Глава 3
02.09. Комната общежития. Раннее утро.
Я вынырнула из сна так резко, что казалось словно меня вырвали из груди невидимыми руками и швырнули в ледяной вакуум. Ещё мгновение назад я тонула в тёплом полусвете, где каждый звук растягивался, медленно размываясь в вязкой темноте. А теперь лежала, и мир вокруг казался чужим, словно я пробудилась в комнате, которая только притворялась знакомой.
Стены, шкаф, потолок – всё было на месте, но как будто кто-то осторожно переставил всё на миллиметры. Слишком мало, чтобы заметить сознанием, но достаточно, чтобы пространство стало враждебным. Воздух был густым, тяжёлым, с привкусом ржавчины и чего-то ещё – чего-то влажного, прогорклого, что заставляло ноздри сжиматься. Он будто дышал вместе со мной и наблюдал за каждым моим движением.
Я вслушивалась: тишина определенно не была пустой. Она колебалась, вибрировала, как тонкая проволока под натяжением, и казалось, что она наблюдала, ждала. Сердце билось неровно, удары отдавались в животе, тяжёлые, как если бы кровь застыла в венах. Каждый удар казался сильнее предыдущего, как будто он предсказывал надвигающийся ужас.
Я заметила резкое движение. Сначала я думала, что это тени играют на двери, но ручка медленно опускалась вниз. Медленно. С мучительной, нарочитой осторожностью. Словно кто-то хотел, чтобы я видела каждое мгновение, каждое колебание реальности перед тем, как войдёт.
Щелчок был едва слышен, но в этой тишине он прозвучал, как удар в грудь. Дверь скрипнула, и из её щели ползла тьма. Не ночная, незнакомая, а плотная, густая, как чернильная паутина, в которой можно утонуть. В ней проступил силуэт – высокий, непропорционально вытянутый, почти нереальный. Он не двигался, но ощущение взгляда было давящим, несколько всепоглощающим.
Я попыталась пошевелиться, но тело отказывалось подчиняться. Страх разливался по венам тяжёлым свинцом. Каждый вдох казался невозможным – лёгкие наполнял ледяной раствор, горло сжималось, мышцы не слушались. Пальцы вцепились в одеяло, ткань впилась в кожу, и только это движение ощущалось возможным.
Он сделал шаг. Без скрипа, без звука, но расстояние между нами мгновенно сократилось. Ещё шаг. Медленный, бесшумный, как хищник, выслеживающий добычу. Ещё один – и он был совсем близко.
Я слышала дыхание: хриплое, почти невесомое, но холодное, как выдох ледяного потока. Оно казалось исходящим не из комнаты, а из самой тьмы, где замедляется время, где звуки растворяются, а пространство становится ловушкой.
Он наклонился и голос раздался прямо у уха, шепотом, ледяным и мягким одновременно: «Не думай, что ты сможешь сбежать так просто». Слова резали сильнее, чем крик. В них не было гнева – была уверенность, абсолютная, железная власть.
Одеяло сползло, поэтому холод коснулся ноги, пробежал по коже влажными мурашками. Я хотела закричать, но горло сжалось, дыхание было обрывисто, грудь давила так, что мир потемнел на краях зрения.
Он наклонился ещё ниже. Дыхание касалось уха, ледяное и обжигающее одновременно: «Ты навсегда принадлежишь мне».
И в тот же миг свет вспыхнул – ослепляющий, жгучий, – и мир рухнул в пустоту, в черное, безмолвное пространство, где не было ни стен, ни пола, ни воздуха.
Я распахнула глаза. Комната снова была моей, но тишина теперь резала, звенела в ушах, словно меня резали заживо. Сердце билось в горле, и этот звук был единственным, которому я доверяла.
Кошмары приходили каждую ночь, с каждым разом всё реальнее, всё ближе. Иногда казалось, я сойду с ума раньше, чем он всё-таки успеет найти меня.
Я нащупала телефон. 07:00. Пять часов сна. Снова. Выдохнула и натянула одеяло до подбородка. Тело не отпускало напряжение – каждая мышца оставалась настороже, будто за стенами или под полом, а, может и вовсе где-нибудь в тени, кто-то наблюдал.
Через несколько минут я сдалась, снова взяла телефон и машинально открыла ленту новостей. Вот только вместо дешевого дофамина, моим мышцам вновь пришлось напрячься, а холодок пробежал по позвоночнику.
Новое сообщение.
Номер не определен.
Аноним: Ты навеки принадлежишь мне.
Пальцы вцепились в телефон так, что костяшки побелели, и казалось, что кожа вот-вот порвётся от напряжения. В груди что-то медленно сжималось. Было похоже на холодную хватку, словно невидимые пальцы охватили рёбра и давили всё сильнее. Каждый вдох становился короче, как если бы воздух сгущался и переставал проходить в лёгкие.
Страх медленно, но настойчиво вползал внутрь, заполняя каждую клетку. Я перебирала варианты, стараясь мыслить рационально, но каждая мысль натыкалась на новый виток тревоги. Смогу ли я обратиться в полицию? Достаточно ли одного сообщения, чтобы заявление приняли всерьёз? Действует ли европейская юрисдикция на того, кто находится в США?
