Сердцебиение гроз

У всех нас свои представления о чудовищах. У кого-то это те самые монстры под кроватью, ждущие, пока мы уснём, чтобы напасть и властвовать над снами; у кого-то это лишь слово, выражающее отношение к другому человеку. Бесконечно можно подбирать вариации и у всех будет что-то своё, похожее или нет на других.

Чонгук не уверен, к какой категории может себя отнести, но зато он ясно помнит, из-за чего родилось его чудовище.

Это был конец лета. Дождливый и холодный, словно осень уже наступила. Чонгуку было шесть лет, когда он заболел дифтерией. И пусть он тогда ещё считался дошкольником, речь многих взрослых Чонгук понимал отчётливо. Дом, если его таковым можно было назвать, был всего в пять этажей и считался непригодным для жизни и требовавшим срочного ремонта или вообще сноса. Однако люди продолжали заселяться, не торопясь выезжать из квартир, где стены картонные и окна светятся. Чонгука всегда интересовал вопрос: кому в голову могло прийти построить здесь пятиэтажку насыщенного кирпичного цвета, местами имеющую глубокие трещины в стенах и отвалившуюся штукатурку? Магазинов в данном районе города мало, деревья почти не растут, кроме редких старых яблонь, до центра добираться нужно было с пересадками, а ночью вообще лучше не высовываться, чтобы ненароком не натолкнуться на пьяниц и попрошаек.

Квартира, в которой жил Чонгук со своими родителями, досталась им от бабушки, которую бета совершенно не помнит. Она бы в гробу перевернулась, узнай, что из себя представляет сейчас её когда-то уютная и светлая квартира. В ней почти ничего нет: родители всё распродали, тратя после на выпивку, чтобы в очередной раз посетовать на сучку-судьбу. Чонгук действительно не понимает, как он умудрялся там выживать, пока не попал в больницу. Может быть, потому, что у него была своя комната, в которой он вечно сидел, на сотый раз пересматривая книжки, что находил в квартире, срисовывая картинки из них в потрёпанную тетрадь, что тогда считалась самым настоящим сокровищем. А может, ему просто везло.

Отец-альфа беты — бывший трудяга с завода, где когда-то работал механиком, попавший под сокращение. Папа-омега же работал в прошлом в цветочном магазине, но тоже не сумел реализовать себя в данной профессии: не имеющий среднего профессионального образования, он не мог пойти куда-то ещё, где бы платили побольше. Не мог или не хотел — в случае папы Чонгука это два синонима. Как они нашли друг друга, бета, конечно же, не знал, но точно знал другое: он нежеланный ребёнок. Зачатый случайным образом, по пьяни, и родившийся только потому, что бабушка настояла. Отец не стеснялся в выражениях, когда обращался к нему, прямым текстом называя сына «лишним ртом» и «выродком», на которого приходилось тратиться. Папа сначала было защищал, ругал мужа за подобные слова, а когда Чонгук подрос и к пяти годам выяснилось после обязательного похода к педиатру, что мальчик принадлежит к рангу бет, а не альф и даже не омег, то сам стал не отставать от мужа.

Бета.

Казалось бы, что это простое слово из четырёх букв ничего не значит, но для Чонгука это был приговор.

Ни для кого не секрет, как именно относились к бетам в обществе и как неохотно их принимали на работу или в ту же школу, не собираясь портить «идеальность». Ведь — как принято считать уже миллионы лет — безупречно и красиво — это когда альфа и омега, а всё остальное — погань, демонстрировать которую в обществе нежелательно, чтобы не стать объектом насмешек и не получить камнем в лоб. Человек, рождённый бетой, может быть хоть вундеркиндом, имея прекрасное высшее образование и красный диплом, но на него всё равно посмотрят в последнюю очередь на собеседовании при приёме на работу и возьмут, возможно, того альфу или омегу, что по пальцам считает до сих пор.

Таков их мир. Жесток и несправедлив. Место под солнцем доставалось не каждому, и Чонгук явно не входил в их число, сидя в своей тёмной комнатушке, спя на старом матрасе и укрываясь по ночам прохудившимся пледом. Друзей как таковых не было, ибо с ним никто не хотел общаться, потому как он бета. «А вдруг он социально опасен?» «А вдруг он чем-то заразить может?» «А вдруг он может плохо повлиять на моего ребёнка?..» И подобных «вдруг» было много. Самое обидное, что у них во дворе никого, кроме альф и омег, не было, так что Чонгук предпочитал оставаться один и беречь коленки с лицом от ссадин.

Соседские мальчишки-альфы такие злые! Постоянно требуют то за яблоками на дерево залезть, то вообще украсть для них из ларька шоколадки. Чонгук хоть и маленький, но на уловки по типу «мы с тобой поделимся» или «будешь нашим командиром в следующей игре» не вёлся. Всё равно новых синяков было не избежать. Опять-таки тогда Чонгук уясняет для себя ещё одно правило: смотреть на омежек — пусть они красивые и пахнут сладко, а кожа у них мягче и нежнее — категорически запрещено, потому что всегда найдутся альфы, готовые тебе едва ли не глаза выколоть за них. Поэтому, когда одна из симпатичных омежек с их двора дарит просто так шоколадную конфету Чонгуку, потому что у неё сегодня день рожденья, бета не раздумывая выкидывает её, чтобы не получить новую порцию тумаков. Бета никогда не забудет грустное лицо омежки и полные слёз глаза, но Чонгук не мог иначе: так он себя защищает. Родители всё равно не пойдут разбираться с задиристыми альфами.

Они вообще, если быть честным, не интересовались, что и как их сын. Где гуляет, почему с синими коленками постоянно и почему такой хмурый закрывался у себя в комнате. Их главная функция заключалась, по их мнению, в том, чтобы накормить, помыть, переодеть и всё. Чтобы где-то был, но не рядом, не ноя и не капая на нервы, не мешая «отдыхать». И пусть они были ужасными родителями, Чонгук любил их. Ближе них — никого нет. Да, безусловно, он завидовал тем мальчишкам и девчонкам, которых папы и мамы обнимали, целовали в щёки и угощали вкусняшками; Чонгук научился справляться с этим ноющим чувством в груди, закрывая глаза и уши ладонями. Он вообще не ест шоколад! Вот! Не любит потому что, а вот яблоки — да!

И если до этого бета считал, что хуже быть не может, то он горько ошибался. Чонгук очень хорошо помнит тот день, когда он зашёл с улицы, промокший до нитки, потому что шёл дождь, а добрая соседка из соседнего дома угощала пирожками, забежал в свою комнату и замертво упал на импровизированную кровать. Утром его трясло, а горло болело так, что слово выговорить нельзя было. В больнице, куда его увезли родители, быстро выяснили, что у него дифтерия и потребуются деньги на вакцину, чтобы спасти ребёнка…

Это был… последний день, когда Чонгук видел своих родителей. Лицо отца он не запомнил, а вот отчего-то рыдающего у него на больничной кровати папу — да. Чонгук тогда думал, что это из-за него, из-за его побитого состояния и лица, что белее мела было, сливаясь с цветом подушки.

На самом деле нет.

Это было, оказывается, прощание.

Отец отказался искать нужную сумму денег, наплевав на сына, уверенный в том, что, даже если и умрёт, сделает себе только лучше. Всё равно ведь бетой родился. Смерть куда лучше, чем терпеть пожизненные косые взгляды и даже не второе, а третье связывающее по рукам и ногам место. Да и что они, его родители, могли ему дать для хорошего будущего? По тем же стопам пошёл бы, пропадая на дне, в алкоголе и грязных делишках. Именно этим он убеждает папу оставить сына на произвол судьбы, а самим убраться из больницы, да поскорее, чтобы не привлекать к себе внимание, ибо уж что-то сильно ими заинтересовался педиатр данной больницы — Чон Гуанмин.

Дальнейшие события — как в тумане. Чонгука куда-то везут, говорят что-то, а после резкая боль в руке, лёгкие поглаживания по влажным волосам и поцелуй в лоб.

Когда Чонгук просыпается, то палата кажется совсем не такой, где он лежал до этого. Она больше, просторнее, а кровать мягче. На тумбочке в вазе лежат фрукты, к которым Чонгук боится пока притрагиваться, хотя очень хочется, и стоит графин с водой. Через широкое окно на него смотрела большая луна в окружении своих подружек-звёзд, словно подмигивающих бете своим сиянием. К большому удивлению мальчика, слабости во всём теле не было, а в груди не сдавливало, будто на неё положили огромные бетонные плиты. Ему даже удаётся сесть на постели и осмотреть свою новую палату, куда его переселили после получения вакцины. Бесспорно, здесь Чонгуку нравится куда больше, особенно подушка, что как пух, и которую очень хотелось забрать домой.

Последующие дни Чонгук под тщательным наблюдением врачей верно идёт на поправку, начиная улыбаться и смеяться с глупых историй доктора с милой улыбкой и добрыми глазами. Дядя Гу — так его просит называть доктор, когда в палате кроме них никого не было. Чонгук понятия не имеет, почему Гуанмин-ши возится с ним больше остальных, оставаясь у него в палате дольше положенного и приносит всякие вкусности, которые раньше бета только на картинках или по телевизору видел. Но он совершенно не против компании взрослого. Гуанмин ему нравится, даже очень. Он омега, от него вкусно пахло карамелью, и Чонгук готов поспорить с каждым, что лучше сладости в этом мире просто нет. С Гуанмином Чонгук не чувствует себя одиноким, болтая без устали.

