3 | не беги от себя
Sufjan Stevens - Fourth of July
Billie Eilish - No Time To Die
KA$TRO - In Essence
С самого первого воспоминания мама — единственный человек, который всегда был рядом. Тот, кто может подставить своё плечо для Лу, когда это необходимо. Тот, кто смотрит на ситуацию с точки зрения гораздо большего опыта и даёт советы — хоть порой в детстве Лу и считала их бредовыми, поскольку думала, что взрослый не в состоянии понять чувства ребёнка. Мама была тем человеком, который каждым своим словом и действием старался сделать жизнь Лу чуточку лучше. Она прилагала все силы, даря дочери огромное количество счастливых воспоминаний и значимых моментов, и всегда помогала подняться, когда та совершала ошибки.
Первый поход в парк аттракционов, где они съели так много сладкой ваты, что заболели животы. Катание на четырёхколёсном велосипеде, когда мама позволила Лу, совсем ещё не способной удержать руль, самой управлять. Этот инцидент привёл к разбитой коленке и огромной шишке на лбу, из-за которой девочке в детском саду дали прозвище Единорог. Совместный просмотр ужастиков, когда мама на страшных моментах специально пугала Лу ещё больше, смеясь с её ворчаний в духе: «Не буду больше с тобой ничего смотреть!». Симпатия к мальчику из параллельного класса, который не разделил наивные детские чувства, и первая купленная камера — всё это Лу пережила с мамой.
Отца она никогда не видела. Мама совсем не рассказывала о нём, а узнать хоть какую-то информацию у дяди Ника не удалось — они не были лично знакомы. Единственное, что Лу когда-то услышала от него: роман родителей продлился несколько месяцев, а после, узнав о беременности, отец исчез, будто его никогда и не было. Лу откровенно завидовала своей подруге Катарине — большая семья с любящими друг друга родителями, а также семидесятилетняя бабушка, которая боготворит внучку. Дедушка Лу умер от инсульта из-за оторванного тромба, когда она была ещё совсем маленькая. Что же касается бабушки — после смерти мужа она поругалась со своими детьми и теперь они не общаются. Девушка последний раз видела её в возрасте шести лет.
В младшей школе Лу общалась со всеми одноклассниками на поверхностные темы, не открываясь никому. Ни с кем не сближалась — не видела в этом необходимости: мама всегда рядом, пусть и не всё понимает. Лу также насмотрелась и на то, как одноклассницы порой сговаривались и травили своих некогда бывших подруг. Такое зрелище напрочь отбило желание быть с кем-то из одноклассников близкими друзьями.
Однако, когда её в самый первый день учёбы в средней школе посадили с Катариной, мнение о дружбе приобрело для Лу совершенно иное значение. Девочки сразу же нашли общие темы для обсуждения: творчество, подростковые сериалы, которые по возрастному ограничению им порой нельзя было смотреть, и, конечно же, мальчики. Лу чувствовала, что у неё наконец появилась желанная сестра. До встречи с подругой она даже и не задумывалась о том, какое же чудо — иметь возможность обсуждать интересующие темы с тем, кто в них тоже разбирается.
С Катариной они проводили почти всё свободное время после уроков. Лу даже несколько раз оставалась у неё с ночёвкой, во время которых подруги не спали до самого утра. Однако, когда Катарина сообщила по телефону, что мама принесла флаер с рекламой прослушивания в балетную школу, Лу поняла — теперь всё свободное время подруга будет занята.
***
— Ну-ка, сделай лицо попроще, — беззаботно сказала женщина, смотря на сидящую напротив десятилетнюю девочку в белой пачке, хмуро поедающую слегка подтаявшее от разгулявшегося солнцепёка фисташковое мороженое: — Дай я тебя сфотографирую на память.
— Я не хочу больше заниматься балетом! — девочка недовольно посмотрела в карие глаза сидящей напротив женщины и, зачерпнув ложкой большой кусок мороженого, уверенно проговорила: — Не пойду туда!
Женщина вздохнула и встала из-за деревянного стола уличной беседки, расположившейся напротив балетной школы — они вышли оттуда несколько минут назад. Второй этап прослушивания прошёл удачно: девочка выступила почти без изъянов, кроме вечно путающихся ног, которые то и дело поворачивались в разные стороны. Отрепетированный танец это, конечно, испортило, но жюри, кажется, были довольны. Однако, как только она подошла к маме, то сказала, скривив губы: «Уходим отсюда» — оставив ту в полном недоумении.
