Глава 10 (Поцелуй на балконе)
Этот поцелуй был так нежным и сладким — опьяняющий поцелуй со вкусом виски. Он прижал Кудряшку к себе, осторожно обнимая, словно боясь нарушить что-то прекрасное. Не желая отпускать, он нежно гладил её кудрявые волосы, мечтая спрятаться в их мягких локонах, словно в безопасное укрытие. Она была такой хрупкой, и этот поцелуй, скруживший ему голову, казался вечным. Именно тот самый поцелуй на балконе, который мог бы затмить время и пространство. Внезапно книга упала со стула, и этот звук словно пробудил его от сладкого восторга. Неосознанное понимание охватило его, и, вздохнув, он наконец отпустил Лиду. Они долго смотрели друг другу в глаза, не в силах постичь, что только что произошло. Когда волна эмоций утихла, Лида, немного приходя в себя, произнесла:
— Тебе лучше уйти, ты пьян и не понимаешь, что сделал.
Герман покинул квартиру, и Лида открыла окно, чтобы холодный вечерний воздух проник внутрь, как освежающий бальзам, пытающийся унять пламя, сжигавшее её. Казалось, что всё тело обожгло горячим кипятком. Внезапно она заметила, как Герман смотрел в её окно, и их взгляды встретились. В эту минуту она, охваченная смятением, быстро закрыла окно. Всю ночь она не могла забыть этот поцелуй, не в силах понять, что же она чувствует, ведь он поцеловал её в состоянии опьянения.
Утром Герман ничего не помнил, кроме одного: он не мог забыть, как поцеловал Кудряшку. Ее губы были сладкими, как вишня, а сам она источала аромат лилий и вишни. В момент поцелуя Герман словно растворялся, и образ этого мгновения вновь и вновь всплывал в его памяти.
— Чертовая Кудряшка, что ты делаешь со мной? — произнес Герман, не желая ехать в школу, понимая, что там встретит ее. Он не знал, как вести себя, как смотреть ей в глаза, что сказать. Решив притвориться, что забыл тот поцелуй, он все-таки отправился в школу.
— ЧТО? — воскликнула Тася, смотря на Лиду с округленными глазами.
— Тише, вдруг кто услышит, — попросила Лида.
— Вы поцеловались? — тихо произнесла Тася. — Как это произошло? Быстрее рассказывай. Лида стала делиться подробностями: о том, как Герман приехал пьяным, как они чуть ли не ругались, а затем он неожиданно поцеловал.
—Ты что-то чувствуешь после этого поцелуя? — спросила Тася. Я не знала, что испытываю: этот поцелуй был обещанием, обманутым в пьяном забытье. В трезвом состоянии он никогда бы не позволил себе такой смелости, да и, скорее всего, сам уже забыл об этой минуте. Вдруг мимо прошел Герман, ненароком коснувшись моего хрупкого плеча.
Он заметил Лиду, когда только пришел в школу; его чувства смешивались, и он не знал, как поступить — развернуться и уехать или, в конце концов, остаться. Он не мог отвести от нее взгляд. Она стояла рядом с Тасей, весело болтая и смеясь, излучая невинность и нежность в бежевой кофточке и юбке, которую, казалось, сама выбрала, чтобы создать игру соблазна. Но в сознании вновь и вновь возникал тот поцелуй — он жаждал снова прикоснуться к ее сладким губам.
Сбросив все мысли, он решил пройти мимо Кудряшки, при этом умело зацепив ее.
— Черт, Кудряшка, что ты сделала со мной? — пронеслось в его голове.
— Как вы знаете, скоро Новый год, и наша школа устраивает маскарад, — произнесла учительница, обращаясь ко всему классу.
— Маскарад в смысле маскарад? — уточнила Лида с недоумением.
— Ну, конечно, ты же не знаешь, что это такое! Это когда все наряжаются в роскошные костюмы и надевают маски, — с ехидной улыбкой ответила Анжела. — Тебе явно этого не видать.
