Глава 22
Прошло больше двух недель с того самого дня, как Джесси лежала на грани — бледная, со швами на груди, с пустотой во взгляде, с болью, что держала её под водой, не давая всплыть. Эти дни были длинными, вязкими, наполненными ночами без сна, с кошмарами, с горечью во рту от лекарств и постоянного запаха крови. Хершел навещал её каждый день, Патрисия проверяла капельницы, Мэгги иногда просто сидела рядом молча. Рик… Рик был чаще, чем все остальные. Он почти не говорил, но его тень постоянно лежала у её изголовья, охраняла, молилась молча, без слов.
И вот сегодня — Джесси встала. Сначала тяжело, сдерживая стон, на руках, потом медленно, рывком, словно ломая собственное тело, поднялась, держась за кровать. На ногах она стояла неуверенно, как училась ходить, но выпрямилась. Рядом тут же оказался Дэрил — молча, без лишних слов, просто стал сбоку, подставил плечо, и они медленно пошли к двери.
Когда Джесси вышла во двор, воздух ударил в лицо тёплым ветром, пахло костром, влажной травой, далёкой пылью дороги, и она почти забыла, как это — просто стоять на улице. Рик стоял с Дейлом и Отисом, говорил о чём-то, но, увидев её, замолчал сразу, весь мир сузился только до одного — её походки, её лица, её силы, которой хватило, чтобы дойти до порога.
Он пошёл к ней. Медленно. Не спеша. Но с глазами, в которых была тревога, и гордость, и нежность, и страх, и ещё что-то большее.
Дэрил держал Джесси под руку, внимательно следил за каждым её шагом, но она уже дышала чуть глубже, и, обернувшись к нему, выдохнула тихо, хрипло, с улыбкой:
— Дикарь… как твоя нога?
Он фыркнул, не глядя прямо, но уголок его рта чуть дрогнул, и он ответил, спокойно, как умеет только он:
— Лучше, чем твои сиськи.
Джесси прыснула от смеха, тут же схватившись за грудь и поморщившись от боли:
— Придурок…
А Дэрил, за две недели, улыбнулся — упрямо, тихо, по-своему, и хрипло добавил:
— Дура.
И в этот момент Рик подошёл ближе, остановившись в двух шагах от неё, не зная — можно ли дотронуться, но зная точно — не может больше отводить глаза.
— Держи, шериф. Теперь эта ноша твоя, — буркнул Дэрил, слегка наклонившись и отпуская Джесси с плеча, аккуратно передавая её в руки Рику, она была не человеком, а чем-то слишком важным, чтобы доверить земле.
— Я тебе что, мешок? — фыркнула Джесси, но голос был слабым, скорее игриво рассеянным, чем сердитым.
И тут же, прежде чем Рик успел ответить, она почувствовала его пальцы на своей талии — надёжные, тёплые, крепкие, как опора. Она уткнулась носом ему в плечо, зарылась в ткань его курточки, вдохнула этот запах — знакомый, с примесью дыма, пота, пыли и чего-то, что было только его.
— Тебе бы ещё лежать после такого ранения, — тихо сказал Рик ей в макушку, мягко, сдержанно, но в этих словах было столько беспокойства, сколько Джесси не слышала ни от кого.
Не дав ей ничего ответить, он подхватил её на руки, это ничего не стоило, она весила не больше перышка, и понёс в сторону костра, где уже начали собираться люди — кто-то подносил еду, кто-то грел кружки с водой, кто-то накрывал простынёй брезент от утренней росы.
Рик нес её уверенно, не глядя по сторонам, весь мир перестал существовать, пока в его руках была она. Он опустил её аккуратно, почти торжественно, на тёплый бревенчатый край у огня, подсел рядом и сразу прижал её плечом, не отпуская, боялся, что снова потеряет.
Джесси немного поморщилась — в груди кольнуло, как всегда, когда слишком резко садилась, но всё равно улыбнулась, глядя вперёд, на пылающий костёр, и тихо взяла Рика за руку, переплетая пальцы, как всё, что было до этого — не боль, не страх, не Том — а только он, здесь, рядом.