Мама поправила манжеты своей белой рубашки и подошла к дочери. Девочка проследила за её действиями и, выпрямив осанку, гордо подняла подбородок, когда та присела рядом.
— Лу, ты же так хотела этим заниматься! Так загорелась этим, когда Катарина сказала, что будет прослушивание. Если переживаешь насчёт оценок, то, я думаю, ты пройдёшь. — И тут её словно осенило — что-то, о чём она сразу не подумала. Приподняв брови, мама взволнованно спросила: — Вы что, поссорились?
— Нет, мам, — недовольно фыркнула девочка, поднося ко рту ложку с остатками мороженого, которое она так тщетно пыталась собрать из стаканчика до последней капли.
— Что тогда случилось? — не унималась мама.
Лу почувствовала груз, который сама тяжким бременем взяла на себя без особого желания. Разочарование вперемешку с отдалённо слышным голосом вины перед собой, пытающимся пробиться сквозь собственное наваждение о страстной любви к балету. Повернувшись к маме всем телом, она потупила взгляд. Теперь он был сфокусирован на маленьких пальцах, которыми она всегда хрустела от бушующих нервов. Обречённо вздохнув, Лу быстро протараторила:
— Я хотела заниматься балетом только для того, чтобы мы с Катариной не перестали общаться. А вообще он мне никогда не нравился. Не хочу, чтобы у нас разошлись интересы, и дружбе пришёл бы конец.
Внимательно выслушав чистосердечное признание, мама заправила за ухо выбившуюся у виска прядь тёмно-русых волос — от этого её вид словно стал строже — и изумлённо уточнила:
— Почему ты думаешь, что вы перестанете общаться, если у вас разойдутся интересы?
— В балетной школе у Катарины будут новые друзья, близкие по духу. А что я? Да и к тому же всегда так бывает: когда друзья начинают увлекаться разными вещами, им становится не о чем общаться друг с другом, — раздувая ноздри от нахлынувшей обиды, ответила Лу.
— У каждого по жизни свой путь. Дружба это не просто наличие точек соприкосновения, а принятие человека таким, какой он есть. Люди, которые искренне любят, поддержат и то, что для тебя дорого. Вне зависимости от разных интересов и взглядов на жизнь. Настоящий друг будет с тобой даже тогда, когда у вас не останется тем для обсуждения, потому что уцелеет самое важное — общие воспоминания.
Девочка искренне удивилась, подняла на маму глаза и, осознав сказанное, обняла. Поглаживая мамины прямые волосы, Лу присела ей на колени, ненароком вынуждая при этом серые льняные брюки потерять свой выглаженный вид. Со счастливой улыбкой она очень громко спросила:
— То есть я могу не ходить на балет и заниматься тем, что нравится, а Катарина не отвернётся от меня?
Мама нежно прижала дочку к своей груди и, оставляя лёгкий поцелуй на тёмно-русой макушке, тихо прошептала:
— Конечно. Думаю, она прекрасно понимает: дружба выше разных хобби и взглядов на какие-то вещи. Да и я поддержу тебя в любом начинании.
— Спасибо, мамочка! — счастью Лу не было предела.
— Чем же ты тогда действительно хочешь заниматься?
— Я хочу стать фотографом!
***
День рождения мамы всегда был для Лу особенным праздником. К сожалению, погода совсем не подгадала: с самого утра небо заволокли серые, будто налитые свинцом тучи. За окном слышалось едва различимое постукивание капель раннего апрельского дождя. Девушка знала по прогнозу гидрометцентра, который она посмотрела перед сном: ненастье продержится до следующего дня.
Лу подметила, что настроение у мамы совершенно отсутствует, когда провожала её ранним субботним утром на работу. Нетрудно было догадаться, что этому поспособствовали и отвратительная погода, и необходимость подменить напарницу в магазине. Та сильно потянула спину, когда прошлым вечером принимала еженедельную поставку. Ранний звонок начальника совсем не обрадовал маму, однако вариантов не осталось — книжный должен был открыться через полтора часа.
