Глава девятая. У берегов Эрийса
...
И сошёл он с небес, крыльями землю застелив,
И зацвели руины под ногами его.
И рассыпались перья, плотью обратившись, земли жизнью заполонив.
И возрадовался народ, тело спасителя удушая...
...
Почему прекратилось наступление? Витней узнал многим позже. И как признавался самому себе, в момент сего события был более озабочен бедственностью собственного положения.
Толпа сгущалась. Витней с трудом находил силы для глотка воздуха, чего не скажешь о попытках позвать на помощь Равена. Ей-Богу, ситуация казалась по-детски глупой и нелепой, но лишь до того момента, когда чужие одежды, пряжки, ремни и плоть стали въедаться в самые рёбра. А меч, чьи ножны юноша сжимал пальцами онемевшей руки, драл и корябал штанину брюк, норовившую порваться при любом лишнем движении.
... И когда всё это кончится?..
Хуже быть не могло. Определённо. Но к ужасу стало.
Толпа, было, начала рассеиваться, но вместо этого приобрела чёткую направленность и движение. Противиться ему, значило быть растоптанным в первые же секунды. Кто заложил начало общему всему? Кто породил давку? - Оставалось лишь гадать. Но в таких обстоятельствах, где ноги медленно становились частью земли, а личные границы ускользали, как солнце в декабре, полагаться приходилось на способности физические, отнюдь не мыслительные и дипломатические, коими Витней в полной мере, итак, не владел.
Стоило подступиться к мостовой, как подвернулась первая возможность выпутаться из отягощающих сложностей. Витней оказался прижат к каменному выступу, огибающему мост вдоль всего периметра. Рискуя с головой окунуться в Медаллу, юноша вскарабкался на него, цепляясь носками сапог о крупный булыжник, на минуту застыл, обозревая столпотворение с небольшой, но значимой высоты. Людской поток тянулся от самой площади вниз по невиданному ранее скверу к мосту, соединяющему берега одного из притоков Медаллы - Эрийса. Гомон разливался на близлежащие улицы, отголосками охватывал всю столицу. Сотни еле различимых человеческих тел окутывали стены храма, тянулись вдоль центральных авеню к окраинам, заволокли всё до малейшего кусочка зелени. Наблюдать эту картину долго не пришлось. Кто-то то ли из шутки, то ли из элементарной человеческой злости схватил Витнея за ногу, видимо, желая столкнуть его в воду.
Пришлось поторопиться.
Он бежал, слыша, как звонко отсчитывают шаги каблуки охотничьих сапог и звенят массивные пряжки. Чувствовал, как соскальзывают и заламываются ноги, а люди в недоумении задирают головы, своим фырканьем и "ахами" уличают в чём-то противозаконном.
Ближе к набережной толпа поредела и Витней без проблем спустился на землю, смог свободно вздохнуть. Речной воздух отдавал запахом тины, и в свете закатного солнца вода переливалась чешуйчатой сельдью, вилась изворотливым окунем, таяла, словно масло в печи.
Вокруг неизвестность, путь назад по-прежнему перекрыт. Хотелось скоротать время, обождать в тишине и спокойствии до сумерек, пока суматоха не уляжется. Но будучи в незнакомой местности Витней совершенно не знал куда податься.
Как вдруг:
- Витней! - чей-то радостный оклик сопровождался толчком в спину.
Перед глазами предстал Равен, доселе вовсе пропавший с горизонтов. Растрепанные волосы перьями вились на ветру, путались, образовывая единую пышную копну. Рубашка, липшая к телу, вздувалась с каждым рывком ветра, белым парусом окутывала торс. В миндальных глазах читалась ранее скрытая искренняя радость.
- Я-то думал, куда тебя понесло?! - усмехнулся, рассеянно разведя руками. - Чёрт... Выдохся... Думал, уже не догоню.
- Прости, не хотел доставлять неудобства, - переминался с ноги на ногу, неуверенно подбирал слова.
- Впрочем, я ответственный, и вина моя.
... Ответственный? Витней хотел было уточнить, но придираться к словам не хотелось. К тому же, ответ нашёлся сам, пусть и задевал самолюбие...
Юноша не просился под чьё-то крыло, не напрашивался на помощь и, уж тем более, не хотел обременять кого-либо своими проблемами. Почему же вышло иначе? Полагал, причиной тому чувство обязанности Равена, чей бездумный проступок был вовремя предотвращен навязанным добродушием Витнея. Но каким же глупым казалось, очутиться под началом ещё более безответственного человека, чем ты сам.
Нет, Равен отнюдь ни беспечен, ни подвержен экспрессии в той яркой и неподвластной степени, сколько его дюженные сверстники. И поступки его, зачастую принятые посторонними за редкостное невежество и нахальство, рождались под руководством той самой неясной логики и холодного расчёта. Но в эти рамки чрезмерное желание вцепиться в Витнея и не дать ему утопнуть, явно не вписывалось.