И в этот почти идеальный момент, как всегда неожиданно, подлетела Эмми с горячей кружкой и весёлым выражением лица:
— Тебе не кажется, что ты как-то слишком часто хочешь умереть? — с улыбкой сказала она, явно шутя, но не попадая в настроение.
Джесси напряглась. Взгляд стал жёстче. Пальцы на руке Рика чуть подрагивали.
— Эмми, ну что ты такое говоришь, — резко вмешалась Андреа, взглянув на сестру так, что та тут же осеклась.
Джесси медленно выдохнула, улыбка на лице стала чуть натянутой, и, чтобы сбить тишину, заговорила сама:
— Тю… хотите, расскажу историю? Был такой вызов — мы даже не выехать не смогли, потому что… — она сделала паузу, глаза прищурились от света и воспоминаний — нашу часть подожгли. Прямо перед сменой. А потом… потом мы поняли, что кто-то заложил бомбу.
Люди замерли.
— Да-да… если бы тогда не успели… — она развела пальцы в воздухе, изображая взрыв. — Бум — и всё. Нас бы не было. Пламя, металл, воздух, как вакуум. Я тогда впервые поняла, что страх — это не то, что парализует. Он наоборот… делает тебя точной, как скальпель.
Рик смотрел на неё — на то, как она, поломанная, но гордая, сидит в утреннем свете и говорит о смерти, как о старом знакомом. И в его глазах было всё: любовь, гордость, страх и уважение.
Он сжал её пальцы крепче.
"Ты моя," — подумал он.
"Не потому что я выбрал. А потому что ты — осталась."
— А что было с частью дальше? — тихо, почти с интересом, но без навязчивости спросила Кэрол, аккуратно садясь рядом, протирая руки полотенцем от мыльной воды, которую только что смывала с металлической миски.
Джесси немного отвела взгляд, словно вернулась в то время, где всё ещё пахло гарью, тревогой и пеплом старых стен. Она провела пальцами по шву на своей груди, словно машинально, и выдохнула:
— Ох… куча проблем.
Голос её стал ниже, спокойнее, но в нём чувствовалась усталость — не физическая, а та, что остаётся после разочарования, пережитого несправедливости и долгих бессонных смен.
— Нас закрыли, — произнесла она медленно, будто всё ещё не верила в это. — И это… было хуже всего. Не смерть, не дым, не вызовы на взрывы или горящие дома. А вот это — когда тебе говорят: "Всё. Больше не нужно"
Она на мгновение замолчала, в её глазах мелькнуло нечто личное, уязвимое, с тем зданием рухнул кусок её самой.
— Там… началось всё с бюрократии. Финансы, недофинансирование, кто-то продал землю, кто-то хотел построить элитное жильё — стандарт. А мы… просто помеха.
Она пожала плечами, как хотела сбросить с себя тот старый груз, но он сидел глубоко, впившийся под кожу.
— Часть хотели снести, просто — выровнять бульдозером, словно она не спасла десятки жизней… как будто там не стояли наши сапоги, не висели наши каски, не плакали наши люди, не умирали друзья.
Голос её стал тише, почти шёпотом:
— Короче… проблемы с финансовой точки. И в итоге нашу часть… да, хотели снести.
Она снова замолчала. Вокруг пылал костёр, потрескивали дрова. Рик молчал, смотрел на неё, не перебивая. Эмми отвернулась, а Кэрол наклонилась чуть ближе, будто ожидая развязки.
— Но мы спасли, — наконец сказала Джесси, чуть улыбнувшись уголком губ. — Как именно — не буду говорить. Не в этом суть. Главное, что спасли.
В её голосе снова зазвучала сталь. Спокойная, взрослая, та, что не нуждается в криках, чтобы быть услышанной.
— И я осталась… до конца. Пока не убедилась, что наш дом стоит. Что дым идёт из трубы, а не из обломков.
Рик посмотрел на неё — долго, тихо, с тем странным смешением гордости и боли, которую он не мог назвать. Она спасала и там. И здесь.
"Вот ты какая," — подумал он.
"Ты не уходишь. Даже когда всё рушится."
