С любовью, Лиэрин

Алкоголь практически выветрился из организма, но поцелуй, подаривший мгновение забвения в машине, всё ещё приятно обжигал губы сладостным воспоминанием. Теодор, не растерявшись, принёс откуда-то ещё одну бутылку красного полусладкого, пока Лиэрин задумчиво разглядывала его записи, разбросанные на столе. Бархат её платья мягко отблескивал в свете бра, придавая силуэту ещё большую утончённость.

Он молча поставил бутылку на край стола, не сводя с неё взгляда. В этой тишине даже сухой щелчок пробки прозвучал слишком отчётливо. Лиэрин подняла глаза, и их взгляды на секунду зацепились – в привычном спокойствии его прищура угадывалось то, что не говорится словами, а только дышится рядом: сдержанное, тянущее, глубинное.

Длинные женские пальцы аккуратно обхватили тонкую ножку бокала, но девушка не припала к стеклу сразу, лишь повела кистью, наблюдая, как густой, жидкий рубин лениво поднялся по стенкам и медленно стекал, оставляя следы, похожие на тончайшие тропинки.

— Ты решил разорить семейный бар? — сказала Фролло вполголоса, чувствуя, как он обходит стол и на мгновение застывает позади, наклоняясь так, чтобы через её плечо увидеть свои заметки.

— Думаешь, я это в первый раз делаю? — в его улыбке слышалось что-то тёплое и играющее; подбородок мягко лёг ей на плечо, дыхание коснулось шеи и смешалось с древесной нотой его парфюма. Жест вышел неожиданно близким, почти домашним, таким, который обычно происходит без свидетелей и комментариев.

Он потянулся к столу, и, едва касаясь её талии, задел краем ладони пару страниц, где были кривые стрелки, наброски, былая сосредоточенность. Эти записи были не из учебника: больше похоже на маршрут, по которому он уходил внутрь себя, когда мир наваливался на плечи тяжелой ношей.

— Много секретов успела прочитать, пока меня не было? — почти промурчал он, лениво перебирая исписанные листы бумаги под рукой. Локоть по-прежнему ощущался рядом, близость была такая явная, что она уловила ритм его глубокого, размеренного дыхания и вдруг поняла, что начинает дышать так же.

— Ни одного, к сожалению, — Лиэрин коснулась бокала губами так, будто вино могло унять то дрожащее в груди, что он в ней разбудил. Алкоголь обжёг горло, отозвался теплом в груди, и всё равно больше грел тот, кто стоял за спиной. Она почти не уловила вкуса, и, когда оторвалась от стекла, в груди всё ещё стоял ком. Девушка едва заметно покачнулась, отставляя бокал на край стола, и уловила, как его рука уверенно, но бережно легла чуть плотнее на её стан, будто отмечая невидимую границу, которая отныне стала общей.

Монтэгю медленно, с лёгкой ленцой, поднял руку, и кончики пальцев прошли по линии её ключицы тянущим касанием. Этот невесомый жест, будто случайный, разлил по лицу горячую волну, а по коже пробежала дрожь. Лиэрин втянула в себя воздух, изо всех сил стараясь сохранить спокойное выражение, но в животе уже стягивало сладким, тёплым узлом.

Когда она снова потянулась за бокалом, он мягко перехватил её запястье, и в следующий миг словно разом смёл оставшееся расстояние – корпусом, дыханием, присутствием – прижимаясь так близко, что комната сократила свои размеры до их личного пространства.

— Осторожно, — произнёс Теодор почти вполголоса, и в его тоне звучала игривая угроза, — а то я решу, что вино интереснее меня.

— Может быть, я просто волнуюсь?

— Не ври, в машине ты совершенно не волновалась.

Тео не стал ждать ответов. Пальцы сжались вокруг её кисти, совсем не крепко, просто уверенно, и потянули на себя, разворачивая девушку лицом к нему; тёмный дуб столешницы оказался у Лиэрин за спиной, и тот самый шорох ткани, похожий на вздох, поднялся от колен к талии. Она рефлекторно встала на носки, пытаясь догнать его рост; юноша упёрся ладонями по обе стороны, и девушке вдруг стало ясно: то, что обычно называют "ловушкой", здесь означало другое – добровольное согласие остаться внутри этой близости настолько, насколько хватит ночи.

