Саша Саша

Саша С.

Когда на следующий день я захожу в класс, то на парте меня ожидает сюрприз. Нет, это не Ваня решил свалить с моего места - он сидит на своей половине весь сияя, как новенькая монета. А вот на моей половине парты лежит коробочка конфет Raffaello и красная роза. Я с осторожностью приближаюсь к своему месту и, косясь на эти неожиданности, недовольно спрашиваю Ваню:
- Это кто тут у меня мусорит на парте?
- Самойлова, вообще офигела? - с лица парня улыбка сползает в тот же миг. - Это вообще-то тебе.
Я удивленно вскидываю брови, падая на стул.
- От кого?
- От меня, - Ваня улыбается мне своей фирменной очаровательной улыбочкой, и пододвигает ко мне подарки.
- Если ты надеешься, что я буду давать тебе списывать, то даже не думай, - я отодвигаю розу с конфетами в сторону Вани, и на освободившееся место кладу свои учебник с тетрадью.
- Что ты за человек, Сашка? - Ваня явно обиделся. - Я вообще-то от всей души. И учусь я нормально, сама ведь знаешь.
Я знаю. Ваня намеревается поступить в радиотехнический университет и серьезно готовится к этому. Вот поэтому еще больше недоумеваю, с какой такой радости он припер мне эти дары. Наверное, в моем взгляде отражается это недоумение, так как Ваня недовольно поджимает губы, и утыкается в свой айфон.
Оказалось, что сюрпризы на сегодня не закончились, так как в класс входит Саша. Он одет в кипенно-белый пуловер с V-образным вырезом и голубые светлые джинсы. Поймав мой удивленный взгляд (надеюсь, что восхищение в них же осталось незаметным), он улыбается и подмигивает мне. Черт, мне в жизни никто не подмигивал. То есть, не подмигивал так, что сердце делало сальто. Нет, это все белый свитер, он во всем виноват. Черный был ему, конечно к лицу, но теперь он выглядит просто как модель из какого-нибудь журнала.
Пока я нескромно таращусь на своего, так сказать, родственника, он останавливается, все также глядя в мою сторону, и хмурится. Я замечаю краем глаза, что Ваня машет ему, а Гаранин отвечает ему кивком, садясь рядом со своей девушкой.
«Девушка, у него есть девушка» - как мантру повторяю я себе, стараясь не прожигать взглядом его затылок.
После звонка Ваня срывается с места, подхватив свои вещи, и убегает в коридор. Странный он какой-то, нервный. Блин, и хрень свою не забрал. А, это же типа мне. И как я это должна тащить? Кабинет стремительно пустеет, пока я напряженно соображаю, что мне делать с этим добром. Пытаюсь засунуть конфеты в рюкзак, но коробка либо сильно торчит, либо пришлось бы вытаскивать учебники. В итоге, я просто высыпаю их в карман рюкзака, а упаковку выбрасываю.
С розой сложнее. Поставить в вазу мне некуда, ходить с ней с одного урока на другой - тупо. Да и стремно как-то привлекать к себе столько внимания. Решив, что в рюкзаке и этому подарочку самое место, я пытаюсь ее туда впихнуть. Стебель оказывается слишком длинным, так что я начинаю гнуть его в калачик, в попытке уложить розу.
- Развлекаешься?
Я подпрыгиваю от неожиданности и больно ударяюсь коленкой о ножку парты.
- Гаранин, ты когда-нибудь меня до инфаркта доведешь, - кидаю на него свой самый сердитый и недовольный взгляд, и тру ушибленную ногу. На Сашу мое недовольство никаким образом не действует. Он вальяжно седлает стул впереди стоящей парты и, кивнув на несчастную розу в моих руках, спрашивает:
- У тебя сегодня день рождения?
- Нет, - отрицательно мотаю я головой. - Ваня притащил. Сама не пойму в честь чего.
- И даже нет предположений? - иронично спрашивает парень.
- Думала, что домашку списывать, но он вроде и сам неплохо учится.
- Понятно, - тянет задумчиво Саша, хотя мне вот ничего не понятно. Но об этом я не успеваю спросить, так как он резко меняет тему. - Как тебе мой прикид сегодня?
