхену принесли его похлебку, и Чонгук, казалось, смог немного расслабиться. Наконец-то он поест после того, как вытошнил все, что смог съесть за завтраком, и даже более того. Он ел с аппетитом.

— Надеюсь, наши повара умеют варить такую, — хохотнул король.

До переговоров у него было время отдохнуть и окончательно восстановить свои силы после отравления.

***

Наянсык, Сунсухан

Небо над замком постепенно становилось все темнее. Сумерки уже давно накрыли столицу, постепенно опускалась ночь. Сегодня не было туч, все они ушли к границе, и впервые за долгие зимние месяцы Хосок мог любоваться множеством ярких звезд на небе, сверкающих словно алмазная россыпь на черном бархатном полотне.

Альфа крепче сжал пальцами серебряный кубок, сделав из него небольшой глоток, и слегка повел плечами. Он оставил меховую накидку в своем кабинете, не стал накрывать ею свои плечи. Весь день и вечер он занимался документами для будущих переговоров, пока короли собирались в путь. Его не будет рядом с ними в столь ответственную минуту, и ему стоило подготовить все сейчас, чтобы это перемирие было если не очень выгодным, то хотя бы терпимым для их стороны.

Его взгляд опустился ниже, там, где у конюшен сновали слуги, о чем-то громко переговариваясь, с чего-то смеясь.

Пару дней назад они хоронили военного министра, возносили молитвы Богам у его усыпальницы, а уже сегодня жизнь продолжала идти своим чередом. Лишь несчастный Манхи ходил по замку словно тень, облачившись в траурные одеяния. На него смотрели косо, ведь для Арана, по мнению большинства, он был простым дворянским мальчиком на побегушках у короля, однако Хосок знал куда больше об этих двоих. Работа обязывала, точно так же, как слово, данное младшему королю, обязывало каждую мышку в этом замке хранить ему верность.

— Небо сегодня особенно прекрасно, правда? — раздался нежный омежий голос.

Оторвав кубок от своих губ, Хосок взглянул на балкон, находящийся ниже и левее от его собственного. Манджун смотрел на него с привычным печальным смущением на лице. На его щеках был румянец, но то, скорее всего, от мороза. Быть может, он уже давно здесь стоял? Министр образования, уже добившийся больших успехов, тот, кого народ вспоминает лишь добрыми словами, смущался от каждого собственного шороха и мечтал о чем-то, что было известно лишь ему одному.

Занятная личность.

— Да. Давно не было видно звезд, — почему бы не поддержать беседу? Общество Манджуна было Хосоку приятно. Он даже назвал бы его своим другом? Да, пожалуй.

Омега неловко обнял себя за плечи, но поспешил все-таки спрятать ладони под мех накидки. Его пальцы замерзли, но уходить не хотелось. Он стоял здесь и наблюдал за объектом своего обожания уже почти полчаса. И если Хосок был словно каменная статуя: безупречный и незамерзающий, то Манджуну становилось действительно холодно. Нужно было вернуться в кабинет, постоять у камина и хоть немного согреться, но тогда... что, если Хосок уйдет с балкона? Манджун не сможет больше за ним наблюдать до тех пор, пока мужчина вновь не выйдет. А если завтра будет облачно, вероятно, он не задержится надолго.

— Вы изучали звездный атлас, написанный нашим великим предком Кёнду? Он не только рисовал карты звездного неба, но и проводил параллель между положением небесных светил и той силой, которой Боги наделяют нас при рождении. Говорил, Звезды определяют силу, а сила определяет характер, поэтому часть нашей личности уже предопределена звездами, а те, в свою очередь, Богами, — рассказал Манджун.

Ему приходилось говорить громче, чтобы до альфы долетало каждое его слово. От того, как сильно он заглатывал холодный воздух, чтобы сделать вдох, начинало саднить горло, но Манджун просто не смел подать виду.

Слишком редко у них появляется возможность побеседовать.

— Прошу, поднимитесь ко мне? Я велю подать вам чай, а вы расскажете мне про влияние звезд на нас?

Щеки омеги и без того горели румянцем, но глаза его заметно озарились счастьем от такого предложения.

Хосоку же просто было жаль омегу, который, кажется, еще немного и превратится в заледеневшую статую, подобно той, что Чимин по юношеству любил создавать в саду королевского замка. Омега созидал фигуры птиц и животных, но эльфы, по словам самого же Чимина, выходили у него хуже всего. Хотя Хосок во всем, что создавал этот сказочный эльф, находил красоту и изящество.

