С любовью, Лиэрин

« Дорогой дневник.

Внезапно для себя обнаружила, что, оказывается, есть другой мир. Не только тот, что пытается постоянно ранить, уколоть, втоптать в грязь, сделать жизнь еще более блеклой, чем лондонские улицы осенью.

Есть мир, где тебя будут рады видеть. Где звучит смех, где тебя не считают странным, не выбирают, а просто дружат, потому что ты интересный. Потому что ты личность, а не глянцевая обложка с фамильной биографией внутри.

Марго просто чудо. Так вышло, что она познакомила меня со своими друзьями: совершено необычные люди разных возрастов, но такие интересные, искренние, все уникальные, как картины в музее.

С Марго все как-то... просто. С ней не нужно думать о том, как правильно сказать, как вести себя. Она смеется так, будто у нее нет ни одной тайны, будто ее жизнь совершенно безоблачна, и она заряжает этим других. Может, я впервые за долгое время почувствовала себя нормально, почувствовала себя *собой*.

Чарльз и его придурки стали задевать меня меньше. Да, до сих пор они отпускают сальные шутки, но... это все. Даже шуток стало меньше. Я надеюсь, что это не затишье перед бурей, а они просто потеряли интерес.

Но есть еще кое-что. Точнее, кое-кто.

Теодор Монтэгю. Он... не такой. Не шутит, не шепчет, не смотрит свысока... но просто смотрит. Внимательно, будто постоянно что-то пытается найти. Иногда заводит разговоры ни о чем, но быстро уходит, если его начинает что-то раздражать. И эти его поиски, рысканья почти сводят с ума. Будто пытается найти то, что я сама давно потеряла. Хотя, может, он просто так развлекается.

Его взгляд раздражает, потому что он слишком тихий. Потому что мне кажется, что я понимаю его меньше всех остальных. И, наверное, именно это пугает больше всего.

С любовью, Лиэрин.

02.10.2015. »

----

Почти пустая музыкальная комната с идеально начищененными полами, запахом лака по дереву и прибитой к асфальту дождём пыли от открытого окна. Дверь была приоткрыта, по ногам гулял сквозняк, немного освежая.

Тихое позвякивание струн разбавляло сонную атмосферу. Оно сливалось с нежным аккомпанементом пианино: лёгкий, почти невесомый звук, едва ощутимый в голове, скорее как подложка для мыслей, а не заглушка. Звук, казалось, почти растворялся в пасмурном свете улицы, падающим из высоких окон.

Лиэрин слегка согнула спину над инструментом, ее рыжие кудри почти касались клавиш, а пальцы двигались мягко, невесомо, как перышко на ветру, но довольно уверенно. Марго, напротив, играла громче, резче, иногда с нарочной фальшью, будто проверяя, насколько лёгкая мелодия может выдержать натиск. Их звуки сталкивались, но не мешали друг другу, сливаясь и создавая что-то новое.

В прохладном воздухе, перебивая запах лака, витал навязчивый аромат: терпкая смородина, сухая трава, легкая древесная горечь. Аромат, который въедался при объятиях в одежду и волосы, аромат, с которым Лиэрин была бок о бок практически весь последний месяц. Запах духов Марго был такой же, как и она сама: дерзкий, звонкий, хаотичный, но отчаянно живой и почти свободный, будто соловей, практически сломавший железные прутья клетки.

Но эту идиллию нарушил резкий запах табачного дыма, приглушенный сладким и древесным. Юношу у входа они заметили не сразу. Только когда он шумно закрыл дверь, Марго, сидящая на полу, подняла на него голову и игриво прищурила глаза, продолжая перебирать струнны пальцами.

- У нас, кажется, зрители.

- Не мешаю? - голос парня звучал тихо, без издевки, отчего казался еще более чужим.

Марго лишь фыркнула - неясно, была ли она недовольна или просто не знала, что сказать. Она закончила свою игру резким аккордом и накинула ремешок гитары на плечо, поднимаясь с пола. Девушка слегка толкнула Фролло в руку и подмигнула.

- Мне уж точно не мешаешь, мне бежать надо. У меня репетиция спектакля.

Лиэрин сидела молча. Не придумала, что сказать. В голове пронеслась шутливая мысль о том, что Марго предательница, раз бросает ее одну в такой ситуации. Рыжеволосая лишь кивнула в знак прощания и проводила ее взглядом, когда бунтарка скрылась за дверью, оставив после себя неловкую паузу.

Тишину нарушили тихие шаги Теодора, который подошел к окну и поднял взгляд к серому небу. Лиэрин слышит шелест его одежды, когда он опускает руки в карманы. Ей неловко, она не знает, что сказать, поэтому начинает просто тихо играть, зациклившись на одном моменте мелодии из-за бушующих в голове мыслей.

- Красиво играешь, - Монтэгю, наконец, нарушает неловкий момент, разбавленный зациклившейся мелодией.

- Спасибо, - она отвечает, не поднимая глаз. Пальцы все еще касаются клавиш, но звук становится тише, будто тает. Она вдруг остро почувствовала, как сильно слышно собственное дыхание.

Тео прислонился спиной к стене у окна. Он молчит, но Лиэрин чувствует на себе чужой внимательный взгляд, будто он отмечает каждую мелочь: длинные рыжие кудри, ткань ее серого платья, белый воротник, аккуратный браслет на запястье. Старые, практически "ретро" вещи, которые когда-то стоили хороших денег, но сейчас не имеют ценности для незнающих.

