Глава 10. Разгадывая ключ
Сфинкс дышал.
Его каменные бока поднимались и опускались, как у живого существа, а горячий песок под нами пульсировал в такт этому ритму. Передо мной висели два образа, проецируемые из его глаз:
Путь Силы:
Я видела себя стоящей на вершине Великой пирамиды. Мои руки подняты к небу, из каждого пальца бьют лучи ослепительного света. Внизу, в тени, мелькали фигуры — миллионы людей, склонившихся в поклоне. Но когда камера (если это была камера) развернулась, я увидела — за моей спиной нет Захи. Только пустота и чёрные иероглифы, пожирающие камень.
Путь Правды:
Темная комната, освещённая лишь одной масляной лампой. Мы с Захи сидим за столом, перед нами — свиток с печатью в виде лапы Сфинкса. Его рука (уже почти здоровая) лежит на моей. Но за дверью что-то скребётся... что-то большое, дышащее, голодное.
— Выбирай, — прошептал Сфинкс. Его голос напоминал скрип древних жерновов. — Но помни — каждое решение создаёт новую реальность.
Я посмотрела на Захи. Он лежал у моих ног, чёрные линии теперь покрывали всё его лицо, кроме одного глаза — того самого, кариего, тёплого, в котором я впервые увидела что-то большее, чем просто интерес историка.
— Я...
Мои пальцы сами потянулись к Пути Правды.
Сфинкс засмеялся.
Очнулась я в той самой тёмной комнате из видения.
Захи сидел напротив, его кожа почти очистилась от чёрных линий, но глаза... Боги, его глаза были теперь полностью золотыми, без зрачков, как у статуи.
— Ты сделала выбор, — сказал он, и голос звучал чужим — слишком глубоким, слишком древним.
На столе перед нами лежал свиток. Знакомый. Тот самый, что бабушка показывала мне в детстве, называя "семейной реликвией".
Я развернула его дрожащими руками.
Текст гласил:
"Когда Ключ и Хранитель станут одним, врата откроются. Но цена будет выплачена кровью того, кто любим более всего."
Внизу — рисунок. Женщина (я?) стояла перед Сфинксом, а у её ног лежало тело с лицом Захи.
— Что это... — начала я.
Дверь за спиной Захи дрогнула.
Оно вошло без звука.
Существо с телом человека и головой шакала — точь-в-точь как на фресках в храме. Его шкура была покрыта теми же иероглифами, что и моя кожа, только выглядящими как шрамы.
— Анубис, — прошептал Захи. Нет, не Захи — что-то, говорившее его голосом.
Шакалоголовый бог (демон? охранник?) склонился надо мной. Его дыхание пахло могильной землёй и миррой.
— Жрица должна подтвердить жертву, — произнёс он.
И протянул мне нож.
Тот самый. Кривой, с рукоятью из слоновой кости. Тот, что стал частью меня.
Я посмотрела на Захи. Настоящего Захи. Его золотые глаза наполнились ужасом, когда он понял.
— Афина... нет...
Дверь за ним распахнулась, и я увидела её — женщину с папирусной вуалью. Только теперь вуаль была сорвана.
Под ней было моё лицо.