За своими мыслями юстициар успел заметить лишь, как край теплых одеяний Манджуна скользнул за стену балкона, и тихо вздохнул. Ему пришлось отвлечься от созерцания звезд, чтобы залить горячей водой, поданной сюда слугами совсем недавно, крупные чайные листья в маленькой чашке.

В дверь постучали. Хосок не стал спрашивать, кто именно наведался к нему, ведь он ждал конкретного эльфа, для которого и прозвучало заветное:

-Войдите.

Манджун, щеки и ладони которого покраснели от холода, мягко улыбнулся и присел перед Хосоком в коротком реверансе в ответ на его кивок. Да, пусть они и виделись, но даже здесь Манджун не отбрасывал в сторону своих манер и воспитания. Ему, как министру образования, было положено служить примером хороших манер.

— Я могу закрыть балкон, чтобы вы не мерзли, — предложил Хосок, передав в порозовевшие пальцы чашку, но омега, перехватив ее, покачал головой и улыбнулся.

— Вам нравится наблюдать за звездами. И мне тоже. Я буду счастлив наблюдать за ними вместе с Вами, Хосок.

Альфа не стал настаивать. Тоже перехватил теплый плащ, накинув его на плечи, и уже вместе с омегой вышел за пределы своего рабочего кабинета, остановившись у широких перил.

— Так что вы хотели еще рассказать мне о звездах и Богах? — поинтересовался Хосок, упершись в перила локтями и слегка склонившись для этого.

Такие простые разговоры хорошо отвлекали, хотя ему бы продолжить составлять требования и условия для светлых эльфов, но он утратил способность здраво мыслить. Перерыв был необходим, чтобы голова была в состоянии формулировать предложения юридически грамотным языком, а не простым обывательским. Раз его оставляют здесь как регента, и он не сможет принять участие в переговорном процессе, его короли должны быть подготовлены по высшему разряду.

— Если вы пожелаете, я найду в королевской библиотеке то, с чем обязательно необходимо познакомиться. Но Кенду заметил, что порядок созвездий и то, как мы их видим, меняется каждый день. Он потратил почти всю свою жизнь на это исследование. Согласно ему, звезды путешествуют по нашим небесам, но они всегда остаются со своими созвездиями, словно добрые соседи. Мы попадаем под их влияние. Какая звезда главенствует на небесах в момент рождения младенца, такой силой и наделят его Боги. Все зависит от времени рождения и главенствующей звезды. Многие считают эти труды глупостью, но не я.

Манджун печально улыбнулся. Вечно он так. Сколько эльф себя помнил, он был белой вороной. Даже в этом дворце, пока все плели против друг друга интриги и строили козни, он жил со всеми в мире и согласии, тихонько взращивая свои чувства к мужчине, стоящему прямо перед ним.

Замолчав, омега сделал осторожный глоток чая, который остыл настолько, что едва ли мог согреть. Был бы он в одиночестве, допил бы этот чай в пару глотков, но при Хосоке разве мог он позволить себе подобное невежество?

Чтобы не развивать эту мысль в своей голове, омега решился поделиться тем, что действительно искренне и очень сильно тревожило его с тех пор, как завершилась прощальная церемония Арана, с которым они, на самом деле, никогда не были особо близки:

— Похороны только закончились, но нам уже нужно продолжать жить свою жизнь и решать проблемы. Это давит, верно? То, что мы, как государственные деятели, не можем себе позволить оплакать храброго воина, отдавшего свою жизнь за короля.

Взглянув на безразличные к бедам простых смертных эльфов звезды, Хосок горько усмехнулся. Аран всегда держался особняком ото всех, приходил лишь когда дело касалось непосредственно его обязанностей, не пил вина, много тренировался и почти все свое время проводил с новобранцами и солдатами, которых обучал военному искусству и рассказывал о том, как важно сохранять офицерскую честь. Казалось, у этого мужчины не было ни друзей, ни недругов, как будто бы он был безразличен всем, даже королям, но его смерть отчего-то казалась неподъемным грузом и большой трагедией, которую не было возможности пережить и как следует оплакать погибшего.

