18
Я немного мешкаюсь, собираясь постучать в дверь, но прежде чем я успеваю что-либо предпринять, костяшки пальцев Гарри Стайлса уже звонко встречаются с твёрдой поверхностью двери. Три четких стука разрывают тишину, и затем вновь наступает полное молчание.
Я игнорирую его резкий жест, отказываясь реагировать на его нетерпеливость. Его пренебрежение моими чувствами и личным пространством очевидно и бесцеремонно.
— Вероятно, никого нет дома, — раздаётся голос моего сопровождающего, эхом отразившийся в длинном коридоре.
Я достаю ключ из сумочки и вставляю его в замок. К моему удивлению, дверь открывается без труда. Ещё несколько месяцев назад замок заклинило, и открыть дверь было настоящим испытанием. Роуз, похоже, наконец-то вызвала мастера, чтобы исправить проблему — до этого у нас не доходили руки.
Как только я переступаю порог, меня окутывает густой аромат её духов. Роуз не расстаётся со своими "Jimmy Choo I Want Choo". Ноты восточных цветов наполняют воздух, словно её парфюм пронизывает каждую часть квартиры. Она, кажется, буквально купается в этом аромате перед выходом. Запах настолько насыщенный, что я делаю вывод: Роуз только что ушла. Оно и к лучшему, не хочу травмировать её присутствием Гарри.
В квартире царят уют и тепло, как и прежде. Я так скучала по этим персиковым стенам. Холодный зелёный цвет в моём новом месте действует на меня угнетающе. Несмотря на отсутствие проблем с изоляцией, там слишком холодно и сыро, и это подавляет моё ментальное состояние.
В моей комнате ничего не изменилось. Открытые дверцы шкафа и несколько вещей, оставленных на кровати, напоминают мне о том вечере. Я в спешке собирала вещи, а Роуз пыталась отговорить меня, не зная, что у меня нет другого выбора. За неделю всё перевернулось с ног на голову. Всё стало совершенно иным, и мне кажется, что я больше никогда не смогу здесь жить. Всё разрушено.
Его куртка всё ещё висит на моих плечах, и я должна быть признательна, ведь всё, что выше моих ног, остаётся абсолютно сухим. Моё пальто вряд ли смогло бы справиться с таким проливным дождём.
Я осторожно снимаю его вещь и поворачиваюсь к нему, чтобы передать. Дождь не смог смыть запах сигаретного дыма и мужского парфюма, которые остались в ткани.
— Сними, пожалуйста, свой свитер. Я поставлю его в сушильную машину, — говорю я, обеспокоенная тем, что он устроит здесь настоящий потоп. Его одежда насквозь промокла, и я не хочу создавать дополнительные неудобства для Роуз. Она возненавидит меня ещё больше, если ей придётся убирать квартиру после моего визита.
— Не утруждай себя, — ответил он, вальяжно проходя в мою комнату и оставляя мокрые следы на полу.
— Твои мокрые следы только добавят мне забот, — замечаю я, чувствуя раздражение. Никто не приглашал его в мою комнату, и его поведение явно нарушает мои границы.
— Как скажешь, — отвечает он, пожимая плечами. Тем не менее, он снимает свитер и протягивает его мне. Я замечаю, что татуировок гораздо больше, чем я предполагала.
Кажется, чернила на его теле слишком увлекли меня, ведь на его лице уже успела появиться исключительная ухмылка.
— Нравится? — его тон внезапно становится игривым, что меня удивляет. Его настроение меняется по щелчку пальца, и я точно не собираюсь под него подстраиваться.
— Выглядит грязно, — равнодушно отвечаю я, и иду в ванную.
Он отвечает хриплым смешком на мои слова, будто бы знает, что это не правда. Татуировки на его теле выглядят как угодно, только не грязно. Если бы я не знала, что это тело Гарри Стайлса, я бы посчитала настоящим произведением искусства. Но, увы, личность Гарри словно накладывает свой отпечаток на его тело, и отделить одно от другого невозможно.
