ГРОМОВА

    Раньше меня преследовали мечты о великих свершениях. Всякий подросток должен мотивировать себя, желать перевернуть мир, принести обществу пользу. Найти свой Тулон. Но лишь самые сильные личности остаются на этой узкой дорожке амбиций. Многим просто не суждено продолжить путь. И, наверное, я одна из отступивших.
Подняла глаза к ночному небу, а потом опустошила стакан с алкоголем. Зажмурилась, спрятала лицо в тёмных волосах. Но уныние, исходящее от меня, не скрыть. Всё чаще меня терзают мысли о том, как же я опустилась до такого низменного, пустого образа жизни. Однако я надеюсь, что не проведу вечность так.
Поднимаю усталый взгляд, мне отвратительны здешние пейзажи и люди. Бетон, всюду бетон. Зелёное стекло от разбитых бутылок царапает подошву кроссовок. Мы проводим остатки вечера у городского моста. Некоторые, конечно, проводят тут остатки жизни. Не все желают перемен. Лишь некоторые маниакально хотят измениться, уехать, забыть всё. Я, наверное, отношусь ко вторым, но закончу как первые.
За рекой виднеются ели и сосны. Их кроны ласково качаются от ветра. А вверху звездное, чистое небо. Но световое загрязнение мешает наблюдателю. Отвратительные фонари, светящие ядовито-жёлтым цветом, пытаются затмить собою звёзды. Самые потаённые уголки вселенной не покажутся мне сегодня.
Кинув взгляд на пьяную и весёлую девушку, которая забралась на машину, я пошатнулась. Алкоголь начал веселить меня. Он медленно всасывается в кровь, отравляя каждую клетку моего тела. Вдруг, откуда ни возьмись, к нам приближался серый автомобиль. Из темноты. Я сощурилась и отвернулась, едва не упав. У меня паническая светобоязнь, свет от фар расщеплял мои глаза. Это следствие побочного эффекта от успокоительного лекарства и снотворного. Зрачки почти постоянно расширены, крайне дискомфортно. Посему я постоянно, постоянно щурюсь. Автомобиль остановился в метре от меня, а я прикрыла лицо руками. Чёрная тень моей фигуры раскинулась на бетоне.
— Выключи фары,— послышался знакомый женский голос, когда дверца машины закрылась,— Громова сейчас сгорит.
— Пусть привыкает к свету, она же больше похожа на труп,— гонщик и шутник по совместительству, сегодня этот человек в ударе.
— Пожалуйста, выключи свет,— прошептала я прокуренным, пьяным голосом,— Дима.
Женские руки обвили моё худое тело. Единственный человек в этом мерзком городе, которому я важна. Словно воздух. И эта сестринская любовь взаимна. Мы знали друг друга, будучи глупыми и зелёными. Словом, когда были намного легкомысленнее и наивнее.
— Майорова тебя обнимает, а меня нет. Между прочим, с ней встречаюсь я,— Дмитрий выключил фары, заглушил автомобиль.
— Ты лишь временное явление в жизни Настасьи,— съязвила я, пытаясь устоять на ногах, когда девушка меня отпустила.
Я повернулась к Диме. Хоть мы и дерзили, но оба были расслаблены. Он сел на капот своей старой и грязной машины. А его смуглая, тёмная кожа казалась ещё темнее в здешнем освещении.
— Ты тоже,— ответил он, осматривая меня карими глазами.
Он вечно поднимает подбородок, даже сейчас. Запрокидывает голову неестественно высоко. Слишком щегольски. Наверное, показывает окружающим свое презрение, смотря надменно. Однако выходит у него крайне дурно.
— Ты вновь разбила губу?— спросил Дима, хмурясь и показывая на меня пальцем.
— Нет, вовсе нет,— я дотронулась до своей нижней губы,— этот шрам походит больше на кровавую рану.
— Ты чаще дерись пьяной, больше таких шрамов будет.
Он поправил красную пятипанельную кепку. Словом, являясь большим любителем кепок, Дима носит их всегда козырьком назад.
— Тараканов,— вмешалась Настасья, когда отобрала у собутыльников портвейн,— завтра полковник заставит тебя подметать плац. Я позабочусь.
