Легенды Ледяных Земель | ВИГУКИ

Бьекан, по дороге к королевскому дворцу

В карете становилось все жарче и жарче, несмотря на то, что лошади бежали быстро, и в резные окна залетал ветерок. Тэхен еще никогда не уезжал так далеко от места, где родился. Он впервые покинул замок с тех пор, как они с Чонгуком обручились пред ликами Богов. Однако не было ни предвкушения, ни радости от путешествия.

Омега страдал от жары, обмахиваясь веером, и надеялся, что они как можно скорее доберутся до Бьеканского дворца.

Где-то там уже должен быть Чонгук, от мыслей о котором у Тэхена сердце сжималось болезненными спазмами. Все ли с ним в порядке? Все так же сильно и уверенно бьется его сердце в груди, как это было в их последнюю встречу? Пришел ли он в себя, открыл ли глаза?

И все же жара, столь явная после зимних вьюг, этой вечнозеленой страны, не позволяла омеге сосредоточиться даже на мыслях о супруге. Все, к чему то и дело сводились его мысли, — жарко просто до невозможности.

— Ваше Высочество, — несмело позвал Менсу. — Вы так побледнели. Давайте остановимся хотя бы на полчаса.

Омега хотел было твердо отказаться, но у него язык не повернулся. Они мчались с того самого момента, как в последний раз поменяли лошадей, а это было несколько часов назад. Наверняка и животные устали.

Сдавшись, омега кивнул. Да, он согласен остановиться ненадолго и передохнуть.

Менсу постучал по стене кареты за своим плечом, и вот, всего несколько секунд, в карете стало совсем нечем дышать, во всяком случае, так показалось Тэхену. Поэтому, как только открыли дверь и один из слуг предложил ему помощь, он охотно принял ладонь и вышел на свежий воздух.

— Вы желаете чего-нибудь, Ваше Высочество?

Тэхен отрицательно качнул головой и, подойдя к ближайшему дереву, оперся на него плечом. Скрыться в тени деревьев было лучше всего.

Здесь было красиво. На ветвях чудных деревьев невидимые, прячущиеся от любопытных взоров чужеземцев, птицы пели свои замысловатые песни; в высокой сочной траве стрекотали насекомые, которых Тэхен ранее не слышал, а где-то в стороне журчала Река Жизни. Та самая, чей источник дает жизнь всему, что дышит и движется. Та самая, которую с малых лет мечтал увидеть омега. И посреди всего этого зеленого великолепия, слепя золотыми отсветами от расписных куполов, сиял дворец владыки лесных эльфов. Где-то за его стенами укрылся Джиун. Где-то за его стенами Чонгук искал спасения и милости Богов.

Да, Чонгук искал спасения, вероятно, он боролся за жизнь в это самое мгновение, а Тэхен? Чем он занимался?

Стоило подумать об этом, омега подошел к карете.

— Поехали. Осталось немного, отдохнем, когда приедем, — пообещал он и, вновь приняв помощь все того же слуги, поднялся в карету.

Что ж, после небольшого отдыха ему стало легче, наверняка просто укачало от долгой езды, а может быть, ему нужно было поесть, ведь с тех пор, как они выехали, во рту младшего короля Чонгонана не было ни крошки.

Менсу не раз предлагал ему перекусить хоть что-нибудь, но омеге кусок в горло не лез. Он все думал о том, как же там Чонгук, в порядке ли он, и не послали ли из бьеканского дворца письмо с самыми страшными известиями? Хотелось верить в то, что Боги не обойдутся с ними столь жестоко.

Снова несколько часов пути без перерыва и отдыха. Тэхен просто не мог позволить никому отдыхать, ведь дворец был все ближе, и ближе, и ближе.

Его великолепные белые стены с позолоченными витиеватыми узорами отражали свет, отчего жилище бьеканского короля казалось настолько ярким, что буквально ослепляло.

Лошади сменили оглушительный галоп на легкую рысь лишь тогда, когда перед каретой услужливо распахнули ворота зеленоволосые альфы в откровенных жилетах, что совсем не скрывали крепких тел.

Тэхен видел, как от одного лишь взгляда покраснели кончики ушей Менсу, но промолчал. Не это занимало его мысли. Врата распахнули, а значит, письмо птицей дошло быстрее — король Бьекана их ждал.

Карета остановилась, и дверь кареты была приветственно открыта лесным эльфом, склонившим голову перед чужеземным королем. Тэхен, все так же приняв помощь, вышел наружу. Казалось, даже от камней под его ногами шел жар, но лесные эльфы, обходящиеся без обуви, словно не чувствовали того, насколько они раскалены.

— Ваше Величество Тэхен, — знакомый голос со стороны большой белой лестницы привлек внимание Тэхена, — мы получили ваше письмо.

Омега встревоженно глянул на Сокджина, вышедшего встречать его, и шагнул ближе, поприветствовав мужчину коротким реверансом.

— Прошу меня простить за столь внезапный визит. Мой муж, Чонгук, он...

Тэхен и договорить не успел. Сокджин поморщился, махнул ладонью слугам, чтобы те отвели карету и лошадей подальше от дворца, и Тэхен отчетливо почуял запах навоза, что в этой жаре становился совсем невыносимым. Стоило поблагодарить самого себя за то, что он не съел ни крошки.

— Ваш муж чувствует себя намного лучше, Тэхен. Джиун сейчас с Его Величеством, развлекает его чтением книг из моей библиотеки. Он знает о вашем приезде и ждет вас, так что...

Сокджин видел, как Тэхен замялся в нетерпении, потому улыбнулся и повернулся ко входу во дворец, начиная свой путь. Тэхен поспешил следом.

Уже и плевать было и на запахи, и на жару, главное, что он услышал, — Чонгук уже успел прийти в себя и, кажется, чувствует себя не так уж плохо.

— Мне доложили о том, что его отравили, — отметил Тэхен и альфа кивнул, бренча золотыми украшениями на своем теле.

— Да. Яд сильный, но ваш военный министр спас вашему супругу жизнь, смог понять, что нужно сделать после употребления яда в пищу. Гвасон, мой верховный советник, лично присматривает за Чонгуком, он смыслит в ядах больше любого из нас: занимается их изготовлением. Ну, что уж вам рассказывать, вы и без того наверняка понимаете, что целительство — стезя каждого из нас, — улыбнулся мужчина.

Тэхен кивнул. Разумеется, он знал, что каждый лесной эльф является целителем, особенно, если не ленится и развивает свою силу. Пожалуй, Сокджин был одним из сильнейших. Во всяком случае, он уже точно был осведомлен о тайнах целительства куда больше, чем кто бы то ни было.

— Мне жаль, что я впервые посетил вашу волшебную страну при таких обстоятельствах. Однако, надеюсь, вы сможете уделить мне немного времени и показать красоты вашей природы?

— Разумеется. Я буду рад быть вашим проводником, — Сокджин учтиво склонил голову, и Тэхен сделал то же самое.

Ведя непринужденную пустую беседу о разнице погоды в Сольджикане и здесь, Тэхен едва ли не считал ступени, по которым приходилось взбираться. Он хотел бы сменить тихий размеренный шаг на бег, сорваться и мчаться навстречу своему мужу, что есть силы. Скорее, скорее, увидеть его и точно убедиться, что его не обманывали все это время, что Чонгук жив. Скорее оказаться в его объятиях, ощутить, как его дыхание путается в волосах. Поцеловать нежные только для него одного губы.

Утонуть в золотом взоре.

Слуги открыли двери — нечто непривычное для Тэхена, и он, благодарный за то, что Сокджин пропустил его вперед, вошел в большую просторную комнату первым.

Чонгук и Джиун сидели на диванчике большого балкона под развевающимся тюлем. До ушей омеги доносился лишь голос наследника, который тяжело было разобрать, и греющий душу низкий смех Чонгука.

Живой. Смеется. Дышит.

— Чонгук, — позвал Тэхен.

Король Чонгонана встрепенулся, услышав родной бархатный голос. Он поднялся, и губы его тронула радостная улыбка, но она отдавала слабостью, явно показывала, что Чонгук еще не восстановился окончательно. Наверное, именно поэтому Тэхен, наплевав на все приличия и правила, сорвался на бег. Он бежал через эти огромные покои, пока не был пойман в сильные объятия: его самое безопасное место.

— Чонгук, — снова позвал он, едва сдерживая напрашивающиеся на глаза слезы.

— Тише, Мое Высочество. Я жив. Ни яд, ни меч, никакая сила не способна оторвать меня от тебя, — успокаивающие поглаживания по голове, нежные объятия, терпкий аромат любистока.

Это не обман. Чонгук жив.

И все-таки пришлось вспомнить о приличиях, о правилах и этикете, разжать объятия.

— Джиун, — Тэхен не жалел для младшего брата супруга своей улыбки, а Джиун не жалел для него любезностей.

Молодой альфа с почтением поцеловал ладонь младшего короля и улыбнулся ему.

— Я рад, что теперь вся семья здесь.

