Сердцебиение гроз

— Что они сказали? — чуть ли не пританцовывая от волнения на месте, спрашивает Юно у Чонгука, когда тот возвращается от ресепшена.

— Ничего утешительного, — мрачно отзывается Чонгук, вставая поодаль от друга и вздыхая тяжело. Они стояли посреди коридора, что считался общей зоной отдыха, где можно было сидеть на прямоугольных диванчиках. — Сказали, что ничем помочь не могут, потому что «в каком виде пришли ваши списки, так мы вас и заселили». И плевать как. Если начинать разбираться, то придётся заново готовить документы и пропуска, а это долго и прочая бла-бла-бла. В общем, сказали потерпеть. Ничего же криминального.

— Вот сволочи, — цедит Юно сквозь зубы. — Вот как мне теперь быть? Как мне с этим Хан Минки уживаться? Это ж надо было так вляпаться. Ладно у тебя Тэхён, свезло так свезло, а я...

— Видимо, администрация турбазы, как и наша прекрасная школа, тоже рассматривают бет как недоразвитую форму альфы и омеги.

На самом деле ничего хорошего в этом нет. Пусть Юно и говорит, что Чонгуку повезло с соседом, сам же бета так не думал. Во-первых, это неловко, а во-вторых, в какой-то степени неудобно. Всё же Тэхён омега и ему легче бы было жить с себе подобным, а не с бетой, которых любезно окрестили здесь жалким подобием омег. Чудно! Первый день задался. Однако если откинуть всё сказанное, то Чонгук был рад тому, что Тэхён четыре дня будет жить с ним, когда мог бы попасть в другую комнату, и не факт, что его соседом не оказался бы какой-нибудь альфа. Можно будет не заморачиваться над поисками укромного уголка, чтобы поцеловать или же обнять омегу. И как раз будет возможность узнать получше друг друга. Признаться, Чонгук уверен, что Тэхён ещё полон сюрпризов. Он вообще довольно интересный человечек. За те два дня, когда они не виделись, он не уставал писать сообщения, наверное, через каждые полчаса, волнуясь за Чонгука. «Как доехал, ты поел, тепло оделся...» и ещё множество вопросов, заставляющих Чона улыбаться широко и отправлять кучу сердечек-смайликов в ответ. Как дети...

У беты в груди что-то сдавливало, а в глазах горела нежность, когда после небольшой попойки у озера они ехали с Тэхёном к нему домой. Либо это алкоголь его храбрым сделал, либо Тэхён сам не любитель заморачиваться насчёт стандартов, которым следуют омеги, но он вёл себя открыто, прилипнув к боку Чона намертво в такси, всю дорогу вырисовывая какие-то узоры на раскрытой ладони Чонгука, лопоча что-то себе под нос на итальянском. Из всего, что Тэхён бормотал, бете удалось разобрать только одно, не требующее перевода и вызывающее сбитое дыхание и ласковое тепло во всём теле — «ti amo».

Тэхён по приезде спокойно сходил в душ Чонгука, надел его вещи и позволил ухаживать за собой, лишь периодически прося себя поцеловать. Познакомился наконец с белой кошкой Чонгука, дав новое имя ей — Жизель — и охотно остался на ночь. Тэхён тогда в его, чонгуковых, вещах, хоть те и большеваты ему были, смотрелся так по-домашнему сладко и обнимательно, что Чонгук сам себя поймал на мысли, что не хочет выпускать этот махровый рулетик из рук, обнимая его по-медвежьи и носом зарываясь в мягкие тёмные волосы на макушке, пахнущие шампунем Чонгука. И, кажется, в ту ночь бета снова мог смело себе признаться: он влюбился. Но уже не в ребёнка, не двенадцатилетнего мальчишку, подкидывавшего ему сладости и мечтательно вздыхавшего в его сторону, а в привлекательного и красивого юношу, с тем же блеском в глазах смотрящего на него до сих пор.

Когда Чонгук вернулся обратно в комнату, Тэхён продолжал сидеть по-турецки на нижней полке двухъярусной кровати, пиля взглядом шкаф и нервно крутя телефон в руках. Он оживляется сразу же, когда обзор на мебель перекрывает Чонгук, вынося низким голосом приговор.

Именно так. Приговор. Никак иначе для себя омега это и не мог назвать. Он больше не пьяный, как было два дня назад, и прекрасно отдаёт отчёт своим действиям, а ещё пятой точкой понимает, что соседи по кроватям из них будут никудышные. Нет, Тэхён соврёт, если скажет, что не хочет жить с Чонгуком, но чтобы вот так внезапно и некуда сбежать... Хотя... А зачем? Зачем куда-то бежать? Не набегались ещё, что ли? Шесть лет «бегали» и упускать такой шанс побыть наедине друг с другом двадцать четыре на семь практически сродни самоубийству. Пусть Тэхён ещё и не до конца осознавал свой новый статус — омега Чон Чонгука, но если он сейчас струсит и сбежит к готовому поменяться с ним местами Хисыну, то будет настоящим глупцом. Чонгук ведь и не против вовсе. Похоже, сосед в лице Тэхёна его устраивает вполне.

На том и сходятся. Чонгук говорит, что будет просто выходить, если омеге срочно надо будет переодеться или что-то подобное, на что Тэхён улыбается, поднимаясь с кровати, откидывая все сомнения. Чонгук не сделает ему ничего плохого или же больно. А посему и переживать незачем. Бета уже успел доказать, что ничего против воли омеги не сделает и если что-то и будет, то по обоюдному согласию. У него дома, куда мысленно Тэхён пообещал себе ещё вернуться и побывать на чердаке, где хранились старые рисунки Чонгука, бета вёл себя самым рыцарским образом, не смея воспользоваться их пьяным положением. Какой, однако, хороший и правильный бета Тэхёну попался... Или он просто ещё не успел себя показать с другой стороны. Тэхён пока знает Чонгука как мужчину рационального и обходительного, не любящего торопиться, а предпочитающего идти постепенно. Чересчур правильный... Как будто не из этого века, ни на кого непохожий, знающий, что такое личные границы и слово «нет». Был ли у Тэхёна шанс когда-нибудь не влюбляться в Чона? Очевидно — нет.

Начинают они с разбора вещей, занимая полки шкафа, а после перебираются к прямоугольным тумбочкам, стоящим возле кровати. Тэхён вываливает всю свою косметику на одну несчастную полочку, на которой мгновенно кончается место и банально некуда было класть расчёску. Пусть они и приехали сюда всего на четыре дня и навряд ли омеге понадобится вся эта косметика, но он человек предусмотрительный и привык чувствовать себя комфортно даже на необитаемом острове. Косметичка — это его личная сокровищница, показывать содержимое которой Тэхён не всегда спешил. В плане собственных вещей он жуткий собственник и не со всеми в тех же походах делился своим, когда просили. Да, он тот ещё скупердяй и не стремился это как-то скрыть.

— Целый косметический салон, — смеётся Чонгук с его богатств, убирая пустые сумки и подходя к пластиковому окну, открывая его. Сама комната по себе небольшая, но имеющая неплохой евроремонт: здесь был один тёмный шкаф, две тумбочки, двухъярусная кровать и банкетка-стеллаж для обуви около дверей. Обои на стенах светлые, а вот пол из серого ламината. Более того, на подоконнике стояли искусственные суккуленты в выпуклых горшочках.

— Не смейся! — предупреждает Тэхён, грозя указательным пальцем, кладя тюбик крема для рук на тумбочку Чонгука. Ну не входит, правда! А ещё зеркало надо куда-то поставить... — Иначе весь этот салон побывает на твоём лице.

— Упаси боже, — хмурится Чонгук, качая головой. Он подходит к кровати и упирает руки в бока, оглядывая ярусы скептическим взглядом. — Ну что, осталась только кровать. Ты как хочешь: сверху или снизу?

Запомните одно правило: когда рядом с вами любимый человек, а в воздухе так и парит уютная атмосфера, которая раскрепощает и вышибает здравый рассудок из головы, то вы всё равно должны помнить о том, что опозориться перед парнем вы можете на самом тупом, за что потом не только язык себе хочется отрезать, но и стукнуть прилично пару раз, а потому держите себя в руках (и ногах тоже, пожалуй). Тэхён об этом правиле и думать забыл, прибывая где-то на розовом облаке, разговаривая ни о чём с Чонгуком до этого, будто они уже сто лет знакомы, женаты, у них четверо детей, собака и две кошки. Тэхён отвечает на вопрос беты не задумываясь, как будто так и надо, лишь после затянувшегося молчания за спиной соображая, что он только что ляпнул.

