Исход

— Вставай! — раздвигая хлопковые шторы, закричала мать. — Все мои дети ходят в церковь. Так что вставай!

Открыв глаза, Кассандра вздохнула, хоть и ожидала подобного развития событий. На кровати лежало платье, а внизу стояла пара казаков.

— Это что? — выгибая брови, спросила девушка.

— Нормальная одежда. Я посмотрела вещи в твоём чемодане, там от одежды одно слово, Кассия! — сложив руки под грудью, возмущалась в ответ та.

На полу лежал раскрытый чемодан, вещи были там вверх дном. Но, незаметно засунув руку под подушку, та нащупала конверт. Дрожащим голосом выдохнула: — На кой ты залезла в мои вещи?! — подрываясь, спросила девушка, закрывая чемодан.

— Подбирай слова, когда с матерью разговариваешь! Ждём тебя внизу! — хлопая дверью, кричит мать, вылетая из комнаты.

Старое матерчатое платье из хлопка с рукавами-фонариками и струящимся подолом чуть ниже колена на удивление смотрелось органично, но вот в сапогах, хоть и из тонкой кожи, было жарковато. Красуясь перед зеркалом, та начала заплетать волос в косу, но на середине замерла, чувствуя мурашки, бегущие по спине. Подвязывая платком их в пучок, она занося руку над тяжёлой дверью, замирает, быстро пристёгивая к лифу специальный кошелёк, в который та ещё с подросткового возраста складывала всю запрещёнку. После сразу же вылетая на лестницу, зная, что любая заминка будет замечена.

Кухня со столовой была смежной, от чего концентрация шагов в конкретном месте создавала настоящий гул, а то и дело задеваемые мелочи тот лишь усиливали.

Не успев моргнуть, Кассандре вручили стопку цветастых тарелок: оранжевые, синие, зелёные и лишь парочку белых блюдец. Только разобравшись с ними, пробегавший мимо с каким-то блюдом Лео вручил ей графин, явно прося разлить содержимое по бокалам. При таком количестве рук, конечно, всё накрывалось довольно быстро, поэтому особо напрячься та не успела, да и то был завтрак. Соответственно, на столе была в основном выпечка да дополнения к той.

После того как все уместились за длинным дубовым столом, Кассандра потянулась к еде, но не почувствовать взгляд матери весом в тонну было сложно. Так что, взяв за руки двух братьев, она закрыла глаза.

Прокашлявшись, женщина глубоко вздохнула, готовясь произносить молитву. Это всегда было её миссией. Хоть обычно это делал отец семейства, Кассандра едва ли могла вспомнить, когда это делал мужчина.

— Благословен Ты, Господи, наш единственный Боже, благословенно дающий нам пищу...

Именно после слов про еду запах той ударил в нос, от чего живот предательски зажурчал. И если тихий смешок брата и отца явно давали понять комичность ситуации, то вот мать вздохнула так, что даже по дому, кажется, пошла дрожь.

— ...Дающий нам пищу и преграды к её получению, ибо только так мы понимаем её ценность. Да убереги Ты нас от жадности и чревоугодия. Аминь, — уже сквозь зубы цедила та.

Получив теперь материнское благословение на завтрак, угощения стали растаскиваться с блюд. К себе на тарелку девушка, как и в детстве, утащила корнетто (тот же круассан, но с до одури сладким джемом). Благо, горький эспрессо с лёгкостью перебивал любой вкус.

Закончив с завтраком, все оперативно направились в церковь. Желание зевать на каждом шагу после кофе понемногу утихло, а крутой подъём в гору и вовсе добил. Церковь стояла на своеобразной горе, и хоть это было красиво, видна та была почти отовсюду. Добраться до неё после сидячего образа жизни было настоящим кардио.

Зайдя в церковь и сев на вторую лавку рядом с Лео, она листала молитвенник, находя нужные для сегодняшнего служения, основываясь на доске с номерами гимнов. Занятие не из весёлых, но получше осмотра старых трещин в деревянном полу. Лишь с началом службы та оторвала взгляд от текста, с лёгким трепетом ожидая появления священника.