Так проходят два дня… три… четыре… неделя. Но отец с папой всё не приходят и не приходят. Словно забыли, а ведь Чонгук уже совсем здоров. Даже дядя Гу так считает, называя его «силачом», потому что он смог победить такую непростую болячку. Он скучает. Очень скучает по папе и даже по хмурому лицу отца. Скучает по книгам, что аккуратно складывал на полку, по тетради, в которой рисовал цветными карандашами, по своей комнате и двору, где стоят качели. Но почему-то родителей всё нет и нет…

Все ответы на вопросы находятся одним вечером, когда Чонгук ещё не спит, потому что Гуанмин сказал, что зайдёт к нему и закончит рассказывать сказку про рыцарей и драконов. Бета подскакивает радостно, когда слышит за дверью знакомый голос любимого доктора, и спешит слезть с кровати, чтобы открыть ему двери, как самый настоящий джентльмен. Подбегает, улыбаясь во весь рот, шлёпая босыми ногами по кафелю, приоткрывает дверь и видит Гуанмина, стоящего к нему спиной и разговаривающего ещё с какими-то двумя дядями в чёрных костюмах, держащими документы в руках.

Чонгук хочет уже было окликнуть мужчину, но замирает на пороге палаты, теряя улыбку и чувствуя, как что-то лопается у него внутри с характерным треском, царапая своими осколками внутренности до крови, когда слышит это.

— С усыновлением не будет никаких проблем, мистер Чон, — говорит один из мужчин. — Настоящие родители отказались от этого мальчика-беты, поэтому вам не стоит по этому поводу так переживать. К тому же ваш муж очень поспособствовал быстрому процессу с документами. Теперь это официально ваш сын, Гуанмин-ши.

— Слава богу, — выдыхает облегчённо Гуанмин, ликуя в душе, что получилось быстро забрать к себе мальчика, которого он полюбил всем сердцем, с первой минуты кажется, пообещав, что сделает всё возможное и спасёт бету, став ему после самым лучшим родителем на земле. — Спасибо вам огромное.

Он пожимает руку каждому из мужчин, кланяясь им и, дождавшись, пока гости скроются за углом коридора, разворачивается, натыкаясь глазами на бесцветное лицо Чонгука, в больших чёрных глазах которого стояли слёзы. Нет сомнений, что мальчик всё услышал и понял смысл слова «отказались», оттого и стоял сейчас ни жив ни мёртв. Будто брошенный на улицу под дождь щенок, чьё место теперь — улица и коробка из-под обуви на мусорке.

— Чонгук-а, милый, — Гуанмин подходит к нему, почти бежит, садясь на корточки и беря в руки холодные ладошки беты. — Ты чего, эй? Всё хорошо. Испугался, что ли?

— Они… — всхлипывает Чонгук, совершенно не понимая, почему так свербит в груди, а дышать становится труднее. Слёзы застелили глаза, делая мир размытым. — Они больше… не придут? Они… бросили меня? Оставили? Я больше не их? Я больше… ничей?

Гуанмин не сдерживается, обнимает порывисто худое тельце, поднимая на руки, и заходит в палату. Подходит к кровати, садится на неё, укачивая как младенца мальчишку в своих объятиях, целуя макушку.

— Никогда так больше не говори. Никогда, слышишь? — обращается к рыдающему навзрыд Чонгуку Гуанмин, сам теряя голос и чувствуя, как по щекам текут слёзы. — Ты мой. Ты мой сын, мой ребёнок. Ты не один, у тебя есть я. Забудь всё, что было до этого в твоей жизни, этого попросту не существовало. Это был лишь плохой сон, и вот — ты проснулся, и я рядом. Твой папа. Не плачь, Чонгук-а. Не плачь.

Не получается! Чонгук пытается остановиться, пытается утирать слёзы со щёк, но они всё бегут и бегут, не думая прекращать. Его уже трясёт от этих рыданий, но боль в груди не утихает — только больше разгорается, нашёптывая своим противным голосом, что Чонгука бросили собственные родители потому, что он бета. Что не смог бы оправдать их ожидания в будущем. Что не любили его никогда, поэтому так легко и отказались.

Именно тогда Чонгук встречается лицом к лицу со своим чудовищем, что пробирается в душу и остаётся там, вырастая с каждым разом, когда подобное дерьмо случается. Это заставляет повзрослеть своевременно, принять эту реальность и приспособиться к жизни, научиться отвечать колко на обиды и драться хорошо, чтобы никто не мог подумать, что раз ты бета — значит ни на что не годен. Чудовище заставляет затаить злобу ровно на каждого альфу с омегой и не подпускать к себе близко, не давать возможности пробраться к сердцу и растопить весь лёд. Потому что все они рано или поздно всё равно либо бросят его, либо плюнут в душу.

Следующая остановка — дом Гуанмина, куда переезжает Чонгук сразу после выписки. Ни вещей, ни документов при нём не было, поэтому омеге пришлось сильно похлопотать, чтобы ни у кого из любопытных не возникло вопросов, что это их с Сыкгваном сын. Пусть и приёмный, но уже любимый. Приходится очень долго привыкать к новому дому, новым правилам и прочему «новому». И если справиться с этим худо-бедно получается за год, то вот подружиться с мистером Чон Сыкгваном — не очень. До двенадцати лет (Чонгук клянётся) боялся его как огня, уже после смирившись со всеми его требованиями и привычками «воспитывать».

— Никто не посмеет упрекнуть тебя в том, что ты родился бетой. Ты будешь расти, развиваться, учиться и всех их переплюнешь, доказав им, а в первую очередь — себе, что бета — это не приговор, — эти слова отчима впечатываются в память навсегда.

И Чонгук не может не благодарить этого местами сурового, но рассудительного альфу, сделавшего из него того, кем он сейчас является. Грех жаловаться на что-то, потому что у Чонгука есть всё, о чем он мечтать не смел. Ему подарили семью, родителей и возможность стать счастливым. Пусть проблемы никуда не делись, но они не так остро ощущаются, как было до. По крайней мере у него появились друзья и дом, куда хотелось возвращаться.

Школа, которую выбирает для Чонгука Сыкгван, частная, но имеющая хорошую репутацию. Программа обучения здесь трудная, но Чонгук не первый и точно не последний пришедший в эти стены за знаниями. Бете «Минлё» нравится, когда он видит её впервые, стараясь не отставать за Гуанмином, держащим его за руку, ведя за собой. Первую неделю учёбы Чонгука окутывает эйфория от происходящего в его жизни, а вот уже на вторую прошлое всё-таки напоминает о себе.

Пусть на нём теперь и дорогие вещи, это не отменяет того факта, что он по-прежнему бета. А в «Минлё» для них свои правила. Сидеть можно было только на задних партах в классе, в столовой обедать за специальными столиками, не рваться подружиться со всем и каждым, потому как этого никто не оценит. За исключением некоторых… Не то чтобы их класс был неадекватным, но были такие, что не могли и дня, кажется, прожить, чтобы как-то не задеть словом или не упрекнуть в том, что беты учатся с ними вместе — с альфами. А раз так, то должны покоряться им, подобно омегам. Почему-то все считали, что раз человек — бета, то определённо чем-то схож со строением тела, физиологией и повадками омег. Чонгука это просто неимоверно бесило, когда в более старшем возрасте он начал понимать выражения по типу «недопассивчик» или «однояйцевые».

С классом Чонгук вёл себя отстранённо. Помогал и общался только с теми, кто сам того хотел. Держался «своих», не грезя о друге-альфе и уж точно омегах, учившихся в параллели, часто заглядывавших к ним в класс. В школе он не прославился как ботаник, но учиться любил и впитывал в себя новые знания как губка, не хотя разочаровывать родителей. «Их деньги должны окупаться», — думал Чонгук, оставаясь на дополнительные после уроков и кружки по изобразительному искусству, развивая свой талант. Как оказалось, у Чонгука очень даже неплохо получалось рисовать. Но если рисовать Чонгук любил по настроению, не считая это делом своей жизни, то спорт он уважал больше. Волейбол, софтбол,Игра с мячом, разновидность бейсбола кюдо,Искусство стрельбы из лука баскетбол, регбиСпортивная командная игра с мячом овальной формы на площадке, который игроки передают друг другу руками/ногами, стараясь пересечь линию ворот противника. — всё подходит.

Но не всем, однако, жилось мирно и спокойно у них в классе, каждодневно стараясь напоминать, что Чонгук, как и остальные беты, должен сидеть тихо и мирно, не рвясь на пьедестал славы.

— Это моё место! — Чимин ударяет со всей силы по парте Чонгука, заставляя того вздрогнуть от неожиданного вторжения в его мир. Бета поднимает непонимающий взгляд на гаденько ухмыляющегося альфу, за которым стояли ещё двое одноклассников. — Вали отсюда. Ты слишком близко сидишь к избранным, — и плевать, что Чонгук сидит здесь уже третью неделю.

Пак Чимин — местная восходящая звезда школы, любящая побесить и непристойно повыражаться в сторону тех, кто слабее его. Подобным образом он самоутверждался, после чего ему альфы чуть ли в ладоши не хлопали, стремясь с ним подружиться и войти в «команду» таких же отмороженных, как и он. Чонгук искренне не понимал, что в этом Чимине такого особенного, раз к нему так все липли. Да, он альфа, да, у него состоятельные родители и богатая родословная, да, у него красивая мордашка, но это всё меркло, стоило только Паку открыть свой рот. Помнится, как-то в четвёртом классе ему призналась бета в симпатии, так Чимин не только разнёс эту весть по всей школе, сделав посмешищем бедного мальчишку, но и по носу зарядил, чтобы неповадно больше было. Даже после такого его «слава» не угасла. Видимо, Чонгук просто не из этой Вселенной, раз не понимает этой «крутизны». Благо он не один такой «непросветлённый» оказался.