— Тише! — прервала их учительница. — Анжела, хватит. Лида новенькая, и, конечно, не знает ничего о нашей школе. Каждый Новый год мы отмечаем маскарад, где все девочки облачаются в великолепные пышные бальные платья, а мальчики — в элегантные костюмы. Обязательным атрибутом каждого выступающего становится маска, чтобы лица партнеров оставались в тайне, и никто не мог разгадать, кто скрывается.
—Это почти как в Золушке, только наоборот, — произнесла Тася, задумчиво.
—И правда, очень интересно, — согласилась Лида.
Герман, казалось, вовсе не обращал внимания на их разговор. Он сидел, погруженный в экран телефона, и не слышал никого вокруг. Лида подумала про себя, что, кажется, он действительно забыл тот поцелуй, и отвела взгляд, когда Анжела, плотно прижав губы, коснулась щёки Германа.
Он немедленно отстранился.
—Что ты делаешь? — прошептал Герман с настороженностью.
—Я соскучилась по тебе, вот и поцеловала, — ответила Анжела, улыбаясь.
—Не нужно меня целовать, особенно здесь. Вдруг кто-то увидит, — резко произнес Герман.
—Хорошо, больше не буду. Но тебя же никогда не волновало, где и когда я тебя целую, — с лёгким упрёком заметила Анжела.
—Сейчас меня это волнует. Я не в настроении, уйди, пожалуйста, или я могу тебя обидеть, — сдержанно попросил Герман, и Анжела, расстроенная, пересела к одной из подружек.
—О, видно, сладкая парочка опять поссорилась, — заметила Тася.
—Это вовсе не наши проблемы. Пусть сами разбираются, — произнесла Лида.
На перемене мы с Тасей направились в столовую, чтобы пообедать. Это было просторное и яркое помещение, оформленное в бело-салатовых тонах. В основном все ученики собирались либо здесь, в столовке, либо в библиотеке, которая также радовала своим величием. Взяв подносы с аппетитной пищей, мы устроились за свободным столиком, готовясь к обеду.
— Ну что, ты уже решила, в чем пойдешь на маскарад? — спросила Тася, заглядывая мне в глаза.
— Нет, у меня даже платья пышного нет, а покупать сейчас точно не смогу, — ответила я, поглядывая на тарелку.
— Слушай, ты же дизайнер одежды, попробуй сшить платье сама! — вдохновила меня Тася.
— Можно, конечно, но для этого мне нужно всё купить, придумать дизайн будущего платья... Этот процесс непростой и требует времени, — вздохнула я.
— Я могу помочь, чем смогу, — предложила она с намерением.
И в этот момент мне стало немного легче — знание о поддержке всегда вдохновляет.
—Сестра, привет! Ты ведь помнишь, что сегодня мы идем к психологу? Не опаздывай, ты же меня поведешь, а я не люблю опаздывать,— сказала Малика, подходя ко мне.
—Привет, сестренка! И тебе, Давид, привет!
—Привет, Лида,— ответил Давид с легкой улыбкой.
—Подожди, разве ты не с мамой едешь к психологу?
—Нет, мама не сможет, ей принесли цветы, и теперь она с ними возится.
—Ну хорошо, я схожу с тобой на сеанс, только скажи, во сколько.
—В четыре,— ответила Малика, слегка вздохнув.
Кто-то разбил стакан, и, как обычно, зал наполнился овациями — ведь стоило лишь кому-то уронить что-то хрупкое, как раздавались крики, свисты и аплодисменты. Малике стало не по себе, она почувствовала, как волна паники охватывает ее. Я уже собиралась подойти и поддержать сестру, когда рядом появился Давид. Он не тронул Малику,но протянул ей наушники и, с мягкой улыбкой, попросил надеть их. Она послушалась, нацепила наушники и, сделав глубокий вдох, медленно выдохнула, ощущая, как тревога начинает отступать. Она позволила себе погрузиться в мир звуков, которые успокаивали её встревоженную душу. Давид действительно сумел вернуть ей спокойствие, как будто с помощью простого жеста смог обнять ее сердцем.