Разумеется, все они были рады встрече. Жаль только, что в такие трудные времена...

— Даже не представляю, как Его Высочество Тэхен добирался до нас в таком положении, — негромко усмехнулся Сокджин, отодвинув тюль и также выйдя на большой балкон гостевых покоев. — Я уж думал, он к вам сорвется, перепрыгивая через ступеньки, — добавил альфа и замолчал.

Тэхен улыбнулся, прижавшись щекой к ладони Чонгука, и немного отстранился.

— Вам не о чем беспокоиться, Ваше Величество. Путь сюда и правда пролетел незаметно.

— Для вас, быть может, надеюсь, это не сказалось на дитя, — неожиданно для всех проговорил Сокджин, и Тэхен на мгновение впал в ступор.

Чонгук вскинул брови, глянув сначала на супруга, а после и на Сокджина, который несколько раз растерянно моргнул. Кажется, он сболтнул лишнего?

— Вы не знали? Прошу меня простить, возможно, я испортил столь значимый для вас момент. Внутри вас расцветает новая жизнь, Тэхен, любой лесной эльф учует это за версту, — хохотнул он.

Растерянность на лицах трех темных эльфов была бесценна. И хоть Джиун ощутил легкий укол страха за то, что он больше не будет любимым младшим братом, что у Чонгука появится тот, кого он будет любить нежнее и куда крепче, альфа улыбнулся, первым проявив хоть какую-то эмоцию.

— Это что же? Я дядей стану? — воскликнул он, но ему не ответили.

Как бы там ни было, он счастлив за брата, за то, что тот решился построить нечто более ценное, чем даже целое государство.

Хотя если бы Чонгук услышал подобное, он сказал бы, что это речь обывателя, а не наследника престола.

— Такая весть, я даже не знаю, что же должен делать, — в волнении проговорил Тэхен, а Чонгук, глянув на брата, коротко кивнул ему на дверь.

Сокджин сообразил столь же быстро.

— Что ж, раз уж я уже испортил все, что мог, пройдусь и испорчу еще кому-нибудь настроение, — пробормотал он, хлопнув оглядывающегося Джиуна по плечу, утянув его за собой.

Чонгук не стал ждать, склонился, крепко поцеловав любимые губы, но не столь долго, как хотелось бы. Тэхен еще был слишком слабым, и альфа, притянув омегу ближе к себе, присел вместе с ним на диван.

Внутри было столько испытанных за раз эмоций, что хоть одну изловить и выразить было трудно.

— Что же ты, сорвался, не дождался письма, — начал наконец Чонгук, мягко огладив плечо омеги, — или ты приехал, чтобы сообщить.

— Нет, — Тэхен закачал головой, невольно коснувшись ладонью своего живота, а в голосе его все еще слышалась растерянность, которую он пытался скрыть при посторонних, — я и подумать не мог. И даже сейчас... Я должен радоваться, но все никак не могу понять, новость словно камень на голову мне свалилась. Я... просто рад видеть тебя живым, — наконец выдохнул Тэхен, облизав губы.

Они хотели дитя, говорили об этом, но чтобы столь скоро? Однако Тэхен не видел той же растерянности в глазах Чонгука. Альфа лишь потянулся за стаканом воды, заметив, что дыхание Тэхена все еще не выровнялось от жары и бега, и подал ему граненый резной сосуд.

— Что уж, Его Величество и правда смог застать нас врасплох. Ты хорошо себя чувствуешь? — уточнил мужчина.

Тэхен, сделав несколько крупных глотков, кивнул.

— Более чем, я и подумать не мог, — во второй раз повторил он, а Чонгук не сдержал усмешки, — мое настроение в последние дни, конечно, было изменчиво, но я списывал это на то, что нервничаю из-за войны и... Главное, чтобы с ребенком все было в порядке и...

— Главное, чтобы с тобой все было хорошо, — прервал Чонгук и обвел своего супруга теплым ласковым взглядом.

Не укрылась от глаз легкая бледность, вероятно, из-за столь ошеломительной новости, и проступающая испарина. Чонгук к этой погоде уже привык, да и ткани его одеяний были куда легче, чем те, что он носил в Чонгонане.

— Пойдем. Так и до потери сознания недалеко, тебе стоит переодеться.

Альфа подал омеге руку, помог ему подняться, но Тэхен почувствовал, как покачнулся его супруг. И вправду... еще слишком слаб.

— Я должен принести Юджину благодарность за твое спасение, — проговорил Тэхен, войдя в покои и сразу же заметив лежащие на постели легкие одеяния, явно подготовленные для него. Кажется, его и правда ждали.

— Я тоже должен. Уж не подумал бы, что сам король прибегнет к омежьим методам своего супруга, — сухо хмыкнул альфа, присев на край постели и перехватив Тэхена за руку, чтобы он подошел ближе и повернулся к нему спиной. Чонгук сам принялся развязывать целую кучу завязок на приталенной рубашке мужа, — позор для любого альфы, но он, кажется, решил использовать любые методы. Это хорошо.

— И что же в этом хорошего? — нахмурился Тэхен, убрав длинные волосы на одно плечо, — ты едва не отдал Богам душу.

— Он боится. Возможно, это значит, что ему не хватает военной мощи, чтобы пройти дальше. На это стоит обратить внимание, — отметил Чонгук и помог Тэхену избавиться от верхней и нижней рубашек, оголяя ровную спину и не удерживаясь от того, чтобы коснуться губами плавного изгиба талии под мягкую улыбку омеги.

— Радуешься тому, что едва не погиб, словно мальчишка, — качнул головой Тэхен.

Альфа лишь усмехнулся, проводив омегу любовным взглядом. Все испытания мира стоило преодолеть, чтобы иметь возможность просто смотреть на него вот так, касаться и знать, что их теперь трое. Глаза Чонгука словно заново знакомились с движением его бедер, рук, с тем, как волосы спадали с тонкого плеча, пока Тэхен избавлялся от плотных штанов.

Красиво и только для него.

Но все-таки Чонгук ответил на слова омеги:

— Я радуюсь тому, что превосхожу захватчика по силе и у меня многим больше шансов на победу. Разве же это не добрая весть?

Тэхен снова не сдержал усмешки.

— Добрая, — кивнул он, вздохнув, — сегодня целый кладезь добрых вестей.

Он коснулся ладонью своего живота, замерев на мгновение, но не почувствовал ровно... ничего. Наверное, это нормально, да? Пожалуй.

А вот Чонгук волновался не об этом. Его беспокоило лишь то, что Тэхен слишком бледный, даже несмотря на то, что он остался без одежды, был обнажен почти полностью. Его губы были светлее обычного, а так быть не должно.

— Мое Высочество, — позвал альфа и присел на корточки перед супругом.

Его губы трепетно коснулись острого колена, медленно, отчего мурашки разбежались по гладкой медовой коже.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Ты бледный.

Тонкие пальцы утонули в черных прядях, они принялись нежно перебирать их, приглаживать, массировать кожу головы. После разлуки эти мгновения единения, когда вокруг не оставалось больше никого и ничего, только они вдвоем, были особенно ценны. Хотелось касаться крепче, снова проникнуть друг другу под кожу, чтобы остаться там, и больше никогда не расставаться ни на одно мгновение.

— Просто нужно поесть.

Он замолчал, а на губах его появилась хитрая улыбочка. То, что он видел, даже немного забавляло его, ведь где это видано, чтобы король огромной могущественной страны был столь обеспокоен состоянием одного омеги?

— Теперь ты будешь носиться со мной, словно я хрустальная ваза? — хохотнул омега.

— О, нет. Хрустальная ваза имеет свою цену, а ты для меня бесценен, Тэхен, — усмехнулся Чонгук, мягко поддев кончик носа засмеявшегося Тэхена костяшкой пальца.

Этот омега был очарователен буквально во всем: в своем смехе, манерах, нежных улыбках. Он смотрел столь нежно, что сердце Чонгука таяло под лаской этого взгляда. Однако не прошло и мгновения, как Тэхен тихо вздохнул, а его плечи немного опустились, словно кто-то взвалил на них непосильный эльфу груз.

— Что тебя тревожит? — уточнил мужчина, заглядывая в янтарные глаза омеги. Такие необыкновенные, что альфа невольно замирал.

— Я хотел поговорить с тобой о Мину, — голос Тэхена стал серьезнее, быть может, даже строже, чем следовало бы. — Я собирался разобраться в этом сам, но сейчас, ввиду своего положения, понимаю, что что-то может пойти не так, если я не скажу.

Чонгук нахмурился, а его глаза слегка прищурились. Он готов был внимательно слушать омегу, не перебивал, лишь кивнул, позволяя ему продолжить.

— О том, что с тобой произошло, мне написал наш военный министр, Юджин, — наконец заговорил омега, а глаза Чонгука, кажется, вспыхнули чуть большим интересом и вниманием, нежели прежде. — Мину перехватил письмо, прочел его первым, отдал мне вскрытый свиток, разве же это приемлемо? Еще и держал его у себя больше суток.