- Здорово, - честно отвечаю я, еще раз окидывая его взглядом. Сейчас рядом с ним, я внезапно чувствую себя такой стремной в простых джинсах скини и клетчатой рубашке. - Ты и в черном симпатичный, конечно, но так просто модель.
- Ты считаешь меня симпатичным? - вскидывает свои густые брови Саша.
- А то ты не знаешь, - фыркаю я, сосредоточившись на сворачивании цветка. Хотя все равно вряд ли она без воды доживет до конца уроков.
- Знаю, - улыбается Саша, следя за моими ухищрениями. - Но слышать от тебя это приятно.
- Ой, да, пожалуйста, - роза вроде уложилась, но тут же выпрямляется и вновь торчит из рюкзака. - Если это повышает тебе настроение, могу говорить хоть каждый день.
- Ловлю на слове, - подмигивает мне Гаранин, а мое сердце уже не подпрыгивает. Наверное, начинает привыкать. - А теперь хватит мучать бедный цветок.
Он вытаскивает из своего рюкзака поллитровую бутылку с водой, отбирает у меня уже весьма потрепанную розу и, открыв бутылку, втыкает туда цветок.
- Давай, спрячем его в какой-нибудь шкаф, а потом после уроков заберешь.
Я бросаю благодарный взгляд на своего, или вернее сказать, на спасателя бедной розы, и делаю так, как он сказал. До конца перемены остается всего три минуты, и мы спешим к следующему уроку. На выходе Саша внезапно произносит:
- А знаешь, никто кроме тебя даже не заметил, что я не ношу другие цвета.
- М-м-м, - мычу я, не зная как адекватно прокомментировать это заявление.
Надеюсь, он не подумал, что я втюрилась в него и теперь подмечаю все подряд. Не успеваю я придумать что-то, чтобы опровергнуть эту теорию, как мы уже подходим к следующему классу.

Весь вечер я провожу, как на иголках. Мне безумно хочется ускорить стрелки часов, чтобы все, наконец, уснули, и я смогла бы спокойно пробраться наверх. Саша ничего не отменял и он дома, так что должен прийти. Кстати, как только мы вернулись со школы, он уже второй день подряд все свое свободное время проводит с братом. И я радуюсь, потому что замечаю, как Теме это нравится.
С Гараниным мы придумали новую схему. Теперь я пишу, скидываю ему, он читает, а потом мы на мансардце обсуждаем его замечания и вносим изменения. Моя история все больше и больше наполняется идеями и предложениями Гаранина. Но я совсем не против, так как его задумки и неожиданные повороты событий действительно интересны.
Когда часы показывают одиннадцать, я залезаю в свою такую привычную вязаную кофту, и, захватив ноут, направляюсь на мансарду. Саша уже там, и я чувствую в груди радость и облегчение. Устроившись рядом на полу и водрузив комп на ящик, я жду, когда он загрузится. Тишину нарушает Саша:
- Я понял, почему из всех своих вещей выбирал все черное.
- И почему же? - заинтересовано смотрю я на парня.
- Я думаю, это отражение того, что творится у меня внутри. Внешне я пытаюсь быть обычным подростком, у которого есть девушка друзья, брат.... Но внутри, я все еще там, на кладбище, - он замолчал, явно борясь с душащими его эмоциями. Его взгляд прикован к черному звездному небу в окне. - Тема не пытается никем казаться. Он действительно смог отпустить родителей и начать жить. А я нет. Я просто притворяюсь.
А я не знаю что сказать. Дать ли ему возможность высказаться и молча выслушать, или мне стоит сказать что-то типа банального «все будет хорошо»? Фигня полная, не будет ничего хорошего. Они же умерли. И эта фраза для убитых горем людей только еще больше раздражает.
Внезапно тишину нарушает сам Саша:
- Сегодня ему было бы сорок.
Я замираю. Мои глаза вмиг делаются влажными.
Я не спрашиваю кому. Это и так ясно. Его отцу. Я молча жду, чем еще он захочет со мной поделиться. На этот раз долго ждать не приходится.
