Аламейк: Стрела Судьбы

Злость кипела внутри меня, желала вырваться наружу и отомстить всем тем, кто надо мной насмехался. Мне хотелось кричать, крушить всё на кухне и больше никогда не жить в смирении. На улице стоял адский холод, а внутри меня бурлило пламя, сжигая всё, то светлое и невинное, что осталось в детстве – до того, как я попала в Аламейк. Неужели я совсем не знала ту, с которой делила мечты?

– Я не понимаю, Брена! Из-за тебя все беды? Как это возможно? – Скала до последнего отказывался верить в услышанное.

– Удалось сложить два плюс два, милый? Ты ведь и сам мне немного помог, забыл?

– Не приплетай сюда Скалу! – Взвизгнула я. – Даже если он и помогал тебе, то без злого умысла! Он бы ни за что не причинил вреда ближнему! Предки, какая же я дура! Ты хотела выбраться из поселения? Скатертью дорога! Убирайся! Убирайтесь! Оба! – Я кричала вне себя от бешенства, слёзы застилали глаза, и я даже была рада не видеть идиотскую ухмылку предательницы.

Скала подвинулся ко мне и обнял за плечи.

– Ти, ты чего. Не реви, нам нужен твой рассудок. Я окончательно запутался. Брена сошла с ума? – С надеждой в голосе спросил друг.

– Прости, Скала. Если и так... то ей теперь руководит лишь злоба и ненависть. Нам нужно отвести обоих к границе. Пусть уходят.

– Неужели...ты всё это время меня только использовала? – Скала был готов заплакать.

– Дорогой, ты же прекрасно знаешь, что любишь меня. Ты не мог мне отказать. Я...тоже тебя люблю. Правда не так как ты меня, скорее...как брата. Как свою опору. Я делала это ради нас всех, ради нас с тобой...

– Чушь! Я догадывался! Ты слишком странно вела себя последнее время, я должен был понять, что это не к добру. Да как ты могла?! – Скала догадывался. Эта фраза уколола даже больнее, чем признание Брены. Он догадывался, а я нет. Я вообще не заметила перемен в подруге. Я просто думала, что она влюбилась. Может и так, но...ей нет прощения.

Мне даже стало страшно, что Скала не совладает с собой и влепит Брене пощёчину. А может, ему и стоило это сделать.

– Я не сделала ничего плохого. Что плохого в том, если ради нашего блага пострадает пара людей? Людей, которых мы никогда больше не увидим! Мы сможем изменить целый мир, а не какое-то поселение с кучей идиотов! – На секунду голос Брены дрогнул, но она быстро вернула себе ту самую бойкость из-за который все слушали её с упоением. Как и я. Она владела сразу несколькими дарами – даром притворства и убеждения. – Мы с Тионом обо всём договорились.

– Теа, ты же не веришь её словам? Я бы ни за что так с тобой не поступил! С твоим народом... – Голос Чужака звучал искренне и очень убедительно, но Брена не знала, что он был здесь, в моём жилище. Она не могла солгать.

– Почему? Почему я не должна ей верить? Она во всём созналась. Поэтому ты пошёл за мной, да? Ты хотел помешать мне вычислить преступника, но память снова тебя подвела! Помни ты всё, ты бы... ты бы убил меня этой ночью?! – От гнева меня трясло, а голос дрожал. Мне хотелось, чтобы всё это было такой же неправдой, как море за окном призрачной комнаты.

– Теа! – Чужак подошёл ближе, но замешкался. Скала закрыл меня собой. – Я бы никогда не причинил тебе вреда! Я бы... – Он опустил голову и пальцами сжал виски. В тусклом свете, проникающем сквозь зашторенное кухонное окно, его метка усилила голубое свечение. «В случае злоупотребления положением или использования его для причинения вреда людям, метка в праве уничтожить её носителя...» – послышался в голове голос Капитана Тиона. «Моя семья погибла в том пожаре, мне удалось спасти только маленькую племянницу». «Я помог обезвредить преступника – так я стал Капитаном». – Почему, почему только я не могу ничего вспомнить?!

Чему мне верить? Он мог солгать обо всём – о метке, о продажном Хранителе, о пожаре.

Кому мне верить? Ведь моя лучшая подруга оказалась врагом, тогда Чужак может оказаться кем угодно.

Довериться своему внутреннему голосу? Он, как назло, молчит. Я ничего не слышу. Хотела бы я ничего и не видеть.

– Мне кажется, что я обычно не причиняю боли женщинам. Но тебя за человека я не считаю! – С пренебрежением кинул Чужак и схватил Брену за руки, почти так же, как и вчера меня. Девушка брыкалась и царапалась, пока он не закинул её себе на плечо и не понёс прочь из кухни. Одна из шкур сползла на пол, другая – по типу пончо, перевернулась и застелила ей весь обзор.

– Отпусти! Отпусти меня, Тион, что ты делаешь?! Это же я, Брена! Вспомни! – Кричала бывшая подруга, брыкаясь руками и ногами. Меня бросило в жар от одной мысли, что поселенцы увидят эту картину. Они могут всё понять неправильно, хотя и я не уверена, что что-либо понимала. Когда Тион скрылся за дверным проёмом, Скала отстранился от меня и побежал за ним. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за другом.

