Глава 19
Карлотта
— Вас что-то тревожит в последнее время?
Сегодня этот вопрос мне задали сразу два человека: врач, который следит за моим физическим здоровьем, и врач, наблюдающий за моим психологическим состоянием. Я не знала, как ответить, потому что мой ответ, вероятно, передадут брату. Поэтому я ограничилась неопределёнными фразами.
Я могла бы долго говорить о том, что меня беспокоит в последнее время. В моих словах было бы много предложений, в которых тревога граничила бы с паникой.
Первое — это Массимо и Алессио. Они выбрали тактику посредников, наблюдая за ситуацией и поддерживая своего кузена. Оба злы и жаждут мести — отомстить Витиелло, особенно Амо Витиелло, за то, что произошло с Невио и за то, что Амо пришёл в Лас-Вегас просить руки Греты.
Второе — Невио. Хотя мы не были особенно друзьями, я беспокоюсь за него. Его ранили, и он сам ранил Амо. Эти раны оставили шрамы. После этого Невио стал ещё более буйным и неконтролируемым, почти каждый день уезжая на рейды. Массимо и Алессио следовали за ним, чтобы следить за его состоянием.
Третье — Аврора. Моя подруга стала более холодной и суровой. Как она и говорила, Ди Лауро действительно уехали в разные места. Это, кажется, пошатнуло её в какой-то степени. К этому добавилось беспокойство за Невио и за конфликт между Каморрой и Фамильей.
Четвёртое — Грета. Она сама не своя. Она и раньше часто проводила время в своей комнате в крыле дома Римо Фальконе, но теперь она почти не выходила. Лишь иногда она приходила и разговаривала с Авророй и со мной, что нас обеих удивляло. Но в остальном она стала словно потерянной.
И пятое — Каморра и Фамилья. Союз, который на грани разрушения и войны. Семейство Фальконе и Витиелло было в полном напряжении. И понадобилось время, разговоры, чтобы как-то урегулировать все. Но оставалось ощущение, что всё в подвешенном состоянии. Казалось, союз был лишь обманным словом. И не держался во все.
Все были наготове и сосредоточились на том, чтобы обезопасить наше окружение. Мои передвижения были ограничены домом, школой и больницей. Разговоры с психологом перешли в дистанционный режим. Я стала реже посещать Фальконе.
Прошло уже несколько месяцев с того происшествия, и я могу по пальцам пересчитать, сколько раз я была дома у своей сестры или Авроры. Поэтому я была очень рада провести здесь время. Вчерашнюю ночь я провела у Авроры.
Мой взгляд останавливается на баночках с витаминами и лекарствами. Я беру их одну за другой, беру точное количество, рекомендованное врачом. Запив таблетки водой, я чувствую неприятный вкус, но стараюсь не обращать на него внимания. Однако, сколько бы я ни запивала, вкус остаётся.
После приёма таблеток мне нельзя есть, поэтому я просто откладываю их обратно в сумку. В груди появляется знакомая боль, к которой я уже привыкла. Моя кожа бледная, как лист бумаги. Я чувствую слабость, но стараюсь сохранять спокойствие, особенно когда на меня смотрят Джемма и Савио.
— Карлотта, что сказал врач? — спросила Джемма, нахмурив брови и сцепив руки в замок. Этот жест означал, что она настроена на серьёзный разговор.
Походы к врачу не были частыми, всё было как всегда. Однако в последнее время визиты стали более долгими. Это беспокоило всех вокруг, но я... не могу сказать, что меня это сильно волновало. Я просто устала.
Устала просыпаться так рано, чтобы успеть в больницу, потом сразу в школу, после школы просить ехать быстрее домой, потому что нужно было позвонить психологу. Вечером — учёба и игра на виолончели. Это расписание, которое просто поглощало меня. Таблетки, к которым я привыкла с детства, — вот что вызывало эту усталость.
Бледность и отсутствие сил — вот что меня беспокоило.
— Отдыхать, — пожала я плечами. — И следовать рекомендациям.
Савио прищурил глаза, глядя на троих своих племянников, которые уютно устроились на диване и наблюдали за боем по телевизору. Массимо одновременно смотрел на экран и что-то печатал в ноутбуке, его лицо было совершенно безразличным.
