32.
Сонхун сидел, как скала, недвижимый, холодный, будто закованный в лед. Его пальцы всё ещё помнили, как близко он был — один миг, одна секунда, и он мог бы разнести череп Джейка железной трубой. Он мог бы. Но не сделал.
Потому что сейчас — этот самый Джейк сидел у него на коленях, прижимался, гладил его по щеке и лбу, а потом — мягко, как будто боялся сломать что-то, что и так трещит по швам, — поцеловал его в губы.
Не как в кино. Не как в романах. Просто — как будто надо.
И в этот момент чудовище внутри Сонхуна завопило:
— «ТЫ ПОЗОР! ТЫ ДОЛЖЕН РВАТЬ, НЕ ЦЕЛОВАТЬ! УНИЖАЙ, А НЕ ПОЗВОЛЯЙ СЕБЯ ЛАСКАТЬ!»
Но Джейк продолжал.
Он чмокнул его в висок, потом — в шею, медленно, будто умышленно. Он обнял его крепче, всем телом прижавшись, и прошептал:
— «Ты мой. И я не дам тебе снова быть этим… ничем.»
— «ОН ИСПОЛЬЗУЕТ ТЕБЯ! ОН ХОЧЕТ СДЕЛАТЬ ТЕБЯ СЛАБЫМ!» — визжало чудовище.
Но каждый поцелуй Джейка — был, как удар.
Каждое прикосновение — словно цепь на лапы зверя.
Каждое слово — как игла в черепу тьмы.
Сонхун дышал неровно. Чудовище внутри него не просто кричало — оно билось, разрывалось, скребло когтями по его разуму, захлёбываясь в клокочущей злобе.
— «ТЫ НАКАЗЫВАЕШЬ МЕНЯ?! ЭТО ОН ТЕБЯ ПЫТАЕТ!»
Но Джейк подался ближе. Он провёл рукой по его лицу, заглянул в глаза.
— «Ты сам хотел уничтожить. А теперь посмотри, кто тебя разрушает. Маленький Джейки. Запомни это.»
И чудовище замолкло.
Оно не умерло — оно дрожало.
Боялось. Ужасно. Отвратительно. Неизвестно как — но оно боялось.
Сонхун с трудом сглотнул. Его глаза были полны чего-то нового, чужого. Пустота… отступила. Он вдруг понял, что дрожит — не от ярости, а от бессилия. И от облегчения.
Он позволил себе обнять Джейка в ответ.
Осторожно. Как что-то живое, что можно потерять.
Джейк вздохнул, прячась в его груди. И прошептал:
— «Вот и всё. Успокойся. Теперь ты — просто мой Хун.»
И в груди Сонхуна раздалось глухое эхо.
Никто не рычал.
Никто не кричал.
Там было только тепло. И следы укусов чудовища — но уже без его зубов.