— А то ты не знаешь. Снизу, конечно же, я ведь омега.

— Эм... Чего?..

Один, два, три... Тэхён замирает, круто разворачивается и меняется в лице от вида изумлённого Чонгука, уставившегося на него широко распахнутыми глазами, застывшего в движении. Осознание накрывает Тэхёна словно лавина, заставляя кислород в лёгких потерять и раскраснеться безбожно, чувствуя жгучий стыд, змеёй нахальной ползущий по всему телу.

— Т-то есть сверху, д-да! — заикаясь, показывает яростно руками на верхнюю полку кровати Тэхён, пытаясь быстро спасти ситуацию. — Точнее снизу, но не здесь, а там, — будьте добры, вызовите кто-нибудь скорую. Тэхён сейчас в обморок упадёт от собственной тупости или тахикардию заработает. — Там, в смысле, потом, — и машет зачем-то в сторону окна. — А сейчас сверху, тут, — хлопает по заправленной кровати Тэхён, поджимая губы, желая исчезнуть с лица Земли. — Господи, — омега закрывает полыхающее лицо руками, не желая и дальше видеть, как медленно на лице Чонгука расползается белозубая улыбка. Он всё понял. — Пожалуйста, забудь, что я только что сказал, и не вспоминай примерно никогда.

— Ладно-о, — тянет нарочно медленно гласную Чонгук, поворачиваясь к Киму полностью корпусом, тихо посмеиваясь с красного лица омеги. И всё-таки он не врал, когда говорил, что ему нравится смущать Тэхёна. Он в такие моменты становился до безобразия очаровательно хорошеньким. — Но точно обещать не могу, потому что вдруг пригодится.

— Vai al diavolo!Иди к чёрту!  — пыхтит в его сторону Тэхён, убирая руки с лица и дуя губы.

— О! Опять твой итальянский, — делает ещё шаг к наигранно обидевшемуся Тэхёну Чонгук, смотря на него лукаво, касаясь поникших плеч. — Ты не замечал за собой, что когда ты злишься или у тебя что-то не получается, то всегда ругаешься на итальянском?

— Правда? — поднимает на бету слезящиеся глаза Тэхён.

— Угу, — кивает Чонгук, зачёсывая непослушную прядку, что выбилась из укладки, за ухо Тэхёну. — Например, когда мы репетировали танец, если что-то не выходило, ты возмущался по-итальянски себе под нос.

— Это привычка. Дома я так тоже делаю, на что отчим всегда ругается. А Хисын вообще думает, что я в этот момент демонов вызываю.

— Но ты ведь наверняка знаешь не только ругательства, так? — невесомо щёлкает по кончику носа омеги бета.

— Конечно! Помимо говорения, я могу читать книги на нём, слушать песни без переводчика и писать. Вообще всё могу, — перечисляет умно Тэхён, загибая пальцы на руке. — На секундочку, этот язык считается учëными-лингвистами самым красивым языком в мире и учится он легко.

— Тогда скажи мне что-нибудь красивое, синьор Ким, — просит Чонгук, не переставая улыбаться, опускаясь ладонями вниз, захватывая руки Тэхёна в свои, переплетая пальцы.

Тэхён облизывает губы, вдыхая в себя ветивер, на языке смакуя вкус горького шоколада и кострового дыма. Слышит свой обезумевший пульс и чувствует, как сердце просится наружу от того, что Чонгук близко и сейчас, в этот момент, принадлежит лишь ему одному. Так было всегда. Когда-то в далёком прошлом, которое они не помнят, но понимают, что звёзды в созвездия сложились, рисуя их имена, задолго до их рождения. Именно они свели их вместе, заставив посмотреть на друг друга, признать, что их союз был написан небесами. Потому и хорошо вдвоём, знакомо и драгоценно.

— Se non ci fossi dovrei inventarti. Se fossi un sogno, ti avrei immaginato. Perché tu, — омега льнëт к бете ближе и голову вверх вскидывает, не желая расставаться с глубоким взглядом Чонгука, продолжая бархатно: — sei il mio cuore. Mio аmore. Il mio preferito.

— И что всё это значит?

— Если бы тебя не существовало, мне бы пришлось тебя придумать. Будь ты мечтой, я загадал бы именно тебя. Потому что ты — моё сердце. Моя любовь. Мой любимый, — сейчас они так близко друг к другу, что у метиса голова кружиться начинает от их переплетённых ароматов. Всё внутри трепещет от этой картины, что шесть лет только в мечтах была реальна. Чонгук с Тэхёном настоящий, а не из пылинок блестящих сложенный, тёплый и родной. Роднее всех! Тэхёну так много хочется ему сказать, не ограничиваясь лишь этими словами. Рассказать о том, как трудно и тяжело ему было без него, как он сильно скучал по нему и говорил себе продолжать бороться с судьбой, надеяться на лучшее.

— Вау, — Чонгуку нехорошо. В хорошем смысле. В груди всё огнём горит от услышанного, что бьёт точно в цель — в сердце. Ему никто никогда такого не говорил. Никто и никогда не сравнивал с мечтой. Тэхён невозможен. Нереален и просто не с этой планеты. Тэхён «слишком», «слишком» для Чонгука.

— Твоя очередь! Я знаю, что ты хорош в японском. Скажи мне что-нибудь интересное на этом языке. Но только не из разряда «привет-спасибо-до свидания», — просит Тэхён.

Чонгук задумчиво сводит брови к переносице, отчаянно пытаясь вспомнить что-то подходящее под запрос омеги.

— Даже не знаю... Ничего в голову не приходит.

— А есть какие-нибудь непереводимые фразы? У нас, к примеру, это «boh». Это разговорное выражение, которое итальянцы используют, когда не уверены, что сказать или как правильно что-то сказать.

— Прости, но мой японский не так хорош, как твой итальянский. Хотя... — глаза беты вспыхивают. — Есть одно выражение, и оно мне очень нравится. Оно странное, но, как по мне, очень красивое.

— Весь во внимании.

— Ты слышал когда-нибудь фразу «koi no yokan»? — отрицательный кивок. — Оно дословно переводится как «предчувствие любви». Для себя я рассудил его так: это любовь со второго взгляда. Не банально с первого, как в книгах пишут, а что-то особенное, чувственное. Это когда ты видишь человека и понимаешь, что, быть может, не полюбишь его сразу, сию секунду, но ваша любовь будет неизбежна. Мне это нас напоминает, правда?

— Да, — шепчет Тэхён в губы Чонгука, когда тот наклоняется к нему и целует, сцепляя руки у него на талии и к груди прижимая.

Чонгук сминает алые губы, лижет и нежно посасывает, задевая носом нос Тэхёна. Омега стонет тихонечко в поцелуй, обнимает за шею и кусается, касаясь языком чонгукова. Тэхён не может ничего с собой поделать, чувствуя полную беспомощность перед Чонгуком, растаивая как мороженое на солнцепёке. Это всего лишь поцелуй, всего лишь прикосновения, всего лишь... Чонгук. Это Чон Чонгук, что имеет полную власть над омегой, одним движением в его сторону делая из него мягкую игрушку. Это страшно... Страшно так любить до потери рассудка, отдаваясь полностью и забываясь, абстрагируясь от всего мира. Чонгук — это мир Тэхёна, его душа и воздух.

Бета отрывается от него, но ненадолго, осыпая лёгкими поцелуями закрытые веки Тэхёна, щёки и подбородок.

— Люблю тебя, — мурлычет Тэхён, желая мир на «стоп» поставить и остаться так — в коконе рук Чона — навсегда. — Очень сильно люблю.

— Я это знаю, Тэ. Знаю, потому что чувствую то же самое, — Чонгук улыбается ослепительно, возвращаясь обратно к губам омеги. На этот раз поцелуй не такой нетерпеливый, а медленный и невинный, сладкий и вкусный. Бета отчётливо ощущает, как желание сделать Тэхёна своим здесь и сейчас просится невыносимо наружу, когда никто не может помешать. Сам поражается, как он все шесть лет жил без этих губ, податливого тела и нежного аромата цветов белой акации? Как мог обнимать кого-то, кто не Тэхён, целовать их и говорить, что «любит»? Любит?.. Любил ли? Была ли это вообще любовь или Чонгук всё себе придумал? Вероятно, второе.