— Увы, такова участь каждого из нас. У простого народа свои беды, у нас — свои, но мы все живем лишь до тех пор, пока способны забывать и отвлекаться от ранящих душу событий, — проговорил Хосок, вновь подхватив кубок с холодным вином.

— Надеюсь, когда-нибудь Манхи сможет отпустить это. Бедный омега, он даже не смог рассказать Арану о своих чувствах к нему, — покачал головой Манджун, тихо вздохнув.

Хосок на мгновение вскинул брови, но удивление быстро сошло на нет. Конечно, большинство эльфов, проживающих в стенах этого дворца, вряд ли были осведомлены о том, какие отношения на самом деле связывали Манхи и Арана. Эти двое были крайне осторожны, не попадались на глаза посторонним. Встречались тайно, тихо, поздними ночами, да и свидания их были редки. Возможно, помогало то, насколько приближен был Манхи к младшему королю.

Да и дворянство... если бы кто-то узнал, что омега делит ложе с мужчиной до замужества, позор затопил бы обоих. Не исключено, что Аран лишился бы своей должности за прелюбодеяние, а Манхи — благосклонности Чимина.

— Манхи и Аран уже несколько лет делили свои чувства на двоих. Они были парой, пусть и тайно от двора, но я с уверенностью могу сказать, что оба были влюблены. Уверен, они были счастливы, пусть и не столь долго, как им хотелось бы.

Манджун тихо выдохнул, отчего изо рта показался пар, и в растерянности опустил руки с чашкой ниже. Он действительно не знал. Он был слишком далек от сплетен и интриг этого замка, и узнать подобное было для него подобно грому. Теперь была понятна столь глубокая горечь омеги по этому мужчине.

— Боги... Как же судьба несправедлива, — с горечью произнес он, а брови омеги жалобно надломились. Он опустил взгляд к своим рукам и прикусил губы. — Бедный, бедный Манхи. Как можно пережить такую потерю?

Хосок негромко хмыкнул и повел плечами. Да, ему было жаль омегу. Но он хотя бы имел возможность продолжить жить, в отличие от Арана, унесшего свою любовь за собой в могилу вместе с долгом, верностью и жизнью.

— Радует, что они все же смогли быть вместе, да, — закивал сам себе омега. — Горько умирать, зная, что сердце так и не познало любви. Той самой, настоящей любви. Например, как у наших королей, да? Мне их чувства служат примером. Когда я вижу, какими глазами Его Величество Юнги глядит на супруга, мое сердце трепещет от радости и одновременно сжимается от печали и страха...

...от страха, что тот, кто так сильно дорог, не смотрит на него с таким же благоговением. Посмотрит ли он так когда-нибудь? С каждым годом Манджун все больше и больше боялся, что нет, никогда не посмотрит. Но даже несмотря на это, его влюбленность, а может быть, даже любовь, не умирала, продолжала жить и биться в груди, согревая ее, а иногда сжигая огнем.

Прервав его горькие раздумья, Хосок заговорил:

— Поэтому столь важно говорить о подобном вовремя. Боги часто бывают несправедливы к простым эльфам. Каждое слово и каждый шаг должны быть прожиты на совесть и так, чтобы о них не сожалеть. Я в свое время, увы, сказать о своих чувствах не смог, и до сих пор пожинаю плоды своего молчания.

Омега не знал о том, что Хосок испытывает к младшему королю. Он не знал, что тот уже много лет страдает по Чимину и кусает локти. Упустил момент, не сказал вовремя, а теперь вот, смотрит, как другой мужчина целует его руки, как у Чимина рождаются дети от него. От того, кого много лет назад называл другом, а теперь лишь «Ваше Величество». Жизнь все расставила по своим местам, но как же несправедлива она была.

Хосок был уверен, что Чимин никогда не познал бы боли от потери ребенка, если бы он признался, как только почувствовал зарождение цветка своей собственной любви, который до сих пор не отцвел. Терял лепестки постепенно, но, к сожалению, крайне медленно.

Но Манджун расценил его слова по-своему.

Важно не упустить момент, чтобы не пожинать плоды своего молчания, вот что вертелось в его голове.

Откуда в нем было это мужество, как оно появилось, ведь омега всегда был достаточно робок и скромен, он не знал, но замершие пальцы отставили чашку на перила, припорошенные снежком, и Манджун, сделав шаг ближе, на мгновение прижался к губам мужчины таким целомудренным поцелуем, что стало стыдно скорее за это, чем за сам поступок.