Когда мать ушла на работу, у Лу появилась идея: украсить квартиру, чтобы поднять ей настроение после работы. Подарок, на который девушка тайком откладывала деньги со школьных обедов, — старинная шкатулка —лежал под её кроватью в коробке также в ожидании вечера.
Обойдя около трёх антикварных магазинов, Лу чудом наткнулась на эту вещь. Совсем неприметная шкатулка — с позолоченной оправой и непонятными фресками с изображением ангелов на стенках — стояла под кипой книг о рукоделии. Лу сразу же поняла — лучше уже не найти. Даже цена на пару евро дороже допустимого лимита — не остановила. Словно шестое чувство подсказало девушке: «Маме обязательно понравится шкатулка», поэтому, не ища других вариантов, Лу остановилась на этом подарке.
Когда Лу немного раскачалась, то принялась рисовать акварельными маркерами поздравительный плакат «С Днём рождения, мамочка!». В планах было прикрепить его над небольшим светло-голубым диваном в гостиной. А по коридору развесить записки с пожеланиями и совместными фотографиями, которые сначала делала мама, а после и сама Лу.
Спустя несколько часов кропотливой работы, приклеивая последнюю фотографию с их недавнего похода в бассейн, довольная результатом девушка улыбнулась. Глухой стук капель об асфальт, доносящийся через приоткрытую форточку, уже начинал убаюкивать Лу. До прихода именинницы оставалось ещё около пяти часов, так что почему бы и не поддаться манящему чувству.
Усталость от проделанной работы и ранний подъём воздействовали на подростковый организм. Лу прилегла на диван. Посмотрев в окно, заметила, что небо стало ещё темнее. «Как назло погода не улучшается», — подумала она, закрывая глаза.
***
Сонная атмосфера, царящая в квартире, казалось, вовсе не хотела выпускать из своих объятий. Однако раздражающее брюзжание телефона совсем не давало уловить за хвост исчезающую нить сна. Недовольно фыркнув, Лу нехотя открыла глаза. Первое, что увидела, — кромешная темнота.
Настороженный взгляд скользил по комнате в поисках хоть какого-то движения. Ничто, кроме усилившегося ветра за окном, не издавало ни малейшего звука. Лу села на диван, который ещё сохранял её собственное тепло, и вновь огляделась по сторонам. Казалось, за окном уже настала глубокая ночь. В квартире было темно. Девушка почувствовала невесть откуда подступающую тревогу, а единственный вопрос, который крутился в голове словно на повторе: «Где мама?»
Лу поёжилась от очередного порыва ветра, проникнувшего из приоткрытого окна. Нехотя встала, включила напольную лампу возле дивана и закрыла окно. В квартире стало ещё тише, чем было, когда Лу проснулась. Мысленно отругав себя за необоснованную тревогу, девушка начала искать телефон.
Когда взяла его с подлокотника дивана, подумала, что время ещё не позднее, а так темно на улице из-за затянутого тучами неба. Да даже если бы и поздно — Лу надеялась, что мама звонила или присылала сообщение о том, что задержится. Однако, разблокировав телефон, она увидела около десяти пропущенных вызовов от Ника и два от Мэри. На часах половина первого — ночь. Очередной звонок дяди заставил девушку испуганно дёрнуться, едва не выронив телефон. Хватаясь за сердце, она поднесла телефон к уху.
— Лаура? — на том конце провода зазвучал взволнованный и слегка дёрганый голос дяди.
— Да, Ник, что такое? — Лу села на диван. — Что-то случилось? Ты никогда так поздно не звонил.
— Слава богу, ты взяла трубку, — облегчённо воскликнул мужчина. — Я подумал, что и с тобой что-то стряслось. Пожалуйста, не переживай, Мэри уже в пути к тебе. Думаю, минут через двадцать приедет.
Сердце девушки словно пропустило удар. «И с тобой что-то стряслось» —от сказанного дядей кровь будто застыла в жилах. Лу ещё больше напряглась от позднего визита Мэри и взволнованного голоса Ника. А самая главная причина тревоги, обволакивающей сознание сильнее с каждой секундой, — отсутствие мамы. Облокотившись руками о колени, девушка словно не своим, ледяным голосом серьёзно спросила:
— Ник, что происходит?