Шепот тепла скользнул по её щеке, смешавшись с ароматом красного вина и его парфюма. Фролло невольно глубже вдохнула, а кисти, опустившиеся на его плечи, чуть сжали ткань рубашки.

— Вот так, — тихо сказал он, и взгляд не спешил подниматься выше её губ. — Намного интереснее.

Ладони Тео соскользнули с края стола и уверенно обхватили её талию, чуть сжав – так, что девушка почувствовала силу его пальцев сквозь тонкую материю платья. Одним движением юноша приподнял рыжеволосую и усадил на стол, устраиваясь между её ног, будто занимая место, которое принадлежало только ему.

Ткань под его ладонями смялась, уступая, пока он медленно вёл руки вверх по её бёдрам, останавливаясь чуть выше колен. Ноги Лиэрин невольно сомкнулись вокруг его талии, притягивая ближе, а руки, всё ещё лежавшие у него на плечах, скользнули к шее, запутываясь в мягких прядях волос. Его дыхание становилось глубже, а в прищуре мелькала стойкая уверенность, будто он уже принял решение, которое ей оставалось лишь почувствовать.

Теодор не мог выбрать, за что зацепиться первым – хотел всё сразу. Кисти нырнули под мягкий бархат, приподнимая подол платья и обжигая пальцами нежную кожу бёдер. Не останавливаясь, парень потянулся к её спине и нащупал замок. Металл тихо щёлкнул, ткань с шорохом разошлась, обнажая больше её линии груди. Жар захлестнул лицо, когда девушка увидела его взгляд – потемневший, переполненный пьяной страстью и невысказанным "я тебя хочу".

Юноша припал к губам Лиэрин, тянув время, смакуя каждый ее вздох, каждый дрожащий изгиб. Он не хотел просто переспать с ней и забыть: Теодор смотрел так, будто изучал произведение искусства; пальцы осторожно касались её нежной кожи, а поцелуи ложились мягкими метками, словно он хотел, чтобы каждая клеточка тела принадлежала только ему. Лиэрин отвечала ему с той же жадной нежностью: притягивала его к себе, словно боялась отпустить, проводила пальцами по линии его шеи и спины, чувствуя, как под подушечками напрягаются мышцы, а между поцелуями неторопливо, почти игриво, расстёгивала пуговицы его рубашки. Их движения были неровными, с каждым мгновением нарастающей страсти все более торопливыми – как у двух сердец, что слишком долго ждали и больше не могут остановиться.

Доска стола глухо отозвалась под её ладонями, когда Теодор опустил девушку назад, склоняясь над ней. Он провел руками по бёдрам Лиэрин, притянул ближе, и в этот момент всё слилось в горячем, рваном ритме, где каждый стон и каждый рваный вздох значили больше любых слов.

Их губы снова встретились, на этот раз гораздо глубже, требовательнее. Фролло чувствовала его жадность, перемешанную с каким-то нежным восхищением, которое он так и не сказал вслух за весь вечер. Движения Теодора становились быстрее, дыхание тяжелее, а её пальцы, вцепившиеся в его плечи, лишь подталкивали его ближе.

Время перестало существовать: остался только этот стол, мягкий, рассеянный свет бра, вино в крови и то сладкое ощущение, что они, наконец, сорвали последний барьер. Всё, что было прежде, растворилось, осталась только эта горячая, тягучая и захлёстывающая волна, в которой они утонули вместе.

***

Воздух в комнате был тяжёлым, и каждый его неровный вдох отдавался в ее груди легкой дрожью. Лиэрин медленно провела пальцами по его спине и отстранилась, все еще чувствуя жар его прикосновений. Щёки горели, кудрявые волосы чуть прилипли к вискам. Тео тихо выдохнул, провёл рукой по её щеке, словно проверяя, настоящая ли она или это все было сладким сном.

