От автора.
В письме, опубликованной несколько дней назад в "Пти журналь", я назвал причину, по которой взялся за перо-да, и я взялся тоже! - вернувшись к событию, ставшему благодаря широкой огласке и страстной заинтересованности публики тем значительным явлением, которое приковало к городу, где оно происходило, глаза всей Европы.
Всюду, где появлялась газета с сообщением о процессе о Лафарг, мигом возникали два лагеря и мгновенно ополчались друг против друга: один яростно ратовал за невиновность подсудимой, другой - за её вину. С тех пор прошло много времени, и я с той поры в каких только столицах не побывал, но всюду- будь то Мадрид, Неаполь, Петербург или Вена - ко мне подходили люди, которые прочитав "мои воспоминания" и узнав о моем близком знакомстве с семьёй Марии Каппель и с ней самой, принимались расспрашивать меня о загадочной отравительнице, вызывающей у них горячую симпатию, у других, напротив не прикрытую враждебность, выражавшуюся в холодности и презрении.
Возможно, благодаря принятым в загадочном обществе условностям лучше было бы не тревожить тишины, в какой покоится теперь героиня таинственной и ужасной драмы, однако прессе, выразительницы мнения широкой публики, никакие условности не указ, она воспользовалась своим неписанным и неотъемлемым правом говорить обо всем, что считает нужным, и вновь воскресила Марию Каппель. Вполне вероятно, в этом есть некий резон.
Всё, что собираюсь рассказать я, не фигурировало ни в газетной полемике, ни на судебном процессе, возможно, потому, что об этом просто не знали, а может быть, из почтения к находившейся тогда на престоле королевской семье. Но причина, по какой я хочу дополнить новыми сведениями недавние интересные публикации, состоит прежде всего в том, что я надеюсь дать исчерпывающую информацию, после которой грядущии исследователям уже нечего будет делать с Марией Каппель, и, не имея ничего существенного, о чем можно было бы поведать современникам, они оставят спать бедняжка в своей могиле.
Суассон, 18 сентября 1866