Малику, кроме меня и мамы, никто не мог успокоить, когда у неё случалась паника. Больше всего я помогала ей, изобретя тактику складывания бумажных самолётов. Это произошло в парке, куда мы с мамой и Маликой пришли на День защиты детей. Мне было семь, а Малике — пять лет. Сначала всё шло прекрасно: мы наслаждались мороженым, прыгали на батуте, ловили рыбу в бассейне и играли в автоматы с игрушками. Однако, увлечённые играми, мы не заметили, как Малика потерялась. Паника охватила нас, когда мама осознала, что не уследила за пятилетней дочерью. Я металась по парку, чувствуя, что не могу потерять сестру. И вот, услышав детский плач за деревьями, я подошла и увидела Малику, сидящую на земле с закрытыми ушами, заливаясь слезами. В этот момент я заметила мальчика и девочку, которые радостно запускали бумажные самолётики. Я предложила представить, что мы тоже их складываем. Этот метод действительно сработал, и с тех пор, когда у Малики возникала паника, я всегда была рядом, готовая помочь.
— Давид, как же тебе удалось её успокоить? Я всегда это делала, — спросила я Давида, с любопытством в голосе.
— Музыка успокаивает душу, — ответил он, с лёгкой загадкой на губах.
— Спасибо тебе за то, что помог ей, — сказала Лида, её глаза светились благодарностью.
— Так поступают настоящие друзья. Я её друг и не позволю никому обидеть её. Она заслуживает только лучшего, — с решимостью произнёс Давид.
Мне интересно: Герман и Давид действительно родные братья или, возможно, Герман — приёмный? Как там в семье и не без урода и я тут же улыбнулась.
Анжела со своей свитой сидела в женской раздевалке, готовясь к предстоящему занятию по гимнастике. Они смеялись и веселились, когда внезапно в помещение вошел Герман. Его лицо выражало ярость.
— Вышли все! Мне нужно поговорить с Анжелой, — прорычал он, его голос звучал полон гнева.
Подруги не спешили покидать в такие напряженные минуты, но она бросила им пробеглый взгляд, который ясно гласил: «Уходите». Девушки, с готовностью поддавшись этому жесту, встали и покинули раздевалку, оставив Анжелу и Германа наедине.
— Какого хера?! — воскликнул Герман, в его тоне слышалась ярость.
— Любимый, что случилось? — спросила Анжела, прикасаясь к его плечу с надеждой на понимание. Но он резко оттолкнул её, его гнев гремел в тишине.
— Какого хера трогаешь новенькую? Ты кто такая, чтобы унижать её? — гневно воскликнул Герман.
—Подожди, ты меня отчитываешь за то, что я опозорила новенькую? Ты издеваешься надо мной! — возразила Анжела.
Герман схватил Анжелу за локоть так, что она почувствовала боль.
—Мы сейчас же отправимся к Кудряшке, и ты извинишься перед ней, в противном случае я опозорю тебя еще сильнее, — произнес он, сверкая злыми глазами. Смятение овладело его сердцем, ведь он был готов разорвать любого, кто посмел бы обидеть Кудряшку. Не имеет значения, кто это сделал — никто не смеет причинять ей боль.
—Кудряшка, — с ухмылкой произнесла Анжела, — когда же ты успел называть её Кудряшкой? Когда это ты решил заступаться за эту овцу?
Герман крепче сжал её локоть.
— Ты пойдёшь и извинишься перед ней.
— Отпусти! Ты делаешь мне больно. Я не буду извиняться, понятно? — возразила Анжела, подавляя гнев.
— Если не извинишься, я опозорю тебя очень сильно, — тихо, но уверенно произнес Герман.
Анжела посмотрела Герману в глаза, её голос стал колючим, словно холодный ветер.