На первом этаже он окликнул Чужака, и я забеспокоилась ещё больше. Конечно, Скала будет защищать Брену во что бы то ни стало. Я надеялась, что объяснить поведение Чужака можно хотя бы тем, что Чужак и Капитан Тион – две разные личности. Я очень хотела, чтобы он помог мне – отнёс Брену в Аламейк. А я бы осталась здесь со скорбящим Скалой, с замерзающими людьми.

Но сюрпризы всё не кончались.

– Чужак, стой. Я сам понесу. – Коротко промолвил друг и забрал Брену у всё ещё разгорячённого парня. – Теа, ты знаешь, где именно проходит та граница?

На улице стоял настоящий буран: снег вихрем взмывал ввысь, преграждая дорогу, замораживая сам воздух, мешая разглядеть хоть что-то на десять сантиметров впереди себя. Но Скала знал лес, как свои пять пальцев.

– Недалеко... – Сказала я тихо охрипшим от плача голосом, но из-за завывающего ветра даже сама не услышала своих слов. – Недалеко от хижины Велана! – Изо всех сил крикнула я.

Несмотря на ведьминскую пургу, Скала всё равно шёл быстрее нас. Я не видела даже силуэта Чужака, маяком для меня были широкие ступни Скалы, оставляющие следы на снегу. Через несколько минут ходьбы я перестала чувствовать руки, а через ещё несколько – мои ноги почти отказали двигаться. Я выбежала из дома в том же, в чём и легла спать вчера. Высушенная тёплая одежда так и осталась висеть в подвале.

К сожалению, мы не смогли пройти мимо дома сестёр Мороуз – через бывшие поля проходила самая быстрая дорога к лесу. В другую погоду можно было бы пойти длинной, но скрытной дорогой. У нас такой возможности не было.

Я подняла голову – у входа в дом стоял мужчина. Он что-то громко кричал, но его слова полностью съедал шум снежного вихря. Мужчина не побоялся подбежать к нам.

– Скала! Куда ты тащишь Брену?! Скала!

– Куда надо – туда и тащу. Иди по своим делам!

– Алатея, ты же раздета! Стой, Скала! Стой, сказал!

Поля находились в худшем состоянии, нежели площадь – там сугробы доходили мне почти по пояс. В этот момент я пожалела, что не воспользовалась сывороткой. Странно было, что Чужак ей тоже не воспользовался. Я повернула голову назад – он шёл за мной, стремясь сровняться. Пара секунд, и он достал из карманов своей куртки варежки и натянул мне на руки, гораздо быстрее, чем это бы сделала я.

– Иди. – Бросил он, и я пошла дальше, не обращая внимания на сотню зевак, устроившихся перед окнами. Я не знала, чем помогут мне эти нелепые варежки, ведь я была насквозь мокрая, и им тоже была уготована такая участь, но что-то в этом жесте придало мне сил. Да, я не хотела верить в то, что Чужак – враг, как и не хотела осознавать, что Брена – самый настоящий губитель жизней.

«Ещё подумают, что мы шпионы» – припомнилась мне ехидная фраза девушки.

Давай, Алатея, тебе не хватает энергии! Почерпни её из злости, давай же!

Когда мы почти достигли лесных угодий, я подумала, что мне нужно попрощаться с родителями. В заледеневшем мозгу появлялись лица мамы и папы, Тигры, даже обидевшегося Прима. «Помощница, если ты слышишь. Передай всем, что я их очень люблю. Я не хотела, чтобы так получилось. Тигра, помни. Ты можешь стать, кем хочешь».

Возможно, мне стало мерещиться, но буран в лесу потихоньку стихал. Из-за перепадов высоты почвы, сугробов здесь было меньше, чем на поле, и нового снега на одежду я не подцепила. Когда мы прошли Веланову хижину, я с облегчением вздохнула, но из горла вырвалось только страшное сиплое кряхтение.

– Куда? – Крикнул Скала, и мне показалось, что и его голос я слышу чётче. Чужак подтолкнул меня со спины и ответил вместо меня.

– Теперь направо. Ид...иди направо к широкой дорожке. Там справа будут два густа, в кон..конце дороги пелена тумана. – Голос Чужака страшно дрожал, но я была рада, что он помнит, где мы вышли. Я бы не смогла промолвить и звука.

Буйная Брена не переставала колотить Скалу руками по спине, и это меня позабавило: для него такие тумаки, всё равно, что удары игрушечного молоточка. Ноги меня уже совсем не слушались, коже стало даже жарко от адского пламени льда. Я надеялась, что Чужак заберёт Брену, а Скале удастся отнести меня в дом. И всё бы закончилось. Этот ужас бы закончился навсегда. Остался бы только ночным кошмаром, мучающим меня до самой смерти.

До самой смерти.

А что, если вот она? Смерть во льду?

– Это здесь?

– Да. – Выкрикнул Чужак и остановился. Я тоже остановилась, на автомате. Единственное, что я хотела, это чтобы этот кошмар быстрее кончился.