Молчание на том конце провода, возникшее после вопроса Лу, длилось слишком долго, как ей самой показалось. Когда девушка уже окончательно потеряла оставшиеся крупицы спокойствия и собралась вновь повторить вопрос, Ник прокашлялся. С минуту помолчав — видимо, подбирая подходящие слова — и тяжело выдохнув, он сказал:
— Мэлани сбила машина.
***
Похороны, переезд и перевод в новую школу. Последние полгода для Лу пролетели словно сон, покрытый непроглядным туманом, в котором она с каждым днём всё больше терялась.
На похороны, состоявшиеся спустя пару дней после аварии, она не пошла. Ник несколько раз уговаривал попрощаться с Мэлани, но страх увидеть самого дорогого человека без капли жизни в глазах, с закостенелыми конечностями и трупными пятнами оказался сильнее. Хуже всего было то, что молодой водитель, сбивший маму, скрылся с места преступления, оставив её ещё живую умирать. Если бы шедший от репетитора семнадцатилетний парень-свидетель оказался на месте происшествия на несколько минут раньше, была бы возможность спасти её. Водителя нашли и арестовали, влепив ему штраф и условный срок, так как тот оказался сыном одного из городских прокуроров, который его и прикрыл. Смотря видео аварии с камер наблюдения, появившееся на следующий день после инцидента во всех новостных каналах Интернета, Лу чувствовала только одно — ненависть.
Переезд к дяде домой сначала показался некой отдушиной: теперь вокруг будут хоть и не сильно близкие по духу, но всё же родные люди. Когда встал вопрос о дальнейшей жизни Лу до совершеннолетия, родственники взяли над ней опекунство. Однако счастье было не долгим — видя, как Ник и Мэри заботятся о Лукасе, с которым и Лу заставляли водиться, она копила неприязнь к ним. «Как они могут спокойно жить дальше?»
В один из пасмурных майских вечеров Лу сидела на диване, пытаясь согреть руки, которые, как и вся одежда, промокли и замёрзли. Мэри отправила её в кондитерскую за пирожными к чаю, и Лу, словно по закону подлости, на обратном пути попала под неожиданно начавшийся ливень. Когда Ник вернулся с работы, она решилась задать тот давно беспокоящий её вопрос.
— Когда уходит близкий человек, в душе образуется пустота, которую ничем невозможно заполнить, — вздохнул дядя, присаживаясь на диван с чашкой чёрного чая с бергамотом в руках. — Но это не значит, что ты должна всю жизнь держать её незаполненной, кровоточащей раной. Надо учиться жить дальше.
— Я не собираюсь забывать маму, — фыркнула Лу, скрещивая руки на груди, будто пытаясь закрыться от неприятных слов Ника.
— Не надо забывать. Помни, что она любила тебя и хотела всего самого лучшего. Думаю, Мэл бы не обрадовалась, если бы увидела тебя такой.
— А что со мной не так?
— Тебе больно, но вместо того, чтобы поделиться этой болью с кем-то, ты как ёж выпускаешь шипы. Пытаешься держать всё в себе, виня в случившемся. — Ник подул на горячий чай, немного отпил и продолжил: — Не беги от себя, а прими свои чувства и поделись ими с тем, кто искренне хочет тебе помочь. А таких людей, поверь мне, вокруг тебя полно.
— С чего ты решил, что я бегу от себя? — скептично проговорила Лу, слегка наклоняя голову.
— Ты бросила камеру в дальний угол кладовки вместе с фотоальбомами. Прошлая ты ни за что не поступила бы так, ведь страстно горела этим делом. А ещё стала меньше питаться, — объяснил дядя. — А, совсем забыл: ты недавно начала читать мои книги по астрономии, которые раньше на дух не переносила.
— По-твоему, это что-то значит?
— Ты бежишь от реальности, Лу. Бежишь от себя, сама того не понимая
***
Первые несколько месяцев после переезда в Либенау из района Эггенберг Лу всё ещё посещала занятия в прошлой школе. Единственное, что держало её там — Катарина.
