Грифелем по белоснежной бумаге

В школу я, по какому-то счастью, умудрился не опоздать. Планеты и светофоры, слажено поработав вместе, сошлись именно в такой последовательности, что приличное расстояние по городским пробкам я преодолел за какие-то смехотворные для этого города десять минут. 

 Воротник рубашки был поправлен, джинсы разглажены от невидимых складок, с пиджака убраны невидимые ворсинки. Нужно было произвести хоть какое-то положительное впечатление на Тараса Андреевича, который явно помнил меня безразличным второкурсником педа. Нельзя сказать, что много с тех пор изменилось, но я был больше, чем уверен, что моя мама успела нахвалить меня перед своим начальством, так что ударить в грязь лицом в мои планы входило меньше всего. 

 Сразу же как-то вспомнился университет и производственная практика. Всех распределяли по школам, мне, по блату и благодаря родственным связям, досталась тридцать четвертая, где я должен был отработать две недели под чутким руководством своей мамы — Сибирской Оксаны Владимировны. Днем — работа, вечером за ужином — разборы полетов: там не так с учеником заговорил, там криво посмотрел, а по алгебре ты, вообще, полный ноль — не можешь логарифмическое уравнение третьей степени с завязанными глазами решить. Ох, университетские годы, как же я рад, что вы прошли. 

Вопроса, в какой вуз я буду поступать, у нас в семье никогда не стояло. Папа — историк, мама — математичка. Сразу было понятно, что программистом или каким-нибудь юристом мне не быть. Благодаря маминым стараниям и бессонным ночам со мной под тусклой настольной лампой за подготовкой к вступительным, через месяц после окончания школы я уже числился одним из первых в списках на бюджетное место на факультете математики. Мама гордилась, отец одобряюще кивал головой и уходил на работу в академию, крепко держась за свой потертый чемоданчик. 

 Студенческие годы пролетели незаметно: пары почти до вечера, вечеринки и встречи с друзьями до ночи, потом — учеба и написание аттестационных работ до раннего утра. И даже несмотря на то, что учить по новой все теоремы, правила и формулы было не очень, чтобы весело, о тех годах все равно остались какие-то приятные, ностальгические воспоминания. О крепкой дружбе, о первой долгосрочной любви, о первых самостоятельных шагах в эту жизнь. К сожалению, не все те сделанные шаги были очень правильными и обдуманными, но если бы знать... 

 В школу, кроме меня, торопились еще десятки школьников, подтягивающихся со всех сторон с рюкзаками наперевес. Я оставил машину за углом, нагло припарковавшись в последнюю оставшуюся дырку между двумя деревьями, чуть не оставив там правое зеркало, которое и так держалось на добром слове и каким-то волшебным образом еще не отвалилось. Я попытался влиться в толпу каких-то пятиклашек, лениво перебиравших ногами в сторону входа. Кажется, затеряться не удалось, потому что как только я вошел в двери, меня окрикнул Тарас Андреевич. 

 — Илья, какая радость! — он схватил меня под руку, сразу ведя в сторону лестницы, — Мы все так рады, что вы согласилиси заменить Оксану Владимировну! — не то, что одного слова, даже поздороваться здоровяк мне не дал. — Оксана Владимировна сказала, что никому своих выпускников не доверит, только своей кровиночке! Так рады, так рады...- Мужчина перешагивал, казалось, сразу через три ступеньки, так что мне приходилось побыстрее шевелить ногами, чтобы не отстать. Школа выглядела, как и раньше — стены, явно не в первый слой крашенные какой-то противной голубоватой краской, истертый гранитный пол, плохо закрывающиеся двери, заклеенный на зиму деревянные окна, облупившиеся чугунные батареи под подоконниками, такого же нездорового цвета, что и стены. Дожидаясь начала уроков, школьники собирались преимущественно около широких подоконников, которые были единственной поверхностью в коридорах, где можно было хоть как-то сесть. — Еще пятнадцать минут до звонка, как раз сможете просмотреть планы в подсобке. Оксана Владимировна сказала, что вы там все найдете. Дети у нас хорошие. Не все олимпиадники, конечно, но работать есть с кем. Экзамены выпускные всем сдавать придется. — Мы тем временем вошли в один из больших кабинетов на третьем этаже, — А вот и кабинет математики. — По стенам были развешаны портреты бородатых ученых, впереди — пожелтевшая от солнца таблица квадратов, какие-то мелко напечатанные формулы, треугольники с высотами, медианами и биссектрисами. С тех пор как я был здесь в последний раз изменилось только одно — в классе стоял двадцаток новеньких парт, поблескивающих под яркими лампами. 

