Глава 12.
Телефон вибрировал уже в который раз, гулко дрожа на мягкой обивке дивана. Сердце бедной девушки то и дело спотыкалось, оставляя после каждого гудка холодное, вязкое ощущение в груди.
— Твою мать, Теодор, что делать?! — Лиэрин вцепилась в подол платья, напряжённая, как грозовое облако. Она казалась сейчас совсем чужой – бледной, дрожащей, до слез испуганной, хотя отец никогда толком ее и не ругал.
— Ладно, ладно, потише, — он тяжело вздохнул и взял звонящий телефон в руку. Быстро прочистив горло, юноша принял звонок, и рыжеволосая чуть не завопила, когда услышала, как он понизил голос, обращаясь в трубку к ее отцу:
— Доброе... утро?
На том конце повисла короткая пауза, но ее хватило, чтобы Лиэрин успела съежиться, представив, как отец хмурится и приподнимает бровь.
— С кем я говорю? — голос был ледяным, отчего было только страшнее.
— Монтэгю, Теодор Монтэгю, — без запинки ответил он, и рыжеволосая в ужасе дернула его за рукав, шипя что-то невнятное. — Да, я как раз хотел вам перезвонить.
— Почему с телефона моей дочери? — всё так же ровно.
Тео лениво повел плечом, будто отец мог его видеть. Он поднялся с дивана, чтобы Лиэрин перестала его дергать, и начал расхаживать по комнате, глядя себе под ноги.
— Потому что она... э-э... у меня.
Лиэрин схватила в руки подушку и упала в нее лицом, еле сдерживалаясь от того, чтобы не закричать во весь голос. Но тогда бы несчастный papá подумал, что ее убивают.
— У тебя? — тон отца едва заметно сместился, но Лиэрин знала, что это значит – в голове он уже перебирал все возможные сценарии, и ни один не был в ее пользу. Какой-то парень, ночной побег, чужой дом... пора готовить голову на плаху. Репутация хорошей девочки трескается с каждым сказанным словом.
— Да, — Тео говорил спокойно, как будто описывал что-то обыденное. — Вечером переписывались, и я понял, что она... скажем так, не в лучшем настроении. Переживает там из-за учёбы, все такое. А я мог бы подтянуть ее по математике. Поэтому решил зайти, просто поговорить.
Лиэрин отрывает лицо от подушки и смотрит на юношу так, будто он только что совершил государственную измену. Губы вытянулись в тонкую линию, лицо покраснело то ли от гнева, то ли от бреда, который нес Теодор. "Ты что, мудак? Будь вежливым! Деньгами от него не откупишься!" – сорвалось с ее губ совершенно беззвучно, но темноволосый, уловив ее мысль, рукой подавил смешок.
— И вместо двери она выбрала окно? — в голосе отца впервые зазвенело раздражение.
— Ну, ваша дочь весьма романтичная натура, — Тео вновь прочистил горло, чтобы поддержать прежнее спокойствие, — я лишь убедил, что на улице холодно и лучше переждать у меня, чем мёрзнуть. Или лезть обратно в окно...
На том конце в очередной раз повисло короткое молчание, от которого у Лиэрин внутри все рухнуло.
— Передай ей трубку, — наконец произнес отец, без намека на "пожалуйста".
Теодор повернул к ней голову и протянул телефон, будто вручал оружие, из которого она выстрелит себе в висок. На лице у него играла та самая легкая усмешка, от которой хотелось одновременно ударить и спрятаться.
— Удачи, Фролло, — почти шепотом, но достаточно, чтобы она услышала.
Лиэрин аккуратно взяла телефон во вспотевшие ладони и натянула идиотскую улыбку, будто бы это как-то могло спасти ситуацию.
— Папа! — начала она на удивление бодро, копируя французскую светскую манеру, и, пытаясь успокоить дрожащий голос, кашлянула. — Привет! Il fait beau aujourd'hui, non?*
— Привет? Хорошая погода? — интонация отца была ледяной, когда он повторил за ней, словно пробуя слова на вкус. — Лиэрин, дорогая, ты можешь мне объяснить, какого черта я не могу до тебя дозвониться все утро и узнаю о твоих ночных приключениях от этого... месье Монтэгю?
Она бросила косой взгляд на Тео. Тот, не моргнув, закурил, выпустил дым в сторону и показал ей большой палец – мол, все под контролем.
— Я собиралась тебе позвонить, но, знаешь, мне как-то нездоровилось с утра, — девушка откинулась на спинку дивана, вжимаясь в него так, будто пытаясь раствориться. — До сих пор как-то нехорошо... поэтому Теодор решил мне помочь и оповестить тебя о том, что все в порядке.