Чонгук встал на ноги, чтобы сделать несколько шагов к постели и присесть на ее край. Он выглядел серьезно, но Тэхен все никак не мог считать его эмоций.

— Военный министр и не должен был напрямую писать младшему королю, Тэхен. Это нечто немыслимое. Подобные вещи, касающиеся военных дел, вне твоей компетенции, тем более ты даже не занимаешь поста регента.

Слова Чонгука, кажется, огорошили омегу. Тэхен несколько раз моргнул, его брови нахмурились, а уголки губ опустились вниз. Чонгук... не на его стороне?

И где поддержка, на которую он рассчитывал?

— Быть может, — его голос стал чуть выше и крепче, а сам Тэхен встал на ноги, скрестив руки на обнаженной груди. — Но не получи я этого письма вовсе, меня бы здесь не было. Разве же не ты король-реформатор, первый взявший на службу военным министром омегу? Не ты ли обещал мне разделять тяготы власти на двоих? Совет не хотел отпускать меня в Бьекан, а чтобы я делал, если бы ты все же погиб? Я бы сошел с ума от горя, и ко всему прочему я ношу под сердцем прямого наследника трона. Думаешь, мне бы позволили просто уйти с миром в мою семью? Они бы вернули в Чонгонан Джиуна и если я доверяю ему, то могу ли доверять тем, кто вскрывает мои письма, обсуждает меня за моей же спиной, считая недостойным собственного мужа и короны, и строит мне козни? Если бы не избавились от дитя, так отобрали бы его у меня насильно, как-то бывало раньше. Ты знал, что Мину подослал ко мне одного из своих слуг, чтобы он доносил на меня?

Чонгук вновь слушал внимательно. Позволял омеге, что непривычно для глаз Чонгука начал расхаживать по комнате, меряя ее шагами, выговориться. Молчал, но следил неотрывно за каждым жестом, за каждым словом, за прямым и честным взглядом. Вряд ли Тэхен лгал.

— Я — нет. Как узнал ты? — напрямую поинтересовался Чонгук, а Тэхен слегка прищурился.

Старший король чувствовал неровные потоки магии, исходящие от омеги, но нигде поблизости не было огня, чтобы понять, насколько омега раздражен. И, наверное, слава всем Богам, что это было так.

— Догадался. Ему пришлось признаться.

— И где же сейчас тот, кто наблюдал за тобой? — второй вопрос, на который Тэхен ответил прямо:

— Там, где и должен быть, ведь нет союзника вернее, чем враг, снискавший пощады. Это не значимая для тебя фигура, но теперь я могу всецело ему доверять, — заверил мужчину омега.

Чонгук дернул уголком губ в короткой усмешке.

«Один из слуг, что таскался за ним с самого первого дня», — сразу же догадался мужчина, но говорить ничего не стал. Пускай Тэхен учится, а Чонгук присмотрит за тем, чтобы его всесильному и смелому супругу ничего не угрожало.

— Чонгук, — тише и мягче позвал омега. — Не в моей власти наказать третьего эльфа в королевстве, даже если я выше его по положению и статусу. Но в твоей. Если ты снова спустишь ему это с рук, он станет еще наглее. Он не дает мне свободно вздохнуть, недоволен каждым моим шагом, он... В конце концов, при последнем разговоре, поставил под сомнение твою власть.

Несмотря на то, что он сказал ранее, Чонгук кивнул.

— Я согласен, Мое Высочество, он и правда перешел черту, хотя бы когда приставил к тебе шпиона. Не стоит тебе об этом беспокоиться, юстициар более не причинит тебе никаких неудобств. Однако, если ты продолжишь щеголять передо мной в таком виде и не прикроешься хоть чем-то, я позабуду о своем недомогании.

Недоуменно оглядев себя, омега стыдливо прикрылся руками и ощутил, как запылали его щеки и кончики ушей.

— Иди сюда, я помогу тебе одеться. Заодно поцелую пару твоих очаровательных родинок.

Неслыханно, чтобы король помогал кому-то одеваться, слишком большая честь. Но Тэхен не собирался противиться воле короля, напротив, подошел ближе и смущенно улыбнулся. А уж какое удовольствие было наблюдать за тем, как губы его мужа мягко прижались к коже под пупком. И хотя Тэхен точно знал, что никакой родинки там не было, он насладился каждым мгновением этого теплого и такого значимого поцелуя.

— Мне не важно, будет это наследник или такой очаровательный омега, как ты. Несмотря на то, что я обязан продолжить династию, пол ребенка не повлияет на мое отношение ни к тебе, ни к нему, Тэхен. Хочу, чтобы ты об этом знал и ни секунды не переживал о подобном. Я знаю, что беременным это свойственно.

Тихий вкрадчивый шепот внушал уверенность, обволакивал теплом. Пламя конфликта, небольшого разногласия угасло так же быстро, как вспыхнуло, и на душе снова стало спокойно и легко. Хорошо.

Тэхен не знал, что Чонгук принял крайне важное решение для их государства: как только закончится эта война, Советнику Мину придется покинуть свой пост и уйти в отставку. Старик достаточно служил королевству, но пора было отправить его на заслуженный покой. А за это время Чонгук подыщет того, кто заменит его. Война — хорошее время проявить себя. Кто-нибудь хваткий обязательно проявится, да и у него есть несколько достойных кандидатов на примете.

В конце концов Чонгук уже и без того не первый месяц сомневался в его лояльности. Все чаще казалось, будто юстициар пытается построить государство в государстве, однако никаких подтверждений этому не было, иначе Чонгук давным-давно подписал бы приказ о казни старого плута.

— Ты хотел помочь мне одеться, помнишь? — хохотнул Тэхен, зачесывая волосы, избавленные от груза короны, назад.

Ответить Чонгук не смог, их прервал стук в дверь. Наверное, это Джиун вернулся, чтобы провести с ними немного времени. Пока он был здесь один, изрядно соскучился и по брату, и даже по его супругу, которого сначала невзлюбил.

Чонгук не ответил. Принялся помогать омеге натянуть одежду, и лишь когда Тэхен был готов встретить гостей в выделенных его мужу покоях, стук в дверь повторился, а Чонгук произнес громкое:

— Позволяю.

Лишь после этого дверь раскрылась, и на пороге действительно показался Джиун.

Тэхен уже сидел в кресле, самостоятельно, но наощупь заплетая длинные волосы у лица в тонкие косы.

— Стало скучно с Его Величеством? — уточнил Чонгук, и молодой альфа, тяжело вздохнув, прошел в комнату. Он, совсем не соблюдая приличий, плюхнулся прямо на край постели и взглянул на Чонгука.

— Хотел еще немного с тобой побыть, пока ты не сорвался к границе вновь, — негромко проговорил Джиун.

Находящий очаровательной такую привязанность братьев друг к другу, Тэхен улыбнулся, встав со своего места и надев странные открытые туфли, противоречащие традициям Чонгонана. Ведь даже оголение щиколотки считалось для омеги чем-то неприличным. Но в них хотя бы не было жарко.

К тому же, они в чужой стране, стоит уважать ее традиции и устои.

— Я все равно хотел выйти в сад и немного пройтись, — проговорил Тэхен, и лишь заметив, что Чонгук собирается подорваться следом, коснулся плеча мужчины и качнул головой, — побудь здесь с братом еще немного, я совсем скоро к тебе вернусь. Я буду в порядке.

Стоило лишь омеге покинуть покои, Джиун пересел на его место в удобное кресло, и, небрежно сбросив с ног плетеные сандалии, сложил ноги в позу лотоса. Так часто сидел Сокджин, и Джиун отчего-то перенял у короля эту привычку, отметив для себя, что так сидеть на мягких подушках куда удобнее, чем по-глупому вытягивать ноги под низкие столы и молиться всем Богам о том, чтобы не снести их коленями.

— Ты действительно снова отправишься к границе после... такого? — осторожно уточнил юный альфа.

Вздохнув, Чонгук кивнул. Он король, у него не было выбора.

— Я должен быть там со своими воинами. В прошлый раз мое долгое отсутствие забрало жизнь у многих достойных эльфов нашей армии, я не собираюсь допускать подобное вновь.

— Понятно, — тихое и, кажется, немного тоскливое.

Джиун помолчал немного, словно собираясь с силами и мыслями, назойливыми, словно злые осы, учуявшие сладкий нектар, принадлежащий не им. И даже если в их стране подобное могли бы счесть необразованностью или легкомысленностью, юноша позволил себе высказать то, что было в его голове.

— Эта война бессмысленна, — наконец выдохнул он, и Чонгук заинтересованно глянул в сторону сжавшегося на мгновение брата.

Тот словно ждал как минимум оплеухи в свой адрес, но получил лишь вопрос:

— Почему ты так считаешь?

— Потому что... мы одинаковые, брат. Разве это не так? Мы все пошли от одного рода, даже наша магия схожа, разница лишь в том, где мы живем, быть может, в цвете кожи и волос, глаз. Но разве же нет и там, и там плохих и хороших эльфов? Разве же не сражаемся мы за одну цель? За свой народ, за семьи и близких, за мир?