— Блять, — прикрывая глаза, одними губами произнесла Кэсс, видя лицо мужчины.

Конечно, с чего вдруг богу помогать ей сейчас? Она подозревала, догадывалась, но продолжала надеяться. Ни одна молитва девушки не окупалась, так что чёрт с ним. Главное, чтобы её не узнали.

Пропевая очередную молитву, то и дело теряя нужную строку, ноги начинали скулить. Стоять на одном месте по стойке смирно было непривычно, поэтому, когда настало время проповеди, Кассандра выдохнула, шипя под нос: «Господи, спасибо». После этого и деревянная скамья, и голос священника казались сказкой.

Рассматривая мужчину теперь свободно, вблизи, та подмечала его нежность, но не слабость. Он был из таких людей, которых хотелось разговорить, понять, что те прячут на самом деле в этом омуте.

Что насчёт внешнего вида... Выражение «аккуратная небрежность» описывала его всего. Выглаженная казула белого цвета с золотой вышивкой и столь неряшливо раскиданные по лицу веснушки с озорными зелёными глазами. Каштановые волосы, спадающие на лицо мягкими прядями, словно случайно. Скулы, выточенные на лице с необычайной мягкостью, казалось, достались ему напрямую от идеальной, сотворённой богом Евы, так же как и чуть полные губы, что были созданы для поцелуев, несмотря на все запреты. При этом он не производил впечатления наивного или беспомощного. Он смотрел на паству подобно Моисею — с заботой спасителя и строгостью праведника.

А что выделяло молодую кровь, так это речи. Проповедь про терпимость, затрагивающая и мигрантов с иной верой, и феминисток, и прочие непривычные христианскому разуму вещи, была действительно довольно либеральной, даже для современного католичества.

Покосившись на брата, тот лишь развёл руками, улыбаясь, как бы говоря: «А я предупреждал». Кассандра же удивлялась больше материнской сдержанности. Когда она в подростковом возрасте задавалась подобными темами, то быстро получала направление на адскую сковородку. Тут же сидела, кивая и чуть ли не перекрикивая священника, кричала «Аминь».

За своими размышлениями та и сама чуть не забыла крикнуть «Аминь», так что на уже угасающем шуме голов она звучала наиболее отчётливо, привлекая к себе внимание. Как и тогда на берегу озера, взгляд священника сузился, но теперь не с целью разглядеть, а с желанием рассмотреть. Не отводя взгляд, девушка ведёт бровями, мол: «Ну и дальше, что?». А тот, словно не ожидая подобного, быстро переводит взгляд и, если ей не показалось, смущаясь.

Оставшаяся часть службы закончилась довольно быстро, и девушка уже хотела встать, как отец Таддео попросил паству задержаться:

— Поскольку в коммуне, к нашему сожалению, негде оставить детей, те начали приходить в дом божий от скуки, образовывая подобия лагеря. Но, как я вчера уже сказал родителям... следить за ними мне всё сложнее. Было бы чудесно, если бы кто-то из паствы вызвался на помощь, хотя бы на время... — голос его был с ноткой мольбы. — Если кто-то вдруг надумает, вы всегда можете ко мне подойти. Всем спасибо.

Мать увидела в этом чудесную возможность приобщить девушку к делу, так что, взяв её под руку, понеслась представлять её мужчине.

— Святой отец! Постойте! — завопила женщина.

— Да, синьора? — оборачиваясь, спросил он у той, взглядом сразу же цепляясь за пока неизвестную прихожанку.

— Позвольте представить, моя старшая дочь — Кассия.

— Кассандра, — поправила та мать.

— Мою дочь зовут Кассия, милая, — сквозь зубы произнесла женщина вполголоса, начиная закипать. — Впрочем, не важно! Я хотела сказать, святой отец, что наша семья была бы рада помочь. Тем более у Кассии нет особых забот на ближайшее время.

Вздохнув, девушка лишь кивнула. А что тут сказать? Всё было как обычно: её вписывают и даже не спрашивают, насколько ей это надо. Во благо же.

— Мне приятна ваша забота, синьора Элеонора, но в этом не будет смысла, если вы просто заставите её.

— Но, святой отец! — начала женщина.