— Лиэрин, говорить меньше – ты помнишь?
— Улыбаться больше, — недовольный вздох сорвался с ее губ.
— Почему ты вылезла в окно? — после краткого отступления уточнил отец, так же спокойно, но с паузой, в которой было больше смысла, чем в любом крике.
— Потому что знала, что ты не отпустишь. Хотела подышать воздухом.
— И лезть в окно показалось тебе хорошей идеей? — сухо уточнил он.
— В тот момент – да, — выдохнула она, понимая, что назад уже не откатить. — Я подумала...
— Подумала, что отличной идеей было обманывать своего отца ради того, чтобы сбежать к какому-то парню, о котором я впервые слышу, — закончил за нее отец.
— Не к какому-то, а к месье Монтэгю, — вставила она, бросив острый взгляд на Тео, чтобы тот хотя бы кивнул в подтверждение. Но он лишь легким движением ладони из стороны в сторону и прищуром показал, что доволен этим ответом только наполовину.
В трубке повисла короткая тишина, и Лиэрин почувствовала, как сердце сжимается в предчувствии вердикта.
— Довольно. Мы поговорим дома. Сегодня. С мистером Монтэгю тоже, — произнес он наконец, чеканя каждое слово так, что у нее заломило в висках.
Связь оборвалась, и Лиэрин еще пару секунд держала телефон у уха, будто надеялась, что разговор продолжится и ей удастся что-то объяснить. Но в динамике была только глухая тишина.
Она медленно опустила руку, положила телефон на диван и выдохнула, чувствуя, как жар от лица отливает куда-то в пятки.
— Ну, знаешь, не все так плохо, — Теодор затушил сигарету в пепельнице и откинулся в кресле, сложив руки на груди. — Он даже не кричал. А что это за заклинание по закрытию рта? Типа... говори меньше?
— Это не заклинание, — она очень резко одернула подол платья, недовольно цокнув языком. — "Лиэрин, нужно всегда осознавать что, сколько и когда ты говоришь. Слова должны нести смысл, а не просто сотрясать воздух".
— Фу, жуть. Так вот почему ты так много молчишь, — Теодор понимающе покачал головой.
Девушка лишь прикрыла лицо руками и тихо простонала, понимая, что сегодняшний день будет долгим.
***
Холодный утренний воздух ударил в лицо, едва они вышли из машины. Лиэрин машинально прижала кардиган к груди, хотя мёрзла она не от погоды. Каждый шаг по гравию дорожки звучал как выстрел, а сердце колотилось так громко, что казалось, его слышит весь этот чертов серый город.
Тео, напротив, шел в своем темпе – руки в карманах, взгляд спокойно скользит по фасаду, будто он пришел не под осуждающий взгляд отца, а на экскурсию. После того, как они с Лиэрин выяснили отношения, он начал вести себя как обычно, а не как зажатый идиот.
Они остановились у порога. Лиэрин замерла, не решаясь поднять руку к звонку.
— Ну, — он чуть склонил голову, — момент истины, лисичка.
— Если меня не станет, — она метнула на него косой взгляд, — знай, что свое пианино я тебе не завещаю. Какого черта ты такой спокойный?
— А чего мне бояться? — усмехнулся он. — Сомневаюсь, что у твоего отца есть ружье. Проблемы в общении у меня были только с тобой до... определённого момента.
— Фантастика. Говори меньше, Теодор.
Она глубоко вдохнула, стараясь собрать в кучу всё оставшееся мужество, и потянулась к двери.
Маленькая кнопка звонка под ладонью казалась холоднее утренней стужи. Щелкнул замок и дверь распахнулась, прежде чем она успела позвонить.
На пороге появился ее отец – Люсьен Фролло – высокий, широкоплечий мужчина лет сорока с небольшим, с той самой безупречной осанкой, что выдает привычку командовать, а не просить. Медно-рыжие волосы были аккуратно зачесаны назад, ни один локон не выбивался из идеальной линии, а светлая щетина подчеркивала четкий овал подбородка. В холодных голубых глазах, унаследованных дочерью, сейчас не было ни капли тепла – лишь суровая сосредоточенность.
— Лиэрин, — произнес он ровно, но так, что это прозвучало как приговор. Его взгляд скользнул к Тео, задержался на долю секунды и вернулся обратно к дочери. — Проходи.