С губ короля снова сорвался вздох. Тяжелый, мрачный, полный безысходности. Чонгук ненавидел войны больше всего на свете. Он ненавидел вражду, забравшую жизнь их родителей, забравшую столько светлые умы и смелые сердца. Искренне ненавидел вражду с кем бы то ни было, даже со светлыми эльфами.

— Конечно, у всех нас одна цель: привести свой народ к победе ради процветания. И я бы с радостью закончил войну, позволил бы нашим воинам вернуться домой к своим семьям, не позволял бы своему мужу ни секунды тревожиться о том, не отойду ли я к богам там, на поле боя. Я бы с огромной радостью прекратил, Джиун. Однако дело уже давно не в том, что у нас разный цвет глаз или волос. Вражда наша длится много столетий. Она была до нас и, я думаю, будет после. Темные и светлые эльфы причинили друг другу так много боли и обид, что об этом уже невозможно забыть, как бы ни старался. Как мне забыть изможденные болезнью лица наших родителей? Как забыть это нападение на священный Туманный Лес? Как мне забыть тот вечер, когда я едва не погиб? Вражда между нами давно стала для меня и нашего народа чем-то личным, Джиун, точно так же, как и для светлых, для Мин Юнги. К сожалению, за распри королей простой народ всегда расплачивается своими жизнями. Так было, так будет. Нет в мире силы, способной изменить этот жестокий порядок.

***

Военный лагерь Наянсыка, граница туманного леса.

Две недели спустя

Эльф, волосы которого от возраста стали еще белее, солдат в светлых доспехах, стоя на одной из на скорую руку сколоченных вышек, тихо выдохнул на замерзшие руки и прищурился, вглядываясь в запорошенную снегом область обзора.

Мелкие противные снежинки здесь, наверху, казались особенно мокрыми и колючими, залетали в лицо, рот и за шиворот плотного кольчужного воротника. Однако уйти он не мог. Стоял этим вечером, как часовой, наблюдал за тем, как и без того серое от идущего снега небо превращается в еще более темное сумеречное пятно.

Темные не нападали, ждали своего часа, а может, что-то замышляли, черт их разберет.

А вот король светлых уже несколько раз выходил из своей палатки в сторону шатра, где обсуждались их дальнейшие планы. Мин Юнги собирался увести часть войск назад и отойти на восток, туда, где граница была не защищена туманным лесом, ведь пройти здесь оказалось действительно сложной задачей. Кто же знал, что король темных может магичить, да еще и так?!

Чон Чонгук до последнего держал козырь в рукаве.

Эльф сам себе хмыкнул, качнул головой, поежившись, и едва удержал зевок. Не хватало еще уснуть и пропустить тот момент, когда темные все же решатся пойти на них всем своим войском, имеющимся у границы. И стоило только подумать об этом, как мужчина заметил стремительно приближающуюся к ним тень. Кажется, кто-то скакал на коне, и этот эльф был один.

— Приготовиться! — громко скомандовал он, встрепенувшись.

Сонные от монотонного разглядывания пейзажа чужбины эльфы, сидящие и отдыхающие позади на таких же вышках, подскочили с насиженных мест и возвели арбалеты. Наконец-то они пригодились своему королю. Каждый из них — бравый солдат и смелый воин, готовый отдать свою жизнь за жизнь и честь короля и своего народа.

Однако часовой не командовал стрелять. Щурился, глядя вперед себя и держа поднятой руку, чтобы в любой момент скомандовать короткое «огонь», но чем ближе была тень, тем яснее становилось, что то был всего-лишь гонец.

Молодой черноволосый эльф в темных одеждах, не имеющий на себе ни одной связки лат, соскочил с коня и вытянул вверх руку со свитком с золотой тесьмой.

— Письмо от Его Величества Чон Чонгука для Его Величества Мин Юнги! — оповестил он.

Письмо, как же! Неужто темные эльфы хотят просить перемирия? Может быть, даже пощады? Мужчина, тихо хмыкнув, кряхтя слез с вышки по кривоватой и скользкой от наледи лестнице. Ему уже было далеко не сто лет, чтобы скакать по подобным местам. Да и доспехи...

Он свистнул, подозвав к себе еще кого-то, а темный гонец, блеснув ореховой радужкой глаз, огляделся, находя взглядом стоящих с арбалетами светлых.

— Письмо от Его Величества... — начал было он повторять, стоило лишь мужчине подойти, но тот лишь махнул рукой.

— Да уже весь Наянсык тебя услышал, чего вопишь? — проворчал он, остановившись напротив.

Эльф хотел было протянуть руку, чтобы забрать письмо из рук этого гонца, совсем еще мальчишки. Сколько ему было? Не больше ста. Юнец, таким на войну не надо, даже если они темные.

Только вот письмо темный эльф отдавать не спешил, прижал к себе, словно самое большое сокровище.

— Его Величество приказал мне передать письмо лично в руки вашему королю. Не могу отдать его вам. Только Мин Юнги отдам.

Голос его был несмел, дрожал. Неудивительно. Один во вражеском логове, где любому хватит секунды, чтобы лишить гонца жизни, и никто ничего не скажет, ведь смерть гонца — обычное дело. Вряд ли темные будут долго разбираться. Однако на исполнение приказа короля у него решительности хватало.

— Да разрубить его пополам, и дело с концом! — крикнул кто-то из толпы.

Казалось, это должно было заставить мальчишку сию же секунду принять все условия, но нет. Он лишь крепче прижал письмо к себе.

— Обыщите его, заберите оружие и проводите к шатру Его Величества, — махнул рукой часовой.

Двое светлых эльфов подбежали ближе, наскоро проверили гонца на наличие оружия, которого, что удивительно, не оказалось, и лишь после поспешили провести эльфа к королевскому шатру.

Юнги сидел на невысоких матрасах в почти полном обмундировании, которое в условиях похода снимал только на ночь, и осторожно вычищал лезвие своего меча. Иногда его взгляд подолгу задерживался на горящем огне на кончиках фитилей свеч. Он давно не писал письма Чимину, но и омега, на удивление, пока что не написал ни одного. Тоска съедала, но думать нужно было совсем не об этом, мужчина это ясно понимал.

— Ваше Величество, прибыл гонец от короля темных эльфов.

С позволения короля несчастного едва ли не под руки вволокли в королевский шатер, и, с силой нажав на его плечи, заставили юношу встать на колени. Но письма он не отпустил, крепко сжимал его в руке.

Один из стражников хотел забрать письмо, чтобы передать его Юнги, но гонец сжал его сильнее. Благо, не повредил печать.

— Его Величество приказал мне передать письмо лично в руки светлому королю! — взмолился он.

Действительно, в голосе его была мольба, но рука его так твердо сжимала письмо, что это даже вызывало восхищение. Юнги не позволил своему стражнику ударить гонца, остановил его коротким взмахом руки.

Юнги ненавидит темных эльфов, он готов собственными руками задушить каждого из них, однако подлостью темный король никогда не славился.

Молча поднявшись с места, он подошел к гонцу и забрал письмо.

Ненавистная белая бумага. Ненавистная печаль. Ненавистная золотая тесьма.

Кивком головы альфа отправил всех прочь отсюда. Письмо от Чонгука он лучше прочитает в одиночестве, ведь Юнги точно знал: у него кровь вскипит от негодования после прочтения этого послания.

Как же мне хотелось отправить тебе омежье одеяние, однако то, как ты унизил сам себя... никто не справился бы лучше. Знай, что я презираю твои низкие способы.

Вместо того чтобы сразиться со мной как мужчина, ты, подобно своему мужу, плетешь интриги и доставляешь яд на мой стол. Я был готов обороняться, истребить всю твою армию, лишь бы ты оставил мои земли в покое. Но ты не только вероломно вторгся на мои земли, ты посмел меня отравить.

Знай, что ты войдешь в историю как самый трусливый правитель своего государства.

Юнги откровенно ничего не понимал. О каком отравлении шла речь, ему понятно не было, но стоило ему отнять письмо от своих глаз, мужчина замер. Проморгался, почуяв легкое головокружение, и поморщился, оглядываясь.

В шатре было холодно, завывал ветер, растрепав закрывающую вход в шатер плотную ткань. Свечи уже не горели, потухли, не пахло ни теплом, ни огнем, словно прошло уже столь много времени... А у ног его стелился туман. Снаружи донеслись громкие звуки сражений и лязг мечей, крики, чей-то предсмертный стон.

— Чтоб тебя... — прошипел Юнги, подхватив свой меч и вмиг ринувшись прочь из шатра.

Гневное письмо темного короля было брошено.

Он снова попал в эту ловушку! Сколько он так простоял? Сутки? Несколько часов?

Когда он выбежал наружу, даже не надев на голову шлема, среди светлых одеяний уже затесались доспехи темных, где-то в стороне горел огонь, а промерзлая и заледеневшая земля покрылась пятнами крови.