— Он здесь сидит с начала учёбы, — заступается за Чонгука Юно, что сидит сразу за бетой, потесняя наглого альфу назад. — Отвали от него. Если тебе захотелось кого-то подоставать, то иди и вынеси мозг столбу.

— Что сказал? — хмурит брови Чимин, засучивая рукава рубашки. — По зубам давно не получал?

— А ты? — поднимается со своего места Чонгук, вставая рядом с Юно. Он же вроде хён ему, значит не должен сидеть и отмалчиваться в стороне. Да и вообще, это ведь его парта. Сам должен за себя постоять. — Иди на своё место, а от нас отстань.

— Вы посмотрите только, — говорит один из одноклассников, выглядывая из-за спины Чимина. — Эти две беточки совсем страх потеряли. Не пора бы нам их проучить, Чимин-а?

— Согласен, — хрустит показательно костяшками пальцев Пак.

Как итог — они разукрашивают друг друга синяками, а после стоят толпой у директора, слушая нравоучения. Только это уже пройденный этап и всем прекрасно известно, что Чимин продолжит насмехаться, а беты — давать отпор. Не все, конечно, но те, кто не боялся — точно. Таким вот образом у Чонгука появляется первый лучший друг — Со Юно. С ним они как не разлей вода становятся, «сражаясь» с дискриминацией бет в их школе. Благодаря Юно у Чонгука появляется много знакомых по общим интересам и «беде». В школу теперь хочется ходить, чтобы не только учиться, но и общаться с друзьями. Даже Чимин с его подколками меркнет на этом фоне. Чонгук научился не обращать на него внимание, игнорируя все попытки задеть его.

Всё становится хорошо. Чонгук может смело назвать себя счастливым. У него есть всё, что для этого состояния нужно: родители, дом, настоящие друзья и возможность заниматься тем, что интересно, пробовать что-то новое. Он по-прежнему осторожничает в выборе друзей и тех, кого можно подпускать ближе, чем на расстояние вытянутой руки, но это не мешает ему оставаться хорошим, чутким, уверенным в себе и своих возможностях парнем. Таким, каким бы хотели его видеть Гуанмин и Сыкгван.

Жизнь кардинально меняется только в четырнадцать лет, когда Сыкгвана повышают в должности на работе и теперь он должен был работать в филиале, что находился в Японии, в городе Фукуока.

— Ну нет, — ноет Юно, сквашивая страдающее лицо, когда они гуляют по парку и Чонгук рассказывает ему, что уезжает из страны. — В смысле ты переезжаешь? А как же Минлё? Почему ты не хочешь доучиваться здесь, с нами? Что я буду делать без тебя? Я ж пропаду. Помру от скуки, серьёзно.

— Не помрёшь, — подбадривает его Чонгук. — Я бы не поехал, будь на то моя воля, но решение уже принято. Родители сняли там квартиру, и в конце декабря мы переезжаем.

— Капец, — дует губы Юно, складывая руки на груди. — Надеюсь, твоего отца уволят, и вы вернётесь обратно.

— Не шути так, — хлопает его по плечу Чонгук, посмеиваясь. — Вдруг там, в японской школе, мне повезёт больше с классом, чем здесь. Там вроде полояльнее к бетам относятся.

— Хах, хочешь сказать, что будешь зажигать в новой школе, а я терпеть этого придурка Пака? Ну спасибо.

— Целое лето прошло, может, он изменился в лучшую сторону, — падает на скамейку Чонгук, закрывая глаза, ибо солнце нещадно светило прямо в них. — Может, наконец-то нашёлся кто-то нормальный, что смог его вразумить.

— Скорее ненормальный, — хохочет невесело Юно, садясь рядом с другом. — У нас такие грандиозные планы были на этот год. Ты вообще не вовремя со своим переездом.

— Я же не на Марс уезжаю. Мы можем переписываться и звонить друг другу по видеосвязи. Я всегда готов буду с тобой поговорить. Хоть ночью, хоть днём.

— И даже слушать моё нытьё о том, что наш Хисын — самый красивый бета на свете? — поигрывает бровями Юно, расплываясь в улыбке. Что касается Ли Хисына — их одноклассника-беты — то здесь можно часами слушать речи Юно о том, какой он умный, прекрасный, ненаглядный, волшебный и тому подобное. Надо сказать, что Юно на него начал заглядываться, находя его довольно милым и интересным в общении, предположительно со второго класса начальной школы. Даже как-то Чонгука приревновал к нему, но всё обошлось мирно. Чонгук вовремя успел объяснить другу, что просто помог донести портфель Хисыну до остановки, потому что помимо него тот нёс в руках ещё и какие-то книги.

— Если только после меня, — делает невозмутимое, мужественное лицо Чонгук, откидывая чёлку назад, открывая вид на лоб и брови. Юно на это реагирует смешком и пихает Чона в плечо, отчего тот едва ли со скамьи не валится.

— Полегче, Гук-ши. Посмотри на свой нос и успокойся. На тебя может клюнуть только либо, — загибает один палец на руке Юно, — совершенно слепой человек, либо, — загибает второй, — полный дурачок.

— Не понял, — возмущённо пыхтит в сторону Юно Чонгук, напрягаясь всем телом, выпячивая грудь вперёд. — Чем тебе мой нос не нравится? Не слышал что ли, что чем крупнее нос, тем больше… кхм! — одёргивает себя бета, ибо старушке, что проходит мимо них, явно не понравится продолжение предложения. — И вообще, мне часто говорят, что я весьма симпатичный.

— Папа не считается.

— Пошёл нахер, Юно! Я про омег вообще-то.

— Покажите мне этих дурных омег, и я им всё-всё о тебе поведаю. Особенно о тех фотках с похода, когда ты решил поставить палатку рядом с прудом, чтобы лягушкам подпевать, ибо «что-то они ноты высокие не тянут, дай покажу как надо!», — цитирует пьяного бету Юно.

— Всё ещё иди нахер, Со Юно!

— Я серьёзен как никогда, Чонгук. Я понял бы, если бы на тебя заглядывались беты, а вот омеги в нашем случае… мечта.

— Почему же?

— Потому что надо смотреть правде в глаза. Нормальная омега не выберет бету, потому что инстинкты рано или поздно возьмут верх, и она захочет альфу.

Чонгук на это ничего не говорит, лишь переводит взгляд на заросший пруд вдалеке, на котором обычно можно было встретить много уток. Он совершенно согласен со словами друга, потому как мечты в их случае нереальны. Их мир так устроен, чтобы альфа и омега создавали союз, и лишь немногие решались «посмотреть» на бет. Таких сразу же заносили в «чёрный список», не всегда понимая данный поступок и не желая его принимать.

Чем же руководствуется этот омега, пополняя периодически школьный шкафчик Чонгука сладостями и маленькими открытками-сердечками, неустанно напоминая о своём присутствии в библиотеке, в которой бета обычно делал домашнюю работу по четвергам, и на матчах по софтболу, крича громче всех, кажется, его имя, хотя он его вроде не говорил — бета не знает.

Не знает, почему он не обиделся на него, когда Чонгук накричал, испугал, даже не извинившись после. Он наоборот искал встречи, специально или нет каким-то волшебным образом появляясь из неоткуда в компании Хисына, с которым успел подружиться, там, где был Чонгук.

Ким Тэхён.

Первоклашка из первого класса средней школы. Приехал из Италии и уже успел привлечь к себе внимание не только омег, не понимавших его от слова «совсем», почему он общался по большей части с бетами школы и не поддерживал порядки «Минлё», но и альф. Чонгук бы не обратил даже внимания, забыв о том инциденте с мазью, но, похоже, это не входило в планы самого Ким Тэхёна. Чонгук не делал абсолютно ничего, чтобы как-то выделиться из толпы, но стоило ему пересечься взглядами мимолётно с Тэхёном, так тот сразу делался красным, как помидор, становясь неуклюжим. То в дверь врежется, то на ровном месте запнётся и свалится на пол, то вообще на себя что-нибудь опрокинет в столовой.

— Ты уверен, что он не опасен? — спрашивает как-то Чонгук у Хисына, когда они сидят вместе в библиотеке. Даже странно, что запах цветов акации в воздухе не чувствовался, щекоча обонятельные рецепторы беты. Обычно он всегда рядом, если Гук в библиотеке. — Вы так подозрительно много проводите вместе времени.

— Ты что говоришь такое? — смотрит на одноклассника как на дурачка Хисын, и Чонгуку даже неловко становится, что он вообще об этом заикнулся. Ведь на самом деле Тэхён не представлял никакой угрозы. Он больше напоминал их, бет, чем «своих», с которыми, по идее, и должен тусоваться. Он наоборот стремился к равноправию всех полов и рвался защищать тех, кто не решался дать отпор стереотипам. — Тэхён  — просто лапочка, он на нашей стороне. Не такой противный и злой, как остальные. Мы с ним друзья, и я доверяю ему как себе. Ему даже на Чимина всё равно, представляешь! А это уже признак хорошего вкуса, — смеётся хрипло Хисын.

Кстати, да! Это действительно поражало больше всего остального. Тэхён не реагировал на попытки Пака завоевать его внимание, тем самым только зля его больше и больше, а получали за это, естественно, беты. Чонгук никогда не забудет тот случай в спортзале, когда Тэхён поставил на место Пака. Это было больше, чем просто «вау!». Однако даже после такого Чонгук искренне не понимал, что Тэхёну нужно было конкретно от него, раз к нему было такое повышенное внимание.

Все эти конфетки-печеньки-открытки, конечно, милые, но Чонгук не особо стремился им довериться. Старался избегать встреч с омегой и вообще не обращать на него внимания. Он «смотрит» на Тэхёна по-другому, как на омегу, а не как на надоедливого мальчишку только после слов Юно, когда они убирают класс, так как сегодня их очередь дежурить.