Она сглотнула, переступая порог, а Тео последовал за ней, будто это была самая обычная встреча. Но его легкое волнение выдавали постоянно беспокойные руки, которые он то и дело опускал в карманы и обратно. Теодор явно пытался сохранить спокойствие ради того, чтобы Лиэрин не упала в обморок от перенапряжения.
— Месье Фролло, — кивнул он почти вежливо, но с тем оттенком, от которого Лиэрин захотелось пнуть его под колено.
Отец не ответил на приветствие, лишь закрыл за ними дверь, и в доме стало ощутимо тише. В гостиной Люсьен остановился, развернулся к ним и коротко указал на диван:
— Садитесь.
Теодор сел первым, как ни в чем не бывало, откинулся на спинку, а Лиэрин осторожно опустилась рядом, словно этот диван мог укусить.
— Значит, — Люсьен сцепил руки за спиной, — расскажите, как вы оба оказались в ситуации, из-за которой я не спал половину ночи.
— Ты начал мне звонить только с утра, — тихо подметила Лиэрин, скользнув взглядом к окну.
— Юная леди, что с тобой случилось и почему ты все больше стала мне дерзить – мы обсудим позже, — рыжеволосая чувствует, как взгляд отца впился в нее сильнее, чем захлопнувшийся капкан.
— Сейчас меня интересует только причина, — продолжил Люсьен, не сводя с неё глаз. — Почему ты решила, что ночевать вне дома, да еще и без моего ведома – допустимо?
Тишина повисла настолько густая, что Лиэрин почувствовала, как в горле пересохло. Она уже открыла рот, чтобы ответить, но Теодор опередил ее.
— Потому что я был подстрекателем, — сказал он ровно, чуть поддавшись вперед. — Зачем-то сказал, чтобы она вышла. А Лиэрин забыла ключи.
Люсьен медленно перевел взгляд на него, и в этих холодных глазах было достаточно, чтобы даже у Тео сжались плечи.
— Месье Монтэгю, вы понимаете, что в моих глазах вы выглядите... мягко говоря, не лучшим образом? К тому же, — мужчина произнес медленно, пытаясь сохранить наигранную вежливость, — Вы оба в прекрасном здравии. Насколько я понимаю, ночь у вас прошла спокойно?
Лиэрин почувствовала, как кровь резко прилила к ее лицу. Девушка, уже не выдерживая этого напряжения, резко поднялась с дивана и подошла к окну, касаясь ладонью лба. Ей хотелось и провалиться под землю, и одновременно закричать. Но она лишь смогла выдавить из себя одно слово совершенно возмущенным тоном:
— Папá!
— Это обычный вопрос, — отрезал он, сжав пальцы от злости, — Учитывая обстоятельства, я имею право знать.
Теодор, до этого молчавший, медленно поднял взгляд на Люсьена и произнёс ровно, без тени колебания:
— Спокойно. Никто никого и пальцем не тронул.
Люсьен смотрел на него еще пару секунд, как будто пытался уловить хоть малейший признак лжи, но лицо Тео оставалось непроницаемым.
— Разумеется, — Интонация была такой, что понять, поверил он или просто сделал вид, было невозможно.
Лиэрин развернулась от окна, обняв себя за плечи, и метнула на Тео быстрый, благодарный взгляд. Тот лишь едва заметно кивнул, не отводя глаз от ее отца.
Отец девушки задержал на Тео взгляд еще пару секунд, словно взвешивая, стоит ли продолжать этот обмен репликами. Потом медленно выпрямился и отступил на шаг.
— Благодарю, что позаботились о моей дочери, — сказал он ровно, без тени улыбки. — А теперь, месье Монтэгю, не сочтите за невежливость, но я хотел бы поговорить с ней наедине.
Лиэрин заметила, как он чуть сместился в сторону, освобождая проход к двери – жест вежливый, но с подтекстом "проваливай отсюда". Тео медленно встал, словно у него не было ни малейшей причины торопиться, и бросил на Лиэрин взгляд, в котором смешались "держись" и "я всё ещё рядом".
— Конечно, — произнёс он. — Не отниму у вас удовольствие.
Когда дверь за Тео тихо закрылась, в гостиной стало как-то особенно пусто и тихо, настолько, что в ушах начало звенеть. Люсьен обошел диван, сел в кресло и сцепил пальцы, упершись локтями в подлокотники.
— Сядь на диван, — тихо прокомандовал он, — Быстро.