Он услышал чей-то крик со стороны, совсем близко. Этот крик как будто бы напомнил ему о том, где он находится. Поэтому мужчина смог резко отпрянуть в сторону, отбив атаку одного из темных мечом, и лишь слегка коснулся шлема едва не рухнувшего на колени от тяжести удара эльфа. Шлем осыпался прахом в ту же секунду, а уже в следующую голова темного приспешника откатилась в сторону, срубленная его мечом.

Юнги влился в бой быстро, заметил краем глаза несколько знакомых лиц, пока пробивался в самую гущу, и чувствовал, как его дыхание вновь спирает от холода и тяжести меча и доспехов.

Движения выходили естественно, быстро и ловко. Юнги был растерян лишь первые пару минут, теперь же, наоборот, он был собран и сражался так, словно его не застали врасплох, как будто бы это он напал, а не наоборот. Однако письмо, и эта вероломная атака на лагерь... Чонгук и правда был в бешенстве.

Как и Юнги, ведь он знал, кто среди его эльфов всегда, абсолютно при любых обстоятельствах использует яды. И как же ему хотелось верить в то, что его дражайший супруг, его Свет, не имел к этому никакого отношения.

И все-таки кое-что привлекло его внимание. Туман был не таким густым. Да, он клубился по земле, поднимался, норовил обнять воинов за бедра и утянуть к себе, но не застилал глаза, как это было в первый раз, не проникал в разум, нагоняя страха и ужаса, хоть от всего этого зрелища было не по себе.

Или на чужой земле темный король был слабее, или что-то серьезно ослабило его. И что-то подсказывало Юнги, что войска темных не зря бездействовали эти пару недель, а яд на столе темного короля успел принести ему немало хлопот. Однако это не радовало. Только что его обвинили в том, чего он не сделал бы ни за какие грехи противника, посчитали его подлым трусом, а Юнги никогда таковым не являлся. И даже если вдруг к этому был причастен его муж, никто не должен нести ответственность за то, чего не совершал.

Он почти пробился к той части войск, что была ближе к темным, словил на себе взгляд одного из командующих, сражающегося так же рьяно, как и он сам, а в следующую секунду зацепился за рогатую тень среди этого тумана и уже не смог отвести своего взгляда.

— Чон Чонгук! — его рявк был таким громким, столь яростным, что громоздкая фигура в черно-золотом доспехе обернулась на него, откинув в сторону чужой меч, видимо, выбитый и перехваченный в бою, а затем Юнги увидел золото глаз короля.

Взгляд темного эльфа горел яростью, такой чистой и обжигающей, какой обладал, на памяти Юнги, лишь один эльф в его окружении — его собственный супруг, глядящий на темных.

— Мин, — сорвалось с губ Чонгука, а его шаг в сторону светлого короля ускорился.

Альфа оттолкнул пытавшегося напасть на него со стороны безымянного светлого эльфа, одним резким движением громоздкого широкого меча прорубив часть его доспеха. Его не интересовал никто на этом поле боя, кроме светлого короля, который был ниже его едва ли не на две головы, но шел к нему с той же уверенностью, с какой шел и Чонгук. Голова Юнги была лишена шлема, и Чонгук, яро демонстрируя свое отличие от оппонента — он не был трусом, — перехватил свой за один из рогов. Без колебаний альфа стянул его с себя и бросил в сторону, под ноги какого-то из светлых, чтобы уже в следующую секунду замахнуться своим мечом, перехватив его обеими руками.

Он опустил его с громким лязгом лезвия о лезвие, прямиком на Юнги, который от силы удара почувствовал зуд в руках и поспешил отскочить в сторону, тяжело выдыхая. Крепкий, не столь поворотливый, как Юнги, из-за высокого роста и своих тяжелых доспехов Чонгук был реален. Более реален, чем тот, что впервые прискакал к нему на своем коне.

Туман вокруг них, казалось, сгустился. Юнги хотел нанести удар, ринулся вперед, но был заблокирован. Он не успел даже потянуться к темному королю рукой или коснуться его меча. Чонгук на удивление ловко и быстро увернулся, отскочив на безопасное расстояние и блеснув в его сторону золотом своих глаз, оскалившись. Сейчас он был не похож на короля, скорее, на дикаря, глаза которого горели жаждой убийства и безумием. Таким Темного владыку рисовали в страшных сказках для детей светлые эльфы.

— Без своих рук ты будешь колдовать меньше? — поинтересовался Чонгук, и Юнги не сдержал усмешки.

— Ты колдуешь не меньше меня. Твоя магия повсюду. Даже прямо сейчас я вдыхаю туман полной грудью и едва ли вижу кого-то, кроме тебя, — скривился Юнги.

Они шагали по кругу без остановки, не отводили друг от друга глаз, каждый боялся пропустить смертельный удар в свою сторону.

Юнги верно сказал, он не мог никого видеть, и другие не могли видеть их. Чонгук запер их в куполе из тумана, и каждый, кто посмеет лезть внутрь, сойдет с ума от жутких миражей, но не сможет приблизиться к королям, помешать их бою. Жаль только, что у альфы не было возможности восстановиться окончательно. Яд сильно подкосил его, он все еще не мог распоряжаться туманом столь же искусно, как это было при их первой схватке.

— Я твою низкую трусость запомню на века. И детей своих научу, что светлый король не гнушается и столь подлых интриг, — выплюнул темный эльф и снова налетел на светлого короля, вынужденного отбить удар.

И все же Юнги заметил, что этот был гораздо слабее предыдущего. Как много сил уходит на поддержание этого колдовства и одновременное сражение? Ведь Чонгук здесь сам, это не иллюзия, не мираж.

Выходит, он все-таки не временем управляет, а туманом и миражами?

— Давай же, нападай! Сразимся в честном бою! — крик, переходящий в рычание, был почти оглушающим, но Юнги думал только о том, как ему не пропустить следующую атаку, которую ему все-таки удалось заблокировать и отбить, оттолкнуть Чонгука от себя.

— Как смеешь ты порочить мою честь этими гнусными обвинениями?! Знай, что они не имеют ко мне никакого отношения! Ты оболгал, оклеветал меня! Пришел получить извинения? Ни одно темное создание не получит их от меня!

Юнги разгневался так сильно, что даже глаза его, казалось, налились кровью от злости. Как Чонгук посмел говорить ему подобное, глядя в глаза, как он посмел написать это в письме, как посмел допустить подобные мысли в своей голове?!

Схватка стала такой яростной, что от скрещения двух мечей разлетались искры. Удар, удар, еще удар, снова удар.

Лязг мечей мешался с яростными рыками обоих. Они срывались с губ королей каждый раз, когда кто-то из них перехватывал инициативу боя и начинал наступать на соперника. Видят Боги, эти двое и правда были готовы погибнуть в этом бою.

Схватка до того вскружила им головы, что они забыли и про своих мужей, и про семьи. Даже народы забылись, жила́, пульсировала и разрасталась, захватывая все вокруг, лишь вековая, долгая ненависть друг к другу, которой светлые и темные эльфы пропитывались с самого младенчества.

Но Чонгук все слабел. Ему становилось все тяжелее отражать удары, сложнее наступать. Он пропустил один, но это словно открыло в нем второе дыхание, а отблеск меча, острие которого пролетело в нескольких миллиметрах от щеки, разозлил сильнее, да настолько, что он снова попытался напасть. Только вот темный король не заметил, что подошел слишком близко, что его доспех рассыпался от легкого касания Мина. Только вспышка огня сбоку и окрасившая рубашку кровь заставили мужчину остановиться.

Ранил его?..

Сейчас, воспользоваться моментом, сжать меч покрепче и убить темного короля, чтобы никто больше не посмел тревожить его, нападать на его детей. Замах, удар, и все будет кончено.

Но резкий толчок в плечо остановил его. Юнги озадаченно уставился на пробивший его нагрудный доспех болт арбалета из черной древесины, с ненавистным черным оперением. Только ведь у Чонгука не было в руках арбалета...

Подняв глаза, мужчина заметил, что туман больше не окутывает их, он был слишком слабым, чтобы хоть на кого-то навлечь чертов морок. У Чонгука, раненного и истощенного, больше не осталось сил управлять своей магией, туман уплывал к границе, чтобы вернуться в пучины родного леса.

— Ваше Величество! — раздался голос Арана.

Светлый эльф, преданный и отважный воин, увидев ранение своего короля, что было сил ринулся защитить своего отвлекшегося короля, добить темного, что вновь поднялся на ноги и собирался замахнуться своим громоздким мечом, если это потребуется. Он уже близко, только прыжок, он дотянется!

Только вот судьбоносная стрела, выпущенная Юджином, подбежавшим ближе к Чонгуку, решила иначе. Она пробила глотку военного министра, рухнувшего на землю аккурат перед своим королем.

Юнги уже не видел, как Чонгук упал на колено, опершись на собственный меч, попытавшись отмахнуться от рук своего военного министра, перед ним были только широко распахнутые глаза Арана, захлебывающегося собственной кровью. Глаза эльфа, проживающего свои последние мгновения. Глаза, в которых проносилась вся его жизнь. Глаза, застывшие, как небо над их головами.