Шейн, сидя на корточках у огня, вытирая нож о тряпку, взглянул на Джесси, с той своей прямотой, которая всегда звучала чуть грубо, но по-мужски честно:
— Вы ведь могли пойти в другую часть… ну, в соседний район, в другой округ. Зачем держаться за развалину?
Джесси медленно повернулась к нему, в её глазах не было раздражения, только усталость и глубина, которую нельзя объяснить тому, кто не жил этим.
— Нет, — ответила она просто. — Это был наш дом. Без него… мы были бы никто.
И в этих словах не было грубости. Только правда.
Правда о том, как за стенами пожарной части они жили как семья. Как завтракали, дежурили, ругались, спасали и хоронили. Как каждый угол был пропитан памятью. Как запах перегара от старого кофе на кухне смешивался с тревогой ночных вызовов. Как тишина дежурной комнаты могла звучать громче сирены.
— Дом — это не здание, — тихо добавила она, уже почти себе. — Это место, где ты стал собой.
Шейн молча кивнул, не глядя прямо, и больше ничего не сказал.
А Рик… Рик смотрел на неё, и понимал: она осталась, когда другие уходили. Осталась не потому, что некуда было идти. А потому что верность для неё — не слово. Это кость. Это стержень.
Рик медленно наклонился, тени от огня колыхались на его лице, и мягко поцеловал Джесси в висок, задержавшись на секунду, этим касанием хотел сказать больше, чем могли бы слова. Джесси почувствовала, как его губы коснулись кожи — тепло, уверенно, без лишнего, и улыбнулась, не глядя прямо, просто от того, что он здесь, рядом, живой, её.
Лори наблюдала за этим со стороны. Она стояла немного в отдалении, с кружкой в руках, сделала вид, что ищет взглядом Карла, но на самом деле не отрывала глаз от Рика, от того, как он приобнял Джесси за плечи, от того, как та склонилась к нему, как ничего не изменилось, кроме боли в груди. Лори прикусила губу, опустила глаза в чашку, в голове метнулась чёткая, тёмная мысль:
"Та чего же ты не сдохнешь никак, а?"
Но на лице её не дрогнуло ничего — только лёгкая маска спокойствия, за которой кипело не прощение, а злость, накопленная за каждый раз, когда он выбирал не её.
Мэгги и Бет, весело переговариваясь, раздавали еду — простую, но горячую, в мисках с тёплым паром. Костёр потрескивал, и над ним клубился запах тушёного мяса с фасолью. Бет подала свою миску Джесси, аккуратно, как медсестра, и та подняла на неё тёплый взгляд.
— Спасибо, Бетти, — мягко сказала Джесси, и Бет сразу заулыбалась, будто это было самым искренним благодарением за день.
Джесси выпустила руку Рика, не потому что хотела уйти, а потому что было время просто поесть — с нормальным аппетитом. Она осторожно взяла ложку, подула на горячий кусок, чуть поморщилась от боли в ребрах, но начала аккуратно есть, с тем самым выражением лица, когда пища — это не просто еда, а знак: "я ещё здесь, я восстанавливаюсь, я живу."
Рик остался рядом. Он не говорил ничего, только смотрел на неё, на то, как её пальцы двигаются, как ложка касается губ, как в уголках глаз появляется свет. И в этой тишине он понял:
ничего ценнее сейчас не существует.
— Лори, какой у тебя уже месяц? — неожиданно спросила Джесси, будто невзначай, но на самом деле — очень осознанно, потому что этот вопрос давно вертелся в голове, как застрявший гвоздь, мешая спать, мешая думать.
Лори, что только что села рядом с Шейном и Карлом, как всегда, на автомате, напряглась, но скрыла это за короткой усмешкой. Шейн тут же обнял её за плечи, демонстративно, как отрезая: "она — со мной, не трогай"
— Зачем тебе? — отозвалась Лори быстро, чуть холодно.
Джесси нахмурилась, в глазах мелькнула боль, не от слов — от смысла. Она кивнула, себе:
— Верно… не зачем, — и отвернулась к Рику, чьё плечо стало для неё привычным щитом от всего остального. Он взглянул на неё, но промолчал, чувствовал: сейчас лучше быть просто рядом.
