Глава 18
Придурок! Как же я его ненавижу! Да что с ним вообще не так?! Как можно быть таким непостоянным и непонятным?! Как я могла влюбиться в этого… В этого… У меня даже слов нет, чтобы описать всё моё негодование и непонимание сложившейся ситуации!
Вот какой человек сначала будет целовать с таким напором, с такой страстью и чувственностью, а потом говорить: " — Мелисса, это было ошибкой, думаю, ты сама это прекрасно понимаешь. Я — твой учитель, любые отношения, заходящие за рамки дозволенности между нами невозможны». Козёл напыщенный!
Интересно, чем он вообще думал, когда целовал меня в ответ? Явно не о том, что он мой учитель! Тоже мне, моралист нашёлся. Чтоб ему пусто было! Да лучше бы я в этого придурка Сахарова влюбилась, чем в него! Ладно, возможно, я погорячилась насчëт Сахарова, но всё же…
В конце концов, из нас двоих глупая девчонка-подросток я, а не Марк, так почему сначала он делает одно, а потом говорит совершенно противоположное?
Да, я злилась. Даже больше, я была просто в бешенстве и не могла найти себе места уже несколько дней. После нашего поцелуя прошло три дня, а я никак не могла успокоиться, одаривая историка самыми красочными и, порой, нецензурными эпитетами.
Меня буквально распирало от негодования и одновременного бессилия. В глубине души я понимала, что злюсь далеко не на учителя, а на себя, но признавать это было крайне неприятно.
Как я могла проявить такую смелость, граничащую с безрассудством и глупостью? Как я могла поцеловать его? Этому я не могла найти ни одного вразумительного объяснения, которое могло бы меня удовлетворить.
Я действительно влюбилась в собственного учителя. И ничего не могла с этим поделать. Я лучше всех понимала, что эта любовь ничтожна, никому не нужна и от неё будут одни проблемы. Но могла ли я запретить себе чувствовать? Нет. Я уверена, что такой способностью не обладает даже самый дисциплинированный человек, который держит всë под своим контролем. Ни у одного человека не хватит самообладания на то, чтобы заглушить своё сердце. В этом я была убеждена. И что можно говорить, если назвать меня человеком с высоким уровнем самообладания почти невозможно?
Ещё недавно я всячески старалась закрывать глаза на свою симпатию, искренне хотела верить и всячески убеждала себя, что это симпатия — не более, чем уважение к личности Марка, но это ни к чему не привело. Я влюбилась. И даже после признания самой себе я продолжала питать слепую надежду на то, что эти чувства — не более, чем временное помутнение рассудка.
И что я имею сейчас? Полную неразбериху. Я даже представить не могу, как буду смотреть историку в глаза. Как я буду ходить на его уроки, допы? А общаться по работе? Мелисса, зачем же ты всё так усложнила? Мало после Артёма настрадалась?
От воспоминания бывшего настроение упало ещё ниже, а было оно итак ниже плинтуса.
Хуже всего было то, что со всем этим я должна была справиться сама, без чьей бы то ни было помощи. Мне очень хотелось выговориться Лере, просто поплакаться у неё на плече, услышать, что всё пройдёт и жить дальше припеваючи. Но не могла позволить себе такой роскоши. Если я считала собственные чувства чем-то ужасным и запретным, стыдила саму себя, то что я могу ожидать от окружающих? Тем более, ей явно не до меня, она полностью поглощена Максом и их отношениями. И судить я её за это не могла.
От самообичевания меня отвлекла Рита.
— Мелисса, мне надо с тобой поговорить, ты не занята? — спросила она, зайдя в комнату.
— Думаю, это плохая идея, мне надо уроки делать, — меньше всего на свете я хотела бы говорить с Ритой в этот момент.
— Лисса, прошу тебя, — голос тёти были невероятно грустным и сожалеющим. Я посмотрела на неё и увидела в глазах нечто странное, то, чего не видела очень давно — мольбы. — Я больше так не могу.
— Ладно. О чём ты хочешь поговорить? — от вида Риты мне не хотелось сопротивляться, ëрничать и показывать свой характер. Я чувствовала, что этот разговор нужен не только ей, но и мне.
