Тэянг

Глава 9
Восьмерка


Где дверь Пака, я знал – и не устоял перед искушением прижать к ней ухо. Там было тихо, только шуршали страницы: он читает? Он реально читает?! С ума сойти!
Между моей и его дверью располагалось еще две, и логично было предположить, что Линхо и Джо следует искать там. Я прижал ухо к одной из дверей – оттуда раздавалось сонное сопение. За второй дверью слышны были шуршащие, слабые звуки шагов, будто кто-то решил вымыть пол, надев на ноги тряпки. Можно не сомневаться: как только я постучу, непонятные звуки прекратятся. Мне в очередной раз пришло в голову, что, приняв сделку Лиса, я перестал быть хорошим человеком. Когда делаешь неверный шаг, следующий не имеет значения – одним больше, одним меньше.
В общем, я знал, что двери тут не запираются, и без стука потянул ручку на себя. Комната выглядела точно как моя, только более обжитая, на стенах – постеры, везде разбросана одежда. А посреди комнаты танцевал Линхо.
Музыка играла у него в наушниках, так что я понятия не имел, что за трек порождал эти причудливые, изломанные движения. В соцсетях я тренировки Линхо обычно проматывал, но у многих они пользовались успехом: его личные фанатки начинали ходить на танцевальные занятия и повторяли, что никто лучше Линхо не умеет выражать музыку телом.
Ой, какое ценное умение, без него прямо жизни нет! Мне всегда казалось, что Линхо старается только напоказ: смотрите, какой я красивый, мои танцы ждут ваших лайков и репостов, – а сейчас он даже ноги почти не отрывал от пола, чтобы никто его не услышал. Я бы понял, если бы он отрабатывал движения к завтрашнему выступлению, чтобы всем стало ясно, как я убого танцую на фоне великого Линхо, который в юности даже в танцевальных батлах участвовал. Но он, похоже, действительно пытался вытанцевать какие-то эмоции, причем невеселые. Я чуть шире приоткрыл дверь и прислонился к косяку.
Глаза Линхо открыл далеко не сразу – причем он ухитрился открыть их на каком-то движении в стиле «безумная ящерица скользит по полу». От неожиданности у него подломилась рука, и он растянулся на полу.
– Ты нормальный?! – прошипел Линхо, вытаскивая наушники. – Чего тебе надо?
– Я… – Я кашлянул: так засмотрелся на танец, что чуть не позабыл, зачем пришел. – Слушай, Линхо, прости. Я обычно так за людьми не подглядываю, просто…
– Хватит, – простонал Линхо с пола. – С этими словами в ужастиках вытаскивают топор, или нож, или…
Я примирительно вывернул карманы штанов:
– Нету.
– Я тебя реально боюсь, – мрачно сообщил Линхо и захлопнул коробочку с наушниками. – Ты на часы смотрел?
– У меня нет часов.
– Если ты хотел перестать быть похожим на маньяка, у тебя не вышло.
– Можешь дать пару советов, как мне завтра не опозориться с танцами?
– Совет «никогда больше не пытайся танцевать» тебя не устроит?
– Он мне не поможет завтра выступить.
– Сейчас заплачу. – Линхо пружинисто встал с пола. – Не переживу, если тебя выгонят.
– Я знаю, что меня выгонят, – сказал я, чему Линхо невероятно удивился. – Просто не хочу выглядеть позорищем. И слушай… прости, что наехал на тебя вчера. Не знаю, зачем я это сделал. Ты крутой. Дай совет, а?
Линхо заколебался. Он был, кажется, польщен, и я решил этим воспользоваться.
– Никто не умеет вытанцовывать свои чувства так, как ты, – повторил я слова его поклонницы, которые однажды прочел в комментах. – Ты выражаешь пластикой то, что не выразить словами.
Я думал, что перестарался, но Линхо расплылся в гордой улыбке.
– Это правда, – скромно сказал он. – Ладно, макнэ. С такими танцами тебя завтра, конечно, вышвырнут, а заодно наедут и на всех остальных. Идем.
И под моим удивленным взглядом он вышел за дверь.
– Ну что? – сердито спросил он, заглянув обратно. – Завтра прослушивание, а ты спать собрался? Шевелись. Только не беси меня и не ной, что устал, я это ненавижу.