А внутри Джесси снова зашумело.
"Живот уже видно. Не только мне. У Лори походка меняется. Она устает. Становится раздражённой. Значит… совсем скоро."
Она опустила глаза на костёр. Языки пламени плясали, как линии будущего — резкие, нестабильные, горящие в никуда.
"Если Лори вот-вот родит… значит, мы почти у точки. Мы близко. Я чувствую, как это всё снова приближается, как кольцо сжимается. Скоро кто-то из них скажет: "Есть одна локация. Старая тюрьма. Высокие стены. Защищено."
Она стиснула пальцы на коленях.
"Нет. Мы не можем туда. Я не позволю. Это место… оно разъест всех изнутри. Лори сломается. Шейн станет хуже. Карл увидит слишком много. А Рик…"
Сердце кольнуло.
"Рик снова потеряет себя."
Она посмотрела на него — он что-то тихо говорил с Дейлом, но держал её за руку, пальцы едва двигались, но были живыми, сильными. Он ещё был собой, её Риком. Пока.
"Если мы окажемся в той чёртовой тюрьме, я потеряю его. Мы все."
Джесси выдохнула и посмотрела в небо, в утренний свет между облаками. Лицо стало спокойным. Но внутри уже зрело решение.
"Я не дам нам поехать туда. Даже если придётся врать. Даже если придётся увести их с маршрута. Даже если… придётся остаться одной."
Когда люди начали расходиться после завтрака, костёр всё ещё потрескивал, воздух стал чуть прохладнее, а солнце мягко скользило по лицам тех, кто убирал посуду, кто просто сидел в тишине. Джесси уже почти доела, положила ложку, выдохнула и чуть откинулась назад, позволяя себе пару лишних секунд покоя.
Рик встал первым, отряхнул штаны, подался вперёд и уже потянулся, чтобы поднять её, как делал это всё последнее время, автоматически, осторожно, как будто она могла рассыпаться в руках.
Но Джесси вскинула брови и, усмехнувшись, остановила его:
— Даже не думай, шериф.
И тут же скривилась, когда резкий толчок от смеха отозвался болью в груди. Она сделала паузу, стиснула зубы, медленно перевела дыхание, но не отступила. Только протянула руку вперёд — открыто, по-простому, с тем молчаливым уважением к его заботе, но и с твёрдой решимостью:
— Помоги мне просто встать. Остальное я сделаю сама.
Рик нахмурился, но протянул руку — не как к хрупкой раненой, а как к сильной женщине, которой просто нужно немного равновесия.
— Джесси… ты ещё слаба, — тихо сказал он, не отводя взгляда.
— Я ещё собираюсь вернуться в нашу квартиру, — с лёгкой дерзостью ответила она, вцепившись пальцами в его ладонь и медленно поднимаясь на ноги, — а не спать в той коморке рядом с храпом Дэрила.
Она выпрямилась, стоя немного ближе, чем надо, её дыхание всё ещё было неровным, но в глазах появилась искра.
— Или ты уже меня выселил, а? — добавила она с усмешкой, глядя ему в глаза, почти игриво, но с тем теплом, которое могло принадлежать только ему.
Рик усмехнулся, покачал головой, не отпуская её руку, и тихо сказал:
— Даже не думал. Я ждал тебя.
Подъём по лестнице был пыткой. Каждая ступень давалась Джесси с трудом — не физически, а морально: тело ещё не восстановилось, грудная клетка саднила при вдохе, ноги дрожали от слабости, а спина ломилась под собственной тяжестью. Рик шёл рядом, чуть сзади, не подгоняя, не торопя, просто был рядом, готовый в любую секунду подхватить, если она пошатнётся.
Джесси сделала ещё один шаг, сжав перила, и тихо простонала сквозь зубы:
— Господи, почему квартира на самом верху?..
— Ну, ты же сама выбрала, — усмехнулся Рик, и в его голосе не было ни капли упрёка — только усталая, искренняя доброта.
— Еее… нет, — выдохнула Джесси, остановившись на мгновение, вытирая лоб тыльной стороной ладони, — там моя квартира. А живём мы сейчас в твоей.
