#4. «В память о маме»
Сквозь ревущую толпу, захлебывающуюся в песнях и взрывах хохота, мы с Ча Ын У прокладывали путь уже на его машине в поисках Мун Га Ён. После гонки многие, позабыв о поражениях, оставались в своих тачках, выписывая отчаянные вензеля дрифта. Я бы с удовольствием задержалась, наблюдая за группой девушек, отдающихся во власть пульсирующего бита популярного трека, но сейчас меня беспокоила тревога за подругу. Га Ён не просто проиграла этому ничтожному У До Хвану, она была подавлена сокрушительным ударом по её белоснежной новой машине. Возможно, она чувствовала себя униженной перед всеми, кто собрался здесь, свидетелем её падения. Она так дорожила своим безупречным статусом.
А теперь? Неужели это моя вина? До Хван обрушил на меня свою непонятную ярость, подрезав нас в тот момент, когда победа была уже так близко...
Ын У двигался с уверенностью, словно заранее зная, где Га Ён ищет уединения. Он остановился за каким-то заброшенным зданием. Незнакомая местность заставила меня насторожиться. Сумерки сгущались, а редкие фонари не освещали улицу. Он вышел, а я за ним.
— Мы же не собираемся туда? — с сомнением спросила я, вновь бросив взгляд на мрачную кирпичную громаду.
— Что? Нет, — усмехнулся он. — Видишь там, неподалеку, река Ханган? Мы туда. — с этими словами он уверенно взял меня за руку и повёл за собой.
Узкая тропинка, едва различимая в полумраке, привела нас к берегу реки. Ханган величаво нес свои воды, отражая в темной глади редкие огни Сеула. Ветер доносил слабый запах водорослей и бетона, смешиваясь с ароматом вишневых деревьев, распустившихся вдоль набережной.
И она была там. Мун Га Ён сидела на краю пирса, свесив ноги над водой. Её плечи вздрагивали в такт беззвучным рыданиям. Ын У отпустил мою руку и жестом показал, чтобы я подошла первая. Он знал, как важна сейчас для Га Ён женская поддержка.
Я осторожно присела рядом с ней, оставив достаточно личного пространства. Тишина давила, но я не спешила её нарушать. Знала, что нужно дать ей время выплеснуть боль.
— Он... зачем он сделал это? — наконец прошептала Га Ён, не поднимая головы. — Он знал, как меня задеть. Он словно прочитал все мои страхи. Что я ему вообще сделала? Урод. Самодовольный придурок! Такие, как он, долго не живут! Была бы моя воля, отправила бы его за решетку! Но даже здесь я не могу быть предателем всей этой стаи, черт возьми! - раздраженно и резко выругалась.
Я обняла её за плечи.
— Это всего лишь одна из миллион других гонок, Га Ён. Это не определяет тебя. Ты все еще лучшая. И мы все это знаем. А До Хван... он просто завидует. Он никогда не сможет сравниться с тобой. — я никогда не умела поддерживать людей, но мне действительно хотелось сделать все, чтобы она перестала чувствовать себя паршиво.
Га Ён всхлипнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони, размазав тушь по щекам. Вид ее идеального лица, искаженного болью и обидой, резал мне сердце. Она с первой нашей встречи показалась мне сильной, независимой, самодостаточной. И видеть ее такой сломленной было невыносимо.
— Легко тебе говорить, — пробормотала она, немного усмехнувшись, — ты не знаешь, что это такое, когда тебя выставляют на посмешище. Когда рушится все, над чем ты так долго работала. Меня никто не смел трогать. Меня многие уважали. Я ведь столько уже успела вложить в эту машину! И теперь... теперь она как символ моего позора.
Я крепче обняла ее.
— Глупости. Машину можно починить. А твою репутацию никто не запятнал. Все знают, чего ты стоишь. А До Хван... он просто сыграл грязно. Не стоит тратить на него свои нервы.
Она подняла на меня заплаканные глаза.
— Ты так думаешь?