Настасья и Дмитрий учатся в военной академии. И мне неизвестно, откуда у Настасьи желание служить, ибо в её семье лишь прадед дышал военным делом.
— Сколько мы с тобой не виделись? Месяц? Два?— спрашивал меня Тараканов,— Ты ещё больше похудела?
Я томно вздохнула, ожидая упрёков.
— Просто не могу понять, откуда в худой и мертвенно-бледной девушке столько смелости, что она дерётся в пьяном угаре с кадетами.
Несмотря на болезненную худобу, моё физическое тело обладает невероятной силой. Но даже от малейшего удара, кожа покрывается синяками. И это, пожалуй, единственный недостаток моего тела. Впрочем, сильные ноги и прямая спина компенсируют всё.
— Поедешь на митинг?— предложил Тараканов, ожидая искр в моих вечно расширенных зрачках.
Настасья молчала. В её круглом лице я не нашла и толики заинтересованности в нашей беседе. Она лишь запустила руку в свои волосы, которые постоянно осветляет в платиновый цвет. А голубые глаза Майоровой смотрели в лесную тьму. Но я привыкла. Незнакомцы считают её высокомерной. Однако это вовсе не так. На такие упреки она обычно отвечает, смеясь: «у меня лицо такое».
— Возможно, там будет твоя давняя любовь,— последние слова он растянул, следя за изменениями в моем лице.
Но, нацепив равнодушную маску, я уклончиво ответила:
— Подумаю.
Я не придала словам Тараканова никакого значения. И вскоре, спустя, наверное, час, алкоголь окончательно затуманил мой разум. Кутёж, попойка. Всё, лишь бы не чувствовать отчаяния. Всё, лишь бы убежать от себя. И так я провела всю ночь, гуляя. Отравляла свой организм, свою измученную душу.
Настолько пьяная была, что, не в силах держать сигарету, я обжигала бледные руки. Недолго повеселившись у моста, мы решили отправиться в центр нашего маленького, убогого города. Но я никогда не считала этот город своим. Никогда. Да, я выросла здесь. Да, я знаю почти каждый закоулок. Но душа моя не может быть привязана к одному месту. Тем более, если это место отталкивающее, грязное и прогнившее.
Вы можете родиться на море, однако, если захотите, вашей истинной родиной будет пустыня. Всё, что пожелаете. Человек не должен быть скован несколькими квадратными метрами. Живя на красивой, прекрасной планете, глупо запираться на клочке земли. И иногда, смотря на звездное небо, я мечтала о далеком будущем, где в документах будут указывать не только страну, в который родился гражданин, но и планету. Планету, на которой он появился на свет. Захватывающая мысль, однако, кажется такой наивной.
Но поверьте, в пьяном угаре я не думала о подобных вещах. Нет, я была самым низменным, пропащим человеком. Ребята из компании, в которой я, находящаяся на птичьих правах, напивалась, приставали к прохожим, мешали общественному порядку, а вскоре начали драться между собой. Жестокость и алкоголь. Невоспитанность, грубость и хамство. Незримые спутники сегодняшнего вечера.
Будучи пьяной, я надеваю маску глупой кокетки. Возможно, это вовсе не маска, а уже часть меня. И вот один из парней начал оказывать мне знаки внимания. В такие моменты мне становиться мерзко от себя, я трезвею. Отвращение. А после сознание, насколько я опустилась. Насколько запуталась. Флирт заканчивается, я вмиг становлюсь серьезной. Вместо плавных движений, я теперь стараюсь занять наиболее отталкивающую позу. Сутулюсь, резко отвечаю. Но собеседник уже не в силах увидеть во мне личность, чувства, мысли. Он считает меня всё той же кокеткой. Поняв, что этот случай аналогичный, я решила уйти. Парень уже не слушал меня, а лишь разглядывал и кивал. Попрощавшись с Настасьей, быстро скрылась от шумной компании.
Но дома меня никто не ждёт. Маленькая, старая комната в коммунальной квартире и есть мой дом. Родителям и родственникам нет дела до меня, до моей жизни. Мать лишь изредка появляется дома, когда ей это необходимо. И мне не больно, ведь я давно стала равнодушной к семье.