Он ничего не говорит про это. Просто смотрит: не как Чарльз, оценивающе и свысока, а будто собирает кусочки пазла, чтобы составить в голове полноценную картину.

- C'est Chopin, n'est‑ce pas? - вдруг спрашивает он с ужасным, почти смешным акцентом на французском.

Лиэрин моргнула, пальцы замерли. Он уже однажды писал ей криво на французском в записке, но услышать знакомый язык из чужих уст она не ожидала.

- Что? - она оборачивается, спрашивает почти растерянно.

- Шопен же? - Тео переводит, состроив такое выражение лица, будто выиграл нобелевскую.

- Да... - она поймала себя на мысли, что хочет фыркнуть от акцента, но это было бы неприлично. Вместо этого уголок ее губ едва заметно дернулся. Ей не нравилось, что он умудряется выбить ее из привычной обороны какими-то глупостями. - да, Шопен.

Тео откинулся к стене и его взгляд вновь скользнул к окну. Между ними снова повисла тишина, но не такая царапающая, как минуту назад.

- Кажется, сегодня не самая лучшая погода, чтобы наслаждаться поездкой на автобусе, тебе не кажется? - фраза, якобы сказанная невзначай, послужила закинутой удочкой. Его голос звучал ровно, почти буднично.

Лиэрин уже открыла рот, чтобы отказать, потому что так было бы привычнее. Было бы безопаснее. Но в голове тут же всплывает переполненый автобус, давка, слякоть, отчего туфли снова промокнут. И мысль, что с ним может быть тише.

- А что? - она слегка напряглась, не отвечая сразу.

- Могу подвезти.

Знакомая фраза, которую в прошлый раз Лиэрин перебила на полуслове. Но в этот раз она сжала губы, а сердце дало лишний удар. Ей было действительно некомфортно от этого спокойствия, потому что она ждала от него подвоха, но Теодор все никак не хотел раскрывать своего истинного лица. Она уже, пусть и нехотя, начинала думать о том, что, может, она ошиблась, когда посчитала, что он такой же. Ни разу ведь не было ни насмешки, ни давления.

- Ладно, - выдохнула она наконец, - только без глупых разговоров.

- Не могу обещать, но постараюсь, - его губы едва заметно изогнулись, будто бы он выиграл какую-то невидимую, но очень сложную партию.

Монтэгю оттолкнулся от стены и указал рукой на дверь, намекая, что пора идти. Девушка нехотя закрыла крышку инструмента и, быстро натянув светлое пальто, накинула сумку на плечо.

Коридоры уже опустели. Шаги отдавались глухо, свет в коридорах был практически полностью потушен. На улице было сыро, прохладно, моросил дождь. Тяжёлое серое небо висело очень низко, а ветер тащил за собой запах мокрой листвы.

Они шли рядом, не говоря ни слова. Лиэрин украдкой скосила взгляд: руки Теодора в карманах, лёгкая сутулость плеч, будто ему всё равно... и при этом странное спокойствие, которое скрывалось за задумчивым взглядом.

Машина стояла чуть в стороне от ворот. Чёрная, матовая. Если бы Фролло разбиралась в машинах, девушка сказала бы, что она была роскошной - но для Лиэрин просто красивая, контрастирующая с его обычным внешним видом. Тео открыл ей дверь, не делая пафосного жеста, будто это было просто привычкой.

Когда они сели, юноша мягко захлопнул дверь, отрезая их от уличного шума. Внутри были слышно только быстрые удары капель дождя о крышу и тихое урчание двигателя.

Лиэрин устроилась на сиденье, стараясь не трогать ничего лишнего. Кожа под ладонями казалась чужой, холодной и гладкой, как сама тишина между ними. Запах сигарет впитался в обивку, смешиваясь с резкой сладостью ароматизатора, и отчего‑то казался ещё тяжелее, почти до тошноты. Она едва не поморщилась, но сдержалась. Монтэгю, заметив ее короткий вдох, молча открыл окно, пуская свежий влажный воздух внутрь.

- Отец любит такие ароматизаторы. А я уже привык, - поясняет он, когда машина тронулась.

Серые улицы медленно потекли за окном, и Лиэрин вдруг поймала себя на странной мысли: в этой тишине было что‑то... безопасное. Непривычно безопасное, но заставляющее чувствовать себя не в своей тарелке. Она уже несколько раз пожалела, что согласилась, чувствуя себя настолько некомфортно, что хотелось заплакать. Эта тишина, этот запах, серые улицы за окном - все давило на плечи девушки.

- Слушай, та стычка с Чарльзом... - его голос резко вырвал девушку из размышлений.

- Всё нормально. Я уже забыла об этом, - она оборвала парня, натянуто улыбнувшись. Меньше всего Лиэрин сейчас хотелось говорить о Чарльзе.

- Он просто до сих пор ведёт себя как ребенок. Но он не опасен, - тихо добавил Теодор, сосредоточив взгляд на дороге. - Я не оправдываю его, просто с ним... сложно.

Рыжеволосая лишь кивнула головой, ничего не ответив. Она понятия не имела, зачем он вообще сказал это, и зачем она вообще слушала.

Остаток дороги они провели в тишине. Когда машина мягко остановилась у нужного дома, девушка, помедлив, кинула короткое "спасибо" и попрощалась, выпрыгнув из машины. Теодор еще какое-то время стоял на месте, пальцами постукивая по обтянутому кожей рулю. Наконец, шумно выдохнув, он взял телефон и быстро набрал Чарльзу сообщение: "спор отменяется, я передумал".

Пару секунд смотрел на экран, а затем нажал "отправить".