— Дурак что ли или притворяешься? — Юно даже со шваброй в руках замирает, стоит только Чонгуку закончить жаловаться на очередную «не специально» организованную встречу с омегой на площадке для отдыха, а потом волшебное появление в рюкзаке Чона маленькой бутылочки воды, потому что Чонгук жаловался на жару, а Юно так и не сходил за минеральной водой в буфет. — Тебе чуть ли не сотню раз на дню в любви признаются, а ты тупишь до сих пор? Радоваться надо, что на тебя, страшила, такой красавчик клюнул!

— В смысле «любви»? — звучит словно на инопланетном языке данное слово для Чонгука. — Сам-то понял, что сказал? Где я и где этот Тэхён. Скорее небо рухнет, чем я ему понравлюсь.

— Я в тебя сейчас шваброй запулю! Серьёзно? Ты ещё сомневаешься в том, что этот итальянец на тебя запал? Зачем он тогда тебе все эти милости подкидывает и краснеет, когда ты смотришь на него? Может, ты и не заметил этого, но вот я — очень даже. Думаешь, зачем тебя Хисын таскает посмотреть на репетиции в танцевальный класс? С ним посидеть что ли? Сто процентов, это Тэхён его попросил, чтобы покрасоваться перед тобой. Да все омеги так делают! Так сказать, завлекают в свои сети.

— Похоже, ты дорам пересмотрел, раз несёшь такую чушь.

— Дубина, — заключает Юно, закатывая глаза и клацая языком. — Стоеросовая, — и у виска пальцем крутит.

— Хорош обзываться!

— А ты хорош прикидываться глупцом! Тебя скоро Чимин с потрохами сожрёт, потому что всё внимание своё Тэхён уделяет тебе, забив на Пака с высокой колокольни.

А вот это уже серьёзно заставляет задуматься и посмотреть, наконец, на Тэхёна с другой стороны. Все точки соединяются всего за один день, и Чонгук впервые в жизни теряется от этой правды, не готовый к ней абсолютно, не понимая, что делать. Советоваться с родителями как-то неловко, а в интернете полная херня написана. Чонгук столько там нашёл, начиная от «мы счастливы с моим парнем-бетой, и у нас уже третий ребёнок подрастает», до «пришлось развестись, потому что ей стало стыдно выходить со мной в свет и демонстрировать как своего мужа». И кому верить после этого?

Чонгук решает полагаться на себя, на свою интуицию и сердце, всё ещё помнившее, что не всех можно подпускать к себе. Да, Тэхён — красивый омега. У него глаза необычного тёмно-зелёного цвета, у него волосы вьются на концах прядей, а сам он словно солнечный свет в человеческом обличии. Им хочется любоваться, восхищаться. С ним хочется подружиться и расспросить о чём-то таком, что будет известно только ему одному. Неудивительно, что Чимин приглядел его себе. Будь Чонгук на месте Пака, тоже бы попытался побороться. Только вот Чонгук не Чимин, а значит шансов у него значительно меньше, чем у альфы. Да и зачем это? Он скоро уезжает. Незачем ему эти отношения, которые заведомо увенчаны на провал.

Поэтому Чонгук решает прекратить это сам, дожидаясь омегу после репетиции в танцевальном классе. Он нервничает очень, на шестидесятый раз прокручивая заготовленную речь, с которой ходит в голове уже пятый день. Не хочется обижать, но этого не избежать. Тэхён должен понять, что с Чонгуком им не по пути и он достоин большего, чем просто бета. Даже если откинуть назад переезд Чона, это не отменяет того факта, что у них ничего бы не получилось. Чонгук, признаться, до сих пор не уверен, точно ли он нравится Тэхёну или это просто игра, чтобы потом бросить его и умчать в закат с альфой. Или ещё хуже — посмеяться.

Это становится просчётом. Чонгук не только после разговора у тополя убеждается в том, что он действительно кому-то так сильно нравится (впервые за все его четырнадцать лет!), но ещё и чувствует себя виноватым в том, что так грубо обошёлся с Тэхёном, который совершенно точно расплачется дома, хотя — надо отдать ему должное — держался молодцом.

Почему-то последующие месяцы Чонгук чувствует себя так неуютно в школе, дни считая до отъезда. Его всё раздражает здесь: стены будто плющат, а подколки Чимина чувствуются острее. Одно радовало: Тэхён прекратил ютиться перед глазами. Бета убеждает себя, что поступил верно и спас не только себя от возможной будущей боли, но и омегу от нападок со стороны сверстников. Юно на это только качает головой, продолжая называть болваном, а Хисын вообще дуется постоянно, стоит только Чону подойти к нему.

Чонгук практически возвращается к прежней версии себя, считающей весь мир словно во льдах заточённым, оттого и доверять никому нельзя, но всё рушится в один день, когда после очередной драки с Чимином на заднем дворе школы он идёт в гардеробную, чтобы переодеться и сбежать отсюда поскорее домой; там, скорее всего, тоже влетит от папы за разорванный карман на брюках и рассечённую бровь. Чимин в последнее время словно с цепи сорвался. Будто хочет, чтобы Чонгук за оставшиеся две недели декабря запомнил его навсегда.

Раздосадованный и злющий, он уже доходит до пустого к этому часу гардероба, распахивая дверь, но вовремя успевая придержать её, чтобы та не ударилась громко об стену и не спугнула незваного гостя. Незваный гость — это Тэхён, этот глупый омега, не понимающий ни черта, похоже, раз стоял напротив шкафчика Чонгука, что-то вытворяя опять.

— Вот же блядство, — шумно выдыхает Чонгук, кусая щёку изнутри и тихонько прикрывая за собой дверь. Какого хера он опять тут делает? Что, блять, неясно было в словах Чонгука тогда, у тополя? Видимо, надо было сказать на итальянском, чтобы наверняка поняли и отстали от него. Всё так хорошо было: Чонгук уже подумал, что избавился от своего «хвостика» (Тэхёна), но нет же! Этот омега всё никак не успокоится! — Не захотел по-хорошему, значит будем разговаривать по-плохому, — и вообще плевать, что образ доброго, милого Чонгука разрушится в глазах Тэхёна. Бета не просил себя идеализировать.

Парень медленно проходит дальше, прячась за соседними шкафчиками, намереваясь выйти, поймать Тэхёна с поличным и вывалить на него всё недовольство. Он почти доходит до конца, выглядывая из-за шкафчиков, склоняя голову немного вправо, наблюдая за спиной Тэхёна, что-то активно оттирающего с… дверцы его шкафчика? Чонгук забывает о всей злобе, таращась в изумлении на омегу, что смывал усиленно влажными салфетками непонятные и явно недобрые надписи, написанные маркером и корректором, с металлической дверцы. Всё содержимое шкафчика было аккуратно сложено на длинной скамье; видимо, там Тэхён уже успел навести порядок.

Чонгук в полном смятении стоит как вкопанный и дышать боится, смотря на омегу большими глазами. Это похоже на фантастику. Что-то из разряда нереального и несовместимого с этим прогнившим миром. Чтобы кто-то так отчаянно убирал за придурками, что мечтали насолить Чонгуку, бета видит впервые в жизни. Зачем это вообще кому-то надо — марать руки и тратить своё время? Зачем? Зачем Тэхён это делает даже после того, как Чонгук уже дважды обидел его и продолжал игнорить, не принимая его чувства. Зачем?!

— Готово, — говорит Тэхён улыбаясь, заставляя тем самым Чонгука выпрыгнуть из своих вязких мыслей. — Сейчас только подправим во-от здесь, — Тэхён достаёт из своего портфеля карандаш-корректор, встряхивает его и дорисовывает неоттирающейся кляксе глазик и улыбку. Больше это не грубая надпись с пожеланием смерти, а улыбающийся смайлик. Так смотрится намного лучше. И Чонгук не заметит ничего.

Тэхён рисует ещё один смайлик неподалёку, убирая после корректор в портфель, собирает использованную пачку салфеток и выкидывает в урну, заканчивая уборку. Складывает вещи беты в чистый шкафчик, раскладывая всё так, как было. Закрывает после и ещё раз осматривает, убеждаясь, что всё идеально.

Омега уходит, а Чонгук так и продолжает стоять на одном месте, не решаясь подойти к своему шкафчику. Будто не верит, что он принадлежит ему. Всё же пересиливая себя, бета несмело подходит и открывает, переобуваясь и закидывая учебники в рюкзак. Делает это молча, словно язык онемел, а мир остановился, утонув в звуках. Чонгук вздрагивает от неожиданности, когда из учебника английского валится маленькая шоколадка, которую бета нерешительно поднимает, будто та вот-вот взорвётся в его руках. Нетрудно догадаться, кто её оставил…

Уже дома, когда Чонгук приходит, отказываясь ужинать, он закрывается у себя в комнате и садится на кровать, продолжая крутить шоколадку в руках, смотря на неё неотрывно. Голова начинает болеть от разнообразных мыслей, но все они посвящены Тэхёну, чей поступок сегодня сразил бету наповал.

Для чего он это сделал? Зачем отмыл шкафчик, сам замарываясь при этом? Зачем вообще туда пришёл? Зачем… Чонгук не понимает. Разве ему не должно быть плевать, как остальным? Разве он не должен был разочароваться ещё тогда, у тополя? Зачем пришёл и перевернул реальность?

