Глава 9
На этом моменте рассказа некая сила выдернула меня из пышных фантазий, навеянных дедушкой, заставив серьезно обдумать происходящее и, наконец, почувствовать что-то неладное.
Все мое тело обуяла зловещая дрожь, и в тот же миг я поняла, что с Фрэнком происходит что-то очень, очень странное. Допустив в своем мозгу подобную мысль, я вдруг вспомнила о бабушке, которая все это время находилась у меня под боком. Инстинктивно обратив взгляд в ее сторону, я обнаружила пустующий подле себя стул, на котором еще полчаса назад сидела довольная бабушка, державшая в своих руках кружку душистого какао. Не нужно было слов, чтобы прочувствовать всю тревогу, коей овладели мои мысли. Бабушка исчезла из комнаты, а вместе с ней исчез мой покой и уверенность в собственной безопасности.
Я медленно повернула свою голову в надежде, что закравшийся в мою душу страх окажется жестокой шуткой дедушки. Но достигнув точки, когда облик Фрэнка представал предо мной в полном обзоре, я столкнулась с ним взглядом и сразу поняла: он думает о том же, о чем и я: все это было не шуткой, это было правдой. Он еще давно заметил мой встревоженный взгляд и терпеливо выжидал подходящего момента. Выдавив из себя кривую улыбку, он вновь заговорил:
– Я взглянул на свои руки, милочка, и вместо молодой, красивой кожи, я увидел чужие, сморщенные руки. – Подняв ладони на уровень своего лица, дедушка накренился в мою сторону, продолжая свой безумный рассказ.
Не вслушиваясь в смысл его слов, я стала медленно подниматься с кресла, упираясь трясущимися ладонями в его деревянные подлокотники. В душе моей застыл ужас, а к глазам стали подступать горькие слезы.
Словно последовав моему примеру, Фрэнк, ни на сантиметр не опуская свои ладони, уверенно поднялся с кресла и двинулся в мою сторону. С каждой секундой его лицо деформировалось подобно смятому клочку бумаги, обретая отчужденную неестественность: глаза налились нечеловеческим блеском, а кожа приобрела неестественную, мраморную бледность. Его лицо превращалось в зловещую маску. Продолжая повествование, в голосе дедушки все чаще проскакивали нотки скрипучего рычания, пока вконец не овладели его речью:
– Милочка, я увидел эти старческие руки! Старческие, сморщенные руки! А потом... Потом я подошел к зеркалу и увидел это лицо, такое же старое и уродливое, какое ты видишь сейчас. За одну-единственную ночь ведьма забрала мою счастливую молодую жизнь, передав мне узы страшного проклятия. Витая в темном мире, голоса тихо нашептывали мне, что я проклят, проклят навеки. Они сказали, что теперь я носитель этого страшного креста. И отныне моя судьба – нести бремя кровожадного монстра, подпитывая свою жизнь плотью и горячей кровью. Они пророчили, что мне придется пройти через все круги ада, чтобы освободиться от оков дряблого, чужого тела.
«Но так будет не всегда, – роптали мне далекие голоса, – когда-нибудь ты сможешь найти подходящий сосуд, чтобы передать эту ношу ему, и тогда... Тогда ты вновь обретешь облик того юнца, которым был в далекие времена молодости, сто пятьдесят лет назад».
– Я уже думал, что нет мне спасения, – скрипучим голосом продолжал Фрэнк, – но у нас появилась ты, Элизабет!
Пятнадцать лет назад благодаря тебе, дорогая, наша жизнь навсегда изменилась. Впервые за полтора века у нас появилась надежда. Все последующее время мы трепетно подготавливали тебя к этому дню.
Нам, конечно же, будет очень тебя не хватать, но...
Мой оглушительный крик буквально сотряс стены нашего дома. Подорвавшись с места, я ринулась к двери. Не осматриваясь по сторонам, я в ужасе бежала к выходу. Из моих глаз брызгали слезы, растрепавшиеся волосы липли к мокрому лицу, а руки и ноги, словно пропеллеры, бороздили накалившийся воздух. Я бежала под ритм биения моего опешившего сердца, покрываясь мерзкой холодной испариной. Не прошло и четверти минуты, как я во что-то врезалась.
Или в кого-то.
Подняв голову, я увидела, что в нескольких сантиметрах от меня стоит силуэт незнакомой мне девушки. Длинные рыжие волосы, зеленые выразительные глаза, белесая кожа и свободное платье, которое при тусклом освещении запросто могло сойти за саван. В образе незнакомки читались еле заметные черты лица моей бабушки.
