33.
Сонхун стоял на коленях, ссутулившись, будто его скрутили изнутри. Его руки дрожали, глаза были стеклянными — будто он больше не был собой.
А Джейк — маленький, испуганный, но решительный — стоял перед ним, сжав кулачки, как ребёнок, которого не напугаешь больше ни монстрами, ни криками.
— «Уходи!» — прорычал он вдруг. Тонкий голос дрожал, но в нём было что-то другое — что-то дикое, первобытное. — «Уходи из него! Он мой!»
Чудовище внутри Сонхуна зашевелилось. Оно заклокотало, как тень в кипятке, пытаясь вырваться наружу, но Джейк сделал шаг ближе. Ещё один. И снова —
Рык. Детский. Упрямый.
— «Ты не заберёшь его. Не тронешь!»
Сонхун захрипел. Глаза его налились кровью. Он поднял взгляд на Джейка — и вдруг... затрясся.
Малыш, словно забыв о страхе, кинулся вперёд. Обнял его за шею — резко, храбро. Лицо его было в слезах, но он прижался щекой к груди старшего. А потом… короткий чмок — в щеку, в висок, в лоб.
— «Ты мой Хун. Только мой. Ни один монстр тебя не получит. Ни один.»
И внутри Сонхуна — что-то лопнуло.
Тьма заорала. Захлёбываясь.
— «НЕЕЕЕЕТ! ОН НЕ СИЛА! ЭТО — СЛАБОСТЬ!»
Но поздно. Рык Джейка, его слёзы, его крошечные прикосновения — стали молотом. А чудовище — хрупким стеклом.
Оно треснуло.
Рассохлось.
Исчезло.
Сонхун тяжело дышал, пока малыш прижимался к нему, дрожа всем телом, но уже не от страха, а от того, что он смог.
Он защитил.
Он спас.