Хотелось подняться, отомстить тому, кто посмел совершить этот выстрел, но, подняв глаза, Юнги увидел, как темные эльфы, разорив лагерь, убираются прочь, уводят своего короля, который, казалось, и не желал уходить вовсе, тоже раненого, словно они квиты.

Только вот Чонгука ранил он, Юнги. А кто ранил его?.. Загадка, но кто же теперь трус?

Действительно, там, за границей, туман был рад принять темных эльфов в свои объятия, а светлые, помня о том ужасе, который пришлось пережить в прошлый раз, не смели повторить своих ошибок и броситься следом. Позволяли уйти живым и раненым, не бросались в погоню.

Новый бой опять унес жизни обоих народов. И столь ценную жизнь военного министра Наянсыка.

***

Наянсык, Сунсухан

Громкий звон колоколов сообщил о прибытии короля в столицу.

Чимин, совсем не ожидавший того, что услышит их, выронил вилку из пальцев, пораженно уставившись в сторону окна, и поспешил подняться с места. Неужели Юнги приехал? И без единого письма, без весточки?

Недобрый знак...

Тоюн вскочил следом, а Тиен успел лишь неуверенно спросить:

— Отец?

Его Величество спешно покинул столовую и направился прочь. Чимин быстро шагал по коридорам, сжимая похолодевшими пальцами низ своих одеяний, и считал. В такие моменты он всем Богам молился, чтобы услышать ровно пять ударов колокола — это бы значило, что его муж здоров и невредим, возвращается к нему. Четыре удара — страшная весть, несущая за собой смерть правителя. То, что он боялся услышать всю свою сознательную жизнь.

Как только колокол ударил в четвертый раз, сердце замерло, казалось, у всей королевской семьи. Однако, словно в этот день даже звонарь не стал слишком долго мучить их — пятый удар колокола позволил всем облегченно выдохнуть.

— Разве отец должен был вернуться так рано? — хмурясь, поинтересовался Тоюн и поддержал брата под локоть, когда они спускались по лестнице. Они едва поспевали идти за своим папой, который, кажется, даже не чувствовал тяжести своих одеяний, спешил к улице, как и многие другие придворные, чтобы встретить своего короля.

— Он не писал мне... От замка до их лагеря три дня пути, быть может, затерялась птица? — предположил старший омега, слегка нахмурившись. В последние несколько дней метель беспощадно накрывала Сунсухан, да так, что дальше своей руки было невозможно хоть что-то разглядеть.

У дверей их встретили личные слуги, чтобы подать монаршей семье теплые одеяния. Только они могли выйти из замка, чтобы встретить короля, остальные обязаны были ждать внутри, когда Его Величество старший король поприветствует свою семью.

— Боги покарают тебя за нерасторопность! — недовольно сказал Чимин мальчишке, надевающему на его ладонь перчатку медленнее, чем если бы это делала сонная муха. И вроде бы после замечания слуга попытался двигаться порасторопнее, но у него с трудом получалось.

Недовольно поджав пухлые губы, отчего те превратились в строгую линию, Чимин вырвал свою руку, забрал вторую перчатку и направился к дверям, надевая перчатки на свои ладони самостоятельно и куда быстрее, чем это пытался сделать слуга. За своим недовольством и желанием как можно скорее увидеть мужа и оказаться в его объятиях, Чимин не заметил, как его младший сын, очаровательный Тиен, заискивающе улыбнулся Хосоку, проходя мимо него.

Эта симпатия, еще такая детская и невинная, пока что не приносила никому дискомфорта, но время шло. Рано или поздно этот мальчик столкнется с тем, что омеги чаще всего выходят замуж не по любви, а для сохранения и приумножения власти своих родителей. Но это еще не коснулось нежного юного сердца.

Все трое оказались на улице. Они наблюдали за тем, как весьма поредевшее войско возвращалось в родные стены. Позади всадников лошади везли в телегах раненных солдат и лекарей, которых было необходимо переправить в Бьекан, а за ними, в таких же телегах, только выкрашенных в черный траурный цвет, возвращались павшие солдаты. Те, кому не удалось выжить.

Позже их посмертно наградят орденами, даруют почет, пообещают, что ни одна жертва не останется забытой. Однако Чимин точно знал: это лишь для утешения семьи погибшего. На деле же всем плевать, как зовут солдата, отдавшего жизнь за близких и страну. Так было, так будет и впредь.

Все мысли и размышления покинули голову омеги, когда он встретился взглядом со своим мужем. Юнги вернулся домой. Одна его рука висела на повязке, но он был жив, возвышался на своем снежно-белом скакуне так величественно, мужественно и одновременно грациозно, что у Чимина в который раз на его долгом веку в груди разрослась гордость: это ведь его муж.

Юнги остановил коня и спешился, когда подъехал достаточно близко. И все наездники, следующие за королем, сделали то же самое. Они были обязаны поклониться второму своему правителю, проявить к нему уважение. Таковы были традиции и законы.

— Свет мой, — прошептал Чимин, когда Юнги подошел к нему и поцеловал в лоб. Так было положено, ведь не подобает королям миловаться у всех на виду, никто подобного не поймет и не оценит.

— Я не вижу Арана в первых рядах. Он ранен, отец? — спросил Тоюн, когда до него дошла очередь здороваться с отцом.

— Аран погиб в бою, сын, — первые слова, которые Юнги сказал своей семье.

Чимин был слегка удивлен, что муж ничего не сказал ему, не обнял. Поцеловал в лоб и отошел к детям, словно он в чем-то провинился. Только вот не место и не время, чтобы выяснять отношения, его лицо не выражало ни растерянности, ни досады. Как только они останутся наедине, Чимин обязательно узнает, в чем причина такой холодности.

Однако особенно болезненно кольнуло, когда Юнги, мягко улыбнувшись, обхватил ладонью щеку Тиена и задержал губы на лбу младшего омеги куда дольше.

— Я боялся, что вы не вернетесь столь скоро, отец, — обратился к мужчине омега, сжав тонкими пальцами запястье отца, но тот лишь слабо качнул головой в ответ.

— Вскоре я буду вынужден уехать вновь. Нужно было решить пару государственных дел и доставить сюда раненых, лагерь все еще стоит на границе, Тиен, — пояснил мужчина и, наконец отпрянув от своего сына, едва ощутимо погладил того по лопаткам и кивнул в сторону замка, — не мерзните, идите внутрь.

Тоюн поспешил исполнить волю отца, а Чимин, подойдя ближе, привычно взял мужа под руку, ту, что была здоровой.

— Я как-то провинился перед тобой? — не став слишком долго медлить, поинтересовался Чимин, и хотя внешне все еще оставался спокоен, внутри отчего-то сжималось сердце.

Он все перебирал свои последние решения, озвученные в совете, который возглавлял во время отсутствия супруга, но ничего не приходило ему на ум. Что там говорить, Чимин даже писем от Юнги не получал, хотя тот обещал ему писать.

Юнги коротко глянул на омегу, поднимаясь вместе с ним по ступенькам замка, и неоднозначно качнул головой.

— Поговорим об этом позже, — просто ответил он.

И без того было понятно: что-то произошло. Что-то настолько серьезное, что Юнги даже не нашел в себе сил, чтобы проявить столь же много нежности и заботы, как то бывало всегда. Чимин попал в немилость собственного мужа, но даже не подозревал, в чем его проступок.

Королевская семья прошла через именитых и титулованных подданных, через слуг. Они направились в сторону своих покоев в тишине, хотя обычно Юнги и Чимин беседовали, улыбались друг другу и держались за руки. Проявляли дозволенные этикетом нежности. В этот раз все было не так. Омега холодно смотрел перед собой, гордо пронося себя по выложенным белым отполированным мрамором коридорам, а лицо старшего короля пригвоздило к месту своей суровой строгостью каждого, кто встречался им на пути.

— Ты уже думал, кого назначить на место военного министра? Раз война не окончена, войскам нужен новый командир. Необходимо назначить доверенное лицо как можно скорее, чтобы избежать восстания и мятежа, — до покоев путь неблизкий, поэтому Чимин решил разбавить напряженное молчание беседой на довольно важную тему.

— Думал, — просто и лаконично ответил Юнги.

И замолчал, как будто бы не собирался делиться этим с супругом. Хотя, так в целом и было.

Чимин тихо и терпеливо вздохнул, но бросил попытку завязать разговор. Все равно Юнги не собирался говорить. Видимо, он сильно злился на Чимина за что-то. Быть может, если бы омега был чуть более труслив, он замедлил бы шаг, чтобы оттянуть момент истины, но вместо этого он ускорился. Хотелось как можно быстрее разрешить неизвестно откуда возникшую между ними ледяную стену, которую воздвиг уж точно не Чимин.

Принцы отстали. Они тоже чувствовали возникшее между родителями напряжение и понимали, что им нужно остаться наедине, без лишних глаз и ушей.

— Свет мой, — начал было Чимин, как только двери их покоев закрылись за ними, но Юнги вскинул руку, заставляя его замолчать.