- Когда-нибудь, скорее всего я стану старше него. Старше мамы. А им будет всегда тридцать девять и тридцать восемь, - сдавленно шепчет он, не смотря в мою сторону. - Мне хреново от того, что их нет рядом
- Я понимаю, - тихим голосом произношу я. Я нахожу лежащую на полу его ладонь и сжимаю в своей. Однако совсем не ожидаю его дальнейших действий. Он резко вырывает руку и смотрит на меня с ненавистью:
- Понимаешь? - выплевывает слова он мне в лицо. - Ничего ты, Саш, не понимаешь! Твои родители живы и здоровы! Они любят тебя, они рядом. Они увидят, как ты повзрослеешь. Как пойдешь в универ, увидят твоего мужа и твоих детей. А мои нет. Они под хреновыми метрами промозглой земли, лежат в виде полусгнивших трупов. А я здесь! И они никогда не узнают, как сложится моя жизнь и жизнь Темы. Что ты понимаешь, Самойлова, скажи?
Я шокировано смотрю на искаженное яростью лицо Саши и не знаю что ответить. Слезы непроизвольно стекают по моим щекам.
Парень встает с места, чтобы уйти. Нет. Не позволю. Он должен знать, что я действительно его понимаю. Кому, как не мне знать, какового это вариться в этой боли одному и не находить того, с кем можешь разделить свое горе и одиночество? Поэтому я хватаю стоящего на ногах Сашу за руку и дергаю на себя.
- Сядь, - прошу я срывающимся голосом.
Но Саша вновь выдергивает руку и направляется к двери. Я встаю и произношу ему вслед эти ужасные для меня слова:
- Мои родители тоже умерли.
Саша ожидаемо останавливается. В полумраке я не вижу его лица, но понимаю, что он считает меня сумасшедшей.
Я продолжаю:
- Вернись, и я расскажу тебе свою историю, - уже не дожидаясь его, я сажусь обратно и продолжаю наблюдать за играющей в прятки луной. Наверное, прошло около минуты, когда Саша все же садится рядом. Я делаю глубокий вдох, чтобы унять эмоции и открыться этому человеку.
- Мне было тогда тринадцать, - начинаю я рассказывать свою историю. - Я скатилась тогда на тройки из-за всей этой истории с дурачеством Вани. Из-за того, что меня дразнили в школе, стала прогуливать уроки, сбегала с них посреди учебного дня. Родители не знали в чем причина такого поведения. Списали все на гормоны подростка и решили воспитывать. Наказанием стало лишение меня связи. Думаю, что взрослые действительно уверены, что для нас это самое ужасное, что может случиться в жизни. Но мне кажется, что для них просто так легче. Тем не менее, они поменяли пароль от вайфая и отобрали телефон. Я знала, что пароль они не запомнят, поэтому должны были его куда-то записать. В надежде найти или его, или свой телефон, я пробралась к ним в комнату. Я перерыла все. Нашла телефон в их «тайнике» под кроватью и в нем же наткнулась на документы. Очень странные документы. От которых у меня закружилась голова и потемнело в глазах... Там было свидетельство о рождении, документы на право опеки и еще что-то там. Я решила, что этого просто не может быть, и что это какая-то дебильная шутка родителей. Но я все же сфоткала все бумаги на свой телефон, запоролила его, положила обратно, и ушла, как будто меня здесь и не было. Ася помогла мне выяснить, что означали все эти странные бумаги. Родители хотели это скрыть ото всех и от меня в частности. Но городок маленький, скрыть такое окончательно просто нереально. Так что нашлись подруги подруг теток мамы Аси, и тогда мне стало все окончательно известно, - делаю небольшую паузу, чтобы перевести дыхание и взглянуть на Гаранина. Он сидит с неестественно прямой спиной и неотрывно следит за мной. Мы неотрывно смотрим друг на друга несколько секунд, а потом я отворачиваюсь и признаюсь:
- Я не родная дочь Самойловых. Моя фамилия вообще должна быть Зюзюкина. Представляешь? Зюзюкина! Кто вообще может жить с такой фамилией? - я с трудом сглатываю ком в горле. Прошло несколько лет, как я узнала правду, но говорить об этом с кем-то кроме Аси мне до сих пор тяжело. Наверное, поэтому я до сих пор не призналась до сих пор никому о том, что знаю все. - Мою биологическую мать звали Рита, а донором спермы Игорь. Они жили в областном центре. Были алкашами и произвели до меня на свет двенадцать детей. Когда эта Рита вновь забеременела, ее муж пригрозил, что если она принесет тринадцатого ребенка в их дом, он ее убьет. И эта женщина ничего не смогла придумать умнее, как родив меня раньше срока, просто выкинуть на выходе из роддома в помойку. Была зима, вечер. Она сделал это, когда на улице уже стемнело, чтобы никто не увидел и ребенок как можно быстрее замерз, не привлекая ничье внимание своими криками. Мне посчастливилось. Мама - я говорю сейчас о моей настоящей маме, а не о биологической - как раз в то время еще работала в вашем городе и как всегда задерживалась допоздна. Она шла из рядом стоящей стоматологии и услышала мой охрипший плач. Это Ася узнала уже из рассказов подруг мамы. В общем, если кратко, то меня удочерили Самойловы, Риту посадили, уж не знаю точно за что, но там она умерла. Игорь сам замерз в ту же зиму по пьяни. А их детей расфасовали по детдомам. Вот такая история, - заканчиваю я и все же поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Сашу.