— Скажи честно: тебе нравится эта овца? Ты влюбился в неё?
— Не глупи, — резко ответил Герман.
Он обманывал самого себя. Встречая Кудряшку, его сердце терялось — она была столь нежной и прекрасной, что он мечтал быть рядом, обнять её, вдыхать её сладкий аромат, запускать пальцы в её кудрявые волосы.
— Почему ты её защищаешь? — спросила Анжела.
— Потому что ты уже перешла все границы, — холодно ответил Герман. — Ты пойдёшь и извинишься перед ней, или же правда, пеняй на себя.
— Ты же ничего мне не сделаешь, я люблю тебя, — поправила его Анжела.
— Ты действительно думаешь, что не сделаю? Сомневаешься? — с вызовом произнёс Герман. — Пойдём, ты извинишься перед Кудряшкой.
— Хватит называть её так — с раздражением произнесла Анжела.
Герман вывел Анжелу из раздевалки, решительно направляясь к Кудряшке, в душе терзаемый смятением, ощущая, как стена между ним и той, кто заворожила его, стремительно вырастает.
Мы с Тасей уютно беседовали о маскараде, когда к нам подошел Дамир.
— Привет, девчонки! Могу я к вам подсесть? — поинтересовался он.
— Конечно, садись, — ответила я.
— Лида, мне нужна твоя помощь. Ты же дизайнер одежды, — произнес Дамир с надеждой.
— Да, — согласилась я.
— Мне нужно твоё экспертное мнение для выбора костюма на маскарад. Пожалуйста, стань моей спасительницей!
— Хорошо, я помогу. У тебя есть костюмы, из которых можно выбрать?
— Нет, все костюмы маловаты, я их выбросил. Не люблю носить костюмы, только на праздники или маскарады по необходимости. Я подумал, может, ты пойдёшь со мной в магазин?
— Ладно, я могу сходить. Давай на выходных подберем тебе что-то подходящее, — ответила я.
— И я тоже помогу! Мне нужно поискать новое платье, — добавила Тася.
— Отлично, тогда на выходных встретимся, — подытожил Дамир с улыбкой.
Я увидела, как к нам направляются Герман и Анжела.
— Говори, что хотела сказать, — произнес Герман, глядя на Анжелу.
Что вообще происходит? Зачем он привел свою девушку ко мне? Взгляд Германа изменился, когда он заметил рядом с нами Дамира; в его глазах читалось: «Бро, какого черта ты здесь делаешь?»
— Прости, — выдавила сквозь сжатые зубы Анжела.
— Что, не расслышала? — ответила я.
— Прости, — вновь произнесла Анжела.
— Нет, — холодно ответила я, и, взяв свои подносы, мы с Тасей встали из-за стола и покинули это место.
С Тасей мы были счастливы; это была наша маленькая месть, наша победа. То, что сделала Аникина, я никогда не прощу ей,
никогда.
—Бро, что это было сейчас? — удивлённо спросил Дамир, обратившись к другу.
—Твой друг настоял, чтобы я извинилась перед этой овцой. Ну, как видишь, она не приняла извинения, — ответила Анжела, с гордостью подняв подбородок, и вновь направилась в спортивный зал.
—Бро, так что произошло? — поинтересовался Дамир.
—Она перегибает палку, взяла и облила Кудряшку грязной водой!
—Ого, это уже действительно за пределами разумного! — воскликнул Дамир, удивлённый её нахальством.
—Вот я и заставил её извиниться, а ты что вообще забыл возле неё? — спросил Герман.
—Так скоро маскарад, и я попросил её помочь мне с костюмом, она же дизайнер одежды, должна разобраться. Мы собираемся в выходные выбрать то, что мне подойдёт.
Стоя у лестницы мы обсуждали недавние события в столовой.
— Что это вообще было в столовой? Герман привел Анжелу, чтобы она извинилась перед тобой. Мне кажется, он к тебе неравнодушен, — сказала она.