Она снова двинулась вперёд, и, несмотря на боль, засмеялась — негромко, хрипло, но искренне.
— И какого, скажи мне, ты решил взять квартиру прямо рядом с моей?
— Чтобы видеть, когда ты засыпаешь у окна, — спокойно ответил Рик, не думая, — и чтобы успеть поймать, если решишь выйти на крышу и орать на весь лагерь.
Джесси хмыкнула, опираясь на стену.
— Один раз… один раз я так сделала.
— И я не мог перестать об этом думать, — тихо добавил он, — так что, по сути, всё логично.
Она обернулась, посмотрела на него с прищуром, тяжело дыша, но с улыбкой, что прятала благодарность.
— Ты упрямый, Граймс.
— Ты тоже, — отозвался он, — иначе я бы давно тебя понёс.
— Я почти сдалась, — призналась она, глядя вверх на последние ступени. — Но нет. Я… сама.
Как только дверь за ними закрылась и воздух наполнился привычным запахом квартиры — смесью пыли, старого дерева и чего-то удивительно тёплого, родного, — Джесси, не снимая обуви, просто рухнула на кровать, раскинув руки в стороны, словно звёздочка, и тяжело выдохнула.
— Какие у тебя планы, шериф? — пробурчала она, не поворачивая головы, голос усталый, но с искрой в нём.
Рик, не отвечая сразу, проверил затвор револьвера, сдвинул куртку, и только потом сказал спокойно:
— Собираюсь пройтись по ловушкам вокруг дома. Проверить, всё ли на месте. А потом… возможно, сгоняю в город.
— В город? — удивлённо переспросила Джесси, резко приподнявшись на локтях, забыв на мгновение, что ребра ещё болят.
— Я тоже хочу, — быстро добавила она, с тем тоном, в котором уже слышалась готовность спорить.
Рик бросил на неё взгляд, как на упрямого ребёнка, и, проверяя количество патронов, сказал спокойно, но жёстко:
— Даже не думай.
— Риииик, ну пожалуйста, — потянула Джесси, уже поднимаясь с кровати, шевелясь как можно медленнее, подкрадывалась к его слабости.
— Ты даже ходишь с трудом, так что нет, — отрезал он, защёлкнув барабан и вешая оружие на пояс.
Но Джесси уже подошла вплотную. Лёгкий шаг, почти кошачий. Она подняла руку, коснулась его щеки, провела по скуле пальцами — и, когда он обернулся, потянулась губами к его щеке, нежно, тёпло.
— На меня это не подействует, — засмеялся Рик, тихо, чуть хрипло, ощущая, как её язык скользнул по его шее, оставляя след тепла и мурашек по позвоночнику.
— Зануда, — буркнула Джесси, и, не дождавшись нужного эффекта, развернулась на пятке и пошла обратно к кровати, делая вид, что обиделась, хотя на губах всё ещё играла полуулыбка.
Рик проводил её взглядом, чуть качнув головой.
Как только Рик ушёл, закрыв за собой дверь, Джесси осталась в квартире одна. Она не спешила ни раздеваться, ни двигаться — просто опустилась обратно на кровать, медленно, словно опускаясь в воду. Тело болело, но больше болела тишина. Та, что оставалась, когда он уходил.
Она легла на бок, подтянула ноги и закрыла глаза. Сердце билось неровно, но дыхание постепенно выравнивалось. Тепло матраса обволакивало, и глаза потянули вниз, в сон, где всё начиналось с мягкого света и приглушённых звуков...
...но вскоре свет потемнел, а звуки стали глухими, как будто через воду.
Она увидела лагерь — не такой, как он был у них, а тот самый, из воспоминаний, чужой, знакомый только по экранам. Всё шло точно по сценарию. Только её там не было.
София побежала в лес. Все кричали. Искали. Бежали. И не находили.
Джесси стояла в стороне — невидимая, бесплотная, как призрак, как зритель, что не может кричать, не может вмешаться.
"Я ведь тогда спасла её…" — пронеслось в ней, но тут же пришло осознание: "нет, не спасла. Потому что тебя никогда не было."