Снова этот жест...

— Не пытайся задобрить меня своими сладкими речами, Чимин.

Омега замолк, нахмурился, и с легким раздражением стянул перчатки со своих ладоней, принимаясь расстегивать плащ.

— Кто из твоих мышей, крыс или кто там у тебя еще есть, добрался своими грязными руками до военного лагеря? — голос Юнги стал громче, крепче, в нем отчетливо чувствовалась угроза и... презрение?

Чимин вскинул брови, несколько секунд глядя на мужчину, и тихо хмыкнул, стянув с плеч плащ и неоднозначно пожав плечами.

— У меня везде есть свои эльфы, но прямо сейчас я не понимаю, о чем ты говоришь, — просто отозвался он.

Руки омеги начали осторожно складывать тяжелую белую ткань, и он позволил себе отвернуться к Юнги спиной. Потому что, что бы ни произошло, этот мужчина не смел общаться с ним в подобном тоне. И это всегда срабатывало. Всегда, но не сейчас.

Юнги в один шаг преодолел расстояние между ними, выхватив плащ из рук омеги и мгновенно обратив его в пыль, а сам, кажется, впервые за всю свою жизнь действительно грубо перехватил омегу за плечо, развернув его к себе и сжав пальцами его подбородок.

Никогда он не желал увидеть страха в глазах своего мужа, но прямо сейчас в них промелькнул испуг.

Омега отшатнулся, перехватил ладонями, вмиг ставшими ледяными, руку Юнги, и взглянул прямо в разозленные глаза мужа. Хотел что-то сказать, но не успел. Его муж заговорил первым:

— Кто из твоих приспешников пытался отравить короля Чонгонана? Кому ты посмел отдать приказ?! Ты хоть понимаешь, что могло случиться, погибни он от яда на войне? Все, как и он сам, обвинили бы в этом меня, Чимин. Совет бы поставил мою власть под сомнение, ни один альфа из войск не склонил бы передо мной колена и не пошел бы за мной в бой, ведь это их глупый, но справедливый принцип. Знаешь, чем все могло закончиться, отвернись от меня армия? Целая армия, Чимин, могла восстать против меня одного, противники моей власти сидят на каждом углу, и думаешь, они бы не воспользовались подобным шансом? Смута и ересь могли загнать в могилу меня, тебя, и наших детей, Чимин, на кого ты посмел замахнуться?! Я даю тебе слишком много воли?

Чем больше говорил Юнги, тем растеряннее и больше становились глаза Чимина, потому что ничего из названного он не совершал, а последствия могли быть не просто плачевны, они могли быть катастрофичны. В голове все крутился разговор с одним из слуг.

— Я этого не делал, — по сравнению с громкими речами Юнги, голос Чимина звучал, словно шелест бумаги.

— Как ты можешь врать, глядя мне прямо в глаза?! Кто бы осмелился на подобное, если бы ты не отдал приказ и яд тоже?

Справедливые вопросы, конечно, однако Чимин точно знал: он не отдавал этого приказа.

— Ты обвиняешь меня, но позволь мне защитить себя и свое имя, Юнги. Ты несправедлив ко мне. Все, что я делал, было направлено на благо нашей семьи, наших детей и твоей власти. Неужели ты действительно думаешь, что я сделал бы то, что опорочило бы тебя в глазах подданных? Неужели думаешь, что я способен подставить тебя столь низким способом?

Глаза короля все еще горели ледяной обжигающей яростью, однако он отпустил подбородок мужа и сделал шаг назад. Речи его все-таки были правдивы, он знал, что даже если Чимин поступал так, как он сам никогда не поступил бы, это было на их общее благо, и никак иначе.

— Говори.

— Однажды я и правда говорил о том, как было бы хорошо отравить его. Меня мучили кошмары, в которых он убивает тебя, я каждую ночь видел твою смерть, не мог спать из-за этого. Мне казалось, я схожу с ума. И тогда я сказал Ильену, что было бы хорошо дать ему испить яду. Он пообещал мне, что исполнит это, доставит яд на стол короля, но я одернул его, сказал, что этого ни в коем случае нельзя делать. После этого я не говорил со слугами ни о чем подобном и не слышал, чтобы кто-то вопреки моему приказу действительно пытался доставить яд в лагерь нашего врага.

Юнги хмурился. Не было сомнений: муж с ним честен. Но слуги, которых он не может контролировать... это действительно большая проблема.

— Кто был с тобой в то утро?

— Ильен и Манхи. Они всегда приходят ко мне утром.

Кивнув, Юнги направился к дверям покоев.

— Пойдем со мной, Чимин. Обоих допросит Хосок.

Делать было нечего, поэтому Чимин, не сопротивляясь, направился вслед за супругом. Он заранее сочувствовал своим мышкам, ведь им придется испытать на себе магию Хосока, только вот спорить было бы глупо. Может быть, Юнги поверил ему, но ему нужны были доказательства, омега это понимал, потому и не противился его решению.

Подойдя к одному из стражников, он приказал, чтобы всех, кого хотел видеть Юнги на допросе, срочно вызвали к кабинету юстициара.

Жаль только было Манхи. Мальчишка был так давно влюблен в Арана, наверняка он сейчас горько оплакивает павшего война, а тут на его голову свалится еще одна беда в строгом лице юстициара.

Но, шагая по коридорам замка, Чимин лишь надеялся, что, когда все закончится, они смогут обнять друг друга и он ощутит не этот холод, а привычные тепло и нежность, которых муж для него никогда не жалел. Ведь даже несмотря на то, как груб был с ним Юнги, Чимин понимал причину. А еще он слишком вымотан морально, чтобы долго сердиться на мужа. Он надеялся, что этой ночью ему удастся наконец выспаться, что этой ночью в его сне Юнги останется жив.

Хосок ожидаемо оказался в своем кабинете. Он писал письмо родителям Арана, которые были сейчас в поселении, находящемся недалеко от границ с Бьеканом, где было многим теплее, чем в столице. Эльфы были уже в почтенном возрасте, жаль только, внуков так и не дождались. На единственном сыне их род оборвался.

Приход королей оторвал его от этого занятия, заставил отложить перо и немедля подняться на ноги, чтобы поклониться правителям.

— Чем могу быть полезен моим королям? — спросил он, не разгибая спины.

— Нужно допросить слуг моего мужа. Видишь ли, короля Чонгонана кто-то отравил за собственным столом, и я подозревал Чимина. Однако он, кажется, невиновен. Нужно узнать у его слуг, слышали ли они, как Чимин говорит об отравлении короля Чонгонана, отдал ли он такой приказ, кому и когда это было.

— Как вам будет угодно, Ваше Величество. Вы можете на меня положиться.

Хосок поклонился, бросил короткий взгляд на бледного омегу, который, словно по привычке, жался к плечу своего мужа, стоя немного позади, и плотно поджал губы. Неужели Юнги думал, что его муж мог сотворить подобное? Чимин временами был похож на безумца, конечно, но даже для него отравление короля государства, с которым прямо сейчас идет война, было бы слишком опрометчиво.

Уже совсем вскоре омеги, столь похожие между собой, стояли в кабинете Хосока. Все трое низко присели в поклонах, не поднимая головы, и Юнги, оглядев их, плотнее поджал губы. Один из них, казалось, едва мог стоять. Его красные от слез лицо и глаза вызывали кучу подозрений. Альфе было невдомек, что этот омега скорбел по тому, по кому у самого Юнги скорбеть возможности попросту не было.

— Чимин, — позвал Юнги, и омега поспешил подойти ближе, — они?

— Да, — омега кивнул, и хотел сказать что-то еще, но Юнги прервал его.

— А теперь выйди за дверь. Иди к детям, побудь с ними.

Чимин бы возмутился, но смог лишь вскинуть на мужа несогласный со сказанным взгляд. Однако альфа лишь повторно кивнул ему в сторону двери, и он, поджав губы, покинул кабинет юстициара с гордо поднятой головой. Это все было так... Запутанно. Он не понимал, какого черта происходило вокруг, но не мог показать слабость подданным. Даже самому себе показать ее не смел. И ему бы остаться, послушать то, о чем будут говорить с омегами, но он лишь обернулся на дверь и нехотя пошел прочь, к комнатам, где должны были быть Тиен и Тоюн.

Рядом с детьми ему, Чимин надеялся, удастся успокоиться хоть немного.

Тем временем Хосок пригласил присесть того, кто все силился успокоиться, но из глаз продолжали литься слезы.

— Как вас зовут? — поинтересовался Хосок.

В замке было полным-полно аристократов, всех и не упомнишь. А их детей было еще больше. Мышки Чимина и вовсе были как на подбор, поэтому Хосок не стал даже пытаться вспомнить имя этого мальчишки. Совсем еще юный, но уже достигший возраста, в котором омег отдают под венец.

— Манхи, Ваша Светлость, — дрожащим голосом ответил омега и осторожно стер новую порцию пролившихся слез уже, кажется, мокрым платком.