Конечно, та начала спорить, а чтобы не выслушивать весь этот поток приреканий, Кэсс просто решила уйти к остальным на улицу, но, уже подходя к выходу, краем взгляда заметила открытую дверь в сад. Всё её детство тот был завален. Никому не хватало терпения или, скорее, желания облагородить тот, но, судя по виду из приоткрытой двери, новый святой отец решил идти в банк и запомниться ей надолго.

Убедившись, что спор и не думает подходить к концу, она быстро свернула во дворик. Идя по аккуратно выложенной случайными камнями дорожке, та с любопытством рассматривала каждый кустик. Ещё не испарившаяся роса висела на листьях, делая даже обычную траву до необыкновения сочной на вид, а олеандр, что уже распустил свои розовые бутоны, добавлял красочности. Но кажется, наиболее привлекательным в саду, даже для священника (судя по направлению дорожки), было гранатовое дерево.

Подумав, что никто не заметит пропажу одного плода, та сорвала ближайший к ней гранат, но, услышав скрип двери, во мгновение спрятала его за спину.

— Вам нет необходимости его прятать, сеньорита. Это божий дом и сад, всё что здесь есть, мне не принадлежит, — идя к девушке, сказал тот, улыбаясь. И, встав под тень того же дерева, подобно ей, срывает плод.

— Но сажаете при этом всё вы? — усмехаясь, спрашивает Кассандра, подкидывая гранат в воздух и ловя его обратно.

— Увольте, я уже надискутировался с вашей матерью, — устало вздыхает он, присаживаясь на скамейку.

Возвышаясь над мужчиной, она с неприкрытым интересом рассматривала его. Глаза, подобно огранённым камням, переливались от пробивающихся сквозь ветви лучей, притягивая к себе всё внимание. Он же взгляд не отводил, смотрел в ответ, будто играя в гляделки.

— Ну и что, возьмёте меня в помощницы?

— Только если захотите. Смысла ходить за мной хвостом нет, более верующей от этого не стать, — разводя руками, говорит мужчина.

— Знаете... давайте. Ваш подход меня прельщает больше материнского. Сидеть без дела мне в любом случае не дадут.

Таддео на выдохе улыбается. Мысль о том, что ему не придётся следить одному за десятком беспокойных детей, снимает хоть немного ответственности. Его молитвы были услышаны. Хоть он и понимал, что, если верить матери девушки, с той проблем будет не меньше.

Странное шиканье привлекло внимание обоих. Элеонора, поняв, что её заметили, быстро вытянулась, задрав подбородок, и, чуть помявшись, она неловко помахала рукой священнику, а посмотрев на дочь, кивнула в сторону, явно требуя поторопиться.

— Что же, не буду вас задерживать. Зайдите в церковь завтра утром, мне бы не помешала ваша помощь в планировании.

— Да, конечно.

Она уже поднимается по ступеням, чтобы зайти внутрь церкви, как Таддео её окликнул:

— И да... спасибо, Кассандра.

Девушка останавливается, словно не веря, что обращаются к ней. Обернувшись, её брови всё также сдвинуты к переносице, но теперь губы украшены лёгкой улыбкой.

Подходя к ожидающей матери, её сразу же берут под руку, начиная закидывать нравоучениями: как она должна разговаривать, о чём и прочий бред, что Кэсс и не будет пытаться запоминать.

— И главное, не вздумай лезть к святому отцу с пререканиями! Никаких: «А почему?», «А зачем?».

— Конечно-конечно, матушка. Буду лезть к святому отцу лишь в платоническом смысле...

Ей быстро прилетает подзатыльник, но собственная шутка смешила так, что смех буквально душил, не давая и вздохнуть, не то что остановиться. Но, честности ради, молодой священник не мог не привлечь. Не зря же запретный плод сладок?

Сидя вечером в комнате, Кэсс ела подаренный плод граната, читая в интернете, как наладить контакт с детьми, но запоминать прочитанное удавалось с трудом, то и дело ей приходилось начинать сначала. Не то чтобы у неё был какой-то фетиш на священников. Растя в семье фанатиков, видеть хоть что-то романтичное в вере было тяжело, но... Без всяких «но» она ловила себя на мысли о сексуальности мужчины, даже в этой дурацкой рясе.