Когда мы пришли в знакомый танцзал, Линхо не стал зажигать свет, вместо этого, погромыхав в темноте, включил подсветку музыкальных колонок. Их сияние едва разгоняло тьму – достаточно, чтобы не натыкаться на углы, но слишком мало, чтобы различить цвет шнурков на собственных кроссовках. Линхо покопался в телефоне, и из колонок негромко зазвучал какой-то чужой хит. Получается, телефон у него все-таки есть, просто днем Линхо его никогда не доставал, видимо, прятал от продюсера.
– Алло, музыка уже играет, – рассердился Линхо.
– Так это не та песня!
– Беда какая! Чуть ли не любая поп-песня – это восьмерка по ритму. Ты же музыке учился!
Я начал покачиваться в ритм, чувствуя себя ужасно глупо. Линхо гневно уставился на меня, и я промямлил:
– Видно, плохо.
– Тебе куда смотреть, в зеркало? Там ничего интересного не показывают, ты – отстой. Но это неважно. Чем больше смотришь на картинку, тем дальше ты от реальной эмоции. Хорошо двигаться к завтрашнему вечеру ты не будешь, не надейся, но хоть найди в себе что-то настоящее. Танец же внутри, а не снаружи. Найди эмоцию и вырази, что сложного?
– Я не умею.
– Не заливай. Каждый, у кого есть тело, – танцор. О, как же я красиво сказал, надо будет в соцсетях повторить! Короче, импровизируй.
И с этими словами он воткнул в уши наушники, закрыл глаза и начал делать движения, не имеющие никакого отношения к хореографии песни «Не влюбляйся».
– Эй, – жалобно позвал я. – Может, ты мне еще раз движения покажешь?
Линхо гневно вытащил из уха наушник:
– Танцевать не научишься, только повторяя за другими! Чувство ритма у тебя есть, движения ты знаешь, за целый день их и собака выучила бы. Подай их по-своему, перетасуй, раскрой свою бешеную натуру. Знаешь поговорку? «Чтобы увидеть звезду, надо открыть глаза».
Он сделал вид, что держит в руке микрофон и представляет меня воображаемым зрителям.
– Дамы и господа, э-э-это парень, который врывается на кастинги без приглаше-е-ения, – дурашливо пробасил он в несуществующий микрофон. – Он будет ва-а-ам угрожать. Он явится к вам посреди но-о-очи. Встреча-а-айте, на танцполе бэд бой с дерзким и-и-именем!
Он отошел и бросил мне воображаемый микрофон. Я так растерялся, что поймал, а Линхо вставил обратно наушник, закрыл глаза и начал танцевать под свою музыку, потеряв ко мне интерес.
Я тяжело вздохнул, но после его речи и вправду стало проще. Странно чувствовать, что выглядишь круто в чьих-то глазах, когда сам себя представил бы как «простой робкий парень, неумеха и бревно». Чтобы облегчить себе задачу, я решил брать какое-нибудь движение из тех, что помнил, и повторять его много раз под новые треки: быстрее, медленнее, а теперь – как рэпер, а теперь – как на школьных танцах. Потом робко перешел на связки из нескольких движений. Хореографию целиком у меня повторить не получилось, я вечно что-нибудь забывал, но успокаивало то, что в зеркале я видел только темный силуэт, и непонятно было, насколько плохо он двигается. Линхо в своей части зала отрывался по полной, я бы такое все равно не повторил, и это успокаивало тоже.
Меня вдруг пронзило острое чувство счастья: ну и вечер у меня! Я пел с Паком, танцевал с Линхо – после такого будет совсем не жалко вернуться к обычной жизни. Строго говоря, настоящий кастинг в «Тэянг» я еще не прошел, он будет завтра. Когда он закончится ничем, сделка с Лисом наверняка станет недействительной, а волшебный голос пропадет.
Вернусь домой, расскажу маме, что ни на какой Чеджу не ездил. Она вспомнит нашу настоящую жизнь, а не ту, где я получил приз «Золотой голосок Сеула». На работе я два дня не был, босс, может, уже взял кого-то на мое место. Но, может, он объявил кастинг, как в «Тэянг», и отбор так же затянется? Вдруг он возьмет меня обратно? Я улыбнулся, и улыбка согрела мне губы и сердце.
