Шёпот лунного сада

Флакон лежал на столе, переливаясь в утреннем свете, будто наполненный жидким серебром. Эмили не решалась прикоснуться к нему снова — на ладони всё ещё горел след, словно от ожога холодом.
Внизу, в лавке, раздался звонок.
— Эмили? Ты здесь?
Голос Адриана. Она спрятала флакон в карман и спустилась по скрипучей лестнице.
Художник стоял посреди лавки, бледный, с растрёпанными волосами. В руках он сжимал свёрнутый холст.
— Я не спал всю ночь, — прошептал он. — Он приходил ко мне.
— Кто?
Адриан развернул холст.
На картине был изображён Лунный Сад — деревья с серебристой листвой, тропа, теряющаяся в тумане. А в центре...
Две фигуры.
Одна — Лукас.
Вторая — сам Адриан, но с пустыми глазницами, из которых струился чёрный дым.
— Я не рисовал этого, — голос Адриана дрожал. — Проснулся — а картина уже готова.
Эмили почувствовала, как флакон в кармане становится тяжелее.

Тяжесть флакона преследовала Эмили всю дорогу до библиотеки. Мысли путались: картина Адриана, холодный след на ладони, его слова о "Нем". Она почти не помнила, как прошла знакомые улочки, толкнула массивную дверь библиотеки. Пыльный воздух, пропитанный запахом старой бумаги и дерева, встретил ее как всегда, но сегодня он казался гуще, настораживающе тихим.
София сидела за столом, разбирая старые письма. Увидев Эмили, она вздрогнула — будто ждала кого-то другого. В ее глазах мелькнуло что-то неуловимое — тревога? Растерянность?

— Где зеркало? — выпалила Эмили, не в силах сдержать нарастающую панику. Прелюдии были лишними.
— Какое зеркало? — София отложила письмо, ее пальцы слегка дрожали.
— То, что ты дала мне вчера. Чертово зеркало. Из той шкатулки! — Эмили шагнула ближе к столу, чувствуя, как стучит сердце.
София медленно подняла глаза. Бледность ее лица стала еще заметнее.
— Я не давала тебе никакого зеркала, Эмили.
Эмили похолодела. Комната словно поплыла.
— Но... вчера... ты сама... шкатулка... — слова путались, не желая складываться в осмысленную фразу.
София покачала головой, ее голос прозвучал тихо, но отчетливо:
— Шкатулка пропала двадцать лет назад. В тот день, когда исчезла твоя тётя Марго.
Тишина библиотеки вдруг стала гулкой. Эмили машинально сунула руку в карман, ощущая прохладу и вес флакона. Она вытащила его, протягивая Софии.
— А это ты мне тоже не давала?
София отпрянула так резко, что стул скрипнул по полу. Ее взгляд, полный ужаса, приковался к флакону, будто она увидела ядовитую змею.
— О, дитя... — ее шепот был едва слышен. — Он уже выбрал тебя.

Слова Софии звенели в ушах: "Он уже выбрал тебя". "Шкатулка пропала... с тетей". Эмили шла, не видя дороги, ее ноги сами несли вперед, ведомые странным, навязчивым зовом. Флакон пылал холодом в кармане, а в висках стучало одно имя: Лукас. Она не помнила, как очутилась у знакомой изгороди, как переступила границу сада, как оказалась на тропе.
Луна — огромная, неестественно близкая — висела над деревьями, заливая всё сине-белым светом, превращая мир в призрачный негатив.
И он был там. Лукас. Ждал её, будто знал, что она придет именно сейчас.
— Ты носишь его с собой, — он кивнул на карман ее платья, откуда угадывался контур флакона. Его голос был спокоен, но в этой тишине звучал громко.
— Что внутри? — голос Эмили сорвался на шепот.
— Правда.
— Чья? — она сжала флакон сквозь ткань, холод обжег пальцы.
— Моя. И твоей тёти. И всех, кто когда-либо терял здесь себя. — Он сделал шаг вперёд. Лунный свет скользнул по его лицу, делая черты еще более загадочными. — Открой его — и ты узнаешь всё. Но помни: сад возьмёт свою цену за знание.
Эмили вытащила флакон. Серебристая жидкость внутри колыхалась, будто живая. Страх сдавил горло, но под ним клокотало нечто сильнее — жажда понять.
— А если я не открою? — бросила она вызов, пытаясь скрыть дрожь.
Лукас смотрел на нее без осуждения, но с неумолимой серьезностью.
— Тогда ты никогда не узнаешь, почему боишься темноты. Почему кричишь во сне. Почему твоя тётя Марго плакала, глядя на эту самую луну в свои последние ночи здесь.
Ветер взвыл между деревьев, завывая в унисон с ее собственным смятением.
Решение пришло мгновенно, почти без участия разума. Эмили с силой дернула пробку флакона.

Девочка бежит между деревьев. Темно. Холодно. Колючие ветки царапают лицо и руки. Кто-то зовёт её — отчаянный, знакомый голос тёти: "Эмили! Беги!"
А потом — Тень. Высокая, бесформенная, вырастающая из мрака. Длинные, костлявые пальцы тянутся к ней. Шёпот, леденящий душу: "Я возьму только страх... только страх..."
Крик. Резкий, пронзительный. Белый, ослепляющий свет, разрывающий тьму. Чужие руки — сильные, но незнакомые — вырывают её из когтей холода.
И последний, обжигающий обрывок: тётя Марго стоит перед тем самым зеркалом, её лицо мокрое от слез. Губы шевелятся: "Я согласна. Заберите всё, но верните её. Верните мою Эмили".

Эмили упала на колени. Трава была ледяной.
Голова раскалывалась, мир плыл и кружился. Воспоминания, как осколки стекла, вонзались в сознание.
Лукас стоял над ней, его фигура колебалось, лицо искажалось будто под водой.
— Теперь ты помнишь, — его голос донесся сквозь шум в ушах.
— Что... что сад взял тогда? — выдавила она, едва переводя дыхание. — Что он взял у тети?!
Он наклонился, его холодный палец коснулся её лба. Прикосновение было как удар током.
— Ты скоро узнаешь, Эмили. Очень скоро.

Утро. Эмили в своей кровати.
Где флакон? Где Лукас?
Она вскочила, натыкаясь взглядом на зеркало — то самое, которого вчера не было.
В отражении за её спиной стояла тётя Марго.
И маленькая девочка, держащая Лукаса за руку.