Чонгук сам не знает, почему, но он плачет, когда открывает шоколадку и откусывает первый кусочек. Она вкусная на самом деле, с кокосом внутри, но бете она кажется такой солёной. Наверное, это из-за слёз, что обжигали щёки. А ещё от пульсирующего, очень горячего чувства в груди, разливающегося там, распускаясь белыми цветами акации. Именно акации: никакие другие бы его, чонгуково, чудовище, не приняло, умирая под натиском этих лепестков и сладкого запаха, что туманит разум и чувства. Выворачивает наизнанку и обнимает после, заставляя поверить, что хорошие люди ещё есть в этом мире. И что один вот такой вот хороший человек встретился Чонгуку. Он не просит что-то взамен, не докучает, а просто любит. По-тихому, по-своему, как умеет. И этим убивает бету.

«Его убили не самолёты… чудовище убила красота…».Слова Карла Дэнема из фильма «Кинг Конг»

Чудовище Чонгука убили не самолёты.

Чудовище Чонгука убила красота души одного омеги, сумевшего пробраться глубоко в сердце, пусть того и не подозревая.

🌫️🌫️🌫️

Фукуока не оправдывает шансов.

Поначалу Чонгуку тут нравится. У них теперь новая трёхкомнатная квартира практически в центре города, в которой Гуанмин всего за неделю создал уют и комфорт. У отца на работе дела идут в гору, а зарплату обещают повысить. Чонгука же переводят в школу, что стоит всего через две остановки от подъезда беты, и это не может не радовать; поспать можно подольше.

Школа тоже частная, имеющая строение буквой «Н», с просторными классами и стадионом. Чонгуку удаётся записаться на секции по регби и кружок искусства, отчего его школьные будни не кажутся однотипными. С классом тоже везёт: пусть он и бета, здесь на это никто не обращал внимания. Учились все вместе: омеги, беты и альфы. Не было разделения, как в «Минлё». Жалко, что со старыми друзьями приходится попрощаться и, скорее всего, они могут больше не увидеться, но Чонгук не отчаивался и надеялся, что ещё сможет посетить Корею.

Новая жизнь увлекает за собой. Бета довольно быстро осваивает язык (не без помощи нанятых отчимом репетиторов), заводит новых друзей и… жить становится легче. Намного легче. Нет здесь глупых стереотипов, правил и издевательств — все более или менее лояльно вели себя. Через полгода Чонгук уже знает самые лучшие места города, в которых можно отдохнуть и повеселиться. Своё пятнадцатилетие бета встречает дома, в кругу родителей и одноклассников.

Всё, что было в Корее, Чонгук оставил ещё тогда, в аэропорту, в день отъезда. Пожелал мысленно удачи и попытаться стать счастливыми. Мысли о Тэхёне тоже забываются, так как впереди — новая жизнь и новые приключения. А они любят случаться, несомненно. Чонгук вполне доволен, что им с друзьями не влетает от родителей, когда они прокалывают впервые уши и бровь. Сыкгван на это ничего не говорит, к удивлению, а вот Гуанмин закатывает истерику, что не посоветовался. Чонгук бы посоветовался, но давайте будем честны: не все родители бы это одобрили. Поэтому, когда уже семнадцатилетний Чонгук бьёт своё первое тату под грудиной в форме созвездия лисички, папа узнаёт о ней ещё не скоро. Где первое тату — там и второе. Увлекаться бета пока не собирается, так как школа ещё впереди, но наброски уже прикидывает у себя в альбоме, которые обязательно воплотит в жизнь, как только закончит учёбу.

Именно в семнадцать Чонгука постигает ещё одна юношеская проблема — первая влюблённость.

Как-то странно было слушать одноклассников и их рассказы о том, как они сходили туда-то и сделали то-то со своими вторыми половинками, и самому при этом молчать, делая вид, что всё понимаешь. Вот примерно здесь жизнь начинает кататься по американским горкам.

Аими Танака. Это милая девочка-бета из их класса, часто кидающая на Чонгука красноречивые взгляды и приглашающая прогуляться по парку вечерком, давно мозолила глаза беты. Поскольку положение «дел» обязывает, ибо пубертат никто не отменял, да и бета не из камня сделан же, Чонгук соглашается прогуляться-таки и поесть горячих каштанов. Хочется, как и всё остальные: чтобы был кто-то, кого можно было обнимать, целовать. Чтобы ходить в кино, на вечеринки и так далее по списку. Пусть когда-то Чонгук об этом не задумывался, отмахивался и отплёвывался от этой фигни по имени «любовь», но тому есть объяснения. Он был ещё маловат для отношений, не понимал их смысл, ведь одному хорошо и спокойно, никто не мешает, и вообще считал, что в его случае это невозможно. Сейчас же хотелось поймать за хвост птицу счастья и занять место под солнцем уже не одному, а с кем-то.

С Аими они встречаются всего шесть месяцев. Не сходятся характерами, и девушка сама предлагает остановиться. Мол, чтобы остаться друзьями и не быть в обиде на друг друга. Чонгук соглашается, потому что сам считает, что с ней у них бы ничего «крепкого-надёжного» не получилось. Ну хотя бы попробовали, и Чонгук более-менее понимал теперь, кого хочет видеть рядом с собой.

Под его выдуманный идеальный образ, сотканный из фантазий, подходил Кэнтаро Ямато, парень-бета из параллельного класса. Спокойный, тихий, не любит выделяться и почему-то Чонгуку он кажется таким по-своему хорошеньким. Чонгук сам предлагает ему встречаться, и тот соглашается. Их отношения длятся чуть больше года. Практически сразу после того, как Чонгуку исполняется восемнадцать, их пути расходятся. В Кэнтаро влюбляется одноклассник-альфа Чонгука, и бета искренне не понимал, почему с ним Кэнтаро вёл себя зажатым кроликом, а с альфой словно раскрылся с другой стороны. Расстаются болезненно: Чонгук высказывает всё, что накипело, а Кэнтаро заявляет, что Чонгук ему просто «нравился», а вот альфу он любит, поэтому так быстро подпустил к себе.

До девятнадцати лет у Чонгука на «личном фронте» наступает затишье. Уже плевать как-то на остальных, пусть хоть трахаются у него на глазах. Чонгук больше уделяет времени себе, записываясь на дополнительные тренировки в зал, набирая мышечную массу. В этот период он определяется с выбором государственных экзаменов и своей будущей профессией — клинический психолог.

— Чёрт, ну и банки ты себе накачал, — говорит о бицепсах и крепких бёдрах Чонгука его друг Тао, когда сидят в зале для тренировок. Они вместе ходят в зал и играют в регби в школе. — Обнимешь так кого-нибудь, и он лопнет под твоим натиском.

— Занимайся лучше и такое же прекрасное тело получишь, — поучительно говорит Чонгук, чем вызывает смешок.

— А ты себя любишь, да?

— Если не буду любить себя, не уверен, что смогу полюбить тогда кого-то.

— Да забей ты на этого Кэнтаро. Пусть себе резвится дальше с альфой. Ну и что, что он наш одноклассник? Плевать. Ты ещё встретишь принца своей жизни.

— Надеюсь, — вздыхает тяжело Чонгук.

«Апокалипсис» случается в конце ноября.

Имя этому концу света — Хаку Ватанабэ. Омеге с пряным запахом шафрана.

Хаку переводят к ним в класс из Осаки, поскольку его родители разводятся, и теперь омега живёт с папой. Он был невысокого роста, худощавый, с пушистыми тёмными волосами и улыбающимися ореховыми глазами. Хаку быстро сдружился со всем и каждым, кажется, не только в классе, но и школе. Он нравится учителям своей сообразительностью, коммуникабельностью. Хаку отлично рисовал и тоже ходил на кружок искусства, как и Чонгук. Пусть он не обладал сногсшибательной внешностью, но его улыбка (Чонгук уверен) свела с ума многих альф. И, честно, Чонгук не понимает, чем заслужил такого омегу. Ведь Хаку просто потрясающий…

Сходятся они не сразу. Постепенно. Чонгук клянётся, что никогда до этого подобного не испытывал. Когда всё кричит внутри, стоит только к омеге приблизиться; когда хочется, чтобы он смотрел только на тебя; когда сердце стрекочет как ненормальное, стоит лишь прикоснуться к омеге.

Чонгук влюбляется. По-настоящему. Как ребёнок. И ни капельки не сомневается, что это то самое чувство, о котором пишут поэты и сочиняют песни. Самое главное и не менее важное, что это взаимно. Они с Хаку становятся будто приклеенными: всегда вместе. Гуляют допоздна, исследуя город, стоя ещё по несколько часов на площадке у дома, греясь в объятиях друг друга; сидят вместе на уроках, из-за чего не раз влетало от учителя, потому что своими милостями мешают вести занятие; остаются друг у друга с ночёвками и даже знакомятся с родителями.

Бета тогда был уверен если не на сто, то на триста точно процентов, что это навсегда. Ему подвернулась удача: в него влюбилась омега! И это не сказки или чья-то злая шутка. Когда-то давно Юно говорил, что это невозможно, что инстинкты возьмут верх… Чонгук не хотел в это верить. Он словно забылся, растерял всю осторожность и внимательность, весь здравый рассудок, растворившись в этих чувствах, которых так давно хотел.

— Я тебя люблю, — шепчет тихо на ушко омеге Чонгук, когда папа Хаку остаётся работать в ночную смену, а парень не хотел оставаться один, поэтому позвал Чонгука. С ним было спокойнее. — Поверь, я это даже собственному папе нечасто говорю, а тебе так легко признался. Видишь, что со мной делаешь?

— Я просто забираю тебя себе, в своё царство, — хихикает Хаку, разворачиваясь в объятиях Чонгука, сталкиваясь с ним носом. Сериал на ноутбуке сразу забывается, стоит только встретиться взглядами. — Даже не надейся на милость. Сегодня я тебя съем.

— Вот как? А получится ли?

— Уверен, что да.

