9
Я знаю девушку, которая любит носить на шее целую коллекцию различных цепей. Толстые, тяжёлые или совсем тоненькие, из настоящего золота, и за десять рублей из хозяйственного магазина. Любые и всегда.
О том, что это девушка, ещё нужно суметь догадаться. На тощем, как скелет, теле объёмная одежда из мужских отделов, бритый череп и темные брови над глубоко посаженными синими глазами. Скулы в мелких родинках и длинные тощие руки.
Девушка, которая только и делает, что работает, но работа её состоит будто бы только из ругательств на всех окружающих её людей.
Тяжко.
Она мечтает о спокойной размеренной жизни и уехать из той дыры, где её держит пока только отсутствие нужной суммы денег и лишь недавно построенный её же отцом собственный ночной клуб, на который и уходят все силы и время.
Тяжко.
Она ненавидит свою жизнь только из-за того, что всем от неё постоянно что-то нужно. Она ненавидит врать, но приходится: один человек учил её не делать ошибок, хотя сам совершил их море, и с его проблемами приходится разбираться не ему, а...
Понятное дело, кому...
Она ненавидит окружающих, тыкающих на всё, что видят в ней, не замечая ничего в себе.
Она ненавидит свой рост и внешность шестнадцатилетки, которой она давно уже не является.
Ей двадцать четыре и десять лет как она познала настоящую ненависть ко всему вышеперечисленному.
Один человек учил её не делать ошибок, и она их не делает, но почему тогда с таким страхом во взгляде смотрит вслед уезжающему такси?
"Не упускай ничего, Эмилия, держи всё под контролем, тогда удача всегда будет с тобой..."
– Эта твоя удача обошла меня стороной и вдобавок трахнула, да как последнюю сучку. Куда ты меня втянул, ублюдок, для чего тебе это всё?
Слова, выкинутые в глубь пустого кабинета запиваются большими глотками чистого коньяка.
И с ней может поговорить сейчас только распахнутое настежь окно...
* * *
Около трёх часов ночи. Софа откидывает голову на заднем сидении такси и тянет носом холодный воздух, со свистом залетающий в открытое окно. Лиза на её коленях охватывает шею ладонями и жалуется, что ей холодно.
Софа знает, что так будет лучше и даже глазом не ведёт в сторону окна. Она знает, что Лиза не умеет пить, сколько ей об этом не говори, сколько её не контролируй. Она знает, что было бы окно закрыто, то Лиза откинулась бы тут же, на её коленях, накрытая ни капли не греющей джинсовой курткой Яна.
Водитель такси, всю дорогу болтающий в никуда без умолку, сворачивает на неасфальтированную дорогу и машина начинает подскакивать на каждом камушке и греметь всеми своими детальками. Софа мечтает, чтобы это всё поскорее закончилось, она хочет спать и пить (чего хочет намного больше), но какие-то несколько минут тянутся так долго.
Возле домов всё также стоят патрульные машины, они нагоняют страх, люди в форме медленно бродят вокруг каждой девятиэтажки и постоянно проговаривающие что-то в рации.
Это теракт, это маленькая война, в которой никто не будет победившим или проигравшим. Это маленькая игра одного маленького человека, возомнившего себя правителем мира, богом. Никто не знает, чего же он хочет и что будет делать дальше, кто он вообще. Остаётся только ждать и бояться, что следующая пуля полетит в твой затылок.
И одновременно мириться с этим, жить дальше, и делать вид, будто ничего не происходит и всё хорошо, улыбаться, а мысленно кричать от того, как же, сука, страшно.
Такси останавливается возле одной из девятиэтажек – дома Софы. Ян выходит первый и открывает дверь с той стороны, где сидит (лежит) Лиза и, наклонившись, спрашивает:
– Тебе очень плохо?
Лиза поднимается на локти и слабо мотает головой на вопрос Яна.
Софа хлопает дверью и обходит машину, оставаясь стоять в стороне.
– Я помогу тебе дойти, мало ли, – произносит Ян, помогая Лизе выйти из машины. – Соф, иди домой, только дверь не закрывай.
Софа молча уходит к двери своего подъезда, где останавливается, желая ещё немного побыть на улице.
Такси уезжает сразу, как только Ян закрывает за Лизой дверь. Они идут медленно, по камням и грязи от, видимо, выпавшего снега, Ян держит Лизу под локоть, даже издалека видно насколько крепко. Софа некоторое время смотрит им вслед, пока две фигуры, очень разнящиеся в росте, не скрываются за углом дома напротив, и, набрав код на домофоне, она заходит в подъезд, где тепло, и запахи старости, недавно скуренных сигарет, сырых досок и ещё чего-то, стоящего в воздухе уже не первый год.
Родная помойка, блять.
Медленно переставляя ноги по ступенькам, Софа поднимается на четвёртый этаж и уже слышит, что из-за двери её квартиры доносится звонок домофона – Ян пришёл быстрее, чем она ожидала. Ключом открыв квартиру, она сразу же снимает звонок и нажимает кнопку открытия.