— Да нет, просто он самый крутой, и хочет всем это показать, — ответила я.
— А у тебя остались какие-то чувства после того поцелуя с ним? — поинтересовалась Тася.
— Я уже забыла, как страшный сон. Он забыл, и я забыла, — ответила я.
— А вдруг он не забыл? Может, этот поцелуй все еще в его памяти? — заметила Тася.
— Нет, он точно забыл. Это произошло, когда он был пьян, такие вещи быстро стираются из памяти, — настаивала я.
— Так спроси его сама, он как раз идет, — подстегнула меня подруга.
Герман с Дамиром направлялись к выходу.
После всех занятий я, наконец, попрощалась с Тасей, и мы с Маликой направились к психологу. Реабилитационный центр находился всего в пятнадцати минутах от школы, и мы быстро добрались, избегая пробок. Здание оказалось скромным; как я поняла, психолог снимал помещение. Войдя, я заметила нежные светло-бежевые тона интерьера. В холле стоял уютный диван, рядом с ним небольшой столик, уставленный журналами и раскрасками. У ресепшена нас встретила невысокая брюнетка с каре — у неё было милое личико, и она выглядела очень вежливо. Она спросила, чем может помочь, на что мы ответили, что записаны к психологу. Заглянув в свой блокнот, она подтвердила нашу запись на четыре и проводила нас к доктору. Психолог была женщина тридцати семи лет, ухоженная и стройная; её красивые светлые волосы были собраны в хвост, а на ней был клетчатый пиджак и брюки. Нежный нюдовый макияж и белый халат завершали её образ. Увидев нас с Маликой, она мягко улыбнулась.
— Здравствуй, Малика! Я так рада вновь тебя видеть,— произнесла психолог, встречая её с тёплой улыбкой. — Смотрю, ты сегодня не с мамой. Не могла бы ты представить, с кем ты пришла?
Малика с готовностью представила меня своей психологине, произнеся:
— Это моя старшая сестра, Лида.
— Мне очень приятно с тобой познакомиться, Лида,— ответила психолог, протянув руку с доброй улыбкой. Я, в свою очередь, улыбнулась и ответила, что и мне приятно её видеть.
Сеанс вот-вот должен был начаться. Я задумалась о том, чтобы подождать в холле, однако Малика настойчиво пригласила меня пройти с ней. Честно говоря, особого желания у меня не было. Я не хотела оказаться в неудобном положении — вдруг мне начнут задавать нескончаемые вопросы, и она проникнет в самую глубину моей души, открыв перед собой все мои секреты. Я боялась делиться своими мыслями и чувствами с посторонними, особенно с психологом, чьи методы могли бы оголить мои самые уязвимые места. С Тасей было по-другому: она стала мне близка, и я могла делиться с ней многим, а она с искренностью отвечала мне. Но открывать свою душу совсем незнакомому человеку не вызывало у меня ничего, кроме тревоги. Несмотря на это, другого выбора у меня не было, и я, напоенная смятением, сделала шаг к входу в кабинет.
Когда мы вошли в её кабинет, он встретил нас простором и светом. Растения, книги, рабочий стол и уютные диванчики — всё это создавало атмосферу уюта и доверия. Психолог начала с мягкой беседы, спрашивая Малику, как прошел её день и чем она занималась. Были ли панические атаки, и как ей удалось с ними справиться? Малика делилась своими переживаниями, рассказывая о каждом моменте. Их разговор плавно перетекал от одной темы к другой, наполненный упражнениями для снятия напряжения, но в основном состоял из искренних бесед. Я сидела, погруженная в их диалог, словно наблюдатель, пытаясь понять, где я в этой картине. И затем психолог обратила внимание на меня, задав вопрос о том, каково это — жить с сестрой, страдающей от аутизма. Я замялась, не зная, что сказать. Это тяжело, очень тяжело. Но, в конце концов, она моя сестра, и она не несет вины за свою болезнь. Я вижу, как она мучается, как трудно ей справляться с миром, который порой бывает безжалостным и непонятным.