— Я знаю, — твердо ответила я. — А теперь давай встанем. Тут холодно и сыро. Пойдем выпьем чего-нибудь горячего и забудем об этом дне, как о страшном сне.
Га Ён кивнула, медленно поднимаясь на ноги. Я поддержала ее под руку, чувствуя, как дрожит ее тело. Ын У, все это время молча наблюдавший за нами, подошел и протянул ей свою куртку. Она благодарно приняла ее, накинув на плечи.
— Слышите? Да, вы оба, ничего не видели! Понятно? - побеспокоилась девушка.
— Молчок! — приложив свой указательный палец к своим губам, усмехнулся в ответ Ча Ын У.
— А разве что-то было? — подыграла тоже.
Вместе, втроем, оставив припаркованную машину Ын У, мы пошли вдоль набережной, оставляя позади реку Ханган, уносящую с собой ее боль и обиду. Впереди нас ждал теплый свет кафе и надежда на то, что завтра будет лучше.
В кафе было тепло и уютно. Мягкий свет ламп и аромат свежесваренного кофе окутывали нас, создавая атмосферу покоя и умиротворения. Мы устроились за столиком у окна, откуда открывался вид на ночной город, мерцающий огнями.
— Я отомщу У До Хвану, — выпалила она, резко и громко опустив рюмку на стол, словно ставя точку в споре. В голосе звенела сталь, а не надежда на успокоение.
— Эй, погоди! Не вздумай! — Ын У встрепенулся, словно от удара.
— Я этого так не оставлю. Он узнает, что такое настоящий страх и уважение, — в глазах Га Ён вспыхнул недобрый огонь.
— Опомнись! Ты с ума сошла?! Тебе повезло, что пострадала только машина, а не ты сама, черт возьми! Он не один, Га Ён, а ты всегда соло! Это же чистой воды само****ство! — в голосе Ын У прорезалась неприкрытая тревога.
— Ащщ... — прошипела Га Ён, осушая еще одну рюмку.
Соджу немного ударило и мне в голову, но я все еще понимала, что месть — не выход. Ведь, по сути, У До Хван решил подрезать нас на гонках из-за меня, из-за необъяснимой личной неприязни. Мстить должна я, а не Га Ён. Но что я могу сделать? Я ни разу не участвовала в подобных соревнованиях. Я беспомощна. Не могу заступиться за подругу. Все вдруг стало таким сложным. Что ждет Га Ён в следующий раз? И я не могла не согласиться ни с ней, ни с Ча Ын У. Они оба в чем-то правы и оба заблуждаются.
— Ты чего замолчала? — Ын У повернулся ко мне.
— У меня мозг плавится, — равнодушно отозвалась я, уставившись в пустоту.
— Да, не нужно сейчас грузиться, Га Ён. Мы пришли сюда развеяться. Обо всем подумаем завтра. А то Чарли уже не выдерживает наших разборок, — Ын У обратился к нашей подруге. — Поехали домой. Я вызову такси.
— А как же ваши машины? — спросила я.
— Завтра заберу. Не сяду же я сейчас за руль, — буркнул Ын У, уткнувшись в телефон в поисках такси.
— Я тоже завтра свою заберу. Она искореженная никому не нужна, — произнесла Га Ён усталым, заплетающимся языком.
Тишина повисла в воздухе, нарушаемая лишь приглушенными звуками соджу в рюмках и далеким гулом ночного Сеула. Я чувствовала, как алкоголь медленно, но верно завладевает моим рассудком, уводя в туманное забытье. В этом состоянии все казалось одновременно и простым, и невероятно сложным. Га Ён, с ее решимостью и яростью, вызывала во мне восхищение и страх. Ын У, с его здравомыслием и тревогой, олицетворял собой голос разума, но в то же время казался беспомощным перед надвигающейся бурей.