Что это такое вообще — любовь? Риск? Определённо. Океан чувств? Безусловно. Центр Вселенной, что внезапно переместился в одного человека? Конечно. Это свет и душевное тепло? Верно. Это дом? Бесспорно...

Неважно. Неважно, потому что всё это принёс с собой Тэхён, разогнав чудовищ и темноту. Дал надежду и улыбался так красиво, что у Чонгука не было и шанса на спасение. И пусть. Пусть так, чем одиночество и противные мысли. Они друг друга любят — и это сейчас самое главное.

🌫️🌫️🌫️

— На этом всё, — тренер команды по чирлидингу заканчивает небольшой инструктаж, напоминая, что завтра в одиннадцать они будут тренироваться на поле, а посему каждый должен к этому времени успеть проснуться, умыться и не проворонить завтрак в столовой, что будет ровно в восемь тридцать. — Можете осмотреть пока турбазу и познакомиться с нашими соперниками, но без фанатизма.

— Ну что, вы освоились с Чонгуком? — спрашивает Хисын, когда Тэхён поднимается на трибуны, попрощавшись с командой, что разбрелась кто куда. Хисын же с небольшой группой поддержки, в которую он входил, репетировали до этого свои кричалки и выбирали места, где лучше будут видны плакаты, которые они усиленно рисовали в классе изобразительного искусства. — Больше не хочешь поменяться?

— Нет, — садится рядом на жёлтое пластиковое сиденье Тэхён, обнимая друга за плечи. — И не захочу, даже если после сегодняшних ознакомительных весёлых стартов он наклюкается в дрова.

— Думаешь, алкоголь всё-таки будет? Мне Инри сказал, что команда из школы Нон-ян будут проставляться, так как в прошлом году они заняли первое место по регби. Такая здесь традиция.

— Возможно. Я по этому поводу ничего не слышал, — отстраняется от Хисына Тэхён.

— Ладно, — хлопает в ладоши бета и поднимается на ноги, поправляя волосы. — Пошли к игровым автоматам. Сохён там была уже и сказала, что выиграла большую пачку чипсов и лимонад. Идём, Тэ, — берёт за руки омегу Хисын, поднимая с сиденья, смеясь с хнычущей моськи Тэхёна, что только присел, простояв на инструктаже почти час, слушая нравоучения тренера Чхве Чисона. — Я тоже хочу чипсики! Наши бойфренды подтянутся позже, когда их тренер Кан закончит над ними издеваться.

— Это уж точно, — соглашается Тэхён. Тренер регбистов Кан Хинмин, в прошлом обладатель нескольких медалей и кубков по данному виду спорта, был иногда чересчур требовательным к игрокам, желая во всём видеть идеальность. — Надеюсь, они выживут.

— До этого выживали же как-то и сейчас справятся. Пошли!

Они почти спускаются с трибун, смеясь над придуманными кричалками Хисына, что никто не одобрил почему-то, когда Тэхён поворачивает голову, а глаза сами как по команде цепляются за Хан Минки, сидящего неподвижно на четвёртом ряду и смотрящего на зелёное поле, где толпились игроки в регби, слушая своих тренеров. Омега был одет в тот же серый костюм, с маской на хмуром лице, вообще, кажется, пребывая сейчас не в этом мире, задумавшись о чём-то своём.

— Слушай, хён, — Тэхён останавливается, будто ведомый кем-то и чувствующий остро, что нужно подойти к Минки именно сейчас, когда он один, и поговорить обо всём. — А Минки с вами? Ну, принимает участие?

— Такое, — фыркает Хисын. — Он что есть, что его нет. Если честно, — бета понижает голос, — выглядит он как-то нездорово. Затравленно, я бы даже сказал. Молчалив, хотя обычно его не переслушать. Ещё и без своих верных друзей — Вуна и Бэя — приехал. Странно...

— Хисын-хён, — омега высвобождает ладонь из руки беты. — Иди к игровым автоматам пока без меня. Я чуть позже тебя догоню. Обещаю.

— Ну хорошо, — соглашается Хисын.

Тэхён, похлопав друга по плечу, выдыхает со свистом и направляется широким шагом к четвёртому ряду. Не факт, что Минки захочет с ним разговаривать и вообще не сбежит, как только увидит его, но попытаться всё же стоит. Тэхён сам не знает, зачем хочет поговорить, узнать всё и поворошить прошлые раны, но на душе кошки скреблись от незнания. Омега больше чем уверен, что Чимин манипулировал Минки и его чувствами к нему, принимая это как должное. Минки не нужен был ему вовсе. Так всегда было. Что в детстве, что сейчас.

Помнится, как-то раз, в пятнадцать лет, когда Чимин активизировался по полной, прохода не давая Тэхёну, заваливая миленькими подарочками и цветами, деньги на которые ему давали родители, они с Минки подрались. Ну как подрались... За волосы оттаскали точно. Тэхён тогда встречался с альфой из их параллельного класса, точнее «пытался», пробуя найти замену Чонгуку и притупить боль расставания, ведь тогда омега ещё не следил за аккаунтом беты, а по новостям, которые ему докладывал верно и систематически Хисын, что общался с Юно, у Чонгука всё было замечательно. Один Тэхён ходил как неприкаянный и наконец решился на дружбу с альфой, который ему тогда симпатизировал. Дружили недолго, потому что Минки узнал об этом, пришёл и рассказал альфе, что у Тэхёна есть Чимин и поэтому доверять омеге не стоит. В тот же день они расстались. А Тэхён поцапался с Минки, что отомстил ему, хоть и ничего этим не добившись: Пак продолжал ходить хвостиком за Кимом, а Минки в это время слёзы лить от несправедливости.

Это и правда гигантская несправедливость по отношению к омеге. Наверное, не существовало больше людей на планете, которые так сильно любили бы Пак Чимина, как Хан Минки. Пусть они не общались, но всё же Тэхён считал его своим другом, лучшим другом на какой-то период времени. Они ночевали друг у друга, альф обсуждали на фотографиях и на озеро ходили, в тайне от родителей бегали, купались и играли в волейбол. Много чего хорошего было, правда. Но эта нездоровая любовь омеги к Чимину и всему, что с ним связано... Это убивало. Заживо гнить заставляло, потому что любить человека, которому грош цена — тот ещё ад. Тэхёну было по-настоящему жаль Минки. Что бы он ни делал, это словно мимо Чимина проходило. Альфа прекрасно знал, что нравится Хану. И просто пользовался этим, а Минки радовался как ненормальный. Скорее всего, сошлись они тоже по этой причине. Чимин поманил пальцем — Минки повёлся, приняв за чистую монету. Чимин насмехался и пользовался как вещью — Минки любил и боготворил. Ужасная любовь... Больная. Но отчасти Тэхён понимает его действия, и, если бы на их месте оказались он и Чонгук, омега, вероятно, вёл бы себя точно так же, желая урвать кусочек счастья и тепла рядом с любимым.

— Привет, Минки, — Тэхён негромко здоровается, но Хан отчего-то вздрагивает, поднимая пустые глаза на Кима. Он быстро промаргивается и шмыгает носом, обнимая себя руками и отворачиваясь в сторону, когда Тэхён садится рядом.

Хисын был прав. Минки правда выглядел не как раньше. Раньше от него глаз нельзя было оторвать, от его цветущей красоты, но сейчас... Сейчас это не Минки. Это больной человек, которому нужна поддержка и новый ориентир в жизни. Видимо, что-то произошло. И это «произошло» связано напрямую с Паком. Иначе и быть не может. Там, где есть Пак Чимин, есть и боль с горькими слезами.

— Хелло, — отзывается скрежетом Минки. Он явно не настроен говорить мирно, оттого и сидел в закрытой позе, кричащей оглушительно оставить его в покое. Он устал. Устал от дерьма, что кипело в его жизни, и ехал сюда, чтобы просто отдохнуть от города и проблем, что резко выросли в размерах. — Что-то нужно?

— Хочу поговорить, — складывает руки в замок на коленях Тэхён. — Нормально поговорить. Без криков и истерик.