Подруга поддерживала, как могла: ежедневные визиты, а если не получалось приехать из-за занятий балетом — звонки. И вроде бы поддержка подруги помогала, Лу стало лучше: появилось прекрасное настроение и желание сделать всё, на что хватит сил. Однако она наотрез отказывалась разговаривать о маме и не понимала, когда её спрашивали об эмоциональном состоянии. «Что такое? Всё же в порядке!» — отвечала Лу на вопросы учителей, которые оторопело смотрели на неожиданно весёлую девушку.
Спустя неделю она изменилась: стала грубить всем, кто пытался заговорить по любому поводу, периодически пропускать уроки, отсиживаясь в школьном туалете, и перестала выполнять домашние задания. Под горячую руку попадали абсолютно все — в том числе и Катарина.
— Может, хватит сидеть здесь? — словно осуждая, спросила подруга, прикрывая дверь ведущую в женский туалет.
— А смысл там торчать? — риторически спросила Лу, продолжая смотреть в окно.
— Ты здесь сидишь одна, это ненормально, Лу, — удручённо вздохнула Катарина, облокачиваясь на подоконник, где и сидела подруга: — Ник был прав: ты не в порядке. Давай сходим к психотерапевту? Врач может тебе помочь.
— Я в порядке! — вскипела девушка. — В по-ряд-ке! Хватит постоянно говорить, что мне нужен врач. Вы, что ли, будете решать, что мне нужно, а что нет?
Катарина подскочила от неожиданного крика Лу. Раньше ведь она никогда не поднимала голос на подругу. А если и случались ссоры — Лу всегда молча переваривала всё в себе, а уже потом извинялась перед Катариной. Однако в этот раз эмоции, которые девушка так долго скрывала, словно вулкан вырвались наружу. «Почему все постоянно только напоминают об этом?» — не контролируя свои сдерживаемые всё время эмоции, подумала она, накинувшись на ни в чём невиновную подругу.
— Лу, давай ты успокоишься, и мы..., — начала было Катарина, когда её перебили.
— Да как тут можно успокоиться, когда все вокруг то и дело твердят, что со мной что-то не так? — Трясущаяся от переполняющей её злости, Лу совсем как в детстве начала хрустеть пальцами, холодно смотря в голубые глаза подруги. — Ты не знаешь, каково это — потерять родную мать. Душу рвут на части каждый день напоминая о произошедшем. И вместо того, чтобы просто заткнуться и отвалить от меня, ты будто специально ковыряешь эту рану!
Катарина так и осталась стоять с открытым ртом на протяжении всего монолога Лу, не в силах что-либо сказать. В туалете повисла тишина — каждая из девушек думала о своём. Первой её прервала Лу — встала, схватила бордовый рюкзак и направилась к выходу, бросая на ходу:
— Оставь меня в покое!
— Но мы же друзья, — встрепенулась Катарина. — Как я могу тебя оставить? Ты ведь всегда меня поддерживала, когда это было необходимо. Я не могу бросить тебя, когда ты сама себя топишь.
Лу остановилась возле двери, держась за ручку. Буря эмоций затуманила рассудок. Совесть как будто отключилась в тот момент, когда она открыла дверь и ядовито выпалила через плечо, словно кидая нож в спину своей голубоглазой подруге:
— Ты сама себя не чувствуешь убого? Понятно, почему тебя недолюбливают другие балерины. Лезешь, куда не просят. Ты — жалкая.
***
После случившегося с подругой Лу стала прогуливать уроки, оставаясь дома. Мэри, случайно заметив, что девушка не ушла в школу, а лежит в кровати, чуть ли не силком пыталась поднять её. Однако после третьей попытки сдалась. Ник тоже старался сначала воздействовать на Лу своим авторитетом, но после, поняв, что она абсолютно игнорирует его замечания, сдался. Язвительные комментарии, нарушение комендантского часа, отсутствие желания стремиться к своей мечте — всё это стало частью жизни Лу. Частью самой Лу.
Когда в один из дней Лу сообщила, что хочет перевестись в другую школу, которая хотя бы ближе находится к нынешнему дому, Мэри неожиданно поддержала её. Оставив Ника с Лукасом, они отправились забирать документы.
Школа была как всегда серой. А может, Лу всё сейчас видела в тёмных тонах и воспринимала так же? Вдобавок ко всему погода, под стать настроению девушки, совершенно не радовала — гроза. Пока Мэри общалась с директором, объясняя причину спонтанного перевода посреди выпускного года из средней школы, Лу стояла возле кабинета, безучастно наблюдая за проходящими мимо школьниками.