Равнодушно кивнув, Хосок взял бумагу и чернила на случай, если будет что-нибудь важное, требующее более тщательного внимания.

— У меня есть несколько вопросов, на которые нужно будет ответить честно. Я чувствую ложь, так что юлить не стоит. Если вы осмелитесь соврать мне, я буду вынужден применить свою магию. Думаю, мы оба не хотим этого, верно?

Короткий кивок, столь легко отданный омегой, заставил Хосока подумать о том, что он, быть может, даже не до конца понял, что ему только что вообще сказали.

— Почему вы плачете?

Юнги этот вопрос тоже волновал.

— Его светлость... Аран... он...

Все стало понятно, ему не нужно было даже договаривать. Мальчишка, видимо, был влюблен. Жаль хоронить мечту, до которой не вышло даже дотянуться, но жизнь никогда не была справедлива, особенно к таким, подобным ему омегам.

Чтобы хоть немного утешить его, Хосок налил в хрустальный стакан воды и подал его Манхи, ведь тихий плач после упоминания горя норовил перерасти в громкую и безутешную истерику.

— Мои соболезнования, — слова, которые на самом деле не имели для Хосока слишком большого значения. Аран не был ему другом. Одного министра после смерти так или иначе сменит другой, важно лишь, кто именно это будет и сколь успешно он справится с обязанностями. — Вы когда-нибудь слышали о том, чтобы Его Величество Чимин отдавал приказ отравить короля Чона в военном лагере? Может, он отдал такой приказ вам, Манхи?

Манхи отрицательно качнул головой, а после задумался.

— Я не уверен... Не хочу клеветать на Его Величество.

Хосок попытался выдавить из себя доброжелательную улыбку. Судя по тому, что омега перед ним стал чуть меньше нервничать, ему это удалось.

— Расскажите мне все, что знаете, это очень важно.

Ильен, сидящий позади допрашиваемого, тихонько заерзал, ведь Манхи, кажется, вот-вот поведает о чем-то интересном, а король, стоящий у окна, не оборачиваясь, слушал разговор.

— Мне кажется, он говорил о подобном, но я не слышал, чтобы он отдавал приказ. Думаю, в то утро его одевал Ильен, это было давно, больше половины месяца прошло с тех пор, Ваша Светлость.

Ильен аж побледнел, услышав подобное, ведь Его Величество никогда не говорил с ним ни о чем подобном, поэтому слышать подобное было очень странно. Но главное: ему было очень страшно. Он боялся попасть под влияние магии юстициара, ведь все в этом замке знали, насколько страшной способностью его наделили Боги.

— Ильен и Манхи, поменяйтесь местами, — попросил Хосок.

Да, он все еще старался сохранять доброжелательный тон.

Юнги бросил взгляд на омегу, который немного мялся, подходя ближе, а Хосок взглянул на него, вопросительно подняв брови.

— Что вы можете сказать об этом?

— При всем уважении, Ваша Светлость... Но я лишь последние два дня работал напрямую с Его Величеством Чимином, а до этого моя работа заключалась в ином, я по своему графику и личным договоренностям работал на королевской кухне и лишь подавал Его Величеству завтраки.

Хосок, кажется, начинал путаться. А судя по тому, как глянул на него другой омега, здесь было явно что-то нечисто. Однако он и от этого мальчишки не чувствовал лжи.

— Его Величество Чимин назвал вас как одного из тех, кто был в день его разговора о ядах с ним в покоях.

Ильен занервничал и растерялся еще сильнее прежнего. Это ведь неправда. Он наверняка запомнил бы подобный разговор.

— Я работал в кухне в тот день... Кухарь может это подтвердить и...

— Да что же ты такое говоришь? — внезапно перебил Манхи. От горя и нахлынувшего негодования омега не смог сдержать своих эмоций. — В тот день ты помогал Его Величеству с одеяниями, сказал, что на кухне тебе не было работы и ты пришел в его покои, чтобы нам помочь, мы ведь всегда раньше ходили по двое, а ты...

— Быть такого не может, что же я, раздвоился?

— Тихо! — громкий голос Хосока заставил омег прекратить балаган и умолкнуть.

Юстициар заметил, что Юнги уже не смотрел в окно, разглядывал обеих мышек, пытаясь считать их эмоции, скользил взглядом от одного к другому и кусал свою щеку изнутри. Раздражался, а судя по тому, каким крепким стал запах горькой полыни, очень и очень сильно.

Устало потерев виски, Хосок мысленно сжалился над сидящим напротив него мальчишкой, однако это не спасло несчастного от магии. Страх окутал все его существо, сердце забилось, как ненормальное, и мальчишка в ужасе сполз со стула на пол, отползая подальше, прижался спиной к двери и сжал свою голову, захлебываясь в рыданиях. Его накрыла истерика, а глаза расширились от ужаса. Хосок точно знал, что прямо сейчас его тело поглощает огромная змея, которых Ильен боялся.

— Прошу вас, я сказал правду... Я не вру, Ваша... Пожалуйста, остановите это!

Даже Манхи, до этого так рьяно обвиняющего омегу, стало не по себе.

— Довольно.

Словно не ощущающий всеобъемлющего страха, король подошел к несчастному омеге и, подав ему руку, помог подняться на ноги.

— Он действительно не врал, Ваше Величество, — спокойно заметил Хосок. — Я бы почувствовал. Я чувствую ложь в любом ее проявлении.

Король тяжело вздохнул. Да, и он знал об этом. Именно поэтому допросами в их замке занимался именно юстициар.

— Отведи их в комнаты и поставь стражников. Чтобы глаз с их дверей не сводили. Подготовь письмо для короля Чонгонана с прошением перемирия. Напиши, что я готов посетить вместе с ним ближайшую к границе Северную крепость Чонгонана, чтобы лично обсудить с ним все условия мира.

Выйдя из кабинета Хосока, Юнги хмурился еще сильнее. Как же это может быть? Оба говорили правду, оба не лгали, но... нет, не существует такого. Эльфы разве могут мимикрировать, разве они способны принимать облик других? Если бы подобное было возможно, уже давным-давно об этом написали бы не одну сотню книг. Однако Юнги никогда даже не слышал о таком.

Он вернулся в их с Чимином покои.

Омега все-таки не смог успокоиться, потому был здесь, ходил из угла в угол и не находил себе места.

— Что ты узнал? — спросил он.

Юнги молча подошел к камину и устало рухнул в кресло. Совсем не по-королевски. Но его поясница и бедра ныли от долгой дороги верхом, а плечо болезненно пульсировало от усталости. Ему бы уединиться с мужем в купели, смыть дорожную пыль и грязь, а после лечь с ним в их ложе и наконец поспать спокойно и крепко. А он с самого своего приезда вынужден решать вылезшие из ниоткуда проблемы, которые вряд ли выйдет разгрести так просто, как он желал.

— Манхи говорит, что ты разговаривал с Ильеном про отравление Чона, но не отдавал приказа. А Ильен утверждает, что он работал на кухне и только подавал тебе завтраки. Сказал, ты с ним никогда не говорил о подобном.

Лицо младшего короля озадаченно вытянулось.

— Он был со мной в покоях, я же не глупец.

— Магия Хосока ничего не уловила, только напугала омегу почем зря, — поморщился Юнги.

— Как же такое возможно?..

И вновь тяжелый вздох сорвался с губ короля. Он понятия не имел, как, но, кажется, они угодили в чью-то хитрую ловушку, рухнули в яму, которую для них рыли враги, явившиеся с неизвестной стороны. То были эльфы? Какие? Светлые, темные? Может, лесные? А что, если люди?

— Не знаю, Чимин. Я приказал Хосоку готовить прошение о перемирии. Нужно остановить эту войну и понять, кто же пытался меня подставить и кто пытался подставить Чона, который клялся в своем письме, что не организовывал покушения на нашу семью. Я также верю, что приказ об отравлении отдал не ты.

Омега опустился на колени у ног своего мужа, взял его за руку и поцеловал.

— Я бы никогда так не поступил, Свет мой. Я слишком устал, чтобы злиться, и все же прошу, не допускай подобных мыслей обо мне. Клянусь тебе своим дыханием, я никогда не сделаю того, что навредит тебе или нашим детям, Юнги. Никогда. Я обещаю.

В глаза короля вернулась былая нежность и любовь. Теперь, глядя в прозрачные глаза возлюбленного, он чувствовал тяжесть вины на своем сердце. Как он мог помыслить о нем подобную гнусность? Чимин так много раз доказывал ему свою преданность, и чем ему отплатил Юнги?

— Прости меня, Свет мой, я был к тебе чертовски несправедлив. Все указывало на тебя, и я поддался гневу. Клянусь, этого больше никогда не повторится, Чимин. Мне нет прощения, и все же я молю тебя о нем.

Мягко улыбнувшись, Чимин снова поцеловал его руку, зная, что это намного лучше ответит Юнги на его извинения.

Они со всем справятся. Как бы там ни было, что бы ни встало у них на пути, они обязательно со всем справятся, растопчут врагов и вернут мир и в свой дом, и в их государство.