Охотник за сновидениями

Дженни не ошиблась. У Януша, действительно, были польские корни. И его мать, и отец происходили из древних польских аристократических семей, поэтому все его достоинство и изысканные манеры, так поразившие Дженни при первой встрече, были не только результатом безупречного воспитания, но и генетическим кодом, полученным от далеких предков.

Януш был единственным ребенком в семье. Своим именем он был обязан матери. Выданная замуж в совсем юном возрасте, она прожила с его отцом несколько лет, но долгожданный наследник все никак не появлялся на свет. И вот, спустя долгие годы, у них, наконец, родился милый малыш с ярко-синими, как море, глазами. Лишь только взглянув на крохотного малыша, она сразу же дала ему имя Януш, потому что этого ребенка, долгожданного и выстраданного, она мучительно долго желала и его рождение воспринимала как подарок небес и божью милость. (Прим.ав.: значение имени Януш - "Милость божья")

Она была безмерно счастлива, но ее материнское счастье продлилось недолго. Через три года она узнала, что неизлечимо больна. С этого момента она стала буквально одержима сыном, будто пыталась авансом отдать ему всю материнскую любовь, которую он не сможет получить, когда её не станет. Она умерла, когда Янушу было четыре. Слишком маленький возраст для того, чтобы запечатлеть в памяти лица и события, поэтому мать он помнил смутно. Но в памяти остались ее любовь, теплые руки и нежный взгляд, которым она подолгу всматривалась в его удивительные, цвета моря, глаза.

После смерти матери забота о маленьком Януше полностью легла на плечи отца, который не только обучал его и воспитывал, но и передавал фамильные секреты мастерства. Потомок старинного княжеского рода, Януш был потомственным ловцом снов. Издревле все мужчины их семьи занимались этим нелегким и опасным ремеслом. И его отец, и дед, и прадед из года в год, день за днем отправлялись на охоту за маленькими светящимися сгустками света. В их фамильном поместье висели их портреты, с которых они смотрели на маленького Януша строгими глазами, будто пытаясь сказать, что он ни в коем случае не может подвести в деле всей их жизни.

Он и не мог их подвести. Живя в небольшой польской общине ловцов снов, он с детства был окружен этими необычными людьми. Другой жизни он попросту не видел. Это был его мир, его вселенная, поэтому ни у кого не зарождалось и тени сомнения относительно того, какой путь он для себя выберет.

Обучение своему необычному мастерству Януш начал с раннего детства, и уже тогда стало ясно, что он обладает уникальным, бесценным талантом. И первым, кто заметил его дар, был отец.

Так же как в магазине Януша, в его родительском доме стояли длинные ряды стеллажей, уставленных разноцветными бутылочками. Усаживаясь на маленький стульчик прямо напротив них, Януш подолгу разглядывал содержимое бутылочек, старательно вглядываясь в мельчайшие переливы света. Временами, проходя мимо, отец останавливался и внимательно наблюдал за ним. Тот не сводил с бутылочек глаз, словно его внимание было приковано разворачивающимся внутри них захватывающим сюжетом.

Однажды отец не выдержал.

— Что ты там увидел такого интересного? - Он строго взглянул на сына. — Неужели не скучно вот так сидеть часами?

Януш недоуменно поднял на него глаза.

— Как это может быть скучно? - Он кивнул в сторону бутылочек. — Я смотрю на то, что они показывают.

На секунду отец онемел. Он стоял, не сводя с Януша глаз, и не мог произнести ни слова. Наконец, немного придя в себя и переведя дыхание, он тихо, будто боясь спугнуть что-то очень важное, спросил:

— То есть, ты хочешь сказать, что видишь то, что происходит внутри?

— Конечно, вижу, - малыш удивленно взглянул на отца. — А ты разве нет?

Отец не ответил, лишь ошарашенно смотрел на сына. Ни один ловец снов, никто и никогда не мог видеть сны наяву. Януш был первым.

Весть о бесценном даре быстро разнеслась по округе. Теперь маленький Януш был не просто сыном председателя общины, но и местной знаменитостью. Люди тянулись вереницей в их дом, чтобы взглянуть на удивительного мальчика и гордились тем, что именно в их общине появилось такое чудо. Однако далеко не все разделяли всеобщий восторг. Были и те, кто видел в способностях Януша нечто пугающее и даже зловещее. Ничего не поделаешь. Так уж устроен человек. Люди всегда боялись того, чего не могли объяснить.