—Прекрасно я живу, она моя сестра, и я всегда с ней рядом. Я не считаю болезнь аутизмом, — ответила я.
—А что ты ощущаешь, когда ваш отец ушел, узнав о болезни твоей сестры?
Как будто в сердце мне вонзили нож. Это тяжелая боль, и я не хочу даже это обсуждать. Для меня этого человека больше не существует. Он предатель, он бросил нас. Откуда она знает? Хотя, может, мама ей рассказала.
—Я не хочу это обсуждать, — сказала я, пытаясь скрыть свою внутреннюю борьбу.
—Хорошо, не будем. Но если тебе когда-нибудь понадобится поделиться своей болью, ты всегда можешь прийти ко мне. Я готов тебя выслушать. В её глазах читалось: я чувствую твою боль.
Сеанс длился примерно час, и после окончания мы записали Малику на следующий. Прощаясь с психологом, мы уехали домой.
Вернувшись домой, Малика осталась рисовать, а я решила направиться к маме в цветочный магазин и помочь ей разобрать цветы.
— Мам, — произнесла я, переступив порог.
Мама, с ее бесконечной любовью к цветам и нежными руками, которые ухаживали за каждым растением, обожала эту маленькую, но очаровательную лавку. Здесь, среди ярких лепестков и утонченных ароматов, я чувствовала себя как в сказке. Увидев меня, мама с радостью подошла и крепко обняла.
— Вы уже вернулись! А Малика где? — поинтересовалась она, глаза ее светились от радости.
— Она дома, рисует. А я решила помочь тебе с цветами, — ответила я с улыбкой.
Я чувствовала, как уют и тепло нашего маленького мира наполняют пространство. Распаковывая букеты, я погружалась в процесс, наслаждаясь каждой минутой, проведенной рядом с мамой, и радостью, которую приносили цветы.
Мама начала расспрашивать о нашей встрече с психологом, и я поделилась некоторыми моментами, но умолчала о самом болезненном. Я не хотела открывать ей, что психолог затронул тему, о которой мне трудно говорить — ощущение потери, когда отец оставил нас. Слова о том, каково женщине, хранящей в сердце горечь разлуки, оставила при себе.
Затем разговор плавно перешел к цветам. Мы с мамой начали обсуждать, какие же они прекрасные, эти творения природы, как они наполняют пространство волшебным ароматом. Мне кажется, что каждый мужчина обязан дарить цветы своим любимым, выражая свое чувство с помощью этого безмолвного, но многозначительного жеста. Лично я обожаю цветы, и особенно тюльпаны — символ вечной любви и надежды. Их нежные лепестки и яркие цвета напоминают о том, как важно ценить красоту и делиться ею с близкими. Цветы, словно послания, рассказывают о чувствах, нежно напоминая о том, что любовь — это самое ценное, что есть в жизни.
Мама начала рассказывать о флоариуме. Это особое место, где можно создать свой мир, вложить в него всю свою душу. Флорариум дарит полное пространство для полета фантазии.
— Доченька, ты знаешь, что фрезии символизируют надежду, невинность, чистоту и чувственность? С помощью букета из фрезий можно выразить серьезные намерения, уверенность в своих чувствах и нежное отношение. Каждый цвет обладает своим значением: белый — это невинность, чистота и искренность; красный — символ пылкой страсти; желтый — это жизненная радость и оптимизм; пурпурные оттенки означают изысканность, тонкий вкус и фантазию.
Эти цветы, как нежные посланцы, несут в себе силу.
Мама с живым блеском в глазах рассказывала о цветах и их символическом значении. Мы быстро справились с цветами, и я за это время узнала много нового. Например, моя мама обожает лотос. Она поведала мне, что лотос является женским символом, олицетворяющим чистоту, невинность и истинную любовь. На её ключице даже красуется татуировка в виде лотоса, которая, по её словам, символизирует для неё чистоту и красоту.