— Зачем, если тебе всё уже известно? Можешь не спрашивать, откуда я знаю, о ком именно ты хочешь поговорить, — Минки поворачивает к нему осунувшееся и бледное лицо. — Да, я спал с Чимином. И делал это с шестнадцати лет до сегодняшнего времени. Не надо мне говорить, что я не в курсе, что нафиг ему не нужен, что он не любит меня и так далее, потому что я это знаю! — его голос сквозит болью. — Знаю, но ничего не могу поделать, потому что люблю. Люблю и ненавижу.

— Я понимаю, — Тэхён поджимает губы и кладёт несмело руку на плечо Минки. — Я очень хорошо тебя понимаю. Я подошёл к тебе не за тем, чтобы учить жизни, а просто...

— Посочувствовать? Это ещё хуже, — Минки разворачивается к омеге полностью, кусая нижнюю губу. — Не надо. Я и так знаю, что жалок. Если тебе интересно, то мы расстались с Чимином. Сразу после того, как ты нас застукал. Он пришёл тогда сам не свой, будто плитой его до этого придавило, и послал меня, сказав не подходить больше.

— А ты? Вы больше не виделись после?

— Нет. Он исчез из моей жизни. Не отвечал на звонки и сообщения не читал. Забил конкретно, словно меня не существует, — дёргает плечами Минки, внезапно разоткровеннившись. — И умом я понимаю, что это хорошо для меня, есть шанс стать нормальным, а сердце... Ему плевать. Всё тоскует по нему.

— Минки, — Тэхён убирает руку с плеча омеги, накрывая ладошкой ладонь одноклассника и сжимая легонько. Хочется сказать что-то утешительное, показать, что мир огромен и не завершается на одном альфе, а в голове пусто. Тэхёну так жаль его. — Это к лучшему, что вы расстались. Ты и сам понимаешь, что это бы рано или поздно всё равно случ... — слова застревают в горле, когда по обонятельным рецепторам мягко ударяет ещё не сформировавшийся, но уже отчётливо проявляющийся, пробирающийся через лилии Минки природный аромат амаранта. Сладковатый ореховый отголосок, слегка травяной, этого запаха заставляет Тэхёна выпасть на пару секунд из реальности, уставившись на омегу перед собой донельзя удивлёнными глазами, в которых читалась паника.

Шок. Чистое безумие, что током по позвоночнику идёт и на виски больно давит. Тэхён пытается издать какой-то звук, но язык будто онемел, а ладонь, что сжимала до этого руку Минки, испуганно отпрянула.

Нет.

Не-ет. Просто нет! Нет!

Это невозможно! Быть не может и вообще Тэхён это всё придумал! Ким крутит головой, озираясь по сторонам, пытаясь найти в надежде кого-нибудь ещё на трибунах, чей природный аромат и пронзил словно стрела насквозь Тэхёна, заставив сердце забиться чаще. Но никого поблизости не было и навряд ли кто-то из ребят приезжих стал бы раскидываться феромонами. А это значит... значит... зна...

— Ты тоже это почувствовал, — от Минки ошарашенный взгляд и растерянный вид Тэхёна не уходит. Он усмехается на это, улыбаясь натянуто, говоря следующее, отчего кровь стынет в жилах: — Я беременный. От него.

Блять.

Бля-ять...

Блять!

— Grande Dio,Великий Боже — Тэхён стонет сдавленно, прикрывая рукой рот, дрожа всем телом, будто под проливной дождь попал. Что он только что услышал? Что? Что это такое? Какой «беременный»?! — Ты... Т-ты уверен? Точно?

— Семь тестов на беременность явно не соврут одинаково, Тэхён, — спокойно говорит Минки, видимо, уже пережив приступ истерики, что накрывает сейчас Тэхёна медленно. Немыслимо... Невозможно. Тэхён попросту не хочет в это верить! — Уже как четвёртая неделя. Так мне врач сказал.

— Ты ходил в больницу?! — хрипит Тэхён, пытаясь дыхание в норму привести и в руки себя взять.

— Да. А ещё я слышал его сердцебиение, — омега ещё больше в комок сжимается. — И самое страшное, Тэхён, — Минки обращается к метису, у которого глаза на мокром месте, — я ясно знаю, что до этого маленького сердечка Чимину нет никакого дела.

— Минки, — Тэхён больше не сдерживается. Тянет к себе омегу, невесомо целуя в чёрную макушку, позволяя Минки обнять себя крепко, до хруста костей, кажется.

Ребёнок.

Ещё совсем маленький, но уже человечек. Новая жизнь, у которой уже есть собственная симфония сердца. Однако...

Восемнадцать. Минки всего восемнадцать лет. Ему ещё год учёбы учиться, в университет поступать и жизнь свою строить в столице. Нет ни единого сомнения — Чимину этот ребёнок не нужен. Он никогда его не признает, а его родители... Те даже слушать Минки не будут, выгнав вон, назвав аферистом, что за деньгами охотится. А как он дальше будет? Минки живёт с папой в двухкомнатной квартире у чёрта на куличках, за которую они до сих пор платят ипотеку. Его папа простой пекарь-кондитер в кондитерском цеху. Бо́льшая часть его зарплаты идёт на оплату учёбы в «Минлё». Это тупик.

— Ты разговаривал с Чимином? — спрашивает Тэхён, когда Минки немного успокаивается. — Что он сказал? Это ведь и его ребёнок тоже. Он тоже виноват.

— Ему плевать, — холодно отвечает омега. — Он бросил в меня пачкой денег и сказал идти на аборт. Он вообще считает, что это не его ребёнок, хотя у меня никого, кроме него, не было.

— Ты знаешь, чем он занимался в Чернике?

— Естественно. Давно знал. Даже пытался как-то помешать, но меня послали.

— Почему ты раньше мне этого не рассказал? Почему молчал? Сейчас бы было не всё так запущено.

— Это уже не имеет значения. Я всё равно сделаю аборт.

— Аборт? — Тэхён вздрагивает. — Ты уверен?

— Я не смогу поставить его на ноги, Тэ. Не смогу стать хорошим родителем, потому что я ещё сам ребёнок. Да я даже представить боюсь, что скажет мой папа, когда узнает. Он убьёт меня, точно убьёт.

— Так, не горячись раньше времени. Тебе сейчас вообще волноваться нельзя, — Тэхён ещё в шоке до сих пор, но кто-то должен начать рассуждать из них здраво. — Как приедем, поговори сразу с папой. Не бойся. Он всё-таки любит тебя и явно не утопит где-нибудь в ванной, — тухлая шутка, но Тэхён пока сам не знает, что плетёт. — А ещё пойдём к родителям Пака. Вместе со мной пойдёшь! Пусть отвечают за своего сыночка, если он не хочет. Если вдруг решишь оставить, то ему, ну малышу, нужны витамины какие-то, я не знаю... — Тэхён судорожно выдыхает, зачёсывая чёлку назад, что в глаза лезет. — Да и к тому же нужно ещё раз хорошо обследоваться, чтобы патологий никаких не было из-за Чимина и его «увлечения».

— Зачем тебе это? Зачем помогаешь, когда я открыто ненавидел тебя? — Минки искренне не понимает этого рвения. Это ведь его «проблема».

— Не хочу, чтобы ты натворил глупостей, о которых можешь пожалеть в будущем. Старые обиды в прошлом.

— Прости. Прости меня за всё.

— Уже простил, сказал же.

— Не думаю, что что-то получится из всего, что ты сказал, — понуро опускает голову Минки, касаясь руками низа живота. — Этот ребёнок будет страдать, а я не хочу этого. Не хочу, чтобы он рос без отца, как я сам. Это ужасно. Ужасно, когда на вопрос «Где твой отец?» ты стоишь и ничего ответить не можешь. Родители Чимина... — Минки поднимает голову, смотря на хмурое небо над головой, — они никогда меня не примут. Я чужой для их светского общества.

— Сначала нужно поговорить с ними, а уже потом плакаться. Сейчас ты должен определиться, нужен тебе этот ребёнок или нет. Я не собираюсь судить тебя или заставлять, но... Подумай. Хорошо подумай.