От этих слов у Лиэрин что-то закипело в груди. Отец никогда не кричал на нее, никогда не поднимал руки, но она ненавидела его пассивную агрессию и постоянное желание контролировать. Это был не протест подростка, это было чистое презрение к человеку, который всегда приказывал ей "говорить меньше" и научил этому мать. Её отец всегда был строгим человеком, который ненавидел, когда что-то идет не по плану. Он думал, что полностью контролирует свою дочь, что вырастил из нее безобидный цветок, который и слова поперёк не скажет, но Лириэн, очень много об этом думая, особенно после того, как мать попала в больницу, начала осознавать, что это неправильно. Что она не хочет быть бесхребетным существом, которое безукоризненно подчиняется чужой прихоти.
Она медленно опустилась на диван, но сделала это так, будто садилась по собственной воле, а не по приказу. Скрестив ноги и положив руки на колени, Лиэрин встретила его взгляд, стараясь не опускать глаза.
— Я слушаю, — сказала она тихо, но ровно.
Люсьен чуть прищурился, будто отмечая для себя эту перемену в тоне.
— Ты прекрасно знаешь, что мне не нравится, когда ты исчезаешь без предупреждения. А уж ночевка у какого-то мерзавца... — он замолчал, обдумывая, как подобрать слова, чтобы окончательно не сорваться, — Это неприемлемо.
— Мерзавца? В таком случае, я тоже мерзавка, раз общаюсь с подобными людьми, — голос Лиэрин дрожал, но желание прорвать клетку из его идеалов было сильнее.
Взгляд Люсьена потемнел, и в комнате повисла тягучая тишина.
— Осторожнее. Я не намерен обсуждать с тобой это на повышенных тонах, — сказал он тихо, но так, что в каждом слове чувствовалось предупреждение. — Ты знаешь, кто его отец? Почитай прессу, ознакомься, будет полезно.
— Я знаю, кто он, — ответила она, сжав руки в кулаки. — И что из этого? Это не он передо мной сидел вчера вечером.
— Лиэрин, — Люсьен произнес ее имя так, будто пытался вернуть контроль над разговором, — люди не появляются из ниоткуда. Они – продолжение своей семьи. И я не хочу, чтобы ты оказалась втянута в грязь, которую сам он, возможно, даже не понимает.
Она прикусила губу, чувствуя, как в груди поднимается глухая злость.
— Я сама могу решить, с кем мне общаться.
— Нет, — он наклонился вперед, его голос стал ниже. — Пока ты под моей крышей, решение принимаю я.
Он замолчал, но на миг отвёл глаза, и Лиэрин показалось, что в этом взгляде мелькнуло что-то, похожее на усталость. На губах рыжеволосой появилась глупая, почти безумная улыбка. Ей хотелось рассмеяться от этих слов, чувствуя, что они ранят больнее, чем нож, несмотря на его неоднозначную реакцию. Все ее идеалы, все родительские наставление в одно мгновение перемешались в голове в один вязкий серый ком, который хотелось выкинуть и забыть, как страшный сон.
"Говори меньше"
"Тебе не за что бороться"
"Не нужно гнать так, будто завтра не наступит"
— Тогда запри меня хоть под три замка, отец, я все равно сбегу. Ты и так забрал у меня все, что было, притащил в этот чертов город, где надо мной издевались, а теперь ты еще и хочешь лишить меня тех людей, которые действительно видят меня, — она наклонилась вперед, выплевывая слова, будто яд – всю ту обиду, что она копила в себе с момента, как ее семья переехала в Лондон, — если мать ты сумел прогнуть, то меня не получится, потому что ты уже потерял меня. Тебе было плевать, что со мной, было плевать, когда я плакала ночами – ты даже не пытался узнать, что не так.
Он закрыл глаза на секунду, будто собирая терпение по крупицам, а когда открыл, то в них уже не было и намека на тепло, только холодный расчёт. Люсьен более чем понимал, что виновен в безразличии, потому что боялся расспрашивать дочь раньше, но он не мог терпеть, что все дошло до крайней точки.
— Ты даже не понимаешь, что сейчас говоришь. И именно поэтому тебе нужен контроль, — произнёс он, вставая. — Но учти: ты выбрала путь, с которого назад будет сложнее вернуться, чем ты думаешь. И не смей больше ничего говорить про свою мать.
Он подошёл к двери, явно считая разговор законченным.
— С этого момента шаг влево, шаг вправо – и последствия будут, — сказал Люсьен, но перед тем, как выйти, тихо добавил: — Хоть ты и думаешь иначе, я все это делаю не просто так.
Лиэрин смотрела ему вслед, чувствуя, как в горле застрял ком, но не от страха, а от того, что впервые она сказала все, что хотела, и не пожалела.
*Il fait beau aujourd'hui, non? - Сегодня хорошая погода, не так ли?