– Что теперь? Ау! Люди! Я принёс гадюку!

– Да как ты смеешь! – Не унималась Брена. Ей, видимо, было теплее и удобнее всего.

– Поставь...Поставь её на землю. Мы войдём вместе. Если так будет нужно – я отвечу за содеянное. – Я обернулась и в последний раз посмотрела Чужаку в лицо. Метель успокоилась, ко мне вернулось зрение, и я постаралась запомнить его лицо. Две голубые льдинки, затерянные во льдах. Ровная кожа, крепкий подбородок, прямой нос, неуверенная улыбка с поджатыми бледными губами.

– С-спасибо. – Прошептала я в последний раз и вжалась всем телом в утопающий под моим весом хрустящий снег. Я падала вниз на метры, на километры, в настоящую бесконечность, проваливаясь, тонула в ледяной безмятежной глади. Снег заполнил всю меня, сквозь ноздри, рот и уши он проник внутрь, став всем моим естеством, став мной, а я, в свою очередь, снегом. Он дарил мне тепло, обжигал, облобызал каждый волосок на моей голове, каждую ресничку, покрыл коркой льда мою несчастную старую одежду, навсегда, похоронив меня под трагичной землёй моего настрадавшегося поселения. Моя хроника, то, во что я постаралась вложить частичку своей души, превратилась в тончайший ледяной пергамент с размытыми очертаниями былых букв.

Все мои внутренние органы превратились в айсберги, кровь застыла и больше не курсировала по венам. Сердце, бившееся раньше без остановки почти восемнадцать лет, с траурным видом испустило свой последний вздох. Один лишь только мозг не поддавался чарам владычицы льдов, он позволял мне думать, вспоминать лица тех, кого я оставила в мире живых, дышащих, тёплых.

Но и он вскоре навсегда застыл. Вместе со всеми воспоминаниями: со счастливыми моментами, с невероятными пейзажами, ароматами вкусной еды, звуками самодельных музыкальных инструментов и обещаниями, данными самой себе давно и недавно.

Тишина. Она звучит так мелодично, так по-чародейски. Я остаюсь упокоенной под толщей льда вечно служить покою и безмятежности.

– Алатея! Ти! Теа!

Наверное, мой мозг ещё не до конца отключился. С чего я вдруг слышу голоса из прошлого? Какая глупая злая шутка!

– Ти, вставай! Вставай же, давай!

Кто-то просит меня встать? Но разве я могу? Здесь так уютно, в этой благой необыкновенной пустоши... Я везде и нигде. Кто я? У меня было имя? У меня была жизнь?

– Теа, открой глаза! Ну же! Алатея!

Это меня зовут? Меня раньше звали Алатея? Какое причудливое имя. Интересно, что оно означает. Стойте. Где же лёд? Я что-то слышу. Я слышу голоса. И чем-то пахнет... Это запах трав и жжёных поленьев...

Владычица льда отступила. Она отпустила меня. Точнее, с презрением изгнала из своих владений. Я летела обратно – наверх, к поверхности земли, к теплу и жизни, туда, где меня ждали. Снег трусливо отступал, бросил меня, оставил на произвол судьбы. Он обжёг меня на прощание, чтобы растаять и превратиться в талую воду, в лужу давних слёз. Я восстала из заморозившего цветы моей юности зла, воскресла из некогда счастливой земли моего родственного народа. Моя хроника сбросила ледяной панцирь и стала воспоминанием – мокрой насквозь тряпочкой, но свободной от злой магии.

Все мои внутренние органы оттаяли, айсберги разбились в дребезги, выплёскивая наружу горячую кровь, словно гончую, стремящуюся гонять по венам. Сердце, почувствовавшее зарождение новой жизни забилось с силой бегущей от хищника добычи, давшей ответный бой. В мозгу, от которого также отступили чары владычицы льдов, снова появились духи воспоминаний: грустных моментов, неистового смеха, задушевных ночных разговоров и отчаянных прыжков со стогов сена.

Шум. Он мешает, раздражает, побуждает к действию. Я забываю о покое, мне хочется ответить, хочется, чтобы эта какофония прекратилась, остановила свои попытки разрушить мой ледяной покой и гипнотизирующую безмятежность.

Я чувствую резкий запах, доселе мне неизвестный. Запах химии, запах лекарств, запах страха.

Я делаю свой первый вздох, первый вздох новой жизни. Тёплый, почти горячий воздух вливается внутрь через ноздри, наполняет меня живительной силой чужеродного, мистического мира. Одновременно с этим я начинаю чётко слышать голоса и звуки вокруг, не как раньше, словно зажеванную ленту старой магнитофонной кассеты, а так, будто я стала эпицентром звука, главным слушателем радиоволны.

Тяжёлые, налитые свинцом веки не желают подниматься, не повинуются мне так, как я повиновалась когда-то льду. Мне следовало бы поучиться у них сопротивляемости, но я уже давно потеряла сноровку, если она когда-то у меня и была. В этом месте вне времени я чувствую себя обмякшей плотью, ничего из себя не представляющей размокшей от суточного дождя газетной вырезкой с несколькими уже нечитабельными буквами... Т – Е – А.