Он несмело отстранился, ведь ответа... так и не последовало, и уже сделал вдох, чтобы начать извиняться, но Хосок взял его ледяную руку, накрыл своей и поцеловал сам.

Почему он сделал это? Пожалуй, это была просто попытка забыть. Он так устал нести сквозь года эту ношу безответной любви, устал видеть такую же безответную влюбленность в глазах эльфа, которого сейчас целовал. Быть может, он сможет сделать Манджуна счастливым хотя бы на те короткие секунды, пока длится этот поцелуй.

Омега цеплялся за его одеяния промерзшими до самых костей пальцами и согревался изнутри, чувствуя, как крепко мужчина прижимает его к себе. Он никогда не думал, что сможет получить ответ на свои чувства, пусть даже не столь глубокий, как ему хотелось бы. Но сейчас, позволяя мужчине углубить поцелуй, он точно знал, что сердце в его груди трепещет от счастья.

Они целовались долго, не в силах остановиться. Хосок от желания остаться в том мгновении, когда голову ничего не тревожит, а Манджун — от сладкого чувства, заставляющего сердце биться сильнее, иногда спотыкаясь. И оба не заметили, как на одном из балконов светловолосый молодой омега, едва не пискнув от увиденного, расплываясь в широкой улыбке, спешит внутрь замка, изящно подхватив свое платье, чтобы не запинаться и добраться до нужной комнаты как можно скорее.

Мышка Чимина, носящий имя Онхю, готов был поклясться, что за всю свою жизнь никогда и ни к кому не спешил столь же быстро, как сейчас спешил к своему королю.

Омега, совсем уж забывшись от восторга, перепрыгивал через ступеньку, поднимаясь по лестнице в том крыле замка, где находились покои королевских отпрысков, и, на ходу поклонившись проходящему мимо министру торгового дела, который бросил на него странный, но заинтересованный взгляд, продолжил свой путь по извилистым коридорам.

Лишь спустя несколько минут он, слегка запыхавшийся, оказался у покоев одного из близнецов, Тиена, довольно оглядев стоящих у дверей стражников и улыбнувшись.

— Его Величество младший король сейчас еще с сыном? Доложите ему о моем приходе. У меня ужасно срочные вести! — заговорщицки прошептал он.

Альфы, переглянувшись, почти одновременно подняли руки и постучали в дверь.

Чимин отвлекся от разговора с сыном, который сидел у зеркала, и громко оповестил:

— Войдите, — лишь после этого дверь раскрылась, и внутрь заглянул Онхю, улыбнувшись и присев в реверансе.

— Что-то срочное? — поинтересовался Чимин, перехватив гребень, чтобы поддеть пару длинных прядей волос Тиена, а затем продолжить заплетать аккуратные колоски на еще влажной после мытья голове.

Тиен также заинтересованно глянул на мышку и заерзал на месте. Он прекрасно знал, что такие юноши обычно приносят для папы срочные и крайне интересные новости. Может, и ему удастся что-то узнать? Ему вообще хотелось, чтобы папа посвящал его в свои дела, но тот, увы, считал, что омега еще недостаточно вырос для подобного.

Ему было невдомек, что это был один из уроков. Ведь так важно уметь самостоятельно узнать то, что может быть не только полезно, но и просто до восторга интересно. С этого стоило начать обучение.

— Очень срочное, Ваше Величество!

Короткий жест короля подсказал, что Онхю может подойти ближе, что омега и поспешил сделать. Стражи закрыли дверь, а приглушенный о ковер стук маленьких каблучков теплых туфель все приближал те самые интересные новости. Тиен снова заерзал от предвкушения.

Но вот незадача: Онхю, подойдя к королю, принялся нашептывать что-то ему на ухо, да так тихо, что Тиен вообще ничего не услышал.

— Папа, я ведь не маленький. Что там такое? Мне ведь любопытно! Не смогу уснуть, если вы не расскажете! — омега капризно надул пухлые губы, а его грустные глаза блеснули обидой.

Чимин, взглянув на него через зеркало, с грустью вспомнил деньки, когда Тиен был совсем маленьким крошкой. Такое же выражение лица было у него каждый раз, когда он собирался вот-вот заплакать. Знал ведь, как нужно манипулировать своим папой.