Утром, как порядочный подросток, я отправилась в школу. Это забавно, когда напиваешься ночью, а потом сидишь на уроке. Хочу объяснить, что школа, в которой я учусь, направленна на углублённое изучение информатики. И мне крайне сложно прогуливать занятия, ибо потом придется самостоятельно изучать пропущенный материал. Так, поспав пару часов, я пыталась отрезветь.
— Скверные баллы, вы должны больше заниматься,— причитала Герда Владимировна, поправив своё пенсне с красной оправой,— вы сами пришли за знаниями.
Герда Владимировна единственная женщина, которая преподает в этой школе. Молодая, строгая и целеустремленная. Она слишком замкнута, кажется высокомерной, отчего её ненавидят ученики. Оценивает знания, а не лесть. Ужасный преподаватель для обленившегося подхалима, который отроду получал оценки за подарки.
— Громова,— я, перестав разглядывать пейзаж за пыльным окном, резко обернулась,— написала работу лучше всех. Но ошибок, честно говоря, много.
Её тонкие, чёрные брови едва заметно дёрнулись, когда мы встретились взглядами. Лицо учительницы покрыто морщинами, особенно вокруг рта и глаз. Видно, что работа приносит ей мало удовольствия.
— Вы ставите ей хорошие оценки, потому что она - девушка,— сказал мой одноклассник, имеющий фамилию Консернев.
Герда Владимировна, потрогав свои черные волосы, которые всегда стрижет под каре, чуть не упала.
— Как это взаимосвязано, Николай?— спросила она Консернева, кинув взгляд на первую парту, за которой он вальяжно сидел.
— Элементарно. В нашей школе не так много женщин. Десяток, быть может. И вы держитесь вместе. Хотя бы не отрицайте это, и мы, как благородные мужчины, поймём,— его толстые и мокрые щеки двигались.
Отовсюду послышался шепот. Герда Владимировна вздохнула. Было видно движение ключиц, чёрное платье оголяло шею и плечи.
— Всем же понятно, что женщинам не место в точных науках. Вы их не понимаете,— не унимался Николай.
Наша школа действительно неохотно принимает в свои ряды женщин. Мне с трудом приходится выслушивать, какая я неспособная и глупая.
— Проведём эксперимент. Итак,— вечно опущенные уголки губ Герды, казалось, опустились сегодня ещё на пару миллиметров,— Громова и Консернев, пройдите за последнюю парту.
Я не понимала, почему меня в это втянули, ведь я просто разглядывала птицу за окном. Пошатнувшись, встала и села за последнюю парту. Запах Консернева настиг меня, когда его хозяин находился в паре метров от парты. Все взгляды были прикованы к нам, а я лишь уткнулась носом в своё плечо, пытаясь дышать.
Герда дала нам тест об истории развития компьютерной техники, которую используют в космосе. Так же в тесте было несколько задач, которые я даже не стала читать. Моя голова болела, ночная прогулка сказалась на самочувствии. Хоть и пила много воды, мне обычно это помогает, сегодня я была не в настроении думать.
Тест я решила очень быстро. Особенно мне понравилась часть, где нужно охарактеризовать ученого. Мне не хотелось подставлять Герду Владимировну, но я была невольным участником этого марафона. Соответственно, я не отвечаю за последствия, не хочу участвовать в здешних войнах. И пока ученики проходили новую тему, я смотрела пустыми глазами на решённый тест.
Вскоре Герда сказала, что время истекло. Попросила подождать, пока проверит работы. Велела прочесть новый материал. И, как это обычно бывает, я не стала читать параграф, а смотрела на часы. Мне дико захотелось кушать, это обычные потребности для моего организма после нескольких литров алкоголя.
Голова заболела сильнее, а солнечный свет из окна сжигал мою душу. Я щурилась, закрывала лицо руками, отворачивалась. И вот. Герда объявила результаты. Оказалось, что я ответила на двадцать девять вопросов, а Николай на восемнадцать, однако парень решил задачи. Победоносно вскочив с места, постаралась скорее скрыться из кабинета. Выяснять отношения вовсе не хотелось.