Ближе к концу семестра всё меняется. Розовые очки лопаются и, к сожалению, стёклами вовнутрь. Хаку словно подменяют: его ласковость и мягкость уходит, на смену которым приходят колючки. Они больше не гуляют, не общаются долго по телефону. Хаку больше нравится проводить теперь время в компании альф, куда беты обычно не приглашались. Всё заканчивается страшным сном, который Чонгук предпочитал бы не видеть никогда.

Ему изменяют.

После очередной ссоры Чонгук сам, первый, идёт мириться, потому что невыносимо уже. Покупает в цветочном магазине букетик гипсофил и идёт домой к омеге. Его папа должен быть ещё на работе, поэтому им никто не помешает. Хватит этих ссор между ними: то Хаку что-то не нравится, то Чонгуку. Они ведь уже взрослые, должны научиться решать свои проблемы, а не сидеть по разным углам и дуться на друг друга. Это неправильно. Да, они отдалились, но должно же быть этому объяснение. Чонгук устал ждать, устал звонить и слушать гудки по вечерам, устал от этого молчания и холода со стороны омеги.

Дверь в квартиру Хаку приоткрыта, когда Чонгук поднимается на нужный этаж. Поначалу это пугает, но страх сменяется недоумением, стоит бете зайти внутрь, ибо взгляд цепляется за раскиданные вещи на полу, что тропинкой будто вели в зал квартиры, начиная с порога. Чонгук просит всех известных ему богов не подтверждать его догадку, но не выходит. На широком диване он видит своего, казалось бы до этого, омегу, что сидел к нему спиной верхом на каком-то альфе, лихо подмахивая бёдрами на каждом толчке.

Чонгук замирает на пороге с букетом, как болван, не смея сдвинуться с места. Что угодно ожидал и готовился, но не этого. Он не кричит, не истерит, даже мешать не собирается. Просто молча кладёт букет на пуфик и выходит из квартиры. Правда вновь всплывает наружу, что словно обухом по голове ударяет, путая мысли, и Чонгук едва дверь подъезда не выламывает от злости на самого себя, Хаку и весь мир.

Бета — это всё-таки приговор. Будь ты лучше всех, тебя всё равно не выберут. Эта правда обжигает лёгкие, но от неё никуда не деться. Омега всегда выберет альфу. Всегда. Такова её природа. Как бы сильно она не клялась до этого в любви.

После они не видятся. Чонгук удаляет номер и блокирует омегу везде, где был до этого подписан на него. Его окутывает депрессия вплоть до начала июля, когда в голове загорается мысль изменить жизнь по-крупному.

— То есть как ты не хочешь доучиваться здесь? — ворчит на Чонгука Сыкгван, когда бета озвучивает свои планы на будущее. — Что ещё за шутки такие?

— Это не шутки, отец, — серьёзно говорит Чонгук, смотря в упор на отчима. — Я хочу вернуться в Корею и закончить последний год там, в Минлё. Это ведь не будет проблемой. Я уже совершеннолетний. К тому же так мне легче будет поступить в университет Корё. У меня будет возможность записаться на курс по психологии прямо там, в университете.

— Да, но тебе придётся мотаться на электричке два часа, чтобы просто послушать лекции преподавателя! А где ты жить в Чхунчхоне будешь? — встревает папа, не хотевший отпускать сына.

— Два часа мотаний всего раз в неделю, а потом беспроблемное поступление в Корё. Оно того стоит, пап. А жить я могу в нашем старом загородном доме, он ведь всё равно пустует, и вы туда всё ненужное ссылаете, — отвечает Чонгук.

Уехать из Японии действительно очень хочется безбожно. Когда-то Чонгук бежал сюда за лучшей жизнью, и почти получилось, но сейчас… хотелось просто вернуться к старым, проверенным уже годами друзьям и воплотить свою мечту — стать психологом. Бета и не думал даже оставаться навсегда в душной Фукуоке, поэтому он должен вернуться в старую школу, закончить её и поступить в Сеуле, где — как раньше в рекламе говорили по телевизору — сбываются мечты. На самом деле «Корё» — лишь маленькая отговорка. Из Японии хотелось именно бежать, а не уезжать даже. Здесь всё напоминает о неудачных отношениях, которые принесли только одно — боль. Видимо, Чонгуку по жизни ходить отшельником. Поэтому сначала он «женится» на учёбе в школе, а после уйдёт к любовнице под именем универ. Может быть, в новой обстановке получится быстрее прийти в себя и перестать видеть перед глазами ту картину из квартиры Хаку, где он… Забыли!

На уговоры уходит неделя, а после Чонгук всё же получает заветное «да», и отец отправляет запрос директору «Минлё» на зачисление ещё одного бывшего студента в третий класс старшей школы. На удивление отвечают быстро и уже готовы были принять со всеми документами. Однако по приезде Чонгуку предстояло сдать в середине августа вступительные экзамены, поскольку «Минлё» практиковала углублённое изучение нескольких дисциплин и устанавливала проходную систему. Уже по результатам экзамена должно было приняться решение об одобрении или отклонении заявки на зачисление в класс.

Больше всех новости о переезде Чона радуется Юно, натурально орущий в телефон, как он рад, что досиживать последний год в школе он будет со своим лучшим другом. Чонгук ещё чемодан не успевает упаковать, а Юно уже планирует их встречу, поход в горы Сораксан и пробежки чуть ли не по всему городу.

Получив миллион наставлений в дорогу от родителей, Чонгук уезжает из Японии, не без волнения в груди выходя из самолёта, когда прилетает в аэропорт Чхунчхона. И, чёрт побери, здесь даже воздух кажется слаще, чем в Фукуоке, а люди роднее что ли. Чонгук безумно соскучился по этому городу, по вечнозелёным горам, окружающим Чхунчхон со всех сторон света, по родной корейской речи и даже этой скамейке, куда бета садится, дожидаясь Юно, что обещался встретить на машине, позаимствованной у старшего брата.

— Чон Чонгук, как же я по тебе скуча-ал! — вопит чуть ли не на всю улицу Юно, когда видит бету и бежит к нему, раскинув руки в стороны. Чонгук даже среагировать не успевает, как на него запрыгивает почти семьдесят килограмм.

— Могу сказать то же самое. Рад тебя видеть, дружище! Ты ничуть не поменялся с нашей последней встречи, кажется. Ну, если только подрос немного.

— Ой, кто бы говорил. Хотя, — Юно отлипает от беты, внимательно пробегаясь глазами по фигуре Чона. — Тебя там чем в Японии кормили, кенгуру-переросток?

— И всё так же несмешно шутишь, — ставит щелбан Юно Чонгук, улыбаясь уголками губ.

Дом, в котором теперь Чонгук считался хозяином, находился на окраине города, соседствуя ещё с такими же аккуратными домиками по противоположную сторону. Жили здесь в основном люди пожилые, любящие возиться в саду или огороде. Есть неподалёку продуктовый магазин и даже заправка. Дальше уже шла главная дорога на выезд из города и железнодорожные пути. Вечером можно было часто услышать шум электричек и поездов, особенно если выйти на веранду. Сам же домик был деревянным, двухэтажным, с чердаком. Кухня, одна спальня, что была на втором этаже вместе с рабочим кабинетом, небольшая прихожая, из которой можно было попасть в просторный зал, чердачная, складная лестница которой, вела в ещё одну комнату наверху, где раньше Чонгук хранил холсты для рисований, мольберт и прочие вещи.

Всю следующую неделю они встречаются чуть ли не каждый день. Юно здорово помогает Чонгуку с уборкой дома, где почти прописывается. Даже говорит, что съехал бы к бете, не добирайся бы теперь Чонгук до школы сорок пять минут. Так лето и заканчивается. Оно получается насыщенным от новых событий и новых эмоций, воспоминаний. Всё, что было запланировано, шло чётко по плану, будь то поход в горы, после которого бета ног не чувствует, или же сдача экзаменов в «Минлё». Чонгук, кстати, прошёл по баллам и с сентября уже мог спокойно идти в школу в качестве студента старшей школы. Учебники выдают сразу же, до начала учёбы, а вот с формой приходится повозиться. Когда же та попадает в руки Чонгука, они решают с Юно по этому поводу устроить разгрузочный день перед началом семестра, что уже предстоял на следующей неделе. Заваливаются к Чонгуку, разжигая барбекю и устраиваясь на веранде в компании соджу и вкусного мяса.

— Уверен, все чертовски будут рады видеть тебя. Ну, если не считать некоторых, но как-то плевать.

— Хочешь сказать, что ничего особо не поменялось? — открывая новую бутылку, спрашивает Чонгук.

— Если только мебель и возраст учеников. Хотя о некоторых так не скажешь…

— Дай угадаю: ты сейчас имеешь в виду нашего общего знакомого?

— Если ты про Пак Чимина-ши, то да.

— Неужели он совсем не поменялся? Шесть лет ведь прошло.

— Мне кажется, пройдёт хоть десять лет, ничего не поменяется. Но надо признать: он поубавил свой пыл.

— По сравнению с тем пиздецом, что произошёл у меня в жизни, Чимин кажется ничтожно маленькой проблемой. А как раньше-то было. Дрались по поводу и без, — вспоминает их кулачные бои у старого тополя Чонгук, откидываясь на спину пластмассового стула. — Чего мы всё обо мне общаемся? Давай колись, как у тебя дела на личном фронте обстоят? Захомутал своего Хисына наконец?

— Да, — горделиво говорит Юно, широко улыбаясь, чем вызывает улыбку и у друга. — Он теперь мой парень официально. У нас, кстати, в прошлом месяце круглая дата была, фотосессию устраивали в кафе на набережной. Хочешь посмотреть?