Да, снова придется вставать затемно, но я усвоил урок: у звезд жизнь не проще моей. Да и я, пожалуй, мог бы добиться большего – например, устроиться в другое кафе, где будут лучше платить. О, пусть только глянут, как я виртуозно режу овощи! В свободное время буду петь, уверен, хоть куда-то меня да возьмут. Сам Пак из «Тэянг» сказал, что я пою «не ужасно» – сойдет для какой-нибудь крохотной группы, выступающей в барах! Я представил, как снимаю со стены плакат «Тэянг», бережно убираю его в коробку, отписываюсь от их новостей в соцсетях, и не почувствовал грусти.
А вдруг на самом деле мне нужно было не стать звездой, а повзрослеть? Поверить, что у меня есть собственная жизнь. Обещаю, я буду счастлив и никогда, никогда не забуду два этих потрясающих дня.
Передо мной из полутьмы возникло лицо, и я дернулся, пулей вылетев из своих фантазий. Я вытер глаза, только сейчас почувствовав, что замечтался до слез.
– Ого, как тебя проняло, – с неожиданным уважением сказал Линхо. – Поздравляю, ты почувствовал силу танцев. Все, идем, спать хочу.
– Спасибо, – искренне сказал я. – Было супер.
– Мне все равно, – так же искренне ответил Линхо. – Это ради группы.
В своей комнате я рухнул на матрас и мигом уснул, даже кроссовки не снял. Будильник я, конечно, не поставил. А знаете почему? Потому что часов у меня по-прежнему не было!

– Вставай уже, а? – произнес голос Пака. – Шестой час!
Я с трудом разлепил глаза. Он попыхивал вейпом, нарочно просунув голову ко мне в комнату. Веки у него с утра всегда были такие опухшие, что глаза напоминали паровые булочки пянсэ. Я невольно улыбнулся. Когда волшебный голос пропадет, я снова начну видеть Пака из «Тэянг» таким же красивым, как все, но, кажется, буду немного скучать по этому опухшему мрачному лицу.
Мы торопливо позавтракали (слоган завтрака: «Босс, ты приготовил бы лучше, я скучаю по твоим кимчи-сэндвичам!»), и, пока мы расходились на вокал по своим студиям, Пак сказал мне едва ли не в ухо:
– Слушай не то, что поет голос, а то, что звучит у тебя в голове. Хуже всего получается, когда ты начинаешь сам от себя балдеть.
Я поклонился, чтобы выразить свою благодарность.
– Мне можешь не кланяться, – снисходительно ответил Пак. – Бесит.
Два часа на вокале пролетели незаметно. Мне даже стало жаль тренера – что бы я ни пел, он слышал идеальное исполнение. А я изо всех сил делал то, что велел Пак: не обращал внимания на звуки, вырывавшиеся изо рта, и сосредоточился на крохотном зазоре, где намерение спеть превращалось в голос. Себя я все равно не слышал, но упорно пытался вложить себе в голову верную технику, даже не чувствуя связками, получается или нет. Вчера я боялся добавить что-то свое, пел так, как вел меня голос, а сейчас хотелось выразить что-то настоящее, сияющее внутри меня после удивительного вчерашнего вечера.
Танцевать после вчерашней встречи с Линхо стало легче, будто какие-то тиски в голове разжались, но результат все равно не впечатлял. Хореограф, наверное, всю жизнь ставила эстрадные номера, поэтому для нее синхронность и отточенность движений были важнее всего на свете, а у меня начинала ехать крыша, когда я в сотый раз повторял одно и то же, – прямо мозг воспалялся.
Как ни странно, проблемы с хореографией были не только у меня. Джо попадал в ритм, но явно не старался, Пак был рассеян. Линхо, наоборот, танцевал слишком хорошо, будто кто-то вырывал у него из рук кубок «Лучший танцор» и он должен выложиться, как на чемпионате мира, чтобы вечером доказать боссам свое великолепие. А я понял, что, повторив хореографию еще хоть сто раз, все равно не начну исполнять ее как надо. За ночь движения у меня в голове уложились, но лучше выглядеть не стали.