Внезапно, в голове словно что-то щелкнуло. Идея, безумная и отчаянная, но такая заманчивая, начала обретать форму. Если Га Ён права, и месть неизбежна, то почему бы мне не стать той, кто ее осуществит? Нельзя позволить ей в одиночку бросаться на этого психа. Я должна защитить ее, даже если это будет означать, что придется переступить через свои страхи и окунуться в мир, о котором я ничего не знаю.
— Постойте, — вдруг произнесла я, привлекая внимание друзей. — Я знаю, что делать.
Они оба уставились на меня, ожидая продолжения. В их взглядах читалось недоумение и легкое опасение. Я глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.
— Я буду участвовать в следующих гонках, — выпалила я, стараясь придать своему голосу уверенность, которой я совсем не чувствовала. — И я выиграю У До Хвана.
После моего решительного признания повисла тишина, словно застывший воздух перед бурей, которую неминуемо предвещал мой предательский ик. Га Ён и Ын У, до этого момента притихшие, разразились оглушительным смехом, как будто прорвалась плотина сдерживаемых эмоций.
— Чарли, стоп! Больше ей не наливать! — сквозь приступы хохота выкрикнул Ын У.
— А я-то думала, что я здесь самая пьяная! — пробормотала Га Ён, едва сдерживая смех. Ее глаза лучились весельем.
— О, такси прибыло! — Ын У, наконец, уняв свой смех, взглянул на экран телефона.
Выходя из гостеприимного заведения, я чувствовала, как стыд обжигает щеки. Неужели я действительно это выпалила? Пьянь бесстыжая! Эта мысль преследовала меня до самой машины. Ча Ын У, проявляя галантность, устроился на переднем сиденье рядом с водителем, а мы с Га Ён погрузились на заднее. Прежде чем отправиться домой, Ын У продиктовал водителю адрес Га Ён, чтобы убедиться, что она доберется в целости и сохранности.
В салоне повисла тишина, нарушаемая лишь приглушенным гулом мотора и тихим сопением Га Ён, успевшей задремать на моем плече. Я украдкой поглядывала на ее умиротворенное лицо, пытаясь унять бурю собственных чувств. Стыд, вина и неловкость переплелись в тугой клубок, сдавливающий горло.
Неожиданно, Ын У обернулся ко мне, и наши взгляды встретились в зеркале заднего вида. В его глазах не было ни осуждения, ни насмешки, лишь какое-то странное, нечитаемое сочувствие. Он слегка улыбнулся, словно подбадривая меня. Этот мимолетный контакт немного успокоил меня.
Когда мы подъехали к дому Га Ён, я помогла ей выбраться из машины. Она сонно улыбнулась, поблагодарила нас и, пошатываясь, направилась к подъезду. Ын У проводил ее взглядом, а затем снова повернулся ко мне.
— Не бери в голову, все мы иногда говорим лишнее, когда выпьем, – тихо произнес он, словно прочитав мои мысли.
Я с благодарностью кивнула, но в душе продолжала корить себя. Он был так добр и понимающим, когда я обожгла запястье, даже сейчас, когда чувствовала себя неловко. Вспомнила, как накричала на него после гонки. Может, он правда её понимает больше, поэтому так с ней общается. Ведь, Га Ён сама рассказывала, что это у них свое «особенное» общение. Не такой уж он и плохой парень на самом деле. Когда мы остались вдвоем в машине, Ын У продиктовал водителю мой адрес, и мы поехали в тишине. Я чувствовала его взгляд, но не решалась поднять глаза.
Когда мы подъехали к дому, Ын У проворно распахнул дверь такси, и я, благодарно кивнув, вышла на улицу. Опьянение еще властвовало надо мной, и, оступившись о бордюр, я едва не рухнула вперед. В тот же миг чья-то сильная рука перехватила мое запястье. Рывок Ын У был так стремителен, что, развернувшись, я потеряла равновесие и, не удержавшись, упала прямо на него, на холодный асфальт.