— Кто это тут у нас? — едко проговорила взявшаяся будто бы из ниоткуда рядом с ней одноклассница. Уже почти что бывшая одноклассница.
Проигнорировав вопрос, Лу безразличным взглядом окинула Агату — самую неприятную девочку в параллели. Вместе со своим другом Марком та очень любила притеснять морально слабых учеников. Лу всегда пропускала весь яд, который они выпускали в её сторону, мимо ушей. «За счёт унижения других пытаются поднять свою низкую самооценку», — думала она.
— Совсем гордой стала и ответить не можешь ничего? — ухмыльнулся темноволосый парень: — Или ты язык проглотила?
— Строит тут из себя, а по итогу чудом избежала детдома, — самодовольно хихикнула Агата.
Марк состроил гримасу, будто сейчас свалится с ног от смеха. Лу напряглась, аж желваки нервно заходили на лице. Девушка нервно начала хрустеть пальцами. Раньше одноклассники не лезли к ней, потому что не было повода. Однако сейчас, когда смерть мамы Лу стала для них идеальной причиной надавить на больное, Агата и Марк, конечно же, решили не упускать возможность.
— Где же твоя мамочка, а Лу? — продолжала давить девушка. — Бросила тебя, потому что ты отброс? Сбежала, лишь бы не видеть тебя? Где?
— Её нет, — холодно отрезала Лу.
— Потому что ты ей не нужна, — презрительно фыркнула Агата, испепеляя взглядом стоящую напротив девушку.
— Заткнись! — гаркнула Лу, нервно сдёргивая с плеча рюкзак.
— Что, прости? — Агата изогнула брови, довольная успешной издёвкой, цель которой удалось вывести из себя.
Потеряв рассудок и понимание происходящего, Лу с размаху кинула рюкзак в сторону одноклассницы. Та упала от неожиданности, яростно сверля взглядом девушку. Марк отшатнулся от подруги, растерянно смотря на Лу. Девушка подлетела к своей обидчице и со всей силой начала бить её кулаками, выкрикивая:
— Заткнись! Её нет! Она умерла и никогда не вернётся обратно! Заткнись!
На шум возле кабинета директора собралась почти вся школа. Младшие классы испуганно смотрели на то, что творила Лу. Среди параллели девушки некоторые кричали что-то вроде «Вмажь сильнее!», другие — пытались разнять дерущихся. Лу ничего не слышала, кроме собственного быстрого пульса, который приглушал для девушки окружающие звуки.
Она почувствовала, как под кулаками хрустнул хрящ носа Агаты, из которого уже вовсю хлестала кровь в разные стороны, пачкая пол и её белую рубашку. Хруст — единственный звук, который проник в сознание девушки. Лу думала, что поступает правильно, справедливо. Она улыбнулась, когда её безумный взгляд увидел опухшие глаза одноклассницы, молящей о пощаде
Когда её резко дёрнули за капюшон серого худи, Лу будто проснулась от охватившего её наваждения и, быстро захлопав ресницами, начала оглядываться по сторонам. Лежащая на полу Агата рыдала, трясущимися руками касаясь избитого до крови лица, смотрела на неё как на монстра. В толпе Лу увидела разочарованные глаза Катарины, которая, поймав её взгляд на себе, отвернулась и ушла. Директор свирепо смотрел на Лу и активно жестикулировал перед другими учениками — явно требовал, чтобы расходились.
Чувствуя всё ещё цепкую хватку за капюшон, Лу повернула голову, чтобы увидеть, кто её остановил. Пелена ненависти окутала зелёные глаза тёти, которая, по-видимому, кричала на девушку. Однако Лу вовсе не слышала её. Лишь собственный голос в голове твердил: «Это твоя вина».
***
Всхлипы девушки были едва слышны в ночной тишине. Она дрожащими руками зажимала рот, с силой пытаясь побороть крик, который так и жаждал вырваться изо рта. Стараясь быть как можно тише, Лу словно чувствовала удушье, оборачивающееся вокруг шеи змеёй, перекрывающей кислород. Слёзы быстро стекали по щекам, образуя на лежащей на коленях подушке мокрые пятна.
