стена молчания
офис стал для Эрики тюрьмой. прошла неделя после инцидента с браслетом. штраф висел дамокловым мечом, отстранение от ценных образцов было клеймом. её платиновый блонд,когда-то дерзкий символ свободы, теперь казался тусклым, безжизненным напоминанием о прошлом на фоне бледного, исхудавшего лица.она носила старый черный свитер и нарочито длинные рукава, скрывающие руки. глубокие фиолетовые тени под глазами выдавали ночи без сна. даже грубые ботинки ступали по линолеуму бесшумно, словно она пыталась стать невидимкой.
стена отчуждения росла не по дням, а по часам. коллеги обходили её стол широкой дугой. разговоры затихали при ее появлении. кофе ей не предлагали. её место в столовой – одинокий островок в море занятых стульев. но шепот, этот ядовитый газ, заполнял пространство:
—...видела ее сегодня утром? как призрак бродит... глаза пустые... и руки все время прячет...
—играет в жертву. раз украла – будь готова к последствиям. жалко, Игорь не дал ей тогда по полной. таких – гнать поганой метлой.
—м Марина-то... совсем с ней не общается. как будто чумы боится. говорит, Эрика стала... странная.
Марина. это имя резало Эрику острее лезвия. подруга превратилась в мастера побега.она приходила ровно к началу, садилась за компьютер, уткнувшись в экран так, будто он был щитом, и исчезала ровно в 18:00. если их пути пересекались, Марина резко сворачивала или лихорадочно начинала копаться в телефоне. однажды Эрика, не выдержав, перехватила её у туалета, втиснувшись в узкий коридор.
—Марин. хватит бегать. поговорим. хотя бы минуту.
—Эрика... не сейчас... я опаздываю на созвон... – она попыталась юркнуть в сторону.
—врешь! ты не опаздываешь! ты меня избегаешь! почему?! мы же... мы же дружили! – в её глазах стояли слезы гнева и боли.
— я... я не избегаю! просто... ситуация неловкая! люди смотрят! сплетни! мне мою репутацию беречь надо! мою карьеру! я не хочу, чтобы меня ассоциировали с... с тобой в этом контексте!
—ассоциировали? в каком контексте, Марина? а контексте человека, которого оклеветали? в контексте подруги, которая поверила первым же сплетням?!
—оклеветали?! факты же были! браслет в твоем рюкзаке! все видели! а твое состояние... – она нервно кивнула на Эрику в целом, на ее бледность, тени под глазами, на рукава. – ты сама не своя! ходишь как в воду опущенная, руки прячешь... кто знает, что у тебя на уме? что ты еще могла сделать? или не помнишь? я не хочу в это вникать! я боюсь, что меня втянут! что скажут: "она же подруга, наверняка знала, покрывала!" я не хочу быть следующей мишенью! отстань от меня, Эрика! ради всего святого!
Марина резко толкнула Эрику плечом, проскочила в дверь туалета и громко щелкнула задвижкой. Эрика осталась стоять в пустом коридоре, ощущая, как слова "следующей мишенью" впиваются в самое сердце.предательство лучшей подруги было не ударом ножа, а медленным выкручиванием его лезвия.
вне работы было не легче. телефон молчал.групповой чат "Безбашенные Серфингистки", где еще две недели назад кипели страсти,умер. последнее сообщение Эрики – фото заката над рекой с подписью "тихо тут..." – висело одиноким памятником три дня назад. ни лайков, ни ответов.потом пришло личное сообщение от Алины:
"Эрик, привет. тут все немного... в замешательстве. после всей этой истории на работе... люди шепчутся. нам всем неловко. может, тебе правда стоит взять паузу? отдохнуть? не пиши пока в общий, ок? для всех будет спокойнее. береги себя."
Эрика удалила чат.она удалила всех подруг. Остались только "Мама", "Папа", "Аня" (сестра).но даже мысль о звонке домой вызывала приступ тошноты.как сказать родителям, что их "солнышко"теперь "позорница" в глазах всех? как объяснить глухую пустоту внутри и кровавые дорожки на руках?
в пятницу вечером,когда офис опустел, а силы были на исходе, Эрика сломалась.она заперлась в пустой переговорке, прижалась лбом к холодному стеклу окна, и набрала сестру.Аня ответила на втором гудке.
—Эриш! привет! как дела? ты как? мы тут с мамой...
—Ань... я... не могу больше...
—Эрика? что случилось?! ты плачешь? говори! где ты?
— все... отвернулись... Марина... назвала... "позорницей"... говорит... боится быть "следующей мишенью"... подруги... чат удалили... на работе... как чумная... шёпот... взгляды... я ничего не крала, Ань! честно! ничего! – она зарыдала в трубку.
— Марина ЧТО?! да я ей...! ладно, дыши, Эрочка, дыши глубоко! спокойно! расскажи все. что случилось на работе? что за браслет? какая Марина тварь такая?!
Эрика, сквозь рыдания,надтреснутым голосом выложила всю историю: от сигнализации и подброшенного браслета до сегодняшнего разговора с Мариной.
долгая пауза в трубке. потом Аня заговорила медленно, с металлом в голосе:
—слушай меня, сестренка. и запомни. мы с тобой. мама, папа, я. мы знаем тебя.ты честная. ты добрая. ты не способна на воровство. никогда. это гнусная подстава. или чудовищная ошибка запуганной дурочки. или подлость этого Игоря. ты – жертва травли!
—но... но все так думают... все поверили... я одна...
— какие "все"?! кучка трусливых идиотов, которые клюют на сплетни? Марина, которая продала дружбу за мнимое спокойствие? это не люди, Эрика! это шакалы! ты сильнее их! ты должна держаться! мы поможем! будем искать правду, писать заявления, гнуть всех! сейчас главное – ты. бросай всё и приезжай домой. сейчас же. мама тебя обнимет, папа накормит... у нас твой пирог. ты не одна.слышишь? не одна. никогда. приезжай.
Эрика вышла из переговорки. офис был пуст, темн и безмолвен. но в груди, вместо привычной ледяной глыбы, тлела крошечная искра тепла. она сунула руку в карман, нащупывая осколки ракушки. они были острыми, но боль от них была знакомой по сравнению с душевной мукой. они верят. они со мной.
она шла по холодным вечерним улицам к автобусной остановке, кутаясь в тонкий свитер.ветер выл, но она почти не чувствовала его. окна родительского дома светились вдалеке теплым, жутко знакомым желтым светом – единственным маяком в её потонувшем мире. она ускорила шаг, впервые за долгие дни думая не о конце у реки, а о начале чего-то иного. о начале борьбы с помощью близких.
но где-то в глубине души, под тонким слоем надежды, шевелился холодный червячок сомнения:а вдруг и они... когда увидят ВСЁ... порезы... эту пустоту в глазах... тоже испугаются? она резко дернула рукав, скрывая свежую кровавую полоску на запястье, и шагнула в подъезжающий автобус.островок спасения манил, но океан недоверия был безбрежен. и ракушка в кармане, лишенная моря, была лишь немым укором: счастье разбито. и даже самые любящие руки не соберут все осколки.