Одарив девушку нежным поцелуем в лоб, Теодор взял со спинки стула халат и накинул ей на плечи; запах свежего шёлка вперемешку с его парфюмом заставил ее на секунду замереть. Их взгляды встретились, и они невольно усмехнулись – так, как смеются, когда не знают, что сказать, но и молчать не могут. Всё, что могло быть неловким, вдруг стало правильным, домашним, как будто так и должно быть всегда.

— Не надумал меня еще выгнать? — Лиэрин кутается в его халат и наклоняется вперед, все еще сидя на столе. Под ее пальцами тихо звякнул портсигар, который все это время лежал неподалёку, и она заметно взрогнула от резкого шума.

— Не неси бред, — юноша отвлёкся от брючного ремня, который все никак не мог застегнуть из-за дрожащих пальцев. Он вскинул брови, состроив такое выражение лица, будто был самым оскорбленным человеком во всем мире. — Даже если ты заявишь, что собралась жить здесь, то я тебя все равно не выгоню.

Лиэрин фыркнула, но уголки губ дрогнули в улыбке. Она аккуратно соскользнула со стола, касаясь босыми ступнями холодного пола, и машинально сильнее закуталась в халат. Теодор же бросил затею с ремнем и, схватив со стола портсигар, упал в кресло. Кожа под его весом заскрипела, а он коротко выдохнул, все еще пытаясь перевести дух.

В теле оставался тянущий, тёплый отголосок каждого её движения. Теодор чувствовал, как плечи всё ещё слегка ноют от того, как девушка цеплялась за него, а на талии осталась память её ног. Мысли расползались, но стоило взгляду упасть на Фролло – в его халате, с чуть растрёпанными кудрями, – как в горле пересыхало, а внутри снова сжимало, почти болезненно. С другими всё было иначе: проще, быстрее, забывалось наутро. И не в этом доме, тем более не в этой комнате. Сейчас же всё по-другому. Нежное дыхание этого вечера надолго останется эхом в его голове.

— Как ты себя чувствуешь? Все нормально? — он спросил лениво, будто ради приличия, щёлкнув зажигалкой. По комнате быстро расползся резкий запах сигаретного дыма. Но взгляд, которым он провожал девушку к кровати, был более красноречив – внимательный, отмечающий каждую деталь в ее поведении, пытающийся уловить любое проявление дискомфорта.

— Вроде бы да.

Лиэрин присела на край кровати, поджав под себя ноги, и на секунду зажмурилась, пытаясь собрать мысли. Тонкая ткань халата мягко скользнула по плечам, и под ним кожа казалась более чувствительной, чем обычно, словно всё тело стало гораздо уязвимее. Всё в ней было новым: лёгкая слабость в бёдрах, тяжёлое тепло в груди, медленный ритм сердца, к которому она никак не могла привыкнуть после такого быстроразвивающегося вечера.

До этой ночи она только догадывалась, как это бывает. Но в действительности всё оказалось и нежнее, и острее, чем можно было представить. Не кино, не книжная сцена, а дыхание у самого уха, дрожь в коленях, тяжесть его рук на талии, и то, как он смотрел на Лиэрин, будто всё вокруг, кроме нее, исчезло. В памяти всплывали обрывки: как он чуть сильнее прижал её к себе, как тихо простонал ей на ухо, как они оба в какой-то момент забыли дышать.

В этот момент она поняла, что главное не то, что случилось, а то, что она не пожалела. Не испугалась. Не захотела стереть этот вечер из памяти. Наоборот, где-то глубоко, там, где раньше жила осторожность, теперь тихо и уверенно расцветало чувство, что она была в правильном месте и с правильным человеком.

Тео сделал глубокую затяжку, выпустил едкий дым через ноздри, и через секунду затушил сигарету в пепельнице, словно потерял к ней интерес. Поднялся, подошёл к кровати и, не спрашивая, сел рядом. Его ладонь легла Лиэрин на колено – тихое подтверждение, что он всегда рядом, пусть и не говорит этого.

— Слушай, — начал он, слегка наклонив корпус вперед и заглянув девушке в глаза, — я не знаю, как сказать, но я бы не хотел, чтобы ты думала, что я тебя использую...

Лиэрин молча поджала губы, чувствуя, как в груди начинает пульсировать легкое напряжение.