... А может, и не было никакого умысла. Была лишь дурь, так и не выбитая из воистину дурной головы...
- Наступление прекратили, - Равен неоднозначно улыбнулся.
- Почему же? Что-то пошло не по плану?
- В храме проложили динамит. Всё взлетит на воздух по малейшему мановению.
- Значит, вероятность жертв среди заложников их не остановила?! А вот динамит... - звучало недоумение.
- Жертвы предполагались, но минимальные. Да, и сам захват должен был пройти в кратчайшие сроки. В любом случае, - брюнет устало протёр глаза, - расчёт шёл на то, что захватчики являются Отчаянными. Молодёжью. Даже подростками. В общем, надеялись на детскую трусость и глупость, на явное превосходство гвардии в рукопашном бою. Но до него, как видишь, так и не дошло.
- И что теперь?
- Ждать. Захватчики выдвинули первое требование - перекрыть площадь, при этом снять всю охрану. И у власти, увы, нет выбора. Согласие - необходимость. Конечно, сначала решение согласуют со всеми тремя сторонами, но как по мне, в этом нет нужды. - Равен напряжённо взирал сквозь толпу, кажется, пытаясь разглядеть купол Тэлума в темнеющем небосклоне. - На принятие условий у них не больше пяти часов. У нас примерно столько же, чтобы выкарабкаться отсюда.
- Честно признаться, не особо понимаю, что это за место. Не приходилось бывать здесь ранее.
- М-м-м... - собеседник в задумчивости одернул полупрозрачные рукава рубашки. - Это часть принадлежит Ариэйтесу. Я и сам здесь не частый гость, но по долгу службы приходилось бывать. Как-никак, движение Отчаянных имеет корни именно в Ариэйтесе.
- Хм... Мог бы и догадаться. - Витней кивнул, будто и сам убедился в своей мысли. - Пожалуй, «демоны» больше остальных склонны бороться за равенство.
- Им действительно есть что отстаивать. В мире, где проблемы решаются силой убеждений, их облик слишком агрессивен.
- Ты о рогах?
- О чём же ещё?! Нам очень сложно поверить, что их значение, прежде всего культурного, нежели воинского плана. По крайней мере, если бы мне Всевышний даровал подобную "прелесть", я бы использовал её по самому, что ни на есть, прямому назначению.
- Думаешь, жестокость «демонов» - всего лишь мифы?
Равен мялся.
- Мидорианская армия разграбила их земли, стёрла с лица земли ни одно из величайших семейств. Затем силой заставила подписать мирный договор, столетиями измывалась над их культурой и верой. И самое комичное, мы продолжаем прославлять убийц отцов наших нынешних братьев, будто и не были они частью общего древа. Знаешь, - потупился, стараясь скрыться от лишних глаз. - Мой дед чрезвычайно гордился одной вещицей. Она передавалась в нашем роду от отца к сыну и далее, далее. Так вот, этой вещицей был принесённый с поля боя моим дальним предком рог "демона". Рог, вырванный из черепа близкого к исходу противника. Мы хранили его в стеклянном ящике на виду всех прихожих и гостей, словно это было самое ценное, что мы имели. Возможно, я один не понимал его прелести. Отец чувствовал это и сразу после смерти деда задвинул вещицу в дальний шкаф своего кабинета. Когда же подошёл срок и моего отца покинуть наш бренный мир, (а было это, в сравнении с крепким здоровьем, рано) я испытал тот кошмарный детский шок, граничащей с безразличием и полным душевным хаосом. Наверное, - неуверенно протянул, - именно поэтому и начались те сновидения... Знаешь, мне всё снилось, как мой дед склоняется над раненым противником, и прежде чем, пронзить его грудь мечом... Вцепляется... Разворачивает ему голову. Позже, всё сменилось. И на месте деда оказался я сам. Ясно помню, как не подчинялись собственные руки... Это словно неизбежность, замкнутая временная цепочка, события которой повторяются в неизменной форме. Помню, как он кричал, бился в предсмертных конвульсиях. Помню свой собственный ужас, будто я покинул тело, оставляя его в полном помрачении. - Ненадолго прервался, унимая внутреннюю тревожность. - Спустя месяц этих кошмаров я пробрался в кабинет отца, выкрал рог и зарыл его на заднем дворе дома. Всё боялся, что мать хватится его, обнаружит пропажу. Но куда острее она ощущала нехватку отца и пустилась в иные поиски. Помнится, пред самым переездом отчима она прибиралась в кабинете отца и ненавязчиво спросила, не видел ли я её кольцо, которое, как предполагала надуманная случайность, некогда лежало возле сундука с рогом. С актёрской игрой у меня всё было худо. И я с приторной детской возмущённостью сказал, что и пальцем его не касался. Сейчас понимаю, она обо всём догадалась.
