Эксперимент

Джеральд нахмурился:

— Что ты сказала? Я не расслышал.

Я выпрямилась и куда громче и уверенней повторила:

— Ты — предатель! Ты — сын МакВизарда. Это из-за тебя нас наказали, ты нас подставил!

По столовой проползли шепотки, но я смотрела только на него. Казалось, весь мир сузился до нас двоих. Я даже почувствовала, как все затаили дыхание, как волоски на руках встали дыбом, как низко и угрожающе заворчала внутри рысь. В тот момент мне хотелось только одного — влепить предателю пощечину, что я и сделала, не медля ни секунды. Звонкий звук эхом прокатился по столовой, оставив после себя звенящую тишину. Джеральд не шелохнулся, только голова слегка качнулась от удара, и разлетелось несколько выпавших из крыльев перьев. Он сохранил ледяное спокойствие, даже безразличие; просто сложил руки на груди, не обращая внимания на выступивший на лице отпечаток ладони.

Зато когда вперёд выскочила Молли, меня пробила крупная дрожь. Я неосознанно шагнула назад, потому что девушка, казалось, стала выше, в её обычно печальных глазах бушевал шторм, щёки стали пунцовыми. Может, я драматизирую, но в воздухе запахло грозой.

— Ты лжёшь, Джеральд никогда не предал бы нас, не предал меня!

— Да не слушай ты её, Молли, она просто хочет кого-то выставить крайним, — к девушке подошла Хлоя и, взяв её под руку, отвела к Джеральду. Парень прижал хрупкую подругу к себе и прикрыл крыльями, словно стремясь оградить от меня. Да они что, издеваются?

— Знаешь, Сабрина, я думал, после того, как МакВизард оклеветал тебя, ты поймёшь на себе, каково быть несправедливо обвиненным. Я ни за что не стал бы сдавать нас этому уроду. Можешь думать, как хочешь. Сбегать мы не хотим, так что оставь это.

Джеральд отвернулся, и монстры начали расходиться. Да уж, такого я точно не ожидала. Спокойствие О'Нила составляло контраст с моими эмоциями, такой огромный, что большинство напуганных провалом решили остаться. Значит, мне их не спасти, не помочь им. Да и с чего я взяла, что смогу уговорить ребят идти на риск вновь? Кто я такая, в конце концов? Всего лишь девчонка, отчаянно желающая вернуться к прошлой жизни.

Стянув полотенце с браслета, я удручённо поплелась прочь из столовой. Кэтти и парни остались.

В коридоре никого не было. Вернее, я так думала, пока Джейсон, стоящий у подоконника, не заговорил:

— Значит, пробуешь снова? А команда всё меньше и меньше. Не думала, почему? Я считал, мы в одной лодке и сбегаем вместе, даже доверился тебе. Но стоило мне заболеть, как удачная возможность подвернулась, и вы меня бросили.

Я всё ещё не отошла от эффекта неожиданности, он застал меня врасплох. Не знала, что его выписали, и так рано. Парень выглядел осунувшимся и усталым, впрочем, как и все мы. Потом до меня дошло, о чём он говорит, и стало жутко стыдно.

— Даже ничего не скажешь? — Джейсон криво усмехнулся. Всем своим видом он показывал, что ему плевать, но в глубине серых глаз таилась обида. Парень стал будто взрослее внешне, но я нутром чувствовала его детскую уязвимость и ранимость, прятавшиеся за твёрдой броней. И эту огромную рану нанесла ему я — единственная, с кем он здесь общается, и та, кто бросила его.

— Мне очень жаль, но мы не могли иначе, нас начали подозревать, — это всё, на что хватило моей решимости.

— Мне тоже жаль.

Он так же спокойно развернулся и ушёл. Разговор с ним пробил во мне куда большую дыру, чем разочарование в столовой. Я села на подоконник и посмотрела в окно. Погода была пасмурная, но всё же менее мрачная и унылая, чем мои мысли в тот момент. Минут через пять, когда я уже винила себя абсолютно во всём на свете, из столовой вышли друзья. Кэтти подошла ко мне и обняла, парни остановились неподалеку.

— Сабрина, ребята хотят что-то тебе рассказать.

Я переводила взгляд с одного на другого. Братья, слишком сосредоточенные и серьёзные, стояли в одинаковых позах со сложенными на груди руками.

— Выкладывайте.

Начал Рэй:

— Мы же все прекрасно понимаем, что это глупо.

Я подняла бровь. Весьма странное начало разговора.

— Что глупо, Рэй?

— Вся эта ссора, надо помириться. Я не хочу, чтобы мы грызлись, как дикие псы, друг с другом.

— Нелепица полная, особенно если учесть то, что мы узнали, — присоединился Тайрон

— А можно без загадок? Я не умею читать мысли.

— Всё началось с того, что мы помирились с Кэтти.

— Погоди, в каком смысле, помирились? — уточнила я, ведь на моей памяти друзья всегда были вместе.

— А, да, когда ты перестала выходить из камеры, Кэтти начала переживать. Она хотела убедиться, что ты не натворила глупостей.

Я была готова расплакаться: Кэтти даже в момент сильной обиды беспокоилась обо мне. Я с благодарностью посмотрела на неё, но та лишь шутливо отмахнулась:

— Боялась, что ты лишишь себя жизни, ведь тогда бы этого не смогла сделать я.

— Так, ты будешь слушать или нет? — нетерпеливо махнул хвостом Рэй.

— Конечно, продолжай, пожалуйста.