 Тарас Андреевич все продолжал рассказывать мне о детях, о школе, о своей жене, потом о еде из столовой, о надвигающемся снегопаде. Я старался очень терпеливо слушать, иногда поддакивать и кивать, но преимущественно думал о своем. Когда, казалось, все темы для разговора кончились, в класс начали заходить ученики, здороваясь, в основном, только с директором. Я выждал еще пять минут, сказал наконец, что пойду готовиться к уроку и, наконец-то оставшись один, ушел в подсобку, прикрыв за собой дверь.

 Как только я узнал из маленького листочка расписания под стеклом, что первой парой уроков в понедельник идет алгебра у одиннадцатого «А», в кармане пиджака завибрировал телефон. Валя. Только его мне не хватало. 

 Валя был одним из тех немногих однокурсников, с которыми я продолжил общаться и после университета. Вернее, сейчас мы были что-то вроде коллегами. 

 — Илюха, здорова! Знаю, что ты еще спишь, но спешу обрадовать новостью! — Валик как всегда был в хорошем расположении духа, — Есть одна работка. 

 — Валя, я не могу на этой неделе. — Я старался говорить, как можно тише, чтобы в классе меня не было слышно. — Занят. Мама попросила подменить в школе. Не могу сейчас долго говорить. 

 — Мужик, слушай, я не знаю, кому еще такое доверить кроме тебя. Я согласился только потому, что хотел отдать эту работу тебе. Что за фигня? По профессии решил устроиться? 

— Это временно. — Отрезал я в трубку, — Попроси Рыжего. Он как раз жаловался, что ему деньги нужны. — Свободной рукой я пытался выудить из переполненного шкафа учебные планы так, чтобы весь ворох бумаг не свалился на пол. 

 — Да ты не понимаешь, — Валя завелся не на шутку, — Нужно все сделать чисто. Так только ты умеешь. Красиво и аккуратно. 

 — Валь, прости меня, не сейчас.

 Я не знал, как еще избавиться от назойливого парня, поэтому просто сбросил вызов, даже не дав ему шанса закончить. За дверью класс все больше наполнялся голосами и смехом. 

 Я был настроен решительно. Отработать эти пять дней, сдать маме проверенные полугодовые работы в пятницу и забыть эту неделю, как страшный сон. Где-то в коридоре пронзительно заверещал звонок, голоса за дверью на мгновение затихли, а потом продолжили с новой силой. 

 Я вышел в класс, чуть не задохнувшись от количества удивленных взглядов, вдруг на меня обрушившихся. 

 — Доброе утро. Меня зовут Илья Сергеевич. Эту неделю я буду замещать Оксану Владимировну на уроках математики. Ругаться с вами у меня нет никакого настроения, так что договоримся сразу — в четверг полугодовая контрольная работа, у нас есть три дня, чтобы как следует подготовиться. Это не только в моих, но и в ваших интересах. Так что, кого действительно интересует его оценка в году — прошу за первые парты. Кто хочет просто сдать и забыть — прошу не мешать. Свою тройку, обещаю вам, вы получите. — Голоса окончательно замолчали. Никто не двинулся с места. Кажется, я даже слышал муху, что уселась на портрет Пифагора. — Тогда начнем.