Потом — ферма. Ночь. Ходячие прорываются. Паника.
Крики. Кровь. Патроны заканчиваются. Кто-то падает.
Рик стреляет. Глен орёт.
И снова — она вне. Не с ними. Где-то за стеклом.
Потом тюрьма. Серые стены. Мрачный свет.
Лори бледнеет. Роды. Мегги в панике.
Шепчет: "Она рожает…"
И кровь.
Слишком много крови.
Рик кричит. Потом воет. Потом... ломается.
Он идёт вглубь, туда, откуда уже не вернётся.
Глаза пустые. Борода небритая. Он разговаривает с трубкой.
С трупом. С воздухом.
Своей болью.
А Джесси — смотрит.
Словно всё это кино, но от которого не отвернуться.
Она тянет руку. Кричит:
— Рик! Я же… я здесь…
Но он не слышит.
Он не знает её.
Она — пустое место. Она не существовала.
Слёзы подступают, и Джесси в сне начинает задыхаться.
"Если меня не было… всё рухнуло. Я — была важна. Хоть немного. Хоть где-то. Господи… я была нужна…"
И тогда она вскрикивает, резким вдохом, просыпаясь, сжимающаяся в животе, будто вырвалась из ледяной воды. Комната — темна. Рика нет. Только стены. Тишина. И холод от собственного крика.
Она села. Слёзы — тихо. Без истерики. Просто текли.
Потому что хуже смерти — это знать,
что тебя могло не быть.
И всё пошло бы по-настоящему плохо.
Джесси резко открыла глаза, и первое, что ощутила — тихо пульсирующая боль в боку. Комната была темной, окно полуприкрыто, и за ним уже ночь — глубокая, прохладная, с гулом ветра, что шевелил старую антенну на крыше. Она встала, опираясь на стену, и в следующую секунду поняла — спала весь день. Сердце сжалось, ладони похолодели от неясной тревоги.
И вдруг — крик.
Громкий, разрывающий, женский, срывающийся на плач и страх.
Громкий, разрывающий, женский, срывающийся на плач и страх.
Не думая, Джесси рванулась вниз, так что отзывалось болью в груди каждым ударом, но она не остановилась. Она бежала. Потому что знала — это не просто что-то. Это что-то важное. Что-то, чего не должно было быть сейчас.
На лестничной площадке она почти врезалась в Мэгги, которая стояла у перил, глядя вниз с тревогой в глазах.
— Что случилось?! — выдохнула Джесси, хватая её за руку.
— Лори... — прошептала Мэгги. — У неё живот. Болит. Схватки или… что-то не так. Она кричала. Сильная боль. Шейн с ней. Патрисия побежала. Хершела нет. Он ушёл за город сегодня утром с Гленом и Риком.
У Джесси пошатнулась земля под ногами.
"Чёрт. Этого не было. Не сейчас. Не в этот момент."
— Что… почему?! — прошептала она вслух, не Мэгги — себе, пытаясь вычленить, где всё пошло иначе.
— Всё должно было быть нормально. Ещё рано. Слишком рано. В сериале этого не было. Этого периода — не показали. Они просто искали тюрьму… Лори держалась, ребёнок... выжил… чёрт. Я не знаю, что делать.
Она почувствовала, как боль снова вспыхнула под ребром, и схватилась за грудь, как огонь снова разорвал свежий шов. Но остановиться она не могла. Не сейчас.
Стиснув зубы, пошла вперёд, шагая, как в тумане, через боль, к квартире Лори и Шейна.
Она слышала, как внутри Лори стонала, кричала, как Шейн что-то орал Патрисии, требовал что-то, как Карл звал маму, и сердце Джесси било тревогу:
"Я здесь. Я должна быть здесь. Даже если не знаю, что делать. Я просто… не могу дать этому пойти не так."
Джесси вбежала в квартиру, где стоял запах пота, крови и паники, и тут же остановилась, словно налетела на невидимую стену. В ту же секунду она увидела: Лори лежала на спине, вся в поту, глаза закатаны, губы дрожали, а между ног — кровь, уже впитавшаяся в простыню, глубокое тёмное пятно, которое продолжало расширяться.