— Так вот, мы поссорились, она накричала на нас и ушла. На следующий день мы с Тайроном пробрались в коридор шестого этажа, ты же знаешь, что там почти никогда никого нет? Мы разговаривали, и тут появляется она. Естественно, Кэтти попыталась пройти мимо, но я остановил ее. Она начала вырываться и осыпать меня ругательствами. Мы довольно долго препирались, спорили, даже в какой-то момент перешли на крик...

— А потом кто-то услышал, что сюда идут, — подхватила Кэтти, — и мы спрятались. Место, конечно, не совсем удачное попалось — кладовка. Нам бы очень не повезло, если бы пришла уборщица. Едва мы затаились, в соседнее помещение зашли МакВизард и Гринграсс. Чудо, что они не услышали наши голоса. Короче говоря, мы подслушали весьма любопытный разговор.

— Они говорили об исследовании характеров монстров. Там было много, чего мы не поняли, но когда разговор зашел о "СОВЗ", стало ясно, что через месяц после пребывания в роли полузверя открываются все, понимаешь, абсолютно все способности. То есть полностью привязываются к монстру. Это не только скорость, ловкость, но и все инстинкты, как продолжение рода, например. МакВизард и Гринграсс об этом знали, потому что упомянули это вскользь, мы сами додумались до остального.

— Хорошо, но почему вы мне это рассказываете?

— Всё просто, помнишь, ты чувствовала к Рэю притяжение против своей воли? Это же произошло в тот день, как твоей звериной сущности исполнился месяц?

— Да, — я начала улавливать связь. Неужели моей вины в этом не было, и во всем виновата рысь?

— Вот и мы тоже это чувствовали. Это произошло, потому что наши звериные сущности стало тянуть к друг другу, причем кошачьих к кошачьим, собачьих, соответственно, к собачьим. Тут главное, чтобы твои человеческие чувства слаженно работали вместе со звериными. То есть, если монстр тебе нравится в любом смысле, то ты будешь испытывать к нему магнетизм. К примеру, мы с Хлоей одного вида, но я к ней симпатии не испытываю, поэтому и притяжения между нами нет. Кстати, ещё странно, что нас с Рэем стало к вам тянуть только когда вам стукнуло месяц в роли монстра, а до этого были нормальные человеческие чувства, без звериных заморочек. Вот и получилось, что через месяц наше звериное «я» пошло вразрез с человеческим.

Тайрон умолк и выжидающе посмотрел на меня. Ребята дали мне время осмыслить всё сказанное. Я, честно сказать, была оглушена. Столько информации, слишком много для простого «упоминания вскользь», как выразился Рэй. Но это всё объясняет. И мою "ревность", когда я ушла из лазарета, и неловкое молчание за столом, и нашу ссору. Значит, МакВизард выждал, пока наши чувства разделятся, и подослал видео, зная, как мы будем уязвимы. И я ему невольно помогла, забравшись в его кабинет. Если бы не моё любопытство, ссоры могло бы не быть. Мы бы поговорили, всё выяснили и общались дальше.

Глубоко вздохнув, я подняла руки к голове. Запустила пальцы в волосы и взлохматила их, приводя хаотически роящиеся мысли в порядок. У меня были ещё вопросы.

— Почему вы все это чувствовали, но никто ничего не сказал? Почему виноватой стала я?

Ребята не ожидали этого и молча переглянулись. Пауза затянулась, потому что никто не мог дать этому объяснений.

— Понимаешь, — нерешительно начал Тайрон, обдумывая свой ответ на ходу, — мне было неприятно чувствовать это «раздвоение». Меня раздирали противоречия, одна часть убеждала в том, что мне нравишься ты, вторая же тянула к Кэтти. А тут ваши с Рэем переглядки. Я потерял голову и даже не подумал, что ты могла чувствовать то же самое. А потом видео. Помнишь, в день скандала я сказал, что ошибся в тебе? — он дождался кивка (сложно забыть то, что слышишь каждую ночь) и продолжил:

— Так вот, я действительно ошибся. Я думал, ты способна на обман и предательство. Теперь знаю, что это не так. Прости меня, хорошо?

Парень шагнул мне навстречу, распахнув объятия для примирения. Я не шелохнулась. Неужели для него всё так просто: после того отвращения, после суток молчания было достаточно просто извиниться и обняться?

— Хорошо. Получается, узнали вы об этом давно. Почему не сказали сразу? И ты, Кэтти, почему, когда пришла мириться, не рассказала?

Ребята молчали. Да и какой тут мог быть ответ, всё понятно. У них было множество возможностей рассказать мне это. Мы бы не тратили столько времени на обиду. Зачем это всё было? Никакого смысла. Всё зря: моя боль, обида, вина и одиночество. Все дни, которые я думала, как они меня ненавидят, они на самом деле знали, что я не виновата. Моё и так разбитое сердце измельчилось в крошку.

— Сейчас я не хочу разговаривать, — холодно прервала я молчание, — но завтра начнем всё, как должно было быть.

Я слезла с подоконника и направилась к своей камере. Друзья всё так же безмолвно расступились, освобождая мне проход. Двери камеры бесшумно пропустили меня, словно чувствовали, что мне и без звуков тошно. Так как сюда теперь мог зайти любой, я устало приказала панели никого не впускать. До отбоя оставалось совсем немного времени, поэтому даже Эммелина не нарушила моего уединения. Я рухнула лицом в подушку, события этого дня и все пережитые эмоции затопили меня. Обида, разочарование, злость, печаль — всё это настолько завладело мной, что я думать не могла о том, что будет дальше. Не так много времени я прорыдала, когда выключился свет, оставив меня в кромешной тьме наедине со своей болью.