Тяжко.
Дома снова пусто, и привыкнуть к этому Софа никак не может уже больше полугода. Возвращаться, зная, что никто тебя не ждёт, даже если не с самыми лучшими намерениями, всё равно тяжко, и легче было бы знать, что ждут тебя с предстоящим скандалом. Потому что хоть кто-то...
– Папа дома? – Ян заходит в квартиру и сразу закрывает за собой дверь, сделав это крайне громко.
– Нет, в ночную сегодня. – Софа завязывает волосы на ходу подцепившей с тумбочки резинкой и заходит в комнату, не закрывая за собой дверь.
– Чай будешь, мышонок? – выкрикивает Ян и, пройдя на кухню, включает свет.
– Зелёный с сахаром. – кричит ему в ответ сестра. – Две ложки.
И сон, почему-то, резко отходит на второй план.
Софа аккуратно стягивает с себя белые колготки в мелкую сетку, нервно шипит, задев пальцами коленку, которую случайно разбила, когда они с Лизой полезли в самую толпу, и кидает их в угол кровати. Затем туда же летит белая майка на тонких лямках, которую обычно она носит в школу, наплевав на постоянные замечания, юбка в голубую клетку, купленная в интернет-магазине абсолютно спонтанно. На стол, надеясь, что не потеряются за ночь и утром она уберёт всё на свое место, Софа кидает большие серьги-кольца и цепочку, когда-то очень давно подаренную бабушкой на день рождения. Накидывает на себя безразмерную футболку, лежащую до этого на подушке, и выходит к Яну.
– Ты на работу завтра? Ну то есть сегодня? – Софа отодвигает в сторону стоящие на подоконнике цветы и садится спиной к стеклу.
– Да. – отвечает Ян. – К шести.
– Вечера?
– Утра.
– Спать не будешь?
Ян вздыхает – и так понятно – и насыпает в высокий стакан две ложки растворимого кофе. Софа морщит нос от нелюбимого запаха, когда стакан наполняется кипятком, но ничего не говорит.
– Как папа? – Ян передаёт Софе стакан с зелёным чаем, а сам садится за стол.
– Работает.
Чай обжигает язык и совсем не сладкий, потому опускается на подоконник рядом, остывать.
– На двое суток уходит, потом приходит, дома спит сутки, один день видимся и он с утра снова уходит.
– А мама? Блин, как давно я у вас не был...
Софа всё равно делает глоток чая, хоть и сразу жалеет об этом, но переключить мысли на что-то другое, хоть и на несколько секунд, сейчас ей необходимо.
– Да не так давно же. А мама... Мы помирились, а она живёт где-то возле девяток со своим этим, в Украину собираются уезжать, а папа с ней вообще не общается после развода.
– Ясно. Я, кстати, сахар тебе не размешал.
– Я заметила. – Софа улыбается и опускает голову; волосы выбились из-под резинки и упали на лицо, Софа не стала их убирать, не мешают, не присматриваться же к чему-то, Яна она всю жизнь знает, что в нём разглядывать.
– Блин, это... Так странно... – выдаёт Софа в никуда.
– Ты о чём?
– Никак привыкнуть не могу... Могу идти куда угодно, на сколько угодно, делать что угодно. И я ж всю жизнь этого хотела, боже... А сейчас... Непривычно это всё, кажется до сих пор, что неделю дома, если приду позже, что мама опять начнёт мозг трахать без причин. А вот так...
– Вроде и нравится, но полное дерьмо, только с запахом свободы?
– Да... Но в то же время хочется, чтобы мама вернулась, но я будто глаза закрываю на то, что она мне делала...
– Пфф, – усмехается Ян и Софа кидает на него непонимающий взгляд. – Ты так говоришь, будто бы это что-то серьёзное. Она ж твоя мать.
– Не говори, о чём не знаешь! – Софа с грохотом ставит на подоконник стакан и горячие капли брызгают ей на ногу, заставляя недовольно прошипеть и растереть их по коже.
Дурно.
Софа до крови прикусывает щёки изнутри и снова прячет лицо в светлых волосах, чтобы не показывать Яну, как она разозлилась, хоть и подавление эмоций не всегда идёт ей на пользу.
– Ты не жил с нами после того, как мы с твоими родичами разъехались, что ты вообще можешь о ней сказать! – быстро проговаривает Софа и шмыгает носом, не понимая взгляда на Яна.
– И что, ты думаешь, что восемь лет, сколько мы жили вместе, она была другим человеком?
Софа не отвечает на вопрос брата, вжимает ногти в ладони.
Спокойно, спокойно, всё ж так хорошо начиналось.
И начинает очень быстро, не запинаясь, говорить:
– Они развелись и хорошо, блять, не спрашивай у меня про маму ничего больше, мне без мыслей про неё хорошо.
– Да всё всё, мышонок, успокойся, закрыли тему!
Софа нервно сглатывает слюну и чуть ли не залпом выпивает половину кружки с чаем, даже не морщась от того, насколько горячо.