В голове вспыхивала другая, ещё более липкая мысль: а что, если это всего лишь нелепая выходка, которая случайно превратилась для меня в кошмар? Или... нет. Что, если всё по-настоящему? Станет ли безопаснее, если я подниму шум, или это только подтолкнёт его к следующему шагу?
Внутри становилось всё теснее, будто сама грудная клетка сжималась. Хотелось сорваться, закричать, разорвать эту тягучую тишину, но я держалась, заставляя дыхание оставаться ровным.
Я повторяла одно и то же, как мантру: он там, в Нью-Йорке. Я здесь, в Праге. Я живу тихо, избегаю внимания. Шанс, что он найдёт меня, ничтожно мал. Эти слова не приносили облегчения, но хотя бы удерживали от того, чтобы окончательно сорваться.
Только через полтора часа удалось хоть немного успокоиться. Этого было достаточно, чтобы заставить себя подняться, собраться и выйти, чтобы не опоздать в университет, как вчера. Первая пара – иностранный язык.
В душе горячая вода скользила по коже, оставляя на ней тонкий пар, и я надеялась, что вместе с ним исчезнут и остатки утренней тревоги. Но стоило закрыть глаза, как мысли ускользнули в другую сторону.
Воспоминания о вчерашнем вечере вспыхивали короткими, обрывочными кадрами, как старая плёнка, в которой не хватало нескольких сцен. Я помнила слёзы той девушки, её дрожащие плечи, как осторожно гладила её по спине, пытаясь хоть немного уменьшить её боль. Но момент, когда я оказалась дома, исчез – будто кто-то вырезал его из моей памяти.
Я хотела верить, что с ней всё хорошо. Она отказалась от моей помощи, уверяла, что справится сама. А следить за ней или навязываться... нет, это точно не в моём стиле.
02.09. Карлов университет. Утро.
Я пришла слишком рано. Коридоры, обычно наполненные гулом голосов студентов, теперь тонули в странной, почти болезненной тишине. Сквозь высокие окна пробивался слабый утренний свет, ложась длинными тенями на потёртый каменный пол и делая каждый шаг чуть тяжелее. Он отражался в пыли, поднимавшейся от моих ног, и на мгновение казалось, что воздух вокруг стал плотным, словно его можно потрогать.
Я шла медленно, позволяя себе разглядывать здание. Институт философии Карлова университета выглядел очень величественным: высокие своды, массивные дубовые двери, стены, будто впитавшие в себя века знаний, таили в себе запах старой бумаги и воска. Вдоль коридора выстроились книжные шкафы с тяжёлыми томами, которые, казалось, готовы были рухнуть под собственным весом. В глубоких нишах стояли бюсты великих философов – неподвижные, с холодными глазами, будто наблюдали за каждым моим шагом, взвешивая каждый жест.
Дальний угол коридора занимал вендинговый автомат – странное пятно современности среди вековой каменной строгости. Мысли о чашке горячего кофе показались спасением, ведь возможно, он разгонит остатки тяжёлого сна и принесёт хоть каплю тепла в это пустое, почти священное пространство. Подойдя ближе, я нажала на кнопку... ничего. Постучала по стеклу – тишина. Раздражение нарастало, и я с силой хлопнула ладонью по металлическому боку в надежде, что это поможет.
В этот момент кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнула, подпрыгнула, а сердце рванулось вниз, будто провалилось куда-то в пустоту. Развернувшись, встретилась взглядом с высоким парнем – тёмно-русые волосы слегка взъерошены, серые глаза с лёгкой насмешкой. Он выглядел так, словно только что вышел из другой эпохи, идеально вписываясь в старинный интерьер института, и одновременно полностью чужой среди этих сводов и шкафов.
— Думаешь, можно договориться с автоматом силой? — Спросил он, скрестив руки и слегка наклонив голову, как будто изучая меня.
— А у тебя есть лучшее предложение? — Я улыбнулась, но улыбка была неуверенной, робкой, словно проверяла, можно ли доверять этому странному появлению в пустом коридоре.
— Разумеется.
Он подошёл ближе, занёс кулак и с самым серьёзным видом ударил по автомату. Стаканчик тут же упал в лоток, но вместе с ним вся колонка шоколадок сорвалась с полки и с глухим грохотом обрушилась вниз. Я вздрогнула от звука, и пустой коридор отозвался эхом, будто здание само смеялось над нашим маленьким спектаклем.
Парень молниеносно схватил одну шоколадку, спрятал в карман и с самым невинным выражением лица сказал:
— Если что, я здесь ни при чём.
Я хотела возмутиться, но вместо этого вдруг рассмеялась – впервые за долгое время. Смех прозвучал неожиданно легко, освободив меня от утреннего напряжения хотя бы на доли секунд. Я заметила, как лёгкий свет от окна играл в его волосах, создавая тёплые блики, которые слегка разбавляли холодную строгость каменной архитектуры.
Вдруг коридор стал казаться не таким пустым. В воздухе застыл запах кофе, шоколада и слегка влажной каменной прохлады. Я почувствовала, что пространство вокруг оживает вместе с моим смехом.