22
Селеста мечтала побывать в знаменитой зеркальной зале, но сколько ни искала ее в огромном доме Тристана, видела лишь небольшие скромные залы: в одном из них деревянные панели оказались украшены янтарем, в другом — драгоценными камнями, в третьем узор на полу был таким замысловатым и ярким, что Селеста не решилась ступить в глубь зала. Но зеркальная комната оставалась тайной за семью печатями.
Как-то раз во сне Тристан обмолвился, будто зала давно уничтожена, но должно же хоть что-то от нее остаться. Пара зеркал, удивительные расписные полы или просто комната. Быть может, разгадка божественного испытания крылась именно там, в комнате, где герцог Альварес однажды встретил королеву в компании другого мужчины. Как жаль, что сама Селеста никого там не встретит — ни отголосков прошлого, ни призраков, ничего. Но ей хотелось бы ненадолго окунуться в чарующую атмосферу званых вечеров прошлого века и на себе почувствовать, каково это — побывать на балу с самой королевой.
Господь, у нее и подходящего выходного платья никогда не было. Хагнифордов перестали приглашать ко двору задолго до рождения Селесты, и даже выходное платье матушки было скромным по меркам леди из столицы. В поместье Альварес же Селеста чувствовала себя настоящей принцессой, пусть и затягивала корсет сама, потому что любое платье в гардеробной достойно королевского двора и даже больше. Пара нарядов, к каким она не решилась и притронуться, чем-то напоминали платье королевы Анны Третьей, в котором та выступала на главной площади Бримстоуна.
И сейчас, чинно спускаясь по мраморной парадной лестнице, подбирая пышные юбки, Селеста воображала себя леди из настоящего высшего общества. Представляла десятки лордов и леди вокруг, слуг и яркие улыбки. Перед глазами вставали десятки кружащихся в танце пар и смущенных девушек, стоящих поодаль и обмахивающихся веерами. Да, они ждали, пока их тоже пригласят на танец и искоса поглядывали на царственную Селесту — хозяйку вечера.
Ах, до чего же чудное виденье! Но разрушилось оно так же легко, как и появилось: на мгновение ярко освещенный холл погрузился во мрак, погасли масляные лампы и свечи в высоких канделябрах, вновь превратились в жутких осыпающихся гигантов изысканные античные статуи, затянуло паутиной лепнину на потолке.
На мгновение страх сковал Селесту, и она так и застыла посреди потускневшей лестницы. Господь, все один в один как в ее кошмарном сне! Еще немного, и на нее вновь двинутся зеркала — все до единого, что есть в поместье.
Только ничего не произошло. Загорелись лампы, и холл окутало знакомое золотистое сияние роскоши, будто ничего и не случилось. Не было ни зеркал, ни таинственного голоса, каких так ждала Селеста. Ничего. Она шумно выдохнула через рот в попытках успокоиться и сделала шаг вперед, за ним второй и третий, пока наконец не спустилась на первый этаж и не почувствовала, как пружинит под ногами мягкий ковер.
Все в полном порядке, ей просто показалось. В конце концов, если можно вообразить лордов и леди, снующих между ними слуг и чарующую музыку, почему нельзя было представить паутину и запустение? Селеста столько лет считала поместье Альварес заброшенным, так что ничего удивительного. Или же господь попросту испытывал ее, давил на страх и показывал, что она еще не готова. Не готова признаться самой себе, что все-таки влюблена в Тристана.
Если бы не подлая игра Себастьяна, все могло сложиться иначе. Разве не по его вине Селеста едва не отвергла того, кто был предназначен ей судьбой? Разве не из-за напускной таинственности Тристана она запуталась?
Вера и любовь — вот и все, чего требовал от них господь. Быть может, еще и надежды. И ей до боли в сердце хотелось верить, что все происходящее — правда. Хотелось открыть истинному сердце и полюбить так, как она была готова полюбить его после первой встречи в отражении. Хотелось надеяться, что рано или поздно они поймут друг друга и выберутся отсюда.
Но Тристан все еще прятался от нее время от времени. Найти его в стенах огромного поместья — настоящий подвиг, и несколько раз Селеста замечала истинного лишь краем глаза, будто он снова скрывался среди зеркал. Неужели она не заслужила немного доверия?
Былое воодушевление уступило место усталости и легкой грусти.
— Ты же не думаешь, что я прохлаждаюсь на террасе или в бальной зале, пока ты предаешься мрачным мыслям обо мне, пташка? — спросил Тристан по правую руку от Селесты, она вздрогнула и едва не отскочила в сторону, поближе к лестнице.
— Господь! Нельзя же так пугать!
— Ты думала обо мне, пташка. Я не мог не прийти.