– Я вообще тебя понимаю кое в чём, мышонок. – Ян отпивает кофе и ставит его себе на колени. – Свободы хоть отбавляй, сама видишь... А всё равно живёшь в каких-то рамках, которые мозг тебе жрут.
Минуты тупого молчания.
– Как там родичи? – Софа переводит тему в сторону Яна. – Давно виделись?
– Давно. И всё как всегда, нотации, нотации и ещё раз нотации. Как такое говно вырастили, в институт не поступил, вкалываешь в трёх местах, а всё равно денег нет, родителям помогать...
"А мне то что говоришь про маму... Сам себе противоречишь же, нет?" – думает Софа, но не решается сказать, не нужен ей ещё один скандал на ночь гладя.
– Угнать я хочу отсюда, мышонок. – продолжает Ян. – Может, в Новгород или в Киров, не слишком далеко чтоб.
– Приезжать будешь?
– Сначала уехать надо, а там посмотрим. Ты, смотри, учись сейчас, потом поступай и тоже сваливай.
Софа усмехается.
– Куда я свалю, мне пятнадцать только будет...
– Куда угодно. Лизу забирай, вместе валите. Здесь будущее строить только в ларьке сигаретами торговать, а тебе это надо? Ты видишь, как я живу, ты хочешь также что ли?
– Давай я сама решу, что мне делать.
– Да твоё дело, ясен пень! Я просто говорю, хочу, чтобы у тебя всё было лучше, чем у меня. У тебя может быть большое будущее, но точно не в этой дыре.
Ян снова отпивает кофе, делая большой глоток, такой, что прозрачный стакан становится почти пустым. Остатки кофе Ян выливает в раковину и ополаскивает за собой стакан.
Проводит рукой по трём плиткам, отличающимся от других на стене степенью желтизны.
– Сюда выстрелили? – спрашивает он, повернувшись к Софе.
Та, кивает головой и прыгает с подоконника на пол.
– Спать ложись, а то поздно совсем уже, вон, солнце скоро вставать будет. – усмехается Ян и треплет сестру по волосам
– Оно пока встанет, я тысячу раз сдохнуть успею. – агрессивно выдаёт Софа и уходит в комнату, абсолютно забыв о стакане с чаем, оставшемся стоять на подоконнике.
Ян забывает о нём тоже...
И, выключив на кухне свет, догоняет Софу.
– Обижаешься что ли?
Софа в ответ тяжело вздыхает, не поворачивая лица в сторону брата, и скидывает с кровати светло-голубое покрывало.
– Спать хочу, отвали.
Софа накрывается одеялом с головой и прижимает к себе ноги.
Ян садится поперёк спиной к стене у другого края кровати и утыкается в телефон.
Засыпает она быстро и уже через пятнадцать минут не реагирует на прикосновения Яна.
– Что ж так сложно то всё... – Ян тяжело вздыхает и откладывает телефон в сторону.
Тишина гудит, даже с улицы не доносится ни звука.
Ян оглядывает комнату – в темноте не видно, но он знает, что стены светло-фиолетовые, шкаф с отъезжающей дверцей то ли белый, то ли голубой, этого он не помнит точно, но помнит хорошо, что ремонт в комнате делался к четырнадцатилетию Софы и за день до этого он ужасно устал таскаться с ней на электричке в соседний город и максимально оттягивать время, чтобы сюрприз удался. И видеть счастливое лицо сестры ему самому было радостно, пока он не вспомнил, что на следующий день две рабочих смены никто ему не отменял.
Ян прикрывает глаза и его сразу тянет в сон. Еле как вырвавшись из этого состояния, он встаёт с кровати, подходит к окну.
В доме напротив не горит свет ни в одном из окно. Ян барабанит пальцами по подоконнику, рассматривая стоящие в ряд полицейские машины, а затем разминает шею.
Три.
Два.
Один...
Тишина нарушается резким громким выстрелом, прилетевшим откуда-то со стороны нежилого общежития, в одну из полицейских машин, которая вмиг начинает сигналить.
Ян рефлекторно отскакивает от окна, и дыхание сбивается. Резко поворачивается к Софе – ту даже взрывом не разбудить.
Когда звук сирены прекращается, Ян снова подкрадывается к окну – в доме напротив проснулось несколько квартир на нижних этажах.
Это же была просто шутка, правда?
Просто шутка, из-за которой начинают сигналить все полицейские машины в Минском – стоящие у домов, собравшиеся в стороне, окружающие микрорайон. Все, и окна в доме напротив начинают загораться стремительно.
Просто шутка, из-за которой начинают мигать немногочисленные фонари, которые давным давно не включались по ночам, можно было подумать, что ни один из них давно не работает.
Никто не понимает, что происходит.
А Софа спит, не дёргаясь.
А Ян надеется, что это его галлюцинация от нескольких бессонных ночей.
Но это не угроза полиции, с недавних пор активно занимающейся поиском преступника, до этого только стреляющего по окнам жилых квартир, не угроза кому-то ещё...
Это предупреждение...