— Ладно, повтори, Онхю. Раз Тиену так интересно послушать, пусть. Но если кто посторонний узнает, Тиен, подумаю в первую очередь на тебя, это ясно?

Руки Чимина были легкими и ласковыми, они перебирали стальные пряди сына с любовью и нежностью; а вот его голос, напротив, стал строгим и очень холодным. Тиен понимал: проболтается кому о том, что услышит, и ему несдобровать. Доверие ведь рушится за один миг, об этом ему было известно. Да, пока что из книг, но проверять подобное на собственном опыте желания не было, особенно, если дело касается папы.

— Как пожелаете, Ваше Величество! — Онхо отошел на шаг и поклонился. — Я только что видел, клянусь, что наш юстициар на балконе своего кабинета целовал министра образования Его Светлость Манджуна, Ваше Величество. Клянусь вам всеми Богами и своей душой, это точно были они.

Если во взгляде Чимина появился интерес, то глаза Тиена потухли, как и его яркая улыбка, уголки которой дрогнули и опустились вниз. Сердце, кажется, пропустило удар. Неужели тот, в кого омега был влюблен, не дождется его? Неужели он достанется другому?

— Что же вы намерены делать, папа? — поинтересовался он у родителя.

От ответа, без преувеличения, зависела вся его жизнь. Если будет принято решение о свадьбе... что же ему делать?

Чимин же пожал плечами.

— То же, что делаю и с другими дворянами нашего замка, если замечаю нечто подобное, — даю дозволение на свадебный обряд.

Тиен даже не понял, как резко он поднялся с места, отчего руки Чимина отпрянули от его головы, а сам он вздрогнул, сделав короткий шаг назад и вскинув брови. Невиданное дело, чтобы воспитанный омега вот так вскакивал с места.

— Но ты не можешь! — воскликнул принц. От досады его губы слегка задрожали. — Я ведь говорил тебе! Я рассказывал, как же ты...

— Тиен, — тут же оборвал Чимин и, глянув на своего слугу, который, кажется, смотрел на его сына с крайним интересом, коротко кивнул ему на выход.

Онхю тихо вздохнул и, коротко поклонившись, поспешил выйти прочь, хотя ему совсем не хотелось. Кажется, назревало что-то крайне интересное. Но преданность младшему королю не позволила любопытству взять верх, омега действительно ушел и не стал пытаться подслушать.

Лишь когда за ним закрылась дверь, Тиен, топнув ногой и всплеснув руками, едва ли не запрыгал на месте от переполняющих его эмоций.

— Папа, как же так? Я ведь говорил тебе, что мое сердце принадлежит лишь ему одному! Как ты можешь быть ко мне столь жесток? — он говорил громко, не сдержал всхлипа, и Чимин поджал губы, потянувшись к омеге ладонью.

— Боги, Тиен, послушай же. Хосок не тот эльф, который сможет стать тебе мужем, как бы ты этого не желал. Отец не позволит ни тебе, ни ему, к тому же он в пять раз старше тебя самого. Да он тебе в отцы годится, — наконец выдал Чимин то, что вертелось на его языке.

— И что с того?! — Тиен повысил голос и, оттолкнув от себя руки папы, наконец дал волю слезам. — Ты не поймешь меня, ясно? Ты вышел замуж за того, кого любил всю свою жизнь и кто первым тронул твое сердце, так отчего же ты лишаешь этой возможности меня?

— Твой отец был мне другом долгие годы, мы росли вместе, Тиен, это не одно и то же, — нахмурился Чимин, но вновь смягчился.

Он все пытался потянуться к омеге, коснуться ладонью его плеча, успокоить, как он делал это всегда, но его, кажется, даже не пытались услышать.

Тиен вновь оттолкнул его ладони и, сорвавшись на рыдания, принялся ходить взад-вперед, измеряя комнату своими шагами.

— Это несправедливо! Если бы вы с отцом желали мне счастья, вы бы позволили мне! Он стал бы для меня мужем, о котором я всегда мечтал, но вы разобьете мне сердце этой... Свадьбой, — выплюнул омега и, не зная, как еще выразить свою горечь, перехватил подушку с кровати, запустив ее в сторону огромных шкафов.

Чимин тяжело вздохнул, а его плечи в усталости опустились. Сердце рвалось от того, как горько плакал омега, но своего решения он менять не собирался. Ни Юнги, ни он сам не простил бы себя, если бы позволил подобному произойти.