Янушу было все равно, какие пересуды ходили вокруг него. Он просто жил своей маленькой счастливой жизнью, не задумываясь о взрослых проблемах. Он рассматривал сны, играл в свои детские игры и бегал по округе с такими же, как он, мальчишками. Но больше всего он любил слушать рассказы их дворецкого Матеуша.

Януш родился, когда Матеушу уже перевалило за шестьдесят. Посвятив свою жизнь служению семье Януша и так и не заведя собственную, он любил Януша, как собственного внука. С самого его рождения, он находился рядом, нянчился с ним, читал ему книжки, а когда проходил мимо, обязательно украдкой совал в маленькую ладошку вкусную конфету.

Когда Януш чуть подрос, он любил прибегать к Матеушу в комнату, забирался к нему на колени и просил рассказать истории о ловцах снов. И Матеуш рассказывал. Прожив с ловцами бок о бок всю жизнь, он знал о них немало. И сейчас старый дворецкий рассказывал маленькому Янушу все сказки, легенды и предания, которые когда-либо слышал. Больше всего Янушу нравилась и вместе с тем пугала история про проклятого ловца, повествующая о несчастном юноше, в которого вселились кошмары. Он слышал ее уже не один десяток раз, но каждый раз, дослушав до конца, тревожно задавал один и тот же вопрос:

— А кошмары правда могут в кого-то вселиться?

Матеуш ласково смотрел на него и, успокаивая, гладил по голове.

— Ну что ты, милый! Конечно же, нет. Это всего лишь сказки.

Тогда Януш успокаивался, и они переходили к следующей истории.

Януш подрастал, и вместе с ним росли его уникальные способности. Теперь он мог не просто видеть сны наяву. Он был способен их распознавать. Он мог различать только что родившиеся, неокрепшие сны, которые были настолько мимолетны, что наутро их нельзя было вспомнить. Мог узнавать взрослые, которые в зависимости от степени зрелости могли либо забыться через несколько дней, либо остаться в памяти на долгие годы. А мог увидеть и совсем старые, которые на утро оставляли после себя глубокую печаль. Он будто бы чувствовал их на вкус, и все они могли подарить своему обладателю либо необыкновенное наслаждение, либо оставить горькое послевкусие.

Когда Янушу исполнилось семь, отец впервые взял его с собой на охоту. Они долго бродили в ночной мгле в поисках подходящего сна, но сны-воспоминания, которые сейчас им были нужды, где-то прятались и все никак не попадались им на глаза. Наконец они набрели на старую липу, густо усеянную желтыми светящимися шариками. Отец уже было нацелился на один из мерцающих сгустков света, но Януш, схватив за руку, его остановил.

— Не бери его. Он совсем недавно родился. - Он заскользил быстрым взглядом по кроне липы, будто выискивая что-то глазами. Найдя то, что искал, он указал пальцем на другую ветку. — Возьми лучше вот этот.

Отец недоверчиво посмотрел на сына.

— Разве они чем-то отличаются?

— Конечно, - Януш в недоумении покосился на отца. — Они ведь совсем разные. Тот намного ярче, чем этот.

Отец старательно вглядывался в оба сгустка света, но, сколько ни пытался разглядеть разницу, ничего не видел. Однако спорить не стал. Он давно доверился сыну, понимая, что в их непростом ремесле ему равных нет.

Януш наблюдал за приготовлениями отца, когда вдруг до его уха донесся едва слышный шелест. Заинтересовавшись, что же это может быть, он оставил отца ловить перелетающий с места на место сон и пошел на звук. Дойдя до раскидистой ивы, до самой земли склонившей свои ветви, он остановился и прислушался. Шелест определенно шел оттуда. Влекомый непонятным звуком, Януш развел ветви в стороны, нерешительно переступил с ноги на ногу, для храбрости сделал глубокий вдох и шагнул вперед. Ветви сомкнулись, словно за его спиной закрылся тяжелый занавес, и внезапно со всех сторон его обступила непроглядная темнота. Свет исчез так резко, что Янушу показалось, будто у него пропало зрение. Он испуганно зажмурился, помотал головой, и замер на месте, пытаясь успокоить пустившееся вскачь сердце. Еще раз глубоко вдохнув, он медленно открыл глаза, подождал, когда они привыкнут к темноте, и оглянулся по сторонам.