Рядом Патрисия дрожащими руками держала полотенце, но было видно — она не знает, что делать. Лицо побледнело, губы шептали молитвы. Шейн стоял у изголовья, сжимая руки Лори, то крича, то моля, а Карл прижался к стене, вцепившись в дверной косяк, испуганный, белый, как бумага.
— Чёрт... — только и успела подумать Джесси.
И тут — вспышка.
Воспоминание.
Её смена. Её мир. Та беременная девушка после аварии. Кровотечение. Она тогда выжила только потому, что кто-то знал, что делать.
Джесси вспомнила всё.
— Уйди! — крикнула Лори, срываясь. Глаза её были полны ужаса. — Не трогай! Уйди!
Но Джесси уже шла вперёд, сжав зубы, не обращая внимания на то, как что-то рвётся в груди, как шов на теле под футболкой разошёлся, и тёплая кровь начала просачиваться сквозь ткань.
— Хершела нет, — сказала она жёстко, опускаясь рядом с кроватью. — А я могу помочь.
Она не кричала. Она просто взяла на себя всё.
Как делала тысячи раз до этого.
— Патрисия, дыши ровно. Мне нужно полотенце. Чистое. Всё, что есть. — Голос был стальным. — Шейн, отпусти её руки. Если хочешь помочь — не мешай.
Она опустилась к Лори, её рука проверила пульс — слабый, нестабильный, давление явно падало. Другая — осторожно пошла к животу, нажимая по точкам, слушая, чувствуя:
— Слишком много напряжения. Плод двигается… но не опускается. Это не роды. Это отслойка.
Все в комнате замерли.
Джесси подняла глаза, полные огня:
— Нам нужно остановить кровь. И молиться, что в ближайшие двадцать минут кто-то вернётся с Хершелом. Иначе…
Она не договорила.
Потому что не имела права говорить “иначе”.
— Шейн! Найди Хершела. Срочно! — резко, хрипло бросила Джесси, не поворачивая головы. Голос не терпел возражений. Не просила. Приказала.
Шейн замер, побелел, но молча выбежал, стиснув кулаки, будто только это и удерживало его от паники.
А Джесси осталась. В крови. На коленях. Всё вокруг было размытым — только Лори, под ней, горячая, тяжёлая, с дрожащими руками и кожей, мокрой от пота.
— Дыши… спокойно… — шептала Джесси, не себе, не Лори, а, кажется, просто в воздух, чтобы не сорваться.
Её руки действовали автоматически, словно тело вспомнило быстрее, чем разум успел дать команду. Она вколола лекарство — обезболивающее и лёгкий сосудосуживающий.
Кровь почти остановилась. Давление по ощущениям стабилизировалось, хотя пульс всё ещё скакал.
Джесси плотно прижала компресс, крепко, не боясь боли Лори — теперь важнее была жизнь.
— Ещё немного. Потерпи. Не сейчас. Не вот так. Не без Хершела, — шептала она, почти себе под нос, и губы у неё были бледные, потому что её собственная кровь всё ещё стекала по боку из-под футболки, темнея пятном до пояса, но она даже не замечала.
Кровь почти остановилась. Давление — не упало. Дыхание Лори стало ровнее. Всё держалось на тонкой грани, и Джесси чувствовала: ещё немного — и сердце не выдержит, не её, а Лори. Но она удержала.
Шаги.
Шейн влетел первым, распахнув дверь так резко, что воздух дрогнул. За ним — Хершел, с сумкой, уже на ходу натягивая перчатки. Сзади — Гленн, тяжело дышащий, и Рик, у которого взгляд метался, пока не остановился на крови на руках Джесси.
— Я… я вколола ей обезболивающее, немного сосудосуживающего, — выдохнула Джесси, отходя от кровати. Голос был глухой. — Пульс нестабильный. Выкидыша не произошло, но я не знаю… что с ребёнком. Он… он пока был живым.
Она уступила место Хершелу, и тот тут же опустился рядом с Лори, проверяя пульс, глаза, живот, без слов. Он знал, что делать.