Было раннее утро, и мы только что проводили большую часть семьи Фальконе, включая родителей Авроры и её саму, в их путешествие в Нью-Йорк.
Приглашение на свадьбу Амо Витиелло было отправлено давно, но после тех событий многие из них сомневались, стоит ли лететь в Нью-Йорк. Тем не менее, они всё же решили отправиться туда в большом составе.
В Лас-Вегасе остались Савио и Джемма, которые присматривали за Джулио и Давиде, а также за Нечестивой троицей. Всем им было неспокойно, они не могли усидеть на месте. Поэтому Савио попросил Диего и Тони приехать и составить им компанию. Мама же отправилась к нашим родственникам.
Я множество раз пыталась отговорить Аврору от этой поездки, но она была непреклонна. Даже Фабиано, который был сначала против этого, согласился, поддавшись уговорам дочери.
Невио, Алессио и Массимо также были против. Невио открыто выражал своё недовольство, в то время как Алессио и Массимо, казалось, были более спокойны. Они выражали своё несогласие с помощью различных фактов, сохраняя при этом холодное выражение лица.
Но она всё же поехала, объяснив свой поступок желанием увидеться с родственниками. Это разозлило Невио, который и так был не в лучшем настроении, поскольку Грета тоже решила отправиться в путь.
— Это всё, что сказали? — Джемма хмыкнула, покачав головой с неверием. — Точно?
— Зачем мне что-то скрывать? — я пожала плечами, прислушиваясь к отдаленным голосам Диего и Тони, присматривавших за младшими. Их приглушенные разговоры доносились словно издалека, обволакивая тишину.
— Я просто беспокоюсь, Лотти, — голос сестры стал тише, почти шепотом, и краем глаза я заметила, как ее плечи поникли, будто она потерпела поражение в невидимой битве.
Я отчаянно хотела найти в себе силы, чтобы успокоить ее, заверить, что со мной все в порядке. Но какой в этом смысл? Я делала это бесчисленное количество раз, говорила ей, и Диего, и маме, но слова разбивались о глухую бетонную стену. Они не слышали, или не хотели слышать, а я просто перестала говорить.
Боль в груди стала моим неизменным спутником. Настолько привычным, что в некоторые моменты я перестала ее замечать. Как и бледность. Большую часть жизни моя кожа отливала болезненным, нездоровым оттенком.
— Все хорошо, Китти, — прозвучал тихий голос Савио, и он обнял Джемму за плечи, прижимаясь лицом к ее шее.
Моя сестра улыбнулась, но румянец мгновенно залил ее щеки. Я отвернулась, чтобы не смущать ее еще больше. Обрывки их шепота доносились до меня, но я отгоняла их, словно назойливых мух.
Мне не хотелось сейчас думать о себе. Или говорить о себе. Это всегда так грустно. Вспоминать больничные палаты, бесконечные анализы, которые мне снова и снова назначают, горы таблеток, специальный режим, диетическое питание.
Почему я не могу быть как все?
Во мне бушует ураган противоречивых чувств: от изматывающей грусти до обжигающего раздражения, от выматывающей усталости до пугающей потерянности. Кажется, я ощущаю слишком много, до невыносимости остро, но это клубок эмоций терзает меня изнутри, не давая ни минуты покоя. Иногда я мечтаю о бесчувствии, о непроницаемости Нино Фальконе или Массимо. О тишине внутри, о безмятежном покое, где нет места волнениям и тревогам.
Словно услышав мое мысленное воззвание, Массимо отрывается от экрана ноутбука и его взгляд безошибочно находит меня. Тёмная бровь приподнимается в немом вопросе. Взгляд скользит к моей сумочке, где лежат лекарства, затем возвращается к моему лицу. Я едва заметно киваю, давая понять, что приняла их. В ответ получаю короткий, сдержанный кивок.
Даже в его внешней бесстрастности сквозит забота о близких, и из-за этого тепло разливается по всему телу. Массимо не донимает расспросами, но всегда ненавязчиво проявляет внимание к моему здоровью.