— Да нечего думать, Тэхён, — Минки вскакивает с сиденья, засовывая руки в карманы худи. — Ему нужен ты. Не я. А значит, и ребёнка он хочет от тебя, а не жалкого любовника. Чимин на тебе помешан. Головой тронут до сумасбродства. Я это знаю, как никто другой. Он меня частенько во время секса твоим именем звал, а я бесился, но продолжал давать. Ах, — омега ухмыляется, качая головой, — даже в полицию на него не накатаешь заяву. Изнасилования не было, всё по обоюдному. Ублюдок всё предусмотрел, ещё и родился под такой фамилией.

— Минки, — Тэхён встаёт следом и преграждает путь. — Не надо его бояться. С фамилией или без, но он обычный человек. Он должен взять ответственность.

— А разве Чимин знает, что это такое? Только не вздумай кому-нибудь ещё рассказать! Ты и так узнал случайно, потому что я подавители забыл выпить утром. Спасибо тебе, конечно, что жилеткой побыл, но дальше я буду сам. А ты, — Минки обходит его, — почитай в интернете, что такое синдром Адели, и поймёшь, что всё тобою сказанное — бессмысленно.

— Бессмысленно — сдаваться, даже не попробовав.

— Я не хочу без него, — бесцветно говорит Минки, а глаза его вновь стеклянными делаются. — Я без него вообще ни-че-го не хочу. Думаю, и это ты тоже понимаешь...

🌫️🌫️🌫️

Вечером на турбазе неспокойно. Начавшиеся час назад весёлые старты, которые придумала школа «Нон-ян», ещё и выпивку прихватив на спортивную площадку, замаскированную под бутылочки с колой, были в самом разгаре, когда Тэхёну всё происходящее перед глазами как хоровод цветной надоедает и он уходит к трибунам, садясь на первый ряд, выкинув в урну бутылочку, так и не притронувшись к ней.

Он вернулся в комнату после встречи с Минки в растрёпанных чувствах, вздохнув с облегчением, что Чонгука ещё не было и он не мог увидеть помятое состояние Тэхёна. Забравшись на нижнюю полку кровати и обняв подушку, пахнущую кондиционером, омега отвернулся лицом к стене, сверля в ней дырку до прихода беты, что лёг после тихо рядом, обняв за талию и поцеловав в висок, окутывая своим природным ароматом и успокаивая, как самый мощный антидепрессант. Тэхён пытался было поспать, но не получилось, да и как вообще можно уснуть? У него все мысли теперь занимал ребёнок Чимина, судьба которого была ясна как белый день.

Минки убьёт его. Как бы ни сложилось дальше, папой так рано он не станет. Его подавленное состояние, что он продемонстрировал Тэхёну, никак не остановит его, пусть омега и знает, что это аморально и может обернуться для него последствиями в будущем по типу бесплодия. Рассчитывать на понимание со стороны Чимина не стоит, а вот его родители... Есть шанс, что они хотя бы захотят познакомиться с омегой. В голове просто ворох мыслей, кричащих набрать той же Саре уже сейчас, но... Это нужно было Тэхёну, а не Минки. Признаться, метис так и не понял, хочет этого ребёнка Хан или нет. Он сам должен решить, что ему важно, а не Тэхён, которого после ещё и виноватым сделают.

Тэхён это понимает. Понимает, что не нужно вмешиваться и играть в благородного, однако его омежья сущность думала иначе, рвясь наружу из тисков, царапаясь и кусаясь.

Какого хрена вообще? Чего Тэхён сейчас сидит и страдает опять, а Минки лежит спокойно в своём номере и ничего делать не хочет. Будь что будет? Да как так можно вообще?! Ну и что, что сволочь-Пак отказался от него. Почему невинная душа должна страдать из-за того, что они забыли про контрацепцию? Идиоты.

— Что с тобой? — Чонгук появляется рядом внезапно, вынуждая Тэхёна выпрыгнуть из своих раздумий и обратить на него внимание. — Ещё утром ты звёздочкой сверкал, а сейчас на тебе лица нет, — бета садится рядом, прижимая к себе за плечи. — В чём дело? Тебе не нравится здесь? Так давай уйдём. Я не буду против. Для моей интровертной души весёлых стартов вполне достаточно.

Тэхён улыбается мимолётно, кладя голову на плечо Чонгука, и барабанит пальцами по бедру беты.

— Всё нормально. Немножко устал и поспать не вышло.

— Это я виноват. Не надо было тебя донимать.

— Нет-нет, — Тэхён немного сдвигается вперёд, чтобы удобнее было, и обнимает Чонгука за шею, клюя в щёку. — Мне твои «доставучки» очень даже нравятся, — Тэхён был бы не Тэхёном, если бы не позволил себя зацеловать тогда на кровати Чонгука, куда, скорее всего, благополучно переедет ночью омега. — Можешь повторять их сколько тебе вздумается, я совершенно не против.

Чонгук кивает на это, но в глазах всё равно таилось беспокойство, которое он и не скрывает, потому что омегу словно выключили или забыли на зарядку поставить после их небольшой разлуки. Почему-то в голову ничего больше не шло, кроме как «Пак Чимин», потому что это их беда номер один, но ведь его здесь нет. Здесь даже напоминать некому о нём. Однако на подсознательном уровне, или это просто навык уже, Чонгук знал, что Тэхён ему врёт. Или не хотел огорчать какой-то правдой.

— Ты ведь знаешь, что можешь доверять мне всецело? — напоминает Чонгук Тэхёну. — Что бы ни случилось, я буду рядом.

— Всегда-всегда? — надломленный голос выдаёт Тэхëна с потрохами. Любой бы понял, что омеге плохо. И, кажется, только ему одному. Сам сходил узнал, сам теперь сидит и плачется, накрутив себя и распространяя плохое настроение.

— Конечно. Куда я от тебя денусь?

— Не знаю. Например, в Японию опять уедешь.

— Нет уж. Не хочу. Если только с тобой, — Чонгук немного отодвинулся и дотронулся рукой до его подбородка. — Пошли к остальным?

— Кажется, ты говорил, что хочешь сбежать, — зарываясь пальцами в волосы беты, весело говорит Тэхён. Нужно перестать хандрить. Легче никому не станет, если он букой просидит весь вечер. В конце концов, здесь Чонгук, а с ним всё плохое улетучивалось. Не хотелось больше плакать. Хотелось быть любимым и любить. И именно этим он и собирается заняться.

— Я передумал. Тебя надо встряхнуть. Пошли поиграем с остальными, а потом уйдём.

— Ага, значит, ты хочешь посмотреть на мои навыки бега? Хорошо! Но учти: если мы проиграем, то не видать нам леденца на палочке.

— Я сам раздобуду для тебя этот приз, — тянет омегу за собой Чонгук, радуясь, что хоть немного взбодрил Тэхёна и он снова улыбался.

Следующие несколько часов Тэхён, откинув назад все проблемы, которые, в принципе, и не были его «проблемой», веселится вместе с остальными, участвуя в стартах и зарабатывая их мини-команде с Чонгуком конфеты. Он умудряется даже познакомиться с командой соперников по чир-дансу, находя с ними общий язык. Он всё же выпивает бутылочку колы и чувствует себя намного лучше в кругу друзей. Бурда, конечно, редкостная эта кола, но зато хорошо помогает избавить голову от лишних раздумий. А после половины второй бутылочки Тэхён храбреет, без всякого стеснения повиснув коалой на Чонгуке, чья татуированная правая рука покоилась у него на талии. Кстати, да. Оказывается, у беты есть небольшие татушки, начинающиеся от запястья и заканчивающиеся на уровне плеча. Тэхён, когда видит их, немного даже теряется, не понимая, как ему удавалось всё это время скрывать их в школе. «Минлё» строги на этот счёт. Если пирсинг ещё простителен, как и несоблюдение некоторых правил по ношению обязательной школьной формы, то вот тату... Чонгука бы точно выгнали, узнай об этом.

— Это секрет, — целует в губы омегу Чонгук, что был совсем не против поползновений метиса в свою сторону. Обнимательный, ласковый и разрумянившийся прелестно Ким Тэхён вернулся. — Секретик, который знать положено не всем. Даже мои родители не в курсе, не считая одной тату.

— Так это не всё, что ли? — хлопает глазами омега, вызывая тихий смех у Чонгука и зарабатывая ещё один быстрый поцелуй в вишнёвые губы. — Обалдеть, Чон Чонгук! Не пугай меня. Разве ты не самый лучший и послушный мальчик на свете?

— Абсолютно точно нет.

— Ух ты, — икает Тэхён. — А омеги из моего класса думают, что ты евнух.