Хотя, наверное, наиболее сексуальным ей сейчас казалась именно фантазия. Про искусительницу, дьяволицу и невинного, как утренняя роса, барашка... А может, наоборот, о сходящем с ума от страсти священнике, что рвёт и мечет лишь ради её дыхания рядом? Кассандра понимала, что всё это так и останется в её голове, но кто отказывал себе в грёзах перед сном? Тем более не веря в существование ада.

Следующее утро началось также: раздёрнутые шторы, свет в лицо, быстрые сборы и чертовски высоко стоящая церковь.

— И ведь ещё так рано утром, ну какого чёрта! — вытирая лоб от пота, прошипела та, открывая дверь церкви.

Витражные окна, уходящие к потолку, давали цветной отсвет на пол, подсвечивая летающие в воздухе пылинки. Тишина была не звенящей, она сочетала в себе отдалённое пение птиц, шелест листьев с улицы и прочие приятные звуки, которые было принято называть отсутствием звука. Полное умиротворение.

— Эй! Есть тут кто? — крикнула Кэсс.

Не услышав ответа, она подумала, что отец Таддео ещё не пришёл или, наоборот, отлучился куда-то по делам, всё-таки часовен под его ответственностью было много. Кинув сумку на одну из лавок, та ходила туда-сюда, а после, набрав воздуха в грудь, начала насвистывать любимую мелодию и отбивая каблуком сапога ритм.

— Кассандра?

— А-ай! Чёрт! Да что за привычка такая со спины подходить?! — хватаясь за грудь, вскрикнула та.

— Назвать меня чёртом, конечно, иронично, но в любом случае прошу прощения. Не услышал, как ты зашла, — усмехнулся мужчина, снимая садовые перчатки, измазанные в грязи.

Взгляд невольно упал на его руки: аккуратные длинные пальцы и чуть выступающие вены, что уходили под рукава рубашки. Но также быстро она подняла глаза, улыбаясь.

— Пойдём, за столом составлять расписание будет удобнее.

Проходя вглубь церкви, она с любопытством рассматривала ту часть, что до этого видела лишь мельком. Узкий коридор с несколькими пошарпанными дверьми. Заходя в ту, что была в конце коридора, они попали в комнату пять на пять метров. Пыль сразу же попала в нос, от чего девушка громко чихнула.

— Здесь не очень прибрано, извини. Я редко сюда захожу, — впопыхах начиная раскидывать вещи, оправдывался он.

— Бог простит, — махнула Кэсс, беря со стола в углу бумагу с карандашом.

— Ваша мать меня предупреждала о подобных шутках, но я был уверен, она преувеличивает.

Мужчину явно не трогает подобный юмор. Он мог усмехнуться, но не более, чаще просто пропускал. А смысла обижать и вовсе не видел. Его семья с трудом понимала, что тут про чужих людей говорить?

— А вам прям совсем не смешно? — усаживаясь на какой-то сундук, укрытый ковром, любопытствует девушка.

— Конкретно сейчас не очень, но я верю в твой комедийный потенциал.

— Да вы в принципе много во что верите.

— Уже лучше, — доставая какой-то список, тот встал напротив, продолжая более серьёзным голосом. — Я постарался записать всех детей, чтобы хоть как-то ориентироваться в этом хаосе. Если учитывать твоих сестёр, то выходит... раз, два... пять... семь, восемь, девять... десять и одиннадцать!

— А почему вы вообще этим занимаетесь? — понимая масштаб забот, уточнила девушка.

— Ну а куда их девать? Выставлять их за дверь я не могу. Церковь всё-таки. Игнорировать их тоже мне не по чину, а даже если они просто ураган на ножках! — размахивая руками, жаловался священник, но, тяжело выдохнув, окончил мысль так: — В общем, будет легче дать им расписание каких-то мероприятий. Чтобы приходили хоть в урегулированные часы.

Прикусывая кончик карандаша, Кассандра опустила взгляд на белый лист. Своей пустотой он пугал, но, записав первый и один из очевидных пунктов, работа пошла.