— Знаешь, я в отношениях с Александром уже несколько месяцев. Это не такой уж большой срок, но я чувствую, что во мне что-то изменилось, будто он открыл мне глаза на многие вещи. В том числе на наши с тобой отношения, — голос Риты был спокойным и непривычно тихим, я не чувствовала в нем былого давления, холодности и отстранëнности. Это завоевало моё внимания, так что я впитывала в себя каждое слово. — Я поняла, что во многих моментах была неправа по отношению к тебе. Я так старалась сделать из тебя идеального человека, пыталась перекроить тебя, что забыла, какую боль мне это приносило в твоём возрасте, когда то же самое делала твоя бабушка, — Рита впервые упоминула её в разговоре. От удивления я резко подняла голову и с нескрываемым любопытством посмотрела на тëтю, в ответ она лишь грустно улыбнулась.
— Лида, а именно так звали твою бабушку, была человеком очень строгим, жëстких принципов, советской закалки. Война очень сильно повлияла на еë родителей, тяжёлое послевоенное время давило на них, им было не до выражения любви и ласки своей единственной дочери. Она не знала что такое любовь, поэтому не смогла показать её ни мне, ни твоей матери. Но сейчас я понимаю, что она в этом не виновата, такой еë сделала жизнь. Свои чувства она выражала по своему: через тотальный контроль, именно так она оказывала нам внимание и участие в наших жизнях. Как я уже говорила, она была очень строгой по отношению к нам. И если я была послушной, идеальной девочкой, то твоя мама была до невозможности проблемной. Каждое еë действие было направлено в протест Лиде, она делала всё, чтобы выказать своё недовольство. В подростковом возрасте её характер ухудшился, она связалась с дурной компанией. Здоровье бабушки от этого ухудшилось, тогда же нас бросил отец — твой дедушка. Точкой невозврата стала беременности Насти тобой, ей было тогда шестнадцать, совсем ещё девчонка, — Рита грустно усмехнулась, погруженная в свои воспоминания. — Беременность выявили когда было уже поздно для аборта, так что ничего не оставалось кроме того, как рожать, — мне было неприятно слышать об аборте, но я понимала, что всё было более, чем логично в той ситуации. — Настя не знала кто отец ребëнка, так что о твоём отце я рассказать не смогу. Ты себе даже представить не можешь, как мы все ругались тогда друг с другом. Сразу после твоего рождения Настя сбежала, — тëтя смахнула скатившуюся слезу и продолжала говорить, — больное сердце мамы этого не выдержало, она умерла от инфаркта. Тогда я возненавидела твою маму, считала её виновной во всех бедах.
Я осталась одна с тобой. Честно, я думала над тем, чтобы сдать тебя в детдом. Я не знала, как я могу тебя воспитать; у меня не было ни денег, ни высшего образования, я только получала его! Но я не смогла бросить тебя, это казалось мне неправильным, я не смогла так поступить с тобой. Тогда я оформилась на все полагающиеся нам пособия, устроилась на подработку и одновременно училась. Спустя несколько месяцев после твоего рождения я отдала тебя в ясли, иначе жить было невозможно. Так постепенно шли года. Я окончила университет, нашла стабильную работу с хорошим заработком, потом ты пошла в школу, жизнь начала налаживаться. Но наши отношения были плохими, ты была капризной, непослушной, а я не знала как с тобой взаимодействовать, поэтому пошла по стопам бабушки: стала многое тебе запрещать, установила контроль над тобой. Я видела в тебе твою мать, боялась, что ты повторишь её судьбу. А я этого не хотела, потому что любила тебя и люблю, — Рита сжала мою ладонь, — по-своему, но правда люблю. Я просто не знаю как правильно её выразить, видимо, мне только предстоит это узнать, — я уже не сдерживала слёз, плакала и Рита.
— Пожалуйста, прости меня за всё, ты не представляешь как мне стыдно! За пощëчины, обидные слова, за всё! Прости меня, если сможешь, — я крепко обняла тëтю. Она даже представить себе не могла, как важны для меня эти слова, как долго я мечтала их услышать. Услышать, что меня действительно любят, извинения за всё прошлое, узнать свою историю! У меня в голове пока не укладывалось всё это. Я даже представить себе не могла, насколько сложно было Рите. Я думала только о себе, своих личных обидах. Мы обе были неправы.
— И ты прости меня, я тоже во многом была не права. Спасибо, что рассказала мне всё, я действительно в этом нуждалась, — Рита сжала меня в объятьях.
— Девочка моя, сколько же времени мы потеряли на глупые обиды и недомолвки — только и шепнула она.
— Главное, чтобы теперь мы не совершали прежних ошибок, — ответила я, чуть отстраняясь.
— Ты права. Это будет нелегко, но уверена, мы справимся, — после слов Риты на наших губах заиграли улыбки счастья и одновременного облегчения. Мне искренне хотелось верить, что всё наладится.