Лу дышала быстро и обрывисто, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями, которые долгое время были заперты где-то внутри. Она открывала рот в немом жесте, стараясь набрать недостающий воздух, но вырывался лишь ещё один жалобный всхлип.
Неожиданный порыв щемящей грусти сменился гневом на саму себя. Лу вскочила и, словно призрак, быстро переметнулась к письменному столу. В ящике лежал уже излюбленный жёлтый канцелярский нож. Наспех схватив его, она дрожащими от ярости руками подняла футболку и рвано нанесла порезы на рёбрах. Лу осознала, что крышка ящика Пандоры, в котором заперты эмоции, открылась. Если раньше этот способ совладать с эмоциями ей помогал, в этот раз она ощутила невероятную эмоциональную боль. Ту самую боль, которой она остерегалась, заменяя её на безразличие и агрессию.
Каждый порез был для Лу проявлением слабости, за который она себя так наказывала. Каждый взмах ножа говорил о желании наказать себя. Старые раны ныли притупленной болью, а новые — кровоточили. К такому она прибегала крайне редко, когда была уже не в силах терпеть бушующие эмоции и им нужен был выход. Стискивая зубы до скрежета, Лу наносила порез за порезом, повторяя в голове: «Слабая! Ничтожество! Ты во всём виновата!»
Омут злобы на себя вновь затмил здравый рассудок. Вина за случившееся в школе, за принесённые приютившим её родственникам проблемы, за ссору с Катариной, отсутствие на похоронах мамы и за то, что скрывает свою боль, сражаясь в одиночку — всё смешалось воедино. Лу чувствовала, что виновата во всём случившемся с ней за последние несколько месяцев. В том, что приносит боль и страдания другим. В том, что ведёт себя отвратительно, расплёскивая невольно вырывающийся яд повсюду. Она понимала, что является лишь грузом, обузой, который приходится тянуть, а он как якорь, тянет за собой обратно на самое дно.
Тяжело дыша, девушка посмотрела на свои рёбра. Уродливые порезы украшали весь живот. С ужасом заметив своё отражение в стоящем у противоположной стены зеркале, Лу прошептала:
— Это не Катарина жалкая, а я. Ничтожество... Я не хочу портить жизнь другим ещё больше.
Руки вмиг стали холодными, а сердце забилось так сильно, что она подумала о том, что не переживёт эту ночь. Стеклянные глаза уставились на собственные руки, лежащие на коленях, что ещё минуту назад уродовали тело. Взгляд вновь остановился на ноже.
«Я не хочу чувствовать эту боль. Хочу, чтобы всё закончилось», — пронеслась неожиданная мысль.
Лу сдавленно сглотнула и сжала нож в руке. Его рукоять была небольшой, что позволило ногтям впиться в кожу ладоней. Однако девушка проигнорировала эту боль, как и ту, что разливалась от рёбер. Физическая боль, по сравнению с моральной, что укутала её в свои объятия, — едва щекочущее сознание чувство.
От гнева не осталось ничего. На его место пришло чувство опустошённости, которого Лу так долго избегала, стараясь убедить себя в том, что «всё в порядке». Тяжело сглотнув, она зажмурила глаза так сильно, что они начали болеть не только от усталости и количества пролитых слёз.
— Я не хочу всего этого...
Едва она замахнулась дрожащим в руке ножом, как комнату пронзил слишком громкий для окружающей мёртвой тишины вскрик:
— Стой!
Лу судорожно вздрогнула, так и замерев с занесённой рукой. Она начала искать в голове варианты, как объяснить дяде то, что он видит, но ничего не приходило на ум. «Что делать?» — единственная мысль, засевшая в голове в этот момент.
Справа послышался звук приближающихся шагов, которые, как прикинула Лу, остановились в метре от неё. Она нехотя открыла глаза, боясь увидеть в карих глазах Ника страх или хуже того — отвращение.
Вместо этого Лу столкнулась взглядом с чёрными глазами, которые выражали сострадание. Незнакомец медленно протянул руку к ножу, неуверенно забирая его из железной хватки девушки, и бросил куда-то на пол. Он взял её руку в свои и, поглаживая, произнёс:
— Не причиняй себе вред. Ты не одинока.