— Отчего же тогда не появляешься всякий раз, когда я хочу с тобой поговорить? — спросила Селеста обиженно и мгновенно сменила тон, осознав, что позволила себе лишнего: — Я ничего не знаю ни о поместье, ни о том, как из него выбраться. Да и думать мне об этом не хочется. Куда бы я ни сунулась, меня повсюду преследует твое отражение, хотя я точно знаю, что ты не любишь зеркала и едва ли следишь за мной через отражения.
Я просто не могу перестать о тебе думать, вот и все.
Тристан смотрел на нее сверху вниз, и его карие глаза отливали желтизной в теплом свете канделябров. Губы были плотно сомкнуты, а руки сведены за спиной — того и гляди начнет покачивается на носках, как делал отец в моменты раздражения. Господь, неужели Тристан тоже разозлился? Селеста огляделась по сторонам, а когда вновь перевела взгляд на истинного, тот ухмылялся.
— Разве это преступление? Поверь мне, пташка, господь не накажет тебя за мысли обо мне. Какими бы грязными они ни были.
— Господь! Я даже... даже не... — Селеста стыдливо отвернулась и принялась сверлить глазами натертый до блеска мраморный пол, будучи не в силах и взглянуть на Тристана.
Как у него язык-то повернулся такое сказать?
— Брось, пташка, господь сам даровал нам связь. Разве не ты мне об этом рассказывала? — Тристан покачал головой и протянул Селесте руку. — Да и не стой над нами сам бог, наши чувства никуда бы не делись. Твое сердце дрожит, когда я рядом, пташка. И мое — тоже, ты разве не слышишь?
Нечестно, что он до сих пор с легкостью читал ее мысли. Селесте, быть может, и самой хотелось погрузиться в разум Тристана, а она могла лишь почувствовать отголоски его переменчивого настроения. И сейчас он вовсе не злился, казалось, ему даже весело.
Но протянутую руку Селеста все-таки приняла, и Тристан с легкостью утянул ее в медленный и плавный вальс. В холле стояла тишина, слышался лишь легкий треск пламени свечей, но им и не нужна была музыка — они кружились в танце, перед глазами скользили яркие огни и цветные пятна картин на стенах. Дыхание участилось, из головы тут же вылетели десятки незаданных вопросов и непрошенных мыслей.
— И этого ты тоже ждала, — произнес Тристан вполголоса, крепче сжимая ладонью ее талию. — Прости, пташка, но придется обойтись без зеркальной залы.
— Вовсе не нужна мне зала. — Селеста отвела взгляд, сделала шаг назад и вновь подалась вперед, словно они танцевали не посреди пустого холла, а на сезонном балу у леди Кобблпот. — Достаточно и того, что ты хоть иногда открываешься мне.
— Тебе стоит лишь попросить.
Холл будто бы наполнила едва слышная мелодия — мягкая и до боли знакомая. Старая колыбельная, какую Тристан не единожды играл в кабинете, но сейчас он был рядом с ней — смотрел в глаза и притягивал все к себе ближе — и никак не мог сидеть за роялем.
— Почему я никогда не видела слуг?
Еще один поворот, разойтись и сойтись вновь — Селеста даже не задумывалась, что делает. Уроки танцев она брала с детства, а уж на скольких балах побывала вместе с матушкой и Элизабет — не счесть. Вот сейчас им стоило бы поменять партнеров, но кроме них двоих в холле никого не было.
— Терпеть не могу, когда они путаются под ногами. В поместье трудится всего несколько человек, пташка, и я лично велел им не попадаться тебе на глаза.
— Но мне бывает одиноко. Дома я могла часами болтать с Анжеликой, пусть матушка и отчитывала меня за это. И здесь...
— А здесь ты могла бы беседовать со мной часами, но до сих пор временами предпочитаешь дуться и бродить по пустым коридорам и дергать закрытые двери, пташка.
Раз, два, три, и Селеста вдруг поняла, что правила вальса уже несколько мгновений как не работали. Тристан находился к ней непозволительно близко, счет они давно потеряли, да и с ритма сбились. Стоило бы остановиться, поклониться и отойти в сторону, как подобало леди, но Селеста улыбалась и не могла оторвать взгляд от темных, как два бездонных омута, глаз Тристана.
Ей хотелось бы утонуть в них, до того они были красивы. И где-то там, глубоко, все еще скрывалась легкая печаль вперемежку с чувством куда более ярким, светлым и приятным.
Разве это не привязанность? Не любовь?
— Я как-то уже говорил, пташка, что ждал тебя всю жизнь. Как думаешь, насколько я к тебе привязан? — добавил он еще тише и неощутимо коснулся ее собранных в замысловатую прическу волос губами. — Так сильно, что мог бы позволить тебе разорвать нашу связь и уйти, если бы ты пожелала.
