Отражение говорит первым
Телефон в подвале старой ратуши продолжал звонить, хотя Чонгук уже держал трубку у уха.
Тишина. Но не пугающая. И не мёртвая.
Это была ожидающая тишина — как будто что-то держало дыхание, чтобы не спугнуть его. Он сделал вдох.
— Я здесь, — сказал он. — Я помню.
И тогда голос вернулся.Но не мужской, не механический. Женский. Глухой. Едва различимый.
— "Ты говорил им: «Успокойтесь, ничего не происходит». А сам видел сводки. И молчал.
Они просили — не громко, не дерзко.
А ты боялся, что потеряешь лицо."
Он не узнал этот голос сразу. Но сердце уже догадалось. Это — Юри. Девочка, чьё исчезновение положило начало.
— Я... не мог тогда... Я был никем. Я думал, если промолчу — смогу подняться, и потом помочь.
— "А потом ты забыл.
Помощь, обещания, страх. Забыл нас.
Зато запомнил, как стоять красиво перед камерами."
Он закрыл глаза.
— Где ты?
— "Здесь.
В голосах. В зеркалах. В ней. Мина слышит нас всех. Но чтобы услышать её, тебе придётся сказать правду."
Он вышел из подвала. На улице стоял утренний туман. Город просыпался. Он — нет.
Он сел в машину и открыл ноутбук.
Зашёл в облачное хранилище пресс-службы.
И впервые за всё это время — ввёл код доступа к удалённым речам. Там было всё.
Черновики. Цензурированные версии.
И настоящие показания родителей детей.
Он открыл файл. Видео. Мать Юри. Распухшие глаза. Шарф в руках — последний подарок дочери.
— «Она звонила мне. Плакала. Сказала, что слышит кого-то...Что тот человек говорит ей уйти, что её никто не любит, никто не услышит. Я пыталась найти её.
Но когда пришла в полицию...Они уже всё знали. Потому что вы им сказали — что это неважно.»
Файл обрывался на крике. Его когда-то вырезали. Он — лично. Чтобы избежать «паники в обществе». Теперь эти крики слышал он. Громче, чем любой звонок.
Он нажал «восстановить» и переслал видео в прессу. Анонимно. Без имени. Это было его первое немолчание. Он не знал, изменит ли это что-то. Но это был ответ. И голос — отступил. На час. На два. А потом...
Он вернулся домой. Открыл дверь — и увидел лампочку в ванной, мигающую прерывисто.
Он вошёл. На зеркале — отпечаток руки.
Маленькой. Детской. Под ним — надпись:
"Ты начинаешь слышать. Теперь услышь её."
Он открыл шкаф с документами. Вынул старую коробку, куда Мина складывала то, что «казалось странным». Внутри:
— Салфетка с рисунком круга и крестом.
— Фото с детского праздника, где на заднем фоне стояла фигура в чёрном.
— И диктофон. Он включил его.
— "Если ты слушаешь это, значит, я уже с ним. Не бойся. Он не убивает. Он отражает.
Он показывает тебе тебя самого. Я рядом. Просто ты никогда не умел смотреть в тени."
Он зажал диктофон в ладони. Мина... всё это время знала. Готовилась. Не спасалась — шла навстречу.
На утро он поехал в дом её детства — маленький пригород на окраине города. Место, которое она всегда избегала обсуждать. Дом был закрыт. Но он знал, где искать. Мина однажды показала ему старый сарай — «только не заходи туда, хорошо?»
Он вошёл. Пыль. Прелая ткань. И... зеркало.
Старое, треснутое. На нём — записка.
"Смотри. Не на себя. А сквозь."
Он сделал шаг ближе. И увидел не своё отражение. А её. Мина. В белом. В темноте.
Стоит. И молчит. Он потянулся к стеклу.
И в этот момент отражение двинулось — не синхронно. САМОСТОЯТЕЛЬНО.
Мина в зеркале подняла палец к губам.
Т-с-с-с. А потом — указала в сторону пола.
Чонгук опустился. Под досками — что-то блеснуло. Он вытащил — её кулон. Тот, который она всегда носила.
Внутри — microSD-карта.
Он вернулся домой и вставил карту в ноутбук.
Один файл. Видео. Мина. Говорит языком жестов. На экране — субтитры, которые она сама добавила.
«Если ты смотришь это, значит, ты готов услышать. Готов не молчать. А значит — готов вернуть меня. Но сперва ты должен сделать это *публично. Не в подвале. Не ночью.
А прямо перед их глазами.»
Камера приблизилась к её лицу.
Она улыбается — слабо, но не испуганно.
«Он питается тайным. А правда — это свет. Так включи его, наконец.»
Он понял. Следующий шаг — выйти в эфир.
Сказать всё. Не только о Мине. О себе.
О голосе. О молчании, которое стало цепью.
И он будет это делать — даже если в следующий раз услышит свой голос уже не в голове... а в пустой трубке.