Глава 5. Часы, которые помнят.
Зеркало висело на стене, там, где его точно не было вчера. Эмили медленно подошла ближе, протянула руку — отражение не повторило движения. Вместо неё в зеркале стояла её тётя Марго .Она подняла палец к губам: «Тише».
За окном лавки хлопнула дверь.
Эмили резко обернулась — зеркало снова стало обычным.
Тишина после видения в зеркале звенела в ушах Эмили. Слово "Тише" эхом отдавалось в ее сознании. Предупредить? О чем? Ярость, замешанная на страхе, подкатила к горлу. Она должна получить ответы. Схватив холодные бронзовые часы со стола тети – те самые, что нашли в запертом ящике, где они пролежали двадцать лет, – она почти бегом направилась в библиотеку.
Дверь распахнулась с грохотом. София вздрогнула, роняя старое письмо, которое разбирала. Ее глаза расширились от неожиданности и... чего-то еще – вины? Страха?
— Ты должна была предупредить меня! — Голос Эмили сорвался, она швырнула часы на стол перед библиотекарем. Бронзовый корпус глухо стукнул о дерево, треснувшее стекло отразило луч света.
— Они идут, — прошептала Эмили, не отрывая взгляда от женщины. — Хотя их никто не заводил. Никто не мог завести двадцать лет!
София не сразу посмотрела на часы. Сначала она закрыла глаза, будто молясь о силе, потом медленно, с видимым усилием опустила взгляд. Ее палец, тонкий и дрожащий, коснулся трещины на стекле.
— Потому что он рядом, — ее голос был едва слышен, но каждое слово падало как камень.— Лукас. Эти часы... — она провела пальцем по трещине, словно по шраму.— ...остановились в тот самый миг, когда он стал Хранителем Сада.
Эмили почувствовала, как ледяная волна прокатилась под кожей, сковывая мышцы.
— Ты знала его, — это было не вопросом, а констатацией.
София наконец подняла на нее глаза. В них стояла старая, знакомая боль.
— Все мы знали его тогда, — голос ее стал глухим, ушедшим в прошлое. — Он был последним, кто вошёл в Лунный Сад по своей воле. Не по принуждению Тени. Чтобы спасти сестру.
— Сестру? — Эмили наклонилась вперед, забыв на мгновение про часы.
Молча, София распахнула толстую книгу семейных хроник на закладке. На пожелтевшей фотографии улыбалась молодая, прекрасная женщина. И глаза... глаза были точной копией Лукасовых – глубокие, печальные, знающие.
— Лилия Деверо. Моя бабушка.
— Но... сад забрал его? — спросила Эмили, пытаясь понять.
— Нет, — резко покачала головой София. — Сад не украл Лукаса. Он предложил сделку. Лилия... она не могла смириться. Она хотела вернуть мужа, умершего слишком рано. Сад согласился выполнить ее желание... но в обмен потребовал нового Хранителя. Вечного стражника врат.
— И Лукас... — Эмили сжала холодные часы в ладони – металл внезапно жёг, как лёд.
— Добровольно занял её место. Отдал свою свободу за ее счастье. — София горько усмехнулась. — Но сад обманул. Как он обманывает всегда. Лилия получила назад мужа... но потеряла все воспоминания о брате. Лукас стерся из ее жизни, как будто его никогда не было.
София расстегнула цепочку на шее, открыв старинный кулон. Внутри, под стеклом, переливался песок неземного, лунного цвета.
— Мы все платим за близость к Саду, Эмили. Я стала хранительницей этой библиотеки не случайно. Чтобы записывать то, что сад стирает. Чтобы память не умирала полностью.
Мысль о стираемой памяти, о пустых глазах Адриана на картине заставила Эмили сжаться внутри. Она должна проверить его. Часы в кармане отдавались тяжелым, мерзлым грузом.
Дорога к его мастерской пролетела в тревожном тумане. Она толкнула дверь без стука.
Адриан стоял перед мольбертом, замерший. Кисть безвольно висела в его опущенной руке. На холсте – лишь хаотичные мазки тусклой краски.
— Адриан? — Эмили осторожно шагнула ближе.
Он обернулся. И ее сердце упало. Его глаза... они были пустыми, мутными, точно как на той зловещей картине. В них не было ни узнавания, ни мысли.
— Я... не помню, — прошептал он, голос безжизненный, чуждый. — Кто ты? Что я здесь делаю?
Паника ударила в виски. Эмили схватила его за плечи, встряхнула.
— Это я! Эмили! Посмотри на меня! Адриан!
Под ее пальцами ткань рубашки была ледяной, а тело под ней – неестественно холодным.
Вдруг – словно щелчок. Адриан моргнул, медленно, тяжело. Пустота в глазах рассеялась, уступив место растерянности и ужасу.
— Эмили? — он огляделся, будто впервые видя мастерскую. — Что... что случилось? Странно... мне снилось, будто я тону. В черной, густой воде. Она затягивала... — Он содрогнулся, потирая виски.
Эмили отпустила его плечи, ее взгляд упал на пол. Там, прислоненный к тумбе, стоял новый, только начатый холст. На нем углем был набросан контур... ее самой. Но с седыми, как лунный свет, волосами. И за спиной этой будущей Эмили, сливаясь с тенями мастерской, проступал темный силуэт. Тень с ее собственным лицом, искаженным холодной, чужой улыбкой.
Эмили знала, что не должна этого делать. Знание о Саде, о Лукасе, о цене сделок – все кричало об опасности. Но вид пустых глаз Адриана и ее собственного седого отражения на холсте преследовали ее.
Часы в кармане тикали, отсчитывая секунды до полуночи. Их мерный ход звучал громче стука сердца. Она стояла перед тем самым зеркалом, которое появлялось и исчезало по воле Сада. Отражение было обычным, но воздух вокруг вибрировал от скрытой силы.
Когда старые часы на камине внизу глухо пробили двенадцать, Эмили вдохнула полной грудью. Голос звучал чужим, но твердым в тишине комнаты:
— Покажи мне правду. Всю правду о Лукасе.
Стекло зеркала мгновенно запотело, будто на него выдохнули ледяной пар. Потом потемнело, превратившись в бездонную черноту. И из этой черноты стало проступать изображение...
Лунный Сад, залитый неестественно ярким светом. Лукас, стоящий на коленях перед огромной, колышущейся Тенью. Не в позе жертвы – в позе принятия. И Тень, бесформенная и древняя, наклонялась к нему, обволакивая, сливаясь с его силуэтом, принимая его облик – облик Хранителя.