Мы оказываемся лицом к лицу. Он рассматривает меня так, как будто видит впервые. Я усмехаюсь:
- Да, не думал же ты, что один такой несчастный на всем белом свете?
Знаю, звучит цинично, но он должен знать, что и с таким можно продолжать жить. Поэтому я рассказываю дальше, вновь устремив все свое внимание на ночное небо за окном:
- Когда я поняла, что это правда, очень разозлилась. На родителей, которые врали мне всю жизнь. На этих самых Зюзюкиных, которые рожают, как семейство свиней, а потом выбрасывают детей в мусорный контейнер. Я хотела сбежать из дома. Невыносимая обстановка в школе и правда о моих родителях привели меня к тому, что однажды ночью я собрала вещи в спортивную сумку и ушла. Дошла я правда тогда только до Аси. Я требовала перепроверить ее все то, что она узнала, потому что лично мне казалось, что это просто бред. Тогда я замкнулась в себе еще сильнее. Я перестала общаться с ребятами в школе. Пересела на последнюю парту, чтобы меня никто не доставал своими дурацкими вопросами и разговорами. Я хотела просто исчезнуть, так мне было больно и одиноко. Несколько раз я порывалась поговорить с мамой об этом, но я так сильно злилась на них, что не могла себя заставить сделать это. Они видели, что со мной что-то происходит, но опять списывали на подростковые заскоки.
Я делаю пауза, чтобы прочистить пересохшее горло, но не успеваю ничего понять, как неожиданно оказываюсь в объятиях Саши.
Он сжимает меня за плечи, притягивая к себе. Мне, честно говоря, неловко. Но я не шевелюсь, так как, кажется, это больше нужно ему, а не мне. Хотя нет. Все же приятно, что он сочувствует мне.
Спустя несколько секунд тяжелого молчания, он убирает руки, и я сажусь вновь прямо. Только теперь мы разворачиваемся лицом друг к другу.
- Как ты смогла смириться с этим? - спрашивает он осевшим голосом.
- Я не смирилась, - честно отвечаю я. - Просто однажды, когда боль и злость ушли, я поняла, как мне повезло. Повезло, что мама задержалась на смене. Повезло, что папа поддержал ее в желании забрать к себе найденную девочку. Повезло, что я никогда не чувствовала себя лишней или ненужной в этой семье. Поговорка, что родитель не тот, кто родил, а тот кто воспитал, работает в моем случае. Я поняла, что Самойловы - это мои настоящие родители. А Рита и Игорь - это просто носители генетического материала, который достался мне. Вот и все.
- А ты не пыталась найти своих братьев и сестер? - он находит мои ладони, лежащие на коленях, и сжимает их, как совсем недавно делала я сама.
- Зачем? - пожимаю я плечами, следя за нашими руками. - Они мне никто. Они все старше меня и если бы захотели сами бы нашли. Моя семья это Самойловы, и я Самойлова.
Думаю, что Саша теперь знает, что хоть у меня ситуация отличается, но я все же могу понять примерно то, что чувствует он. А еще я знаю, что после этой ночи наше отношение друг к другу навсегда изменилось.
Но больше мы не говорим на эту тему. Он кивает в сторону компьютера и спрашивает:
- Загрузилось? Давай посмотрим, что у нас там получается.