Я почувствовала, как бьется его сердце, быстрый ритм, заглушенный тканью ветровки. Пьяный смех застрял у меня в горле, сменившись смущенным молчанием. Я подняла взгляд, и наши глаза встретились. В полумраке улицы его лицо казалось еще более мужественным, резкие черты смягчились лунным светом. В его глазах я увидела что-то, чего раньше не замечала – беспокойство, заботу, и... что-то еще, что заставило мое сердце забиться сильнее.
Неловкость повисла в воздухе. Я попыталась отстраниться, но его рука по-прежнему крепко держала мое запястье.
— Осторожнее, – прошептал он, и его дыхание коснулось моего лица. Голос звучал хрипло, с какой-то непривычной ноткой. Мне вдруг стало жарко, несмотря на прохладный ветер.
Его слова, казалось, отрезвили меня лучше любого кофе. Пьяная дымка медленно рассеивалась, уступая место смущению и внезапному осознанию близости. Я чувствовала тепло его тела сквозь тонкую ткань моей футболки, ощущала легкий запах его одеколона, смешанный с ароматом ночного воздуха. Это было странно, волнующе и... неправильно. Мы с Ын У только вчера познакомились.
Наши взгляды переплелись в немом вопросе. Я видела, как в его глазах боролись смущение и какое-то необъяснимое желание. И я чувствовала, как во мне нарастает странное, незнакомое волнение.
Тишину ночи нарушил далекий лай собаки. Этот звук, как будто вырвал нас из оцепенения. Я снова попыталась отстраниться, на этот раз более настойчиво, а Ын У отпустил мое запястье. Мы оба встали на ноги.
— Спасибо, что поймал, — пробормотала я, чувствуя, как щеки предательски заливаются краской.
Он молча кивнул, не сводя с меня взгляда. В его глазах все еще читалось смятение и, кажется, легкое разочарование. Я быстро отвернулась и направилась к двери подъезда, чувствуя, как его взгляд прожигает мою спину.
Поднимаясь по лестнице, я все еще чувствовала тепло его руки на своем запястье и слышала теплый шепот: «Осторожнее».
— Пока! — попрощался со мной Ын У.
— Пока! — не оборачиваясь, попрощалась в ответ.
Добравшись до своего этажа, я на цыпочках прокралась к двери, надеясь на тишину и незаметность. Но, видимо, не судьба. Словно тень, из коридора возникла Дикси. Бросив взгляд на настенные часы, я ахнула – стрелки застыли в мучительном предрассветном танце, почти четыре утра.
— Сегодня ты превзошла саму себя, — укоризненно протянула Дикси.
— Я была у новой подруги. Неужели мне нельзя иметь личную жизнь? Я совершеннолетняя, в конце концов, и, между прочим, по твоей милости работаю. Так что давай без нравоучений, а? — выпалила я, с трудом удерживая равновесие, когда принялась за шнурки кроссовок. Земля предательски уходила из-под ног.
— Господи, Чарли! Ты умудряешься удивлять меня с каждым днем! Как ты ухитрилась так надраться? С тобой вообще все в порядке? И что-то мне подсказывает, что ты была не только с «подругой». — Она приблизилась, не давая мне рухнуть на пол, и подозрительно принюхалась. — Мужской парфюм? И как зовут эту твою «подругу»? — в голосе послышались стальные нотки.
— Да говорю же тебе, все в порядке! Сегодня у меня будет как раз выходной, и я хочу спать, как убитая. — вырвавшись из ее цепких рук, я поплелась к своей спальне.
— Мне это совсем не нравится... — прозвучал голос сестры в спину. — Когда ты научишься отвечать на звонки или хотя бы предупреждать, где ты пропадаешь?
В ответ я лишь захлопнула дверь своей комнаты и рухнула на кровать, не раздеваясь.
Звук захлопнувшейся двери эхом прокатился по квартире, заглушая остатки разума, пытавшегося сопротивляться навалившейся усталости. Проваливаясь в полузабытье, я слышала сквозь тонкую перегородку приглушенный голос Дикси, бормочущей что-то о безответственности и переживаниях. Но это уже не имело значения. Все заботы и терзания остались там, за дверью, вместе с навязчивым запахом чужого парфюма и чувством вины перед сестрой.
