Четыре; шутки и флирт.
Наступил вторник и Эштон с улыбкой посмотрел на календарь. Он всё ещё планировал, как ему лучше поговорить с Робин.
После того, что сказал о ней Калум, у Эштона появилось какое-то странное чувство по отношению к Робин. Он не совсем понял, что имел в виду Калум, да ему и особо не хотелось это понимать. Он не хотел менять свои представления о ней, и ничто не могло помешать ему поговорить с ней.
Эштон больше всего боялся спугнуть девушку, потому она казалась такой хрупкой.
И тогда он заметил, что дверь приоткрылась, и улыбнулся.
Его улыбка стала еще шире, когда он увидел, что в этот раз рядом с Робин не было той женщины, она была одна. Но руки девушки всё ещё были скованы наручниками. Если он всё-таки собирается заговорить с ней, ему нельзя поднимать тему про наручники. Даже если он сгорал и от любопытства, желая узнать, почему её запястья постоянно сковывали наручники.
Робин сразу же подбежала к стеллажам с книгами, пытаясь дотянуться до одной из книг на самой верхней полке. Она застонала, когда ей это не удалось.
Эштон вздохнул и с улыбкой подошел к ней.
— Давай я помогу, — сказал он, взяв книгу и протянув ей.
Она улыбнулась, прошептав "спасибо", и подошла к другому стеллажу, и Эштон проследовал за ней.
— Ну, хм... как ты? — это всё, что пришло ему в голову в тот момент. Он мысленно ударил себя за это. Он засунул руки в карманы, продолжая идти за Робин, не отставая.
— Хорошо, а ты? — ответила она, глядя на него. Робин всегда считала, что когда ты говоришь с человеком, то нужно смотреть ему в лицо. Не то это будет выглядеть грубо, будто бы ты не обращаешь внимания на него.
— Здорово слышать это. Что у тебя всё хорошо. Я... хм, в порядке.
Они продолжили разговаривать, и иногда Робин даже смеялась над странными шутками Эштона и его жалкими попытками флиртовать.
Робин чувствовала себя так хорошо. Она уже очень давно не разговаривала с кем-то, помимо её мамы.
Её мама буквально во всём ограничивала её связь с внешним миром. Потому что как только у Робин появлялся друг, он внезапно исчезал, и больше его никто не видел.