Обсуждение его татуировок в данный момент — не то, чем я собиралась заниматься. Признаюсь, где-то в Марианской впадине моей души есть желание узнать их значение, но это всего лишь любопытство, которое не обязательно удовлетворять.
Я достаю из шкафчика полотенце, чтобы Гарри мог вытереть свои промокшие волосы. В противном случае, его вода капнет на мой ворсистый ковёр, и он перестанет быть таким пушистым и мягким.
Возвращаясь в комнату, я застаю его, поглощённого рассматриванием моих фотографий на стене. Эта стена, украшенная полароидными снимками, прикреплёнными маленькими прищепками на мятной верёвочке, — моё любимое место в комнате. На снимках запечатлены самые счастливые моменты моей жизни, поэтому многие из них из детства. Тогда всё было иначе: драки заканчивались только слезами, краски были чище и ярче, а наивность не считалась преступлением.
Мне совершенно не нравится, что он так бесцеремонно разглядывает эти фотографии. Этот человек способен очернить моё прошлое, а это единственное место, в котором его нет. Я бы предпочла, чтобы оно оставалось защищённым от Гарри Стайлса.
— Так ты играла в футбол? — спрашивает он, прежде чем я успею попросить его отойти от моих воспоминаний. Гарри берёт у меня полотенце и небрежно начинает вытирать волосы.
— Играла, – коротко отвечаю и всё таки приступаю к поиску нужных мне вещей.
— Это твой брат хотел, чтобы ты занималась футболом? — моё сердце пропускает удар.
Он знает о Винни. Конечно знает. Должно быть он знает всё обо мне и моей семье.
— Нет, это было моё собственное желание, – быть похожей на Винни. До определенного возраста я всё за ним повторяла, – Ты знаешь всё о моей жизни?
– Мне нужно было навести справки о твоей семье, – говорит он, прогуливаясь по моей комнате и внимательно рассматривая каждый её уголок. Я не хотела пускать его в своё личное пространство, но он и не спрашивал разрешения. — Я бы не хотел связываться с дочерью бразильского наркобарона, — Я бы не хотел связываться с дочерью бразильского наркобарона, - с его уст вырывается хриплый смешок.
– Мне ещё не приходилось жалеть о том, что мой отец законопослушный гражданин, — ответила я саркастически, продолжая искать нужные вещи.
Я пытаюсь как можно быстрее собрать всё необходимое, чтобы он поскорее покинул мой мир. Мне не нравится, с каким интересом он всё рассматривает. Он обязательно использует это против меня.
— Хм! У тебя сохранились некоторые навыки, — говорит он, держа в руках фотографию, где я набиваю мяч на пляже. Снимок был сделан прошлым летом, когда я улетала домой на каникулы.
Я забираю фотографию из его рук и кладу её на место. Надеюсь, что мой жест достаточно ясен, и он прекратит сканировать мою комнату. Но мои надежды рушат два игривых, зелёных метеорита. Моё недовольство его лишь забавляет.
— Почему ты бросила это, раз это было твоим желанием? – звездочкой плюхается на кровать, тяжело вздыхая. Вероятно, сканирование моей комнаты вдоль и поперёк утомило его.
— Мы оба знаем, что тебе это неинтересно. Перестань делать вид, что нам есть о чём говорить, — говорю я холодно, пытаясь скрыть раздражение.
— Людям свойственно быть любопытными, — говорит он, встав на руки и наклонив голову на бок.
— Ладно, — продолжает он, заметив, как я закатываю глаза. — Я знаю, что твоя подруга больше с тобой не хочет разговаривать.
— Тебе придется жить со мной, в моем доме, и ты ничего не можешь с этим поделать. Я бы не хотел, чтобы ты сошла с ума к завершению нашего контракта. Никому из нас не станет хуже, если мы будем периодически обмениваться фразами.
— Периодически обмениваться фразами? — я фыркаю, — Мне хватает общения с Джудом, — говорю я, пытаясь изобразить на лице что-то вроде улыбки. — К тому же, тебе не привыкать рушить жизни других людей. Появление одной сумасшедшей по твоей вине никак не повлияет на твою карму.