Словно по мановению невидимой руки, наступило позднее утро. Солнце нахально заглядывало в окно, облизывая лицо своими жаркими лучами. Разлепив веки, я поморщилась от пронзительного света. Первое, что пронзило сознание – адская головная боль, словно вчерашнее веселье пыталось взять реванш. Сколько же я выпила?
— Ащщ... — вырвалось у меня сквозь зубы, когда пальцы судорожно сжали виски.
Как ни манило тепло одеяла, как ни хотелось утонуть в его мягких объятиях, боль безжалостно гнала меня прочь. С трудом поднявшись, я поплелась на ощупь к столу, где в аптечке хранилось спасительное.
Надеюсь, что душ смоет остатки вчерашней пьянки и вернет хоть немного ясности мыслям. Горячие струи приятно обжигали кожу, словно пытаясь выжечь из памяти обрывки вчерашних похождений. Или почти выжечь. Воспоминания, как осколки разбитого зеркала, то и дело всплывали перед глазами: яркий ожог от пролитого мною кофе, нелепая битва с До Хваном на гонке, потесанная сторона машины Га Ён, обжигающий язык соджу и такой манящий аромат парфюма Ын У.
Стоп. Внезапно меня словно пронзило током. Кадры ночного происшествия, как кинопленка, развернулись в сознании: я, споткнувшись, падаю прямо на Ча Ын У, а он, словно рыцарь, пытается меня подхватить, но падаю прямо на него. Боже, как неловко! Как теперь смотреть ему в глаза? Душ, конечно, принес облегчение измученной голове, но вот мысли... мысли лишь крепче засели в сознании.
На кухне меня встретил лишь пустой стол, обычно усыпанной различной едой Дикси или остатками вчерашней доставки. Но сегодня на ней сиротливо лежала лишь записка от сестры:
«С похмельем, сестренка! А теперь серьезно: если ты уже такая взрослая, то приготовь себе что-нибудь поесть сама».
— В смысле?! — удивленно вырвалось у меня.
Заглянув в холодильник, я обнаружила ледяную пустоту: ни намека на яйца для утренней яичницы, ни кусочка сыра, ни йогурта. Прошерстив все полки, я с отчаянием констатировала факт: хлеба тоже нет.
— Вот засранка! Постаралась же все спрятать или забрать, чтобы я мучилась! — проворчала я, чувствуя, как раздражение нарастает с каждой секундой. — Эх, — обреченно вздохнула я, — Придется самой топать в ближайший продуктовый магазин.
Перспектива похода в магазин, особенно в таком состоянии, казалась пыткой. Но желудок настойчиво требовал хотя бы чего-то, чтобы унять бушующий внутри пожар. Накинув первое попавшееся под руку худи и натянув кепку, я вышла из квартиры, стараясь не смотреть на свое отражение в зеркале. Вид, наверняка, был еще тот.
Улица встретила меня оглушительным шумом и ярким солнечным светом. Каждый звук отдавался эхом в голове, а солнце казалось не милосердным другом, а скорее жестоким палачом. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я проскользнула в ближайший магазинчик.
Уныло бродя между рядами с продуктами, я машинально кидала в корзину все, что казалось хоть немного съедобным: несколько яиц, пачку лапши быстрого приготовления, немного сыра и пачку печенья.
Уже вливаясь в змеиную очередь к кассе, я вдруг ощутила, как в мирно гудящий улей супермаркета ворвался хаос. Словно из преисподней, возникла группа теней в черном, их лица скрыты зловещими масками. Холодная сталь пистолетов, направленная на застывшего кассира и оцепеневших покупателей, пронзила атмосферу ледяным ужасом.
Сердце бешено колотилось, пытаясь вырваться из груди. Инстинктивно я пригнулась, надеясь слиться с толпой, стать невидимой. Вокруг меня воцарилась звенящая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием испуганных людей. В голове пульсировала только одна мысль: «Не двигаться. Не привлекать внимания».