Чонгук не сдерживает на такое смешка, рассмеявшись после заливисто от подобного откровения, прижимая Тэхёна к себе ближе.

— И чем же я заработал такой статус? — всё ещё смеясь, спрашивает Чонгук. Ему было глубоко наплевать сейчас на людей вокруг и возгласы, так как конкурс был в самом разгаре. Чонгук должен был вроде в нём участвовать сейчас, но чёрта с два он отпустит омегу от себя. Не хотелось разлепляться, не хотелось переставать чувствовать искорки в груди от такого Тэхёна. Его Тэхёна. Кошмар! Как же красиво это звучит — его Тэхён. До конца жизни теперь припоминать себе будет, что чуть было не профукал омегу.

— Ну-у, ты такой... — Тэхён, щëлкая пальцами, хмурится смешно, отчего складка меж бровей появляется, — такой... лапуся? — у Чонгука брови взметаются вверх от услышанного. — В общем, ты хороший очень и вообще материться, по их мнению, не умеешь. У тебя крылышки за спиной, и поэтому ты не можешь похвастаться наличием половой жизни. Вот.

— Я не могу похвастаться наличием половой жизни лишь потому, что бета и у нас часто нет постоянного партнёра, а заразиться какой-нибудь гадостью не хочется, — серьёзно говорит Чонгук, заставляя Тэхёна потерять улыбку. — Я не ангел, Тэхён. Вообще не святой. Я такой же человек, как и все, со своими проблемами и закидонами. Я не идеал. Не считай меня таким, чтобы потом вдруг разочароваться.

— Я знаю, — Тэхён немного отстраняется, кладя руки на плечи беты. — Но я готов полюбить тебя любого. В любой реальности и с любыми недостатками. Мне всё в тебе нравится.

— Возможно, наш союз не одобрят твои родители, — тихо начинает Чонгук, отступая назад, сцепляя руки Тэхёна со своими. — Возможно, мой папа будет против тебя, ещё помнивший, как мне плохо было, когда меня бросил Хаку. Возможно, весь свет будет против нас, но даже так, — Чонгук тянет его на себя, утягивая в сторону, подальше от всех, намереваясь сбежать отсюда, — я хочу быть с тобой. Хочу слушать твой голос, хочу обнимать и целовать тебя. Много чего «хочу» и обязательно воплощу это в жизнь. Не сразу, возможно, но мы сможем всё преодолеть. Если я буду знать, что нужен тебе, значит, и остальное меня будет волновать меньше всего.

— Чонгук, — Тэхён чувствует, что задыхается. Задыхается от эмоций, комом стоящих поперёк горла. Задыхается от любви к этому человеку, готовому на всё ради него, сумевшему побороть своих чудовищ и страх, загнавший его в рамки бесконечных стереотипов насчёт бет. Задыхается, потому что воздух вокруг накалился до неимоверной температуры, а Чонгук перед ним такой красивый сейчас, родной и такой... его. — А как же грозы? — улыбается уголками губ омега, вспоминая вдруг автобусную остановку в тот дождливый день. — Их ты тоже не боишься?

— Незачем их бояться. Потому что даже через грохот грома я услышу твоё сердцебиение и оно приведёт меня к тебе...

Дальше — туман. Густой, молочного цвета, растворяющий остатки здравого смысла. Следующим пунктом назначения служит их номер. Тэхён не очень помнит, так как мозги в кашицу превратились, как они прощались с членами своих команд, желая спокойной ночи, как шли через всё поле, не расцепляя горячих рук, и улыбались друг другу влюблённо. Поднимались на второй этаж и открывали дверь, в которую, когда она закрывается, а замок озорно щёлкает, омегу впечатывают, касаясь губ  поцелуем.

Чонгук целует его дико и страстно, забыв про нежность. Поцелуй торопливый и небрежный, их тяжёлые дыхания сбиваются в одно, а ноги сами несут в сторону двухъярусной кровати. В комнате темно, хоть глаз выколи, но буквально на ощупь Чонгук и Тэхён доходят до неё, не выпуская друг друга из объятий. Бета соскальзывает с губ омеги, не убирая ладони со щеки Тэхёна, опускается к шее и оставляет поцелуи-бабочки на линии челюсти, вниз по кадыку, кусаясь и зализывая сразу же свои отметины. Тэхён, закусывая губу до боли, откидывает голову назад, не сдерживая в себе стон, и даёт волю губам Чонгука, улыбаясь совершенно счастливо, теряясь в всполохах удовольствия.

Тэхён перед Чонгуком до безумия красив сейчас настолько, что дышать трудно, не то чтобы соображать. Хочется держать его в своих руках до потери пульса, до последнего вздоха, и не отдавать никому. Ради омеги не жалко себя, не жалко исчезнуть из этого мира, возродиться и снова ждать, когда судьба свяжет их. Потому что всегда, в любой Вселенной они будут вместе. Чонгук в этом не сомневается.

— Я так долго ждал тебя, — шепчет пылко Тэхён, отстраняя бету от себя, и, взяв его лицо в свои ладони, звучно целует в губы, сразу же отпрянув и в глаза, в которых млечный путь сейчас отражался, заглядывая. Омега дышит тяжело, словно бегал до этого, ощущая себя шариком воздушным, который лопнет вот-вот от рвущихся наружу чувств. Даже ноги подкашиваются от прикосновений Чонгука, гладившего его по пояснице. — Не отпускай меня сегодня. Не отпускай меня от себя никогда, — омега зацеловывает всё лицо беты, стараясь не упустить и краешка. — Хороший мой... Родной, — Тэхён жмётся к груди Чонгука, дрожа мелко. В нём сейчас столько эмоций, столько любви... Целый океан, в котором утонуть можно. — Любимый... Чонгук-и... Гук-и... Ti prego...

Здесь не нужен перевод. Чонгук знает, о чём его просят. Видит. И чувствует это пламя, плавящее кожу, ровно так же сильно и почти невозможно, как и Тэхён, чьи слова опять зачаровывают, заставляют сердце бешено биться об грудную клетку. Омега в его руках кажется таким маленьким и хрупким, что Чонгук боится лишнее неправильное движение сделать, чтобы не сломать его. И уже только от этой мягкости Тэхёна, от цветочного запаха, от тела, добровольно ластящегося к нему, от одного взгляда на себе кошачьих тёмно-зелёных глаз, что блестели сейчас, Чонгука ведёт. Возбуждение накатывает с новой силой с каждым вздохом, но Чонгук всё равно спрашивает, целуя омегу в уголочек губ:

— Ты уверен? Ты правда этого хочешь? Чтобы это сделал я?..

— Да, — немедля отвечает Тэхён. Прочь стеснение. Он ждал этого шесть лет! — Я хочу этого. Я хочу тебя, Чонгук.

Тэхён ахает от напора беты, когда его снова заключают в надёжные объятия, обнимая Чона за плечи и отвечая на новый тягучий поцелуй, плавясь в руках Чонгука, чувствуя, как в животе теплеет от предвкушения предстоящего. Волнения нет, о нём и речи быть не может. Рядом с Тэхёном теперь Чонгук, а не Чимин, думающий только о себе. Чон не сделает больно, не посмеет слезам скатиться со щёк и утонуть в волосах. Всё будет аккуратно и красиво. Так, как хотел бы видеть свой первый раз с любимым человеком Тэхён.

С одеждой они расправляются быстро. Немного путаются в рукавах и ругаются на пуговицы, а когда Тэхён остаётся обнажённым, чьё красивое тело ласково очерчивает светло-голубой свет от ночника, включённого бетой до этого, то Чонгук не может не коснуться его, не провести по стройным плечам, вздымающейся груди, задевая подушечками пальцев вставшие соски, продолжая путь дальше, к пупку, опутывая одной рукой после тонкую талию и выдыхая в губы Тэхёна:

— Прекрасен...

Тэхён прикрывает глаза, утопая длинными пальцами в чёрных волосах Чонгука и находя губами его губы, сплетаясь с ним языками и шумно дыша через нос. Больше бета не фантазия, не фантом, которого представлял перед собой Тэхён у себя в комнате на кровати. Он сейчас здесь, с ним, позволяет касаться и изучать обнажённую крепкую грудь, мять плечи и твёрдые бицепсы на руках, сводя с ума окончательно. Чонгук — это синоним к слову «восхищение». Невозможно красив. Тэхёну рядом с ним стоять ровно на ногах трудно и говорить внятно.

