Глава 9. Грани миров
Ночь после битвы тянулась бесконечно. Я тащила бесчувственное тело Захи через пустыню, которая с каждым часом становилась все более... неестественной.
Песок под ногами то превращался в стеклянные шарики, звенящие при каждом шаге, то впитывал кровь с моих пораненных ног, оставляя после себя алые кристаллы. Воздух гудел, как гигантский гонг, и этот звук проникал прямо в кости, заставляя зубы ныть.
К утру (если это был рассвет) мы вышли к озеру. Но вода в нем была густой, как ртуть, и отражала не нас, а какие-то другие фигуры — то ли наших двойников, то ли нас из прошлых жизней.
— Держись... — хрипела я, перевязывая расползающиеся носилки из кактусовых волокон. Руки дрожали, а иероглифы на предплечьях пульсировали тревожным фиолетовым светом.
Захи был почти невесомым. Его тело постепенно превращалось в нечто промежуточное — плоть смешивалась с песком, оставляя после каждого моего прикосновения золотистые следы на коже. Только левый глаз оставался нетронутым, слезясь от боли, которую он уже не мог выразить словами.
Когда раздался звон колокольчиков, я сначала подумала — галлюцинация.
Но караван появился из дрожащего марева во всей своей жутковатой реальности:
- Слепые верблюды с позолоченными веками, чьи копыта оставляли на песке не следы, а... слова. Древние проклятия.
- Черные клетки из древесины, которой не могло быть в пустыне — слишком гладкой, будто отполированной тысячами рук.
- Пленники за решетками. Один бился головой о прутья, и с каждым ударом его лицо менялось — то старик, то ребенок, то женщина...
Погонщик в бронзовом шлеме шагнул нам навстречу. Его плащ был сшит из... нет, не ткани. Из пергаментных свитков, исписанных знакомыми иероглифами.
— Двое до Подножия? — Голос звучал так, будто исходил сразу из всех клеток разом. — Последний рейс перед рассветом.
Я почувствовала, как Захи слабо сжимает мою руку. Его пальцы были холодными, как камень под утренним небом.
— Что это за место? — спросила я, показывая на озеро, где теперь плавали светящиеся медузы из песка.
Шлем скрипнул, когда погонщик наклонил голову:
— Граница. Где заканчивается путь кающихся и начинается дорога избранных. — Он протянул руку, и я увидела, что его ладонь покрыта точно такими же иероглифами, как у меня. — Ты ведь чувствуешь? Он зовет тебя.
Где-то вдали, за горизонтом, завыл ветер. Но это был не ветер — это был голос.
"Афина..."
Клетка оказалась больше внутри, чем снаружи.
Стены дышали, расширяясь и сужаясь, как легкие. Пол был покрыт странными мозаиками — при ближайшем рассмотрении они складывались в карту нашего пути, где каждая дюна была отмечена чьим-то именем.
— Смотри, — прошептал погонщик, указывая на "дно" клетки.
Дерево стало прозрачным, как стекло. Внизу...
Первое отражение:
Бабушка качает колыбель. Но это не я в ней. Не совсем. Существо с моими глазами, но с кожей, покрытой чешуйками. На стене — тень с головой шакала.
Второе отражение:
Захи в ритуальных одеждах стоит перед алтарем. Но это не тот Захи — у этого глаза полностью черные. В руках он держит не скарабея, а... младенца.
Третье отражение:
Я стою перед Сфинксом. Но статуя живая — ее каменные губы шевелятся, золотые слезы катятся по щекам.
— Мы все лишь сосуды, — сказал погонщик, снимая шлем.
Под ним не было лица — только вращающиеся иероглифы, складывающиеся в разные выражения: улыбку, гримасу боли, безмятежность...
Захи застонал. Черные линии на его теле образовали новую фразу:
"ОН ЛЖЕТ"
Мы вышли на берег из жидкого света.
Сфинкс возвышался перед нами, но это был не музейный экспонат. Он дышал.
Каменные бока ритмично поднимались и опускались. Глаза — настоящие, янтарные, с вертикальными зрачками — следили за каждым нашим движением. А когда он заговорил, песок вокруг начал вибрировать в такт словам:
— Маленькая жрица вернулась. — Голос был одновременно шепотом и громом. — И принесла мне... подарок.
Его пахнуло серой и миррой, когда гигантская морда наклонилась к Захи. Длинный язык, покрытый золотыми шипами, лизнул черные линии на его коже.
— Еще живой. Как трогательно.
Я сжала кулаки, чувствуя, как иероглифы на руках загораются:
— Что с ним?
Сфинкс засмеялся. Из его пасти посыпались крошечные кости:
— Умирает, конечно. Ты же сама начала процесс. — Глаза сузились. — Но выбор еще есть.
Перед нами возникли два образа:
1. Путь силы: Я стою на вершине пирамиды, из моих рук бьют лучи света. Захи нет рядом.
2. Путь правды: Мы вдвоем в темной комнате. На столе — свиток с печатью. И что-то шевелится за дверью...
— Одно исключает другое, — прошептал Сфинкс. — Как всегда.
Где-то в глубине его каменной груди забилось сердце.