— Естественно! — тянет руку вперёд в ожидании телефона Чонгук. Хорошо, что Юно повезло больше в любовных делах. Бета был рад за него. Хоть у кого-то из них вышло стать счастливым.

Юно возвращается к жарке мяса, болтая что-то о Хисыне и их свиданиях, пока Чонгук листает фотографии в галерее, вполуха слушая парня. На фотографиях не только Юно и Хисын, обнимающие друг друга, но ещё пара знакомых ребят Чонгуку. Фотографий много, и они все разные, переполненные эмоциями. Чонгук почти заканчивает просмотр, хотя уже было отдавать телефон неумолкающему Юно, переворачивающему мясо, как натыкается на одну фотографию. На ней был омега, чья мягкая внешность заставляет остановиться. Он сидел за столиком, поджав одну ногу под себя. На предыдущих фото этот парень тоже встречался, но Чонгук как-то не обратил внимание, а тут целая полноценная фотография, посвящённая ему. Отсюда вопрос: чего это Юно омег начал фотать, когда у него Хисын есть?

— Юно, — окликает парня Чонгук, поворачивая к нему телефон. — Кто это?

Юно отходит от барбекю, делая два шага к столу и наклоняется, чтобы поближе рассмотреть. А после усмехается громко, клацая языком, смотря на нахмурившего брови Чона насмешливо.

— Ну ты даёшь, Чонгук-хён. Забыл свою лисичку что ли?

— Кого… — пара секунд на удивление, а после Чонгука словно холодной водой обливают.

— Это Тэхён, ты чего, — смеётся Юно. — Твоя лисичка, которая, как когда-то ты говорил, каким-то проворным и хитрым способом успевала подкидывать тебе в рюкзак или шкафчик сладости. Он тот мальчик, приехавший сюда из Венеции. Вспомнил?

Вспомнил.

Чонгук вспомнил.

Абсолютно всё.

И Тэхёна, и их разговор у тополя, и проказы омеги, и тот случай у шкафчика Чонгука, и то горячее чувство в груди, и… Чимина. Пак Чимина и их встречу на старой игровой площадке. Чёрт побери, сколько времени прошло, а всё случившееся будто вчера было.

Из мыслей его вырывает громкий голос Юно, что ставит блюдо с готовым мясом на стол и садится на свой стул, потирая ладони.

— Завис что ли? Или обомлел от красоты Тэхёна?

— И то, и то, кажется, — тихо отзывается Чонгук, кладя телефон на стол и нервно потирая переносицу. — А он изменился.

— Не особо. Он ведь дружит с Хисыном, поэтому я часто вижусь с ним и не сказал бы, что что-то поменялось. Кстати, — Юно придвигается ближе, складывая руки на стол и пристально смотря на бету, — Тэхён часто интересовался о тебе. Как ты там, всё ли нравится и не обижает ли кто…

— Это, конечно, мило, но давай закончим этот разговор, Юно. Я знаю, куда ты клонишь.

— А почему нет?! — возмущённо восклицает бета. — Он свободный омега. Ты тоже холостой. Уверен, шансов, чтобы завоевать его у тебя ровно столько же, сколько было в средней школе. Ты ему нравишься до сих пор, я уверен! Стал бы он тогда интересоваться…

— Ни за что не поверю, что у него нет альфы. А даже если и нет, я не хочу ни с кем встречаться. Всё, хватит. С меня достаточно. Сейчас у меня другая цель — поступить в Корё. А вот уже после можно подумать об отношениях. И ты, — обращается к Юно Чонгук, смотря строго, — не вздумай становиться свахой. Я тебя за это по голове не поглажу.

— Да я вообще молчу, успокойся, — поднимает ладони вверх в качестве защиты Юно, стушёвываясь. — Не хочешь, так не хочешь, это твоё дело. Я просто сказал…

— Нет, ты не «просто сказал», а с явным двусмысленным подтекстом.

— Остынь, Чонгук-а. Давай лучше поедим наконец...

Ким Тэхён.

Когда-то он поспособствовал убийству чудовища беты, что сидело у него внутри. Подобным он дал надежду Чонгуку на то, что, раз омеге он нравится, значит и с кем-то другим повезёт. Ничего подобного. Все, с кем пробовал встречаться бета, либо уходили, либо изменяли. Сейчас, в свои двадцать, Чонгук один и его всё устраивало. Когда пытаешься вновь и вновь, не получая удовлетворительный результат, перестаёшь надеяться на лучшее. Поэтому, что бы ни случилось в этот учебный год, Чонгук постарается это осилить и прийти к своей цели.

В конце концов, Чонгук ещё отчётливо помнил, из-за кого и почему у него на щеке красовался маленький шрам.

🌫️🌫️🌫️

Тэхён «умирает».

И морально, и физически. Кажется, что наступил тот самый судный день, а Тэхён оказался к нему совершенно не готов. Ходить теперь в школу — словно на минное поле ступать, не зная, когда и с какой стороны рванёт.

Во-первых, теперь он реально боится появляться в «Минлё». Стоит только представить, что они пересекутся с Чонгуком, и Тэхён погибнет не только от стыда и смущения, так как память любезно напомнит все делишки омеги, что он вытворял у себя в спальне на кровати, но и просто от того, что бета на него посмотрит. Один раз у него это получилось: тогда в классе, когда Чимин не хотел его пускать почему-то, и где гарантия, что он не превратит омегу в желе, что растечётся у его ног.

Во-вторых, надо было сдерживать все чувства в себе. Тэхён хоть и отошёл немного от переезда Чонгука и мыслей, что они теперь часто будут видеться, но не стоило забывать, что есть ещё одна проблема — Пак Чимин, который за эту неделю не перестаёт удивлять метиса.

Тэхён не понимает, когда проворонил тот момент, когда Чимина к нему словно приклеили. Он теперь не отходит от него практически. Из школы возит в академию танцев, после забирает и строго домой; даже в клуб не зовёт скататься. Утром Тэхёна тоже увозит Чимин. Сидят они в столовой только вместе теперь, на переменах альфа не отходит от него и вообще всячески пытается показать школьному народу, что Тэхён — его омега. Чуть ли метку однажды не ставит, когда они сидят у омеги дома. Тэхён тогда просто делал уроки и старался не обращать внимания на альфу, что лежал на заправленной кровати. А потом тому неожиданно в голову что-то ударяет, и он лезет к Киму, заявляя, что хочет поставить на Тэхёна метку. Тэхён тогда смотрит на него как на дурака, советуя Чимину усмирить своё либидо и отстать от него. Успевают ещё поругаться на эту тему, а на утро Чимин, как ни в чём не бывало, стоит возле ворот, дожидаясь, пока Тэхён выйдет из дома, чтобы поехать в школу.

В-третьих, Тэхён — самый настоящий идиот. После своего побега из класса Чимина в тот день Тэхён просит Хисына встретиться с ним после школы и объяснить, что это такое было в их классе и почему Чон Чонгук никуда не исчез, когда Тэхён закрыл глаза. Оказывается, Чонгук уже давно здесь. И те фото из инстаграма — в парке, в горах — это всё было сделано здесь, в Чхунчхоне. Тэхён немедля после разговора с хёном заходит на свой секретный профиль, вынося Чонгука из чёрного списка и проверяя. Фото были, и не будь Тэхён такой простофиля, всё бы давно понял.

На приезд Чонгука реагируют неоднозначно и омеги класса Тэхёна, шушукаясь всю неделю, будто тем для обсуждений больше нет. Тэхён же старался делать вид, что ему всё равно, что, хоть бета и здесь, это ничего не изменит. От Чимина ему не отделаться — особенно сейчас с его открывшейся внезапно тактильностью. Чонгук не принц из сказки с мечом в руках и вызволять Тэхёна точно не собирается. Да и на каком основании? Они даже не друзья.

Всю неделю Тэхён шарахается от каждого звука, стараясь избегать встреч с Чонгуком по максимуму, нервничая как никогда, кажется, когда ходил по коридорам. Пиком истерики, что не случилась тогда, но настигла сейчас, становится услышанный разговор каких-то омег, стоявших возле дверей класса Тэхёна. Пусть он был и в наушниках, отвечая Чимину, что он не хочет идти ни в какую столовую, имя беты он расслышал ясно, напрягаясь весь как струна, что лопнет вот-вот.

— Не спорю, он стал таким симпатяшкой. Ну, то есть, Чонгук и был ничего так, но сейчас вон как вымахал.

— Согласен. Жалко, что он бета, я бы сам ему встречаться предложил.

— В том-то и дело, что он бета, а выглядит как альфа, если не знать его пол.

— Да-а, — тянет один из омег, а у Кима уже дым из ушей валит от ревности, потому что… ну какого хрена они обсуждают мужика Тэхёна, пусть и несостоявшегося, называя симпатичным, но жалея при этом, что Чонгук — бета. В чём разница? Ну и что, что бета. Ты ведь не с рангом будешь встречаться, а с человеком! — А какая у него попа классная, видел?

Попа!

Классная попа!

Выдержка Тэхёна летит к чёрту, а сам он вылетает из класса, мчась вниз, в буфет, чтобы купить бутылку воды и усмирить пыл. Все, кому не лень, обсуждают Чонгука, будто к ним айдол пришёл учиться, а не обычный человек. Только Тэхёну нельзя говорить о Чонгуке и вообще углубляться в эти мысли, чтобы не вызывать подозрений. Как-то не хочется портить жизнь бете, если Чимин вдруг узнает и захочет поиздеваться.

Тэхён уверен, что он сейчас был красным, как рак варёный, продолжая бухтеть себе под нос недовольства, шагая по коридору и открывая бутылку с водой. Чуть в Хисына даже не врезается, когда пересекается с ним. Бета, видимо, шёл из библиотеки, держа в руках какие-то книги.