Чонгук утягивает Тэхёна за собой на нижний ярус кровати, продолжая целовать ключицы и грудь, когда омега устраивается на нём сверху, выгибаясь кошкой в спине. Бета обнимает его, к себе притягивает, а после опускает руки ненавязчиво на упругие ягодицы, сжимая их. Находит пальцем повлажневшую дырочку Тэхёна и скользит по ней раззадоривающе, вызывая у метиса громкий стон. Омега к подобным махинациям не был готов от слова «совсем», отвлечённый томными поцелуями, потираясь инстинктивно вставшим членом о пресс Чонгука, кусая его за щёку в отместку. Бета на это даже не реагирует, тянет нахально уголки губ вверх и продолжает свою маленькую пытку, наслаждаясь бархатными стонами, сцеловывая их.

— Я... — Тэхён запинается, облизывая губы и пряча краснеющие стремительно щёки в сгибе своего локтя, приподнимаясь. — Я хочу кое-что попробовать... — смотрит так невинно на Чонгука, а после выпаливает: — Хочу сделать тебе минет. Можно же, да? — Чонгук расширяет глаза на такой вопрос, что как ушат с холодной водой срабатывает, оказываясь совершенно не готовым к такой просьбе. Однако тело реагирует как надо, отчего в боксерах, которые он ещё не снял, тесно становится.

— Блять, конечно, — хрипит не своим голосом Чонгук, стараясь расслабиться и не показаться омеге пятнадцатилетним подростком, у которого спермотоксикоз в голову ударил. — Конечно же можно... — и убирает руки от тэхёновой спины, давая полную свободу действий, сдувая чёлку с глаз. В комнате очень жарко, ибо воздух густой и спёртый, заполонённый цветами акации и ветивером.

Тэхён оставляет эфемерный поцелуй у солнечного сплетения, рядом с татуировкой созвездия лисы, и смещается вниз, не давая себе времени передумать, рывком снимая с бёдер Чонгука ненужную одежду. И замирает на несколько секунд, растеряв всю храбрость.

Во-первых, Тэхён собирается сделать минет кому-то в первый раз. До этого он себе как-то смутно представлял эту картину, а сейчас, когда перед ним Чонгук и хочется сделать ему приятно, омега вдруг подвисает, не зная, с чего начать. Ну, то есть... Боже! Как это смущает!.. Тэхён прям ощущает, как краснеет молниеносно не только щеками ещё пуще прежнего, но и всем телом, вибрировавшим напряжённо. Надо бы успокоиться, ведь никто омегу не заставляет это делать, но хочется... Хочется так, что собственный член дёргается, истекая смазкой, шлёпаясь о живот Кима.

Во-вторых, омеги из его класса сплошные лгуны, когда на переменах любят поболтать о достоинствах парней-альф и уж тем более бет, чьи тела были недоступны чаще всего на обозрение. Многие недалёкие считают, что раз родился бетой, то не повезло во всём, забыв про индивидуальность каждого. Чон Чонгук же точно не входил в число обделённых размером. Опять же, Тэхён не много за свои восемнадцать лет жизни членов видел, но член беты ему очень даже нравится. Он не маленький и не подходит под вердикт, вынесенный омегами из класса метиса, но и не громадных размеров, часто которые присуждают альфам. Член беты больше среднего, с выступающими венами и алой головкой. Капелька естественной смазки стекает по стволу Чонгука, за чьей траекторией следит незаметно Тэхён, и падает у основания члена, а у омеги от этой картины холодок по спине пробегает и дыхание прерывается, потому что возбуждение опутывает разум окончательно, фейерверком взрываясь внизу живота.

— У тебя красивый член, — спокойно говорит Тэхён, констатируя факт, перед тем как берёт чужое возбуждение в руку и проводит вверх-вниз, заставляя Чонгука подавиться слюной от неожиданной атаки. Надо отметить, что бета, оказывается, ярый чистоплюй: бритые подмышки и паховая зона, что так нравится Киму. Наверное, потому, что сам не любитель обильной растительности на теле и изрядно посещает салон, где над ним «морально издевались», но зато потом гладенький и чистенький, как младенец.

У беты в глазах темнеет до потери радужки, а сам он хватает за волосы омегу, когда тот только накрывает горячими губами головку, лизнув на пробу уздечку, толкаясь несдержанно ему в рот, но тут же отпрянув испуганно, услышав сдавленный звук.

— Прости, — Чонгук убирает руку от Тэхёна, одаривая его тревожным взглядом, приподнимаясь на локтях. — Прости, я не хотел...

— Всё нормально, милый, — Тэхён спешит его успокоить, поглаживая по напрягшемуся бедру. — Просто позволь мне закончить.

Чонгук кивает, бухаясь обратно на постель и потирая горячее лицо ладонями, убирая их после за голову, мысленно прося себя просто лежать не двигаясь и позволить омеге попробовать себя. Тэхён же, садясь удобнее, сначала целует головку члена, подув на неë, а после вбирает в рот до половины, посасывая. На вкус Чонгук немного горчит, но Тэхёну всё равно нравится, поэтому он делает короткий вдох через нос, плотно обхватывает губами и пытается взять глубже, помогая себе рукой. Мнёт мошонку и поднимает горящие зелёные глаза на Чонгука, что стонет низко и бессильно сверху, придавая этим больше уверенности Киму. Омега больше не боится, когда обводит языком вкусно, выпуская из жара рта с хлюпающим звуком и снова проделывая то же самое, продолжая насаживать на себя, сдерживая рвотные позывы.

— Чёрт, Тэхён-а, — Чонгук умирает. В прямом смысле этого слова. Пытается сдерживаться изо всех сил, чтобы не схватить омегу, не толкнуться грубо и не кончить наконец. Это настоящее мучение, что лишает всякого желания шевелиться, вынуждая задыхаться от того, как хорошо. Под закрытыми веками петарды взрываются, а сердце стрекочет оглушительно. Тэхён вроде как в первый раз это делает — очевидно неумело, но очень старается, чтобы бете было приятно. Так оно и есть. Чонгук уже готов спустить скорострелом от вида пухлых губ омеги на своём члене, но есть ещё Тэхён, и от него бета тоже хочет добиться сладких стонов. — Нет, всё, хватит, — Чонгук отстраняется сам и садится на кровати, хватая омегу за подбородок и целуя, собирая языком с его губ свой вкус. — Дай мне тоже тебя попробовать.

— Чонгук-а, — Тэхён мычит в поцелуй, когда его переворачивают на спину и подминают под себя. Бета проводит языком по нижней губе Тэхёна, оттягивая немного зубами, и наслаждается тем, как жалобно тот стонет, царапая его обнажённые лопатки. Бета скользит в каком-то дразнящем движении по бокам широкими ладонями, гладит бархатные омежьи бёдра и резко впивается пальцами в ягодицы метиса, толкаясь в них без предупреждения и проезжаясь своим возбуждением по трогательно-розовому члену Тэхёна. Ким захлёбывается в собственном стоне, запрокидывая голову назад, из-за чего вьющиеся волнами пряди каштановых волос рассыпаются по белой простыни, и чуть было не стукаясь затылком о спинку кровати, цепляясь за плечи Чонгука крепче.

По венам ток движет, тело не слушается, напоминая пластилин, а внизу живота всё ноет и тянет. Хочется коснуться себя, доставить долгожданное удовлетворение, но Чонгук, будто мысли читая, не позволяет, оставляя поцелуи-укусы вдоль шеи, груди, задерживаясь на сосках, уделяя должное внимание им. Целует в мягкий животик, отчего Тэхён рефлекторно втягивает его в себя, а после его пронзает крупная дрожь, когда Чонгук разводит его ноги шире, кусая за мягкую кожу бедра, закидывая их себе на плечи, и лижет широким мазком языка мокрую дырочку, заставляя Кима потрясённо и высоко воскликнуть его имя:

— Чонгук! — Тэхён, хватая воздух ртом, содрогается от сладкого удовольствия, сжимая руками простыни, пытается свести ноги вместе, но Чонгук не даёт это сделать, опять кусая не больно, и возвращается обратно к промежности омеги, втягивая блестящую на свету кожу в рот. — Гук-и, господи... Чонгук-и... Остановись, пожалуйста, или я так кончу... — из груди вырывается что-то непонятное, хриплое. Ноги становятся ватными, а бёдра дрожат, дёргаясь вперёд, навстречу языку Чонгука, продолжающему с ума сводить. Тэхён хочет было дотронуться до своего изнывающего члена, но бета, замечая это, отталкивает его руку, заменяя своей, и Тэхён бессознательно ударяет ладошкой по стене, потому что это чистое наслаждение, искрящееся и доводящее до умопомрачения, выжимающее из Тэхёна громкие стоны. Наверное, завтра соседи через стенку придут к ним жаловаться... Но как-то похер. Тэхён сейчас сдохнет от языка Чона и ему совершенно плевать, что там кто думает про них.