– Вы просто развалились, – в сердцах сказала хореограф. – Два месяца без выступлений, и вместо группы «Тэянг» я вижу ансамбль «Старые зомби». Попейте воды и заново.
Все потянулись к своим бутылкам с водой, а я подошел к Линхо:
– Можешь нас всех потренировать, как меня вчера? Чтобы мы встряхнулись.
Линхо уставился на меня:
– Так нельзя. Госпожа О самодеятельности не выносит.
– Но это неэффективно! – прошептал я, с трудом выжимая из себя храбрость, чтобы высказать свое мнение. – Я, кажется, стал даже хуже, чем час назад! Покажи, как делать обаятельно!
– Ты тут второй день, и уже всем указываешь, как работать?
– Да! – отчаянно выпалил я. – Не хочу всю жизнь вспоминать, как облажался на своем единственном выступлении с «Тэянг»!
В кафе я был зрителем всех историй, участником – никогда. Я видел ссоры влюбленных, нежность старых парочек, откровенные разговоры супругов, мухлеж при игре в карты, но сам ни с кем не ссорился, откровенно не беседовал и в карты не играл. И сейчас меня дрожь пробирала оттого, что тихо отсидеться вечером никак не получится: как ни крути, свет софитов будет направлен на меня. Линхо неожиданно смягчился – похоже, лицо у меня было перепуганное до смерти.
– Я бы потренировал, но не скажу же я госпоже О: «Хочу вести занятие, отойдите». В вашей тусовке классиков про дисциплину не слышали?
А, да, он же думает, что я известный классический исполнитель. Эта мысль меня взбодрила: я же типа звезда, чего мне стесняться? Я подошел к хореографу и глубоко поклонился. Линхо издал сдавленный стон, но остановить меня не успел.
– Уважаемая госпожа О, разрешите Линхо провести часть тренировки. Вы великолепно научили меня движениям, но ведь на прослушивании мы сможем смотреть только друг на друга. Я хочу почувствовать, как это будет.
Судя по обалдевшему лицу госпожи О, такого тут себе никто не позволял.
– Ну ты и наглец, макнэ! Тянет дать тебе по заднице за нарушение субординации, но я, кажется, реально хочу, чтобы ты прошел прослушивание. Ладно, как скажешь, пусть Линхо ведет. Мне тут побыть? Или, может, сходить на прогулку? – насмешливо спросила она, как будто проверяла, хватит ли у меня наглости ответить.
Наглости у меня хватило – я поймал взгляд Пака, понял, что впечатлил его, и мне море стало по колено. Я здесь последний день, а выгонять меня до прослушивания никто не станет.
– Вы можете сходить на прогулку, госпожа О. – Я поклонился так, что голова опустилась ниже пояса. – Движения мы знаем, а отлынивать ни за что не будем, прослушивание для нас очень важно.
Хореограф прицокнула языком и сдвинула кепку на макушку.
– С ума сойти. Пойду чего-нибудь выпью.
– Так можно было?! – выдохнул Джо, когда за ней закрылась дверь.
Линхо вышел к зеркалу, красный как помидор, и переключил музыку с ненавистного «Не влюбляйся» на какой-то английский поп-хит.
– Давайте просто растанцуемся, к связке вернемся позже. Вы реально как зомби, – сказал он и закрыл глаза.
Я улыбнулся и тоже зажмурился. Распробовав вчера удовольствие от танцев, я хотел испытать его снова.
Час спустя хореограф заглянула вместе с Бао. Я не сразу их заметил – они стояли в дверях и улыбались, глядя на нас. Бао снимала на телефон. Мы танцевали нужную хореографию под нужную песню, дело шло вполне бодро. Я помахал Бао через зеркало – приятно было видеть ее такой радостной.
Но счастье было недолгим. Сначала перестала улыбаться хореограф, потом Бао, и по их лицам я понял, кто зайдет в дверь, еще до того, как он зашел.
С каждым шагом, который продюсер делал через зал, воздух будто холодел. Один за другим все сбились с ритма. Продюсер шел прямо ко мне, и я еле сдержался, чтобы не попятиться.
– Это что такое? – спросил он и сунул мне под нос свой телефон.
Я с опаской глянул на экран.