— Тэхён, ты чего летишь так? Не заболел? Выглядишь не очень.

— Спасибо, я в курсе, хён, — говорит гнусавя омега. Он раздражён как никогда сейчас. — Я в курсе, что схожу с ума, но ничего не могу с этим поделать, потому что этот придурок приехал и всё — моя жизнь закончилась.

— Эм, придурок это… — Хисын не успевает договорить, как омега перебивает его:

— Да, он самый. Твой одноклассничек, которому вдруг захотелось вернуться и доучиваться здесь! Серьёзно? Почему нельзя было остаться в Японии или вообще свалить с этой планеты, чтобы не мешать мне жить?! — самый лучший способ избавиться от обиды — это свалить на кого-то вину.

— Тэ, ты не можешь знать наверняка, зачем он так поступил. Просто отнесись к этому спокойно.

— Как? Каким образом? Я эту неделю шарахался от самого себя. У меня все мысли о грёбаном Чонгуке. Ни танцевать не получается, ни что-то сделать, ни выучить долбаные теоремы по геометрии — ничего! — перечисляет Тэхён.

— Кхм, Тэхён-а, остановись, — делает попытку утихомирить друга Хисын.

— А эти омеги из средней школы. Ты представляешь, что они обсуждают? Причём стоят и говорят это возле моего класса, будто мест больше нет.

— Тэхён, стоп! — шипит в сторону омеги Хисын, улыбаясь натянуто и пытаясь спасти ситуацию.

— Они говорят, что у Чонгука классная попа! Классная попа, чёрт побери! И нет, я не спорю, она классная, но где их манеры, когда они обсуждают такое, — продолжает ворчать Тэхён, отпивая воды из бутылки, только сейчас замечая, как побледнел Хисын, смотря куда-то ему за спину большущими глазами, что на блюдца походят. — Куда ты смотришь? — делает ещё один большой глоток воды Тэхён, поворачиваясь резко и… встречаясь глазами с Юно и Чонгуком, что стоят неподвижно за ним. Очень близко стоят. Настолько близко, что наверняка слышали всю красноречивую речь Тэхёна. А это значит, что про «классную попу» Чонгук тоже услышал.

Дальше — хлеще. Тэхён реально начинает подумывать, что на нём сглаз и пора обращаться в церковь. Потому что то, что происходит дальше, омега предпочёл бы не вспоминать вообще: он разворачивается полностью, чуть в собственных ногах не запутываясь, смотря на бет испуганными глазами, а после выплёвывает на Чонгука воду изо рта фонтанчиком, заходясь кашлем и теряя связь со временем, уже после понимая, что он натворил. Юно успевает отскочить каким-то чудом, закрываясь портфелем, Хисын прикрывает ладонью рот, а все остальные «зрители», что были в этот момент в коридоре, останавливаются, приковывая свои взгляды к ним.

— Боже, — пищит Тэхён, смотря на мокрого Чонгука перед собой, роняя бутылку на пол. — Боже...

— Ох, нифига себе, — слышится на фоне где-то голос Юно. Чонгук же стоял, совсем не двигаясь, толкая язык за щёку, мурашками покрываясь от того, как белая рубашка становится мокрой постепенно, прилипая к телу. Пусть он не говорит ничего, но Тэхён точно знал: если сейчас что-то не предпринять, то он получит по полной.

— Я… я всё исправлю сейчас, — суетится Тэхён, забывая про народ вокруг, подходя ближе к бете и касаясь невесомо напрягшегося плеча холодной рукой. — Хисын-хён, у тебя есть салфетки? — обращается омега, но получает отрицательный ответ. — Боже... Господи, что делать?.. Туалет, точно! Там есть сухие салфетки. Идём! — Тэхён, забывая про неловкость, берёт быстро Чонгука за руку, увлекая за собой на второй этаж, где находились туалеты.

Тэхён не помнит, как он за пару секунд умудряется добраться до туалетов и затащить туда Чонгука, закрывая дверь и мчась к раковинам, где судорожно отрывает бумагу и подходит в бете, вытирая ему лицо от капелек воды.

— Прости. Прости, пожалуйста. Не только за испорченный вид, но и те слова, — не будь Тэхён так увлечён лицом беты, он бы обязательно раскраснелся бы сейчас. — Какой-то ужас… Что со мной творится… Прости, хён. Прости…

— Я в порядке, Тэхён, не пере… — пытается было остановить омегу Чонгук, уклоняясь от его руки и зачёсывая мокрые прядки волос назад, чтобы в глаза перестали лезть. Но Ким будто не слышит его, продолжая причитать, становясь ещё ближе, почти вплотную, отчего сладковатый цветочный запах щекочет обонятельные рецепторы, и выкидывая использованную бумажную салфетку, отрывает новую. На самом деле Чонгук даже не обижается. Подумаешь, его немного «облили». Не специально же ведь. Но омега вёл себя так, словно страшный грех совершил.

— Я всё постираю и верну, обещаю, — тараторит Тэхён, говоря о пиджаке и рубашке, на что Чонгук мысленно усмехается, ибо каким образом омега собрался снимать с него рубашку и нести домой, чтобы постирать. — Ужасный день. Один из самых ужасных, ещё и этот благотворительный вечер у Паков сегодня… Прости, хён, прости. Мне очень жаль.

— Тэхён…

— Прости-прости-прости…

— Ким Тэхён! — Чонгук схватывает узкую ладонь омеги, что так и не успевает коснуться его щеки, и это заставляет Тэхёна словно в себя прийти и посмотреть на Чонгука.

Только сейчас омега замечает, что стоит непозволительно близко к бете, одной рукой держась за плечо, а второй касаясь ребром ладони его лица. Салфетка валится из рук, когда Тэхён встречается с глазами Чонгука, замирая в движении. Без шуток, не вцепись бы Тэхён в плечо парня, то давно бы рухнул на пол под натиском этих чёрных глаз.

Почему-то до этого момента Тэхён наивно полагал, что ему удастся справиться с Чимином и его закидонами, что он сможет вытерпеть этот год, спланировав всё. Пусть Чонгук и вернулся — разве это что-то могло поменять? На каком основании Тэхён может считать его своим, когда сам является несвободным? Но сейчас, именно в этот момент, когда Тэхён стоял почти в объятиях Чонгука, тем самым осуществив все свои мечты одним разом, сердце не хотело слушаться, требуя шагнуть ещё ближе, обнять и положить голову на грудь беты, чтобы убедиться, что и его сердце так же сильно бьётся, как и омежье.

Как же безумно Тэхён скучал по Чонгуку, боже!..

Сколько они так стоят, смотря на друг друга, Тэхён не знает. Он просто молит небо не давать ему возможности проснуться и урвать ещё немного этого сна. Чтобы запечатлеть в памяти этот древесный аромат ветивера и заполнить им лёгкие. Оказывается, Чонгук выше него на голову. У него высокий лоб, густые брови, в одной из которой был пирсинг, немного крупный нос с закруглённым кончиком, а нижняя губа чуть больше верхней, под которой можно было заметить родинку и острые, чётко выделенные скулы. Дыхание сбивается напрочь, а сердце совершает кульбит, когда Тэхён скользит сияющим взглядом по фигуре беты, засматриваясь дольше положенного на подкачанную крепкую грудь и мощные бёдра, обтянутые чёрными брюками. Сглатывая вязкую слюну, Тэхён, розовея щеками, резко поднимает голову обратно, будто не он пойман был на разглядывании беты, что точно заметил Чонгук.

Вот почему он молчит? Почему просто смотрит на Тэхёна своими невозможными глазами, заставляя сердечко омеги трепыхаться как ненормальное, чувствуя, как атмосфера накаляется до предела. Либо Тэхёна сейчас отругают, либо съедят: что-то явно из этого списка.

Но… ничего. Ничего не происходит! Чонгук просто стоит, молчит, не отпуская руку Тэхёна из своей. И вот здесь смущение Тэхёна взлетает до небес, обжигая шею, щёки и уши. Потому что бета тоже смотрит на него вязко, изучающе, не моргая будто.

Тэхён, мысленно ударяя себя по щекам, отскакивает от Чонгука назад, потупив голову вниз, боясь смотреть на него. Казалось, если это продолжится, то что-то обязательно произойдёт. Что-то такое, что Тэхён не сможет осилить.

— Если… — омега прочищает горло. — Если всё нормально, то я пойду. Можно же, да? — неестественно тихо спрашивает Тэхён, чувствуя себя таким ничтожно маленьким рядом с бетой. Воздух. Ему нужен свежий воздух, иначе он точно упадёт в обморок от переизбытка эмоций!

— Как хочешь, — отзывается не сразу Чонгук низким голосом, от которого мурашки размером с кулак по спине омеги бегут.

Что значит «как хочешь»? Что значит «как хочешь»?! Может, Тэхён не хочет! Может, единственное, чего желает сейчас Тэхён, так это очутиться в объятиях Чона, убедиться, что всё, что было «до» — лишь страшный сон, а бета никуда не уезжал и принадлежит только ему.

Что там Тэхён говорил себе? Что попытается забыть Чонгука? Он соврал. В первую очередь — самому себе. Потому что это невозможно.

Омега уходит, убегает точнее, словно от огня, оставляя Чонгука одного со своими мыслями. Кажется, Юно был прав. Пусть он ему не поверил тогда, но сегодня метис сам всё опять подтвердил.

— У тебя ведь альфа есть. Зачем ты так поступаешь? — кусая нижнюю губу, говорит Чонгук, поворачиваясь к раковинам и опираясь о них руками, качая головой.

Если у него есть уже любимый альфа, зачем так открыто показывать к кому-то заинтересованность?

Или этот альфа вовсе не «любимый»?..