Один из грабителей, с грубым голосом, скомандовал всем лечь на пол. Медленно, дрожащими руками, я опустила корзину на пол и последовала его приказу. Холодный кафель обжигал щеку, а запах чистящих средств резал нос. Я старалась не смотреть на происходящее, концентрируясь на ровном дыхании, но это было невозможно.
Вскоре послышались приглушенные крики, звон разбитого стекла и шуршание набиваемых в сумки денег. Время тянулось мучительно медленно, каждая секунда казалась вечностью. Я боялась пошевелиться, боялась даже дышать, опасаясь привлечь внимание этих безжалостных людей.
Но один из них, все-таки проходил мимо меня и вдруг остановился. Его тяжелые ботинки замерли в опасной близости от моей головы. Я зажмурилась, молясь всем известным и неизвестным богам. Чувствовала, как его взгляд прожигает меня насквозь, будто сканирует, решая мою судьбу. В животе все похолодело, а дыхание застряло в горле.
Внезапно он наклонился. Я почувствовала резкий знакомый запах одеколона. Мое сердце замерло. Неужели это конец? Но вместо выстрела или удара, он просто сорвал с моей шеи подаренную мамой цепочку. Тонкое золотое плетение оборвалось, и я почувствовала легкое покалывание на коже. Грабитель, ухмыльнувшись, скрылся в толпе своих сообщников.
Наконец, все стихло. Грабители скрылись так же внезапно, как и появились, оставив после себя лишь хаос и ужас. Постепенно люди начали подниматься, оглядываясь вокруг с потерянными лицами. Кассир, бледный как полотно, дрожащими руками вызвал полицию.
Я поднялась на ноги, чувствуя слабость во всем теле. Дрожащими руками ощупала шею, на месте, где только что была цепочка, остался лишь красный след. Может быть для кого-то другого это был всего лишь кусок металла, но для меня эта цепочка многое значила в память о маме. В голове пульсировала мысль: «Все кончено. Я выжила. Но этот урод забрал у меня последнее, что осталось от моей покойной мамы». Пелена слез окатила мои глаза. То ли от страха, то ли от потери дорогой вещи. Все вместе?
Сирена полицейских машин, ворвавшуюся в тишину улицы, словно нож, перерезала нить моих испуганных мыслей. В магазин вихрем влетел молодой полицейский – симпатичный, если бы не маска суровой решимости на лице. «Красивые глазки, да помощи никакой», – промелькнуло в голове с горечью. Где они были, когда все началось? Смахнув слезу, я шагнула к выходу, но путь преградили другие стражи порядка, хмуро осматривающие место преступления.
— Почему нельзя выйти?! — голос мой сорвался на крик, обращенный к безликому полицейскому в форме. Ярость клокотала внутри, стремясь вырваться наружу.
— Необходимо провести допрос и осмотр, — невозмутимо парировал он, словно не замечая моего возмущения. — Не исключено, что кто-то из присутствующих может быть причастен к ограблению.
— У меня украли цепочку! — слова вырвались сдавленным криком. — Единственное, что осталось от мамы... понимаете? Единственное! Я уж точно не участник, а пострадавшая! — слезы хлынули потоком, размывая и без того зыбкую реальность. Бессилие душило, сдавливая горло невидимой рукой.
— Спокойно, успокойтесь, — молодой полицейский, с участливым взглядом, протянул мне запечатанную бутылочку воды. — Выпейте, это поможет. А теперь расскажите нам все по порядку. Мы сделаем все возможное, чтобы Вам помочь. Вот, — он предъявил удостоверение, — Ли Чон Сок. — представился он, а я всмотревшись в удостоверение не могла поверить своим глазам. Мы учились с ним в одной школе, только он был старшеклассником. Я выпустилась полгода назад, а он уже стал полицейским. Прекратив рассматривать его, Чон Сок мягко взяв меня под руку, увел меня в сторону, подальше от любопытных взглядов и гнетущей атмосферы.
Интересно, узнал ли он меня тоже?