Через пару минут Чонгук наконец добавляет к своему языку палец, сплёвывая на часто «дышащую» дырочку, что входит легко и безболезненно благодаря обилию его слюны и природной смазки, что на вкус как мёд, как и весь Тэхён. Добавляет второй немного погодя, растягивая омегу на манер ножниц, не спуская глаз с Тэхёна, что ужом изгибается на кровати и умоляет не останавливаться, добавить ещё один палец (или два) и оттрахать его так рьяно, чтобы они вместе потерялись в этом водовороте чувств. Твою ж мать... Чонгуку ещё никогда не было так плохо-хорошо. Тэхён своим скулежом порождает в нём что-то неведомое, необузданное и имеющее какие-то хищные, волчьи черты.

— Хочу тебя, — бьющийся в агонии на кровати Тэхён встречается с затуманенными глазами беты, ныряя в их манящую черноту без опаски захлебнуться, целующего его в плечо, когда поднимается вверх, а после в губы. — Хочу почувствовать тебя внутри. Сделай меня своим, любимый.

Чонгуку не нужно повторять ещё раз. Он склоняет голову к своему плечу гипнотизирующим движением, убирая нависшую на глаза чёлку, и усмехается по-доброму, толкая язык за щёку, заставляя Тэхëна судорожно выдохнуть от этого и сжаться под собой. Хорошо, что из них двоих Чонгук более-менее ещё соображал, а посему он тянется куда-то в сторону тумбочки, доставая оттуда серебряный квадратик презерватива, отдавая Тэхёну, когда тот просит. Коленки омеги сами призывно разъезжаются, когда он расправляется с презервативом, падая обратно на кровать, окидывая крепкое тело беты, нависшего над ним, голодными глазами.

Чонгук входит легко: стенки Тэхёна охватывают его так плавно, будто были точно созданы для беты, а сам омега сжимается вокруг члена Чона. Когда мышцы омеги достаточно расслабляются, Чонгук делает первые толчки медленно, осторожно и аккуратно, стараясь снизить вероятность болевых ощущений до нуля, переживая, что мало всё же времени уделил растяжке. Бета смотрит на Тэхёна внимательно, боясь моргнуть, наблюдая за сменяющимися эмоциями у него на лице, а после он входит по самое основание, давая возможность привыкнуть к ощущению наполненности. На первых секундах Тэхён испытывает небольшой дискомфорт, плотно сжав челюсти, чтобы не всхлипнуть, но, когда боль совсем сходит на «нет», он вдруг теряется в острых ощущениях, которых слишком много, и все они разные, разноцветные и яркие настолько, что верится в них с трудом. Всё, что было «до», забывается, а перед собой он видит лишь сосредоточенное лицо Чонгука, вызывающее лёгкую улыбку.

— Со мной всё в порядке, — гладит бету по щеке Тэхён утешающе. — Ты можешь продолжать.

— Точно? Тебе не больно? Мы можем остановиться, если...

— Нет, Гуки. Поверь, всё действительно хорошо. Двигайся, пожалуйста.

Когда глубокие вдохи постепенно перерастают в чувственные стоны, Чонгук, не встречая больше сопротивления, увеличивает понемногу амплитуду толчков, держа Тэхёна за талию, двигаясь с каждым новым разом размашистее, настойчивее. У беты перед глазами всё плывёт, когда Тэхён вновь сжимает его мышцами и стонет в унисон с ним, накрывая своими ладонями его руки, а после переплетая пальцы, обхватывая ногами его торс. Чонгук любуется омегой, впитывает в себя губкой каждый звук, вырвавшийся изо рта Тэхёна, и не может ими насытиться. Тэхёну же хочется заплакать от ярких ощущений, от красоты их сплетённых тел и любви, которой весь номер пропитался, эхом ударяясь о стены. Он почти хнычет, когда Чонгук вдруг останавливается, решив сменить позу: он берёт его за лодыжку, приподнимая ногу вверх, целует коротко щиколотку и, обнимая за колено, толкается в омегу сильнее, грубее, а Тэхён стонет сдавленно, чувствуя, как член беты входит в него ещё глубже, достигая простаты. Омега сам подаётся навстречу, отвечая с не меньшей страстью, наслаждаясь пламенем, льющимся по венам.

Тэхён сообразить не успевает, как Чонгук переворачивает его легко на живот, и теперь омега стоит на кровати на четвереньках, опираясь на руки. Не проходит и секунды, как Чон врывается в него снова, огладив перед этим поясничные ямки, сразу набирая скорость, встречаясь с бёдрами омеги громкими хлопками. До этого было всё размеренно, будто они привыкали к телам друг друга, изучая их, а теперь же спокойствие испаряется, заставляя Тэхёна забыться и всеми силами стараться не упасть на кровать лицом. Им точно завтра влетит за устроенный шум. Стенка кровати неумолимо долбится о стену, что просто невозможно проигнорировать, как и громкого Тэхёна, дорвавшегося до желаемого, воплотившего сегодня все свои мечты одним разом.

— Sì, amato, (Да, любимый) — бормочет Тэхён сквозь стоны, комкая в ладонях простыни в тот момент, когда Чонгук вталкивается особо глубоко, терзая заветный комочек нервов, отчего природная густая смазка пошло хлюпает и стекает грузно по внутренней стороне бёдер. Будь Тэхён сейчас в себе, то обязательно бы смутился от собственного развратного вида, но он лишь помогает бете, млея от его руки, что сжала волосы на затылке в кулак. — Sì!

Хорошо настолько, что весь мир становится неважен. Чонгук почти уверен: если бы сейчас рядом взорвалась бомба, он бы вряд ли обратил на неё внимание. Сейчас всё естество Чонгука было сосредоточено лишь на Тэхёне, его отзывчивом теле, на котором постепенно расцветали бутонами метки беты и высоких стонах, что лучшей мелодией для Чонгука служат. Хочется развалить Тэхёна на части, собрать и расцеловать снова, сказав обжигающее душу «Я люблю тебя». Чувствуя стремительно приближающийся конец, Чонгук рывком притягивает к своей груди омегу, что жмётся сразу к нему мокрой спиной, определённо почувствовав яростные ритмы сердца беты, заводя руку назад и пачкая пальцы в черноте волос Чонгука. Бета выцеловывает дорожку у омеги на лопатке, зарываясь носом в загривок, делая особо мощные последние толчки.

Оргазм накрывает их одновременно: коктейль яркого, долгожданного удовольствия плавной волной накрывает их, пронзая своими острыми стрелами каждый сантиметр двух приклеенных друг к другу тел, начиная с головы и заканчивая пальцами на ногах. Тэхён кончает на смятую постель, немного заляпывая живот, а бета, находясь ещё в плену мягких стеночек омеги, в презерватив, уронив голову ему на плечо. Они беспомощно валятся на кровать: Чонгук на спину, а Тэхён умещается сверху на его груди, целомудренно целуя его в мокрый лоб и ловя неспокойное дыхание с губ своими.

— Ты самый лучший, — рокочет Тэхён, улыбаясь лучисто. Он жутко устал, а по телу сладкая нега растекается. — Ты в курсе же, да? Мне так хорошо ещё не было ни с кем.

— А ты в курсе, что я люблю тебя? — улыбается в ответ омеге Чонгук, мазнув губами по его щеке, опутав руками. — Надеюсь, что да.

И ничто, по мнению Тэхёна, в этот момент не может разрушить этот маленький рай между ними, в котором они пребывали сейчас, влюблённые и совершенно, абсолютно и бесконечно счастливые, спрятанные и защищённые собственными светлыми чувствами от всех невзгод.

Ничто и никто.

Никто...

Ни...

...кто.