Януш стоял на небольшой, круглой поляне, окруженной со всех сторон высокими, угрюмыми елями. Они росли друг к другу так часто, что казалось, будто поляна со всех сторон обнесена упирающимся в небо острым частоколом. Януша, по-прежнему, со всех сторон обступала кромешная темнота, и это удивляло его больше всего. Еще несколько мгновений назад в небе над его головой висела огромная желтая луна, заливающая своим светом каждый уголок ночного леса. Здесь же, на этой поляне, царила беспросветная темнота, будто сомкнувшийся за его спиной живой занавес в один миг поделил мир на две части.

Януш снова обвел взглядом поляну. Прямо посреди нее виднелось небольшое озеро, над поверхностью которого клубился черный туман. Из темных глубин доносился тот самый шелестящий шорох, который привел сюда Януша. Шорох был совсем тихий и монотонный, но живой, будто внутри под черными клубами шевелился неведомый живой организм. Движимый любопытством, Януш двинулся к озеру, и чем ближе он приближался, тем больше понимал, что черный клубящийся туман поднимается не над водой. Посреди поляны простиралась огромная, глубокая яма. Януш осторожно подошел к отвесному, словно у обрыва, краю и заглянул вниз.

Внутри ямы тягучим, вязким потоком тяжело, будто нехотя, перетекала густая черная масса. Словно закручиваемая невидимым внутренним вихрем, она находилась в постоянном движении, неутомимо перемещая с места на место черные густые потоки. Время от времени на ее поверхности надувались огромные пузыри, которые шумно лопались, выпуская наружу струи обжигающего пара. Иногда тягучая лава прекращала свое бесконечное движение, поднималась высокой волной, и тогда становились видны тлеющие красные угли, устилающие дно ямы. На несколько мгновений застыв в воздухе, тяжелый поток падал вниз, образуя на своей поверхности тугие сгустки, которые вязкой черной смолой перетекали друг через друга, ненадолго задерживались на поверхности и снова скрывались в общей густой массе.

Януш, не отрываясь, смотрел на движущуюся лаву и, словно почувствовав его присутствие, черная тягучая масса остановилась и неподвижно замерла. Несколько мгновений она оставалась неподвижной, но вдруг по ней пробежала мелкая рябь, и общий поток разделился на сотни отдельных сгустков, похожих на черные масляные капли. Сгустки дрогнули, вытянулись и приняли очертания живых существ, одетых в драные, дымящиеся лохмотья. Странные существа подняли головы, и на Януша уставилась сотни красных, сверкающих в темноте, глаз. От этого пугающего блеска сердце у Януша сжалось, и по спине пробежал леденящий холодок. По тягучей массе пронесся оживленный вздох, и жуткие существа вскинули к Янушу сухие, сморщенные руки с острыми когтями на длинных скрюченных пальцах. Какое-то время они оставались неподвижны, но вдруг, шипя и отталкивая друг друга, медленно поползли вверх, цепляясь когтями за отвесные стены. Не отрывая взгляд от сверкающих, беспощадных глаз, Януш, словно загипнотизированный, смотрел на приближающихся к нему чудовищ.

Внезапно чья-то сильная рука вцепилась ему в плечо и отбросила от края ямы. Януш поднял голову и увидел мертвенно-бледное лицо отца. Чтобы привести сына в чувство, он, что было силы, тряхнул Януша.

— Бежим! – громко выкрикнул он, и, увлекая за собой сына, бросился прочь.

Почувствовав, что от них ускользает добыча, чудовища угрожающе зарычали, переползая по головам друг друга, выбрались из ямы и бросились в погоню.