— Что?!
Она разомкнула объятия и отступила на пару шагов в сторону. Затихла и без того еле слышная музыка, приобрели прежние очертания картины на стенах, а на лице Тристана легко читались боль пополам с легким удивлением. Он вскинул брови и скрестил руки на груди, будто в попытках защититься.
Господь, да он чувствовал себя ничем не лучше нее самой. Из груди Селесты невольно вырвался тяжелый вздох.
— Я бы ни за что не отказалась от нашей связи. И не только потому, что господь не дарует чудеса просто так.
— Тебе вовсе не...
— И не смей шутить на этот счет! — Селеста повысила голос и поспешно прикрыла рот рукой. Ну вот, снова позволила себе лишнего. Если когда-нибудь они выберутся отсюда, Тристану не составит труда на корню разрушить ее репутацию, и тогда не видать отцу ни титула, ни положения в обществе. — Прошу прощения. Господь не свел бы нас вместе без цели. И даже если цель у него не такая благородная, как я себе воображаю, я все равно хочу остаться. Я хочу быть рядом, Тристан.
И ты наверняка уже прочел все это в моих спутанных мыслях. Ты... — Она запнулась, но нашла в себе силы продолжить. Господь, кто же знал, что говорить об этом окажется так сложно. — Ты мне дорог, как бы эксцентрично иногда себя ни вел. Что бы ни говорил мне в прошлом.
Она приосанилась и смело встретила мрачный взгляд Тристана. Пусть считает ее невоспитанной или заносчивой, пусть отчитывает ее за отсутствие манер — все это ничто рядом с их связью. С их чувствами.
— Я мог бы отыскать многое в твоей голове, пташка, но некоторые вещи лучше высказать вслух. Неужели ты и впрямь ценишь свободу меньше нашей связи? — Тристан остановился в паре дюймов от нее и вновь протянул раскрытую ладонь. — Пара слов, и все.
— Ни за что, — произнесла Селеста серьезно и с удивительной силой стиснула ладонь Тристана длинными пальцами. — Даже если тебе хочется остаться в этом поместье навсегда. Запертым и одиноким.
— Вовсе нет. Но кем бы я был, если бы не рассказал тебе об этом?
— Подлецом и таким же беспардонным лордом, каким я представляю тебя каждый день.
— Манеры — это всего лишь манеры, пташка. Никто здесь меня не осудит, да и тебя тоже. Так к чему обременять себя ими? — Он вновь притянул Селесту к себе, и на этот раз дыхание у нее перехватило не от возмущения.
До чего же много он себе позволял! И до чего удивительным теплом в сердце отзывалось каждое его прикосновение.
— Манеры — лицо леди. Да и лорда, если уж на то пошло. Держите себя в руках, господин Альварес.
— У вас в голове сплошные противоречия, леди Хагнифорд, — в тон Селесте усмехнулся Тристан, прежде чем отстраниться и поднять руки в примирительном жесте. — Но спасибо, что решила остаться, пташка. Ты не пожалеешь, обещаю.
И он почтительно поклонился ей, а потом поднялся по парадной лестнице и скрылся за резной дубовой дверью. Селеста готова была поклясться, что видела, как сверкнули его глаза, когда он обернулся к ней в последний момент. Господь, до чего же таинственный и упрямый человек!
Хотелось последовать за ним и задать еще десяток вопросов: где и отчего он так часто прячется, например, но Селеста так и стояла в холле, прижав ладони к груди. Сердце разбушевалось, и даже вечно холодный кулон с рубином, казалось, подрагивал ему в такт.
Тристан Альварес и впрямь беспардонный лорд, временами будто напрочь лишенный манер, но с подлецом Селеста переборщила. Ему всего лишь недоставало чувства такта, а может быть, он и впрямь чувствовал себя королем. Как еще должен чувствовать себя наследный герцог Бримстоунский?
На мгновение Селеста обернулась к парадным дверям и сжала четко выделяющийся под платьем кулон. Нет, ни за что она не отречется от Тристана.
Они привыкли друг к другу, привязались, и стали куда ближе за эти несколько месяцев. Истинный давно уже не казался Селесте жутким злодеем, каким она пыталась представить его поначалу, и все чаще она видела в нем удивительной красоты человека — и дело вовсе не во внешности. Душа Тристана сияла ничуть не хуже карих глаз и самодовольной улыбки.
Селеста развернулась на каблуках и зашагала в правое крыло, намереваясь скрыться в своих покоях. Спрятаться ненадолго, как делал обычно Тристан.
Боже, они и впрямь достойны друг друга.