— Ты не входишь в список этих людей, — его взгляд направлен прямо на меня, и от этого становится не по себе. Я думала, что могу противостоять ему, но каждый раз он смотрит по-новому, и к этому невозможно привыкнуть. — Если мне придётся сменить твоего телохранителя, чтобы ты заговорила со мной, я это сделаю.
— Ты не хочешь, чтобы я сошла с ума, но при этом грозишься сменить Джуда, единственного человека, с которым я общаюсь? Это не имеет никакого смысла.
Он молчит, но я вижу, как в его глазах мелькает что-то неуловимое, что-то, что я не могу разгадать. И от этого становится только сложнее.
— Расслабься, я не собираюсь этого делать, — лукавый смешок срывается с его уст. Ямочки на его щеках проявляются, и я понимаю, что такие люди, как он, не заслуживают таких привлекательных черт лица. — Мне нравится наблюдать за тобой, когда ты на грани. Будто ещё немного, и ты обматеришь меня на своём португальском, — его ухмылка не сходит с лица, и он всё ещё не отвёл от меня взгляда.
Я перекладываю одну и ту же стопку вещей, будто не в силах делать две вещи одновременно. Он отвлекает меня.
— Будь уверен, я не перейду эту черту, — наше общение состоит из однобоких стереотипов, и я сомневаюсь, что он встречал людей из других стран. — Во мне течёт горячая кровь, без сомнений. Но Англия остудила её.
— Не позволяй облакам затмить солнце, — он встаёт с кровати и направляется ко мне.
Садится передо мной на корточки, смотря то на меня, то на собранные мною вещи. Если он хочет, чтобы мы ушли отсюда быстрее, ему нужно как можно дальше от меня уйти. Он этого правда не понимает или делает это специально?
Мне не нужно дважды думать, чтобы знать ответ на этот вопрос. Гарри Стайлс — воплощение манипуляции, шантажа и веянии веревочек. Я точно не поддамся его уловкам.
— Сыграем в вопросы, — он блокирует движение моих рук, пытаясь обратить всё моё внимание на себя. Будто читает мои мысли и делает всё наоборот.
— По очереди: ты ответишь на мои вопросы, а я на твои, — я смотрю на него прищуренным взглядом, не понимая, чего он добивается.
— Почему ты думаешь, что мне это интересно?
— За это время у тебя накопилось достаточно вопросов. Ты не упустишь шанс узнать ответы от человека, из-за которого их так много. К тому же, у тебя нет других альтернатив, — он легко пожимает плечами.
— Ты и так всё обо мне знаешь, – смотрю куда угодно, только бы не попасть на крючок его изумрудов. — А ещё, ты будешь увиливать от ответов или вовсе не будешь честен. — Легонько тыкаю пальцем в его грудь, мгновенно жалея о своём действии.
Мой жест вызывает ухмылку на его лице, но, к счастью, он никак его не комментирует.
— Даю слово, я буду честен с тобой, — демонстрирует отрытые ладони как знак абсолютной открытости и безоружности.
— По рукам? — протягивает ладонь, ожидая моего ответа.
— Тебе не кажется, что я зачастила со сделками с дьяволом?
— От такой сделки невозможно отказаться, — его глаза сверкают острыми огоньками, он оскаливает зубы в усмешке.
— Надеюсь, мне не придется резать руку, чтобы кровью скрепить наш договор, — от моих слов улыбка на его лице становится ещё шире.
— Я перестал это практиковать в конце двадцатого века. Ну, знаешь, эпидемия ВИЧ изменила политику даже в преисподней.
— Наш мир не заслуживает таких осознанных и проинформированных падших ангелов, — я легонько жму его руку, соглашаясь на игру.
Пока не понимаю, является ли это решение следствием отсутствия выбора или собственного интереса. Склоняюсь к тому, что оба варианта имеют место быть.