Со всех ног отец и сын бежали к краю поляны, но чудовища не отставали. Даже не оборачиваясь, Януш чувствовал у себя за спиной их тяжелое, прерывистое дыхание. Когда дыхание приблизилось совсем близко, он все-таки оглянулся и тут же споткнулся о валявшуюся на земле ветку, не удержался на ногах и упал. Испугавшись, что сейчас попадется, он в страхе обернулся назад и в паре метрах от себя увидел целое полчище дымящихся, мерзких существ, кровожадно таращащих на него свои красные немигающие глаза. Чудовища неминуемо приближались. Они не бежали. Выкидывая вперед иссохшие руки, цепляясь за землю острыми когтями, они ползли вперед, словно черные, мерзкие пресмыкающиеся.

Внезапно сильная рука отца схватила его за шиворот и рывком поставила на ноги.

— Быстрее! Нам надо успеть добежать до ивы! – торопливо выкрикнул он.

Они уже были в шаге от ивы, когда одно из чудовищ настигло их. Сморщенная, костлявая рука дотянулась до отца и вцепилась ему в ногу, острыми, словно вилы, когтями. Отец вскрикнул, развернувшись, пнул кошмар, отбрасывая его далеко в сторону, и они, проскочив сквозь поникшие ветви, пересекли спасительную черту. Остановившись в паре метров от дерева, стараясь перевести дыхание, они смотрели как десятки скрюченных рук, высунувшихся из-под склонившихся ветвей, в бессильном бешенстве царапают острыми когтями землю, оставляя в ней глубокие борозды.

Переглянувшись, они бросились прочь, подальше от этого проклятого места. Отбежав на достаточное расстояние, отец и сын, наконец, остановились и бессильно повалились на землю.

— Что это было? – с трудом переведя дыхание, спросил Януш.

Отец немигающим взглядом смотрел куда-то в небо, стараясь восстановить дыхание.

— Ты забрел в долину кошмаров. - Он оторвался от мерцающих звезд и теперь таким же долгим взглядом смотрел на Януша. — Никогда, слышишь, никогда не ходи туда один! – В голосе отца слышалась настоящая, неподдельная тревога. — Никто никогда не ходит туда в одиночку. Это слишком опасно. Если нам надо в долину кошмаров, собирается вся община. - Он тяжело вздохнул. — Только в этом месте мы из охотников превращаемся в добычу. Кошмары пытаются затащить в свою яму любого, кто осмеливается быть неосторожным.

Все еще находясь под впечатлением от пережитого, Януш напряженно молчал.

— Почему они остановились? – наконец, словно очнувшись от своих воспоминаний, спросил он.

— Они не могут выйти за границы своей долины. По крайней мере, по своей воле. – Отец взглянул на Януша и, перехватив его вопросительный взгляд, пояснил. — Они - порождение огня, поэтому всегда должны находиться с ним рядом.

Януш надолго замолчал. Наконец, будто решившись, он задал не дававший ему покоя вопрос:

— А были те, кто падал в эту яму?

Отец тяжело вздохнул.

— К сожалению, были. И это самое страшное, что может случиться.

— Почему?

— Потому что оттуда еще никто не возвращался. - Отец замолчал, словно решая, стоит ли продолжать или нет, и, наконец, добавил: — Но хуже всего другое. Если туда упасть, в общине даже имени твоего больше никто не произнесет.

Глаза Януша удивленно распахнулись.

— Но почему?!

Отец пожал плечами.

— Считается, что даже имя упавшего проклято и притягивает несчастья. - Поймав на себе испуганный взгляд Януша, он ласково потрепал его по белокурой голове. — Ничего не поделаешь. Ловцы мнительны. Ты только что видел, с чем им приходится сталкиваться. Это страшно. А страх всегда порождает суеверия.

Это было правдой. Ловцы, действительно, отчаянно боялись кошмаров. В каждом доме общины имелись разноцветные сны. Но ни один ловец не вносил в свой дом черных мерзких чудовищ. Все пойманные кошмары хранились в доме председателя общины, у его отца. Они стояли особняком, отдельно от других снов, а после того, как стало известно о возможности Януша видеть содержимое разноцветных бутылочек, еще и были занавешены прочной непроницаемой тканью.

Наскоро перебинтовав ногу вынутым из дорожной сумки бинтом, отец поднялся.

— Пойдем. Надо торопиться. Мы и так уже порядком задержались. Матеуш, наверное, с ума сходит.