Поспешно оборвав рассказ, Равен будто опомнился, вернулся к насущному.
- Надо поторопиться. Если в ближайшие часы мы не окажемся в Мидорианской доле, то так и останемся здесь отрезанные не только от центра, но и от всего города.
Но толпа даже и не думала рассеиваться, новым потоком охладила пустынную набережную; конец её виднелся где-то вдали, у границ площади, недосягаемый и отнюдь не реалистичный.
- Можно попробовать вернуться таким же способом, каким я умудрился пробраться сюда - по ограждению.
- Похоже, кто-то уже позаимствовал твою идею, - Равен кивнул в сторону мальчишек, шнырявших по каменному возвышению густыми сворами.
- Значит, обойдем. - Витней тут же нашёлся.
- Не выйдет. Этот мост - единственное, что связывает долю Ариэйтеса с городом. Эрийс отсекает её от Иллиды.
- И что же тогда делать? Снова ждать? - произнёс удрученно, с недовольством.
- Я бы предложил перейти реку вброд. Тут неподалёку она мельчает, но в середине всё равно придётся немного проплыть. А для меня вода, - Равен нервно улыбнулся, - стихия премерзотная.
__________________
Кровь затекала под самое веко.
Сознание покинуло тело ненадолго, вернувшись с ощущением подъёма и суеты. Грудная клетка изнывала от боли и тяжести, возлежавшей на ней ноши, живот впал, то и дело вздувался вместе с короткими и рваными вздохами, тут же сталкивался с преградой.
Труп Ванессы малость осел. Её волосы липли к лицу Эстер, скрываемому тонкой, но на удивление прочной пеленой чего-то вязкого.
Смута не желала рассеиваться, плутала в голове, меж мыслей, проникая в глазницы и помрачая и без того неразборчивую картину мира.
Невыносимый смрад заставил захватчиков по одному выносить тела погибших на задворки Тэлума к развалинам священных могил. И когда Ванесса вспорхнула в чьи-то руки, высвобождая из-под себя еле способную дышать Эстер, та вдруг осознала себя мёртвой, вопреки бьющемуся сердцу; не способной пошевелиться, вопреки трясущимся пальцам; слепой, пусть и резал глаза солнечный свет. Когда же её саму подняли с каменных плит, и купол храма яснее проглянул сквозь слипшиеся ресницы, всё её существо окатило чувство глубинной свободы и беспривязанности духа. Будто её тело вот-вот воспарит к тем пышным облакам у потолка, к туманным духам и нимфам, раскинувшим свои белоснежные крылья на весь пологий, тщательно выписанный небосклон.
... Её действительно приняли за мёртвую. И это оказалось как нельзя кстати...
Песчаная земля облепила кожу, пылью забилась в волосы и ноздри. Будучи грубо брошенной, Эстер еле сдержала крик боли, чувствуя, как кровь мгновенно хлынула к спине и затылку. Перед глазами мелькнули пятки уходящих воинов, каблуки их запыленных сапог, штыки опущенных ружей.
Исчезли.
Она лежала с минуту, прежде чем подняться на всё ещё дрожащие ноги. Торопливо огляделась, убеждаясь в безлюдности, а соответственно безопасности угодий храма. С брезгливостью и ужасом осмотрела саму себя. Грязью заплыли не только алые одежды, но и алебастрово-белая кожа. Кровь оставила свой, до слёз горестный отпечаток, который, сколько Эстер ни старалась стереть, следил вновь и вновь.
Подняться на ноги получилось лишь со второй попытки. Шаги выходили неравномерные, нога то и дело выбивалась из порванной туфли, черпая грязь. Воспитанницы лежали в рядок, сверкая синей кожей и стеклянными широко распахнутыми глазами. Тело Ванессы податливое и обжигающе холодное. Эстер склонилась над ним, обвив руками, и всё вглядывалась в затуманенные черты, помутненные запекшейся кровью и зияющей пробоиной в широком лбу. Недолго думая, оторвала кусок от ещё целого подола своего платья, бережно, нежными движениями принялась очищать тонкую, походящую на бумагу кожу.
- Мы выберемся отсюда, - руки тряслись от необъяснимого волнения, пальцы очерчивали щёки, линию бровей и носа, - я тебе обещаю. Обещаю.
Эстер снова встала на ноги, на этот раз куда более устойчиво и твёрдо. Упорством и немыслимыми усилиями ей удалось взвалить безвольное тело Ванессы на спину, сделать несколько шарпающих шагов, после чего собственные ноги отказались подчиняться. Со всхлипами она опустилась на колени, утирая грязными рукавами проступившие слёзы. Чувство отчаяния и боли накрыло с головой, притупив прочие ощущения и мысли, оставив ясным блеском перед глазами лишь небесно-чистую гладь речной воды и сверкающее средь неё солнце.