— Я никогда не вёл себя так с кем-то до этого, — парень облизал нижнюю губу и отвёл взгляд в сторону, выдержав короткую паузу, будто подбирая слова, — С тобой я не могу также. Просто отключить голову в моменте, а после выставить тебя за порог. Лиэрин, я...

— Любишь? — коротко спросила она, когда он замолчал окончательно, не сумев найти слов. Теодор почувствовал, как её мышцы напряглись под его пальцами.

— Ты мне нравишься, — увильнул он, поведя плечами.

Это тоже отличалось от романтических фильмов и книг. Там обычно сразу признавались в любви, клялись в вечной верности и начинали планировать свадьбу. Лиэрин не знала, как реагировать. Она могла бы ответить "люблю", но было ли это правдой? Может, Теодор — не избалованный ванильной литературой и кинематографом — просто реалист, который не хочет обнадёживать понапрасну?

— Лиэрин, я не могу нормально тебе ответить, потому что сам не знаю, как это, — он, наконец, коснулся подушечками пальцев ее щеки, все еще держа вторую руку на колене девушки. В его глазах не было холода, не было привычных колючек, просто усталый, почти просящий взгляд. — Но я не хочу, чтобы ты уходила. Ни сегодня, ни когда либо еще. Я не привык с кем-то возиться, но к тебе меня почему-то тянет. Если это любовь – пожалуйста, но я боюсь бросаться такими словами так... рано. Боюсь, что ты можешь разочароваться и уйти, и тогда будет больнее, потому что, признавшись тебе, я и сам буду в этом уверен. А терять то, что любишь, всегда очень больно.

Лиэрин не сразу ответила, только слегка кивнула, всё ещё глядя на него. Заветного признания она так и не услышала, но внутри, там, где ещё секунду назад клубились сомнения, стало гораздо тише. Он не прогнал, не отшутился, не притворился, что ничего не было, объяснил, почему молчит. И этого уже было достаточно, чтобы вдохнуть чуть глубже.

— Я... поняла, — сказала она тихо, с едва заметной улыбкой. — Наверное, ты прав. Просто я привыкла торопиться.

Её голос прозвучал спокойнее, чем она себя чувствовала. Тео хмыкнул, но уголки губ дрогнули, выдавая, что он удовлетворён её ответом. Его ладонь с её колена медленно скользнула вниз, и он переплёл пальцы с её.

— Не торопись. Завтра определённо точно настанет. И я не передумаю – не отпущу тебя, не прогоню, не сделаю вид, что ничего не было.

Он сказал это почти шёпотом, будто ставил точку. Нехотя расцепив их руки, Теодор лениво стянул брюки на пол, а затем откинулся на большую кровать и, не глядя, утянул девушку за собой. Его рука скользнула к талии Лиэрин, прижимая ее ближе, а лицо утонуло в непослушных рыжих кудрях.

— Ты первая, кто увидел эту комнату. И первая, кто остался в ней, — сказал он едва слышно, будто закрепляя для самого себя её важность.

Лиэрин на секунду замерла, вбирая в себя его слова. Сердце толкнулось в рёбра чуть сильнее, а к горлу подкатило что-то непривычно щемящее. Она не была уверена, что поняла всё, что он имел в виду, но знала, что из этой комнаты ей точно не захочется уходить.

Она устроилась удобнее, позволив себе прижаться к нему крепче. Его ладонь на её талии оставалась тёплой и тяжёлой. И в этом спокойствии, под его мерное дыхание, Лиэрин вдруг почувствовала, что здесь безопасно, как нигде раньше.

За окном ночной город мерцал далёкими огнями, сквозь приоткрытое окно в комнате тянуло прохладой. Шум улицы здесь звучал глухо, словно мира за стенами и вовсе не существовало. Где-то внизу щёлкнула система кондиционирования и все снова погрузилось в тишину.

Она закрыла глаза, стараясь запомнить этот вечер: тепло рядом, запах его кожи, тяжёлое умиротворение комнаты. И, впервые за долгое время, позволила себе уснуть без страха, что завтра не настанет, что отмеренное время истечет.