Когда мы вернулись домой, Малика уже крепко спала, а мы решили насладиться чашечкой чая. После мы разошлись спать, я, конечно же, сначала углубилась в переписку с Тасей, а уже затем, окутанная уютом ночи, погрузилась в сон.
Уткнувшись в свой дорогой телефончик, Анжела болтала с одной из подружек, которая жила в Испании. Вспоминала, как она с семьей проводила время в этой солнечной стране. Семья Анжелы принадлежала к высшему обществу: их роскошный особняк, словно дворец, возвышался в престижном районе, а сама Анжела всегда выглядела, как живая кукла — ухоженная, с длинными темными волосами, сочетающимися с модной челкой, и стильным пирсингом на носу. Подобно королевскому аромату, её присутствие наполняли дорогие духи с тонкими нотами роз, а наряды лишь подчеркивали статус: приталенные юбки и изысканные блузки единодушно утверждали её безупречный вкус. Отец Анжелы был директором крупной строительной компании, а мать управляла собственным салоном.
Ну, короче, богатенькая семья.
— Вот стерва, — написала подруга Анжеле.
— Ещё какая, — ответила на то сообщение Анжела.
Как он мог так поступить с ней? Она его любит, а он зашел в раздевалку, выгнал её подруг, и громким голосом приказал ей извиниться перед Кудряшкой. «Кудряшка» — как же пафосно и противно это звучит. Анжела, конечно, пошла и извинилась, но та овца просто развернулась и ушла. Анжеле было всё равно, простила ли Лида или нет; ей лишь хотелось увидеть, как любимый смотрит на эту дешевую тварь. И она всё заметила — хоть он и пытался скрыть свои взгляды, Анжела не из глупых. Германа она никому не отдаст; она прямо сказала этой овце, что не даст ей нормально жить. Теперь будет только хуже. Пусть только попробует забрать Германа — то, что любит Анжела, всегда должно принадлежать ей и только ей.
В детстве, когда Анжела была еще ребенком, она постоянно отнимала игрушки у Антона. Несмотря на то что он был мальчиком, у него были игрушки, предназначенные для мальчишек, но Анжеле это было совершенно безразлично. Родители же лишь ругали Антона за то, что он не позволяет сестре играть с его вещами. Антон старше Анжелы всего на пару минут — ведь они были двойняшками. Несмотря на это, в глазах Анжелы он всегда оставался старшим братом. Антон же был дитя спокойствия; он охотно отдавал сестре свои игрушки, глубоко любя её и будучи готовым защитить даже от самой непокорной натуры. Анжела, порой, проявляла свою стервозность, готовая расправиться с каждым, кто осмеливался положить глаз на её имущество. Он терпел все её выходки, зная, что под этим капризным характером прячется безусловная любовь, которая связывает их, как брата и сестру, в вечной игре на грани детской искренности и житейских конфликтов.
—Скоро новогодние каникулы!—восторженно произнесла я, заходя в школу и обращаясь к подруге.
—Да, я тоже этого очень жду!—отозвалась Тася.
Мы с Тасей решили, что Новый год должен быть волшебным. Она рассказала мне о своих планах: на каникулы она уедет к бабушке в деревню, где будет отмечать праздник в кругу семьи. Я же останусь дома, как и прежде, наслаждаясь тишиной и покоем, чтобы у Малики не возникли приступы. Мне нравится отмечать Новый год с мамой и сестрой, просто лакомясь мандаринами и салатиками, глядя по телевизору бесконечные советские фильмы.Девочки направлялись в кабинет, когда вдруг Антон остановил Лиду и с просьбой к Тасе оставить их наедине, выразил желание переговорить с ней о чем-то важном. Тася уступила, но с напоминанием: «Если что, зови». Оставшиеся наедине, Антон хотел прикоснуться к ней, возможно, даже поцеловать, но, разумеется, этого не произошло. Внезапно Герман случайно задел Антона, и тот рухнул на пол. Что это было — ревность?