— Ты еще слишком мал, Тиен, пройдет время, и ты встретишь того мужчину, которого ты полюбишь всем своим сердцем. Мы ведь обещали тебе, что позволим выбрать того избранника, которого ты пожелаешь, не допустим политических браков или...

— Вы уже не позволяете мне желаемого! — Тиен вскрикнул громко, вновь перехватив с резной тумбы у постели открытый на середине роман, и уже было замахнулся, чтобы запустить его куда-нибудь в сторону все тех же несчастных шкафов, но, махнув рукой, выбросил в воздух... лишь пыль.

Омега застыл, тяжело дыша, моргнул несколько раз, оглядев свою пыльную отчего-то ладонь, и растерянно застыл. Книга стала той самой пылью.

Чимин, глаза которого пораженно расширились, смог только тихо выдохнуть.

— Боги, Тиен...

Истерика вмиг утихла. Тиен попытался коснуться ночной накидки, лежащей на его плечах, но и она обратилась пылью; покрывала, лежащего на постели, — к ногам осыпалось и оно. Все тело начала бить мелкая дрожь. Он смотрел на свои дрожащие ладони и никак не мог понять.

— Что же... Как же это, — он говорил с задержкой, все еще тяжело дыша, но уже, кажется, от страха.

— Тиен, — позвал Чимин, а когда омега сделал шаг к нему, Чимин впервые в жизни отпрянул от своего сына, вытянув перед собой ладонь, — все хорошо. Постой, родной. Ничего не касайся. Ничего, ладно? Сейчас... Сейчас мы все решим, — заговорил он и быстрым шагом подошел к двери.

Не было времени на все эти придворные правила, поэтому король сам распахнул двери и обратился к страже:

— Позовите Его Величество, — альфы в доспехах переглянулись. У Чимина создалось впечатление, словно у этих двоих происходил немой спор: кто же пойдет за королем, — немедленно! Передайте ему, что это чрезвычайно важно.

Только более строгий тон омеги заставил одного из них сорваться с места и, придерживая меч в ножнах, побежать к рабочему кабинету, где и должен был находиться Его Величество.

Недовольно поджав губы, Чимин качнул головой и вернулся к сыну. Сердце сжималось, когда он столь испуганно разглядывал свои ладони, а глаза его слезились от ужаса собственной силы. Он видел, как другие эльфы напрягаются, когда отец протягивал им руку, как они пытались поскорее разорвать прикосновение, ведь боялись, что он может и их стереть в пыль, даже если таких случаев никогда не было.

Омега знал, что Тоюн всегда завидовал силе папы, восхищался ей и желал унаследовать. Он часто фантазировал, как создаст из льда красивый меч, рукоять которого будет обжигать холодом каждого, кто посмеет прикоснуться к нему, как с этим мечом он отправится в бой и сокрушит всех, кто посмеет бросить ему вызов. Но Тиен не мечтал о подобном. Он надеялся, что у него не будет вообще никакого дара, что он будет жить свою простую жизнь изнеженного принца: однажды влюбится, выйдет замуж за своего избранника и посвятит себя семье и детям, иногда будет сплетничать с другими омегами за полуденным чаем. Такая жизнь вполне устроила бы его, но Боги решили возложить на его плечи какую-то миссию, раз наградили даром даже не папы — отца.

— Теперь ты меня боишься? — спросил Тиен, взглянув на папу.

Глаза его, полные обиды, страха и горечи, вновь плакали. Покраснели, отчего голубая лазурь глаз стала вдруг блеклой.

— Что ты, мой мальчик? Вовсе нет. Но будет весьма неловко, если мои одеяния обратятся пылью, и я буду здесь перед тобой совсем нагим, ты не находишь? — улыбнулся Чимин.

Кажется, ему удалось немного разрядить обстановку: Тиен улыбнулся, а взгляд его стал мягче. Правда, всхлипы все не прекращались.

В покои, учтиво постучав, вошел Юнги. Альфа оглядел обернувшихся на него омег и вскинул брови.

— Что произошло?

Чимин тихо выдохнул, и поспешил подойти поближе, чтобы коснуться плеча супруга.

— Кажется, Тиен унаследовал твой дар, — почти шепотом проговорил Чимин, втянув Юнги вглубь комнаты и словив его посерьезневший взгляд. — Он расстроился, сила вышла из-под контроля. Никто лучше тебя не научит его контролировать аннигиляцию, Юнги.