– ПОМОГИТЕ! – вопила я во все горло, подсознательно пытаясь защититься своими криками от наступающей беды. Они подходили все ближе и ближе. Пока, наконец, не загнали меня в западню. Моя паника раненой антилопы и их хищная уверенность в своих действиях завели меня в тупик.
Выпятив правую руку за спину, я шаркающими шагами стала отступать назад. Поступь была кроткой и неуверенной, а заведенная за спину рука бороздила лишь пустое пространство, где, как мне казалось, не существовало ни стен, ни мебели. Выдерживая на себе их ожесточенные, изменившиеся взгляды, мне захотелось схватить какой-нибудь предмет, коим бы я могла защититься от своих врагов, но, как и прежде, руки бороздили лишь зловещую пустоту. Наконец моя рука во что-то уперлась, но не нужно было много времени, чтобы понять, что моей конечной целью в этой чудовищной игре стал угол комнаты.
Это был тупик.
Истомно рыдая, я, подобно раненому животному, вжалась угол и, еще болезненней заливаясь слезами, пыталась упрятать свое лицо в ладони.
Подойдя ко мне вплотную, они взялись за руки и, будто бы читая молитву, стали роптать какие-то страшные, замогильные причитания, вздымая и опуская руки. Это были ужасные речитативы, исполняемые на непонятном языке. Они заставляли наливаться мои уши болью.
– Да восполнится Magnum opus. Mortem effugere nemo potest. – Слова синхронно вырывались из их глоток, нагоняя на меня ощущение смертельного ужаса. Я еще сильнее вжалась в злосчастный угол, скатываясь по стенке вниз и плотно притягивая к себе дрожащие коленки. Прижимая заплаканное лицо к груди, мне хотелось верить всем сердцем, что все это – страшный сон.
– Дорогуша, – промурлыкала рыжеволосая девушка, – мы так долго готовили тебя к этому.
– Да, милая, – довольно согласился старик. – Но я еще не закончил свой рассказ. Думаю, Элизабет будет любопытно дослушать историю до конца, так ведь, милочка? Все эти сто пятьдесят лет мы с Эльзой жили в полуразрушенной лачуге, принося в жертву заблудившихся детишек и молодых людей. Прискорбно осознавая, что только так сможем продлевать себе жизнь. Но однажды, ровно пятнадцать лет назад, мы увидели юную девушку, которая, держа в руках сверток с младенцем, медленно прогуливалась по лесному погосту. Это была твоя мать, Элизабет. И стоило ей нас увидеть, как она припустилась бежать сквозь непроглядную пелену сгустившегося тумана, спотыкаясь о выпирающие корни деревьев и кусты, всеми силами пытаясь уберечь тебя. Ох, готов вспоминать эту гонку изо дня в день! Как же храбро вела себя твоя мать! А как громко она кричала, когда мы схватили ее, перерезав тонкую, лебединую шею... – поставив точку на последнем слове своего рассказа, Фрэнк ехидно расхохотался.
Он переглянулся с девушкой, и последовал очередной взрыв злорадного хохота – мертвого, в котором чувствовалась только кровожадная злоба и нотки заржавевшего металла.
– Прости нас, Элизабет, – продолжала за старика рыжеволосая Эльза, – ты была такой прелестной малышкой, что мы решили не довольствоваться тобой сразу, а на какое-то время забрать к себе на воспитание. С твоим появлением у нас появилась возможность уехать из этих краев, сочинить красивую историю и жить среди людей. Ну, а позже у нас созрел план...
– Эльза, довольно разговоров, – серьезно отрезал Фрэнк. – Нам не до болтовни! Совсем скоро полнолуние! Так что, милая, окажи нам с бабулей небольшую услугу – заткнись и делай то, что мы тебе скажем. Милочка, potius sero quam nunquam , правда?
– НЕТ! – взмолилась я. – ПРОШУ ВАС, НЕ НАДО! ДЕДУЛЯ, ЭТО ЖЕ Я... ЭЛИЗАБЕТ!...
Из моих глаз струились слезы, мой голос дрожал, горло пересохло, а руки и ноги попали в плен судорожных тисков. Каждое слово давалось мне с адским трудом.
– Разумеется, ты, Элизабет, – мягко проговорил дедушка, – наша милая Лиз!
– Это совсем не больно, – на тех же нотках соглашалась девушка, – иди же к нам, милая девочка...
Я кричала и громко звала на помощь. Но в тот день меня не суждено было услышать.