— Мой? — переспросил Юнги, и на мгновение в его глазах промелькнула растерянность, которая не столь часто посещала этого мужчину. Правда, она быстро сошла на нет.

Если Тиена расстроило и то, что у него вообще был дар, и то, что он достался именно от отца, то Юнги эта новость, напротив, обрадовала. Альфа, кажется, даже плечи расправил шире от гордости за своего омегу. В нежных изящных пальчиках было столько силы...

Подойдя ближе к своему отпрыску, Юнги перехватил его ладони и склонился, поцеловав его в лоб. Он не боялся прикасаться к сыну. К тому же он чувствовал, что Тиену действительно необходима поддержка сейчас, и старался дать ее. Его пальцы нежно коснулись не до конца заплетенных волос омеги, он желал, чтобы Тиен успокоился и почувствовал себя в безопасности.

— Расскажи мне, что произошло?

Чимин мог поклясться, что даже с ним Юнги никогда не разговаривал столь мягко, как с Тиеном. Но он не ревновал, знал, что младший сын — настоящее сокровище для Юнги. Одной из причин столь нежных чувств являлось и то, что именно Чимин дал жизнь этому юному омеге, что он был похож на папу в юности, особенно чистым взглядом.

— Я не знаю... я просто... разозлился и расстроился, услышав о...

Взгляд Тиена застыл на папе. Он просто не знал, как рассказать о том, что произошло между ними.

— Я решил выдать Манджуна за Хосока, Юнги. Мой слуга видел, как они целуются, поэтому... надеюсь, ты не будешь против?

Красноречивый взгляд младшего короля гласил: «Ты уж точно не можешь быть против, Свет мой».

— Нет, не буду. Это всем пойдет на пользу, — кивнул Юнги, согласившись с мужем.

Давно пора было. Тиен с его влюбленностью лучше не делал, скорее наоборот, усугублял положение Хосока при дворе. Чимин и Юнги знали о безответной любви юстициара, а теперь в это вмешивался еще и их сын. Нужно было разорвать этот порочный круг как можно скорее, и свадьба Хосока — лучшее и самое действенное решение сложившейся ситуации. У Юнги просто не было никакого смысла возражать.

— Отец! — Тиен попытался оттолкнуть родителя, но Юнги ему не позволил.

— Он не любит тебя, Тиен. Как бы сильны твои чувства ни были, ты никогда не будешь счастлив с тем, кто смотрит на тебя с холодом и горечью от того, что его заставили связать свою судьбу с тобой. Кого угодно я могу обречь на подобное существование, но только не тебя, — тихо сказал Юнги.

Как у Чимина получалось договариваться и успокаивать Тоюна, так и у Юнги были свои ключики к сердцу Тиена, ведь омега, стоило услышать искренние слова своего отца, перестал сопротивляться и отталкивать его, лишь горько расплакался у него на груди.

Юнги перехватил его ладони, не позволяя коснуться своих одеяний, держал их крепко, жалея, что не может приобнять, однако не стоило сейчас рисковать и ставить в неудобное положение всех их.

Конечно, родительское сердце сжималось от боли, когда кто-то из детей плакал столь горестно, но Чимин знал: так будет лучше. Эта боль утихнет, однажды сердце юного Тиена тронет другой эльф, и это будет взаимно.

— Я оставлю вас наедине, — сообщил Чимин, переглянувшись с Юнги.

Да, лучше он оставит их вдвоем, чтобы Юнги смог рассказать Тиену о том, как ему контролировать свою силу и не разрушить все вокруг себя, не попасть в неловкую ситуацию, не позволить своим силам выйти из-под контроля, что преследовало самого Юнги с малых лет: его дар проявился еще раньше.

Тиен проплакал, кажется, целую вечность. Юнги пришлось переместиться вместе с ним к кровати, сев на самый ее край, позволить сыну уложить голову на свое плечо.

Лишь когда омега немного притих, а горькие слезы превратились в тихие шмыганья носом, Юнги наконец заговорил.

— Твоя сила не будет тебя ни к чему обязывать, но она однозначно позволит тебе себя защитить. Что бы ни происходило.

— Она слишком... тяжелая. Не для меня. Для Тоюна, быть может...

— Силу не выбирают, — прервал Юнги, коснувшись подбородка омеги пальцем, чтобы он взглянул на него. — Боги наделяют тебя ею, а Божественное провидение не может ошибаться. Если тебя ей наградили, значит, так тому и быть. Лучшее, что ты можешь сделать, — научиться с ней жить.

Тиен тихо выдохнул, закивал, прикусив губы, и опустил взгляд на свои ладони, которые отец сжал чуть крепче на мгновение и сел удобнее, боком, отчего ему пришлось поднять колено на постель — совсем не по-королевски, но сейчас Юнги не было до этого дела.

— Коснись чего-нибудь. Не бойся. Ты должен прочувствовать, как она действует. И что ты чувствуешь прямо сейчас? — спросил мужчина, и Тиен, оглядевшись, повел плечами. Вся постель была в пыли из-за рассыпавшегося покрывала, даже его одеяния и пол покрывал толстый ее слой. Ему было жаль касаться чего бы то ни было в этой комнате.

— Ладони чешутся, — проговорил он.

Юнги кивнул.

— Значит, прямо сейчас, чего бы ты ни коснулся, оно мгновенно будет изничтожено. Тебе нужно почувствовать, как сила бежит по твоему телу, по рукам и ладоням, по кончикам пальцев. Со временем ты сможешь направлять ее так, чтобы она действовала даже при простом прикосновении мизинца, не целой ладони.

— Это ужасно неудобно, — проворчал омега и все же решил положить ладонь на затухшую в канделябре свечу. Как Юнги и сказал, хватило простого прикосновения, чтобы и свеча обратилась пылью. Тиен впервые в жизни увидел, как воск не плавится, стекая вниз, а превращается в прозрачные невесомые частицы, из которых словно выпили всю жизнь.

Наблюдая за сыном, Юнги едва слышно вздохнул. Кажется, он задержится здесь надолго.

— Поначалу — да. Неудобно. Бывало такое, что я засыпал в постели, а просыпался уже на полу, — усмехнулся мужчина, опустив ту часть истории, где зачастую просыпался он в неглиже. Бедных омег из прислуги пришлось со временем заменить на альф, чтобы молодой принц не смущал ни их, ни самого себя.

Тиен улыбнулся и взглянул на свою постель. Будет очень жаль, если она исчезнет.

— И что же хорошего для меня будет в этой силе? — поинтересовался омега, а Юнги, задумавшись на мгновение, пожал плечами.

— Сможешь раскрошить в пыль все наряды с оборками, которые папа заставляет надевать тебя на приемы, и сослаться на то, что не смог удержаться? — предположил он, а Тиен впервые за этот час рассмеялся, вновь взглянув на свои ладони.

Да. В этом определенно были свои плюсы.

Вновь взяв сына за руки, Юнги заглянул ему в глаза.

— Тиен. Завтра на рассвете мы с твоим папой уедем в Чонгонан для заключения перемирия, а может быть, даже мира, кто знает. Нас не будет долго, и тебе может прийтись нелегко. Но ты не должен бояться, хорошо? Для живых твоя сила не будет представлять угрозы. И у тебя будет время смириться с тем, что Хосок возьмет в супруги другого. Поверь мне, малыш, так будет лучше. Ты еще так молод и юн... все будет в твоей жизни: и любовь, и предательства, и безграничное счастье, и слезы обид. Ты только не спеши. Твоему папе... ему пришлось рано повзрослеть, ведь как только при дворе поняли, что дружба наша переросла во влюбленность, а позже в любовь... мне не хватит пальцев двух рук, чтобы перечислить всех, кто пытался ему навредить. Ему пришлось избавиться от своей невинности, позабыть о доброте, даже о своей совести, чтобы выжить. Мы не позволим тебе пройти такой путь. Поверь, все, что мы делаем, — ради твоего блага и блага твоего брата. Так было, и так будет. Даже это чертово перемирие, оно не только для нашей страны, оно ради вас. Чтобы, когда наше время подойдет к концу, а ваше начнется, вам не приходилось выживать. Поэтому, когда мы вернемся, мы объявим о помолвке Его Светлости Хосока и Его Светлости Манджуна.

Тиен, тяжело вздохнув, опустил глаза. Когда его родители вернутся домой, он был уверен, они привезут с собой радостную весть о долгожданном мире и, быть может, даже положат конец этой многовековой ненависти, но одновременно с этим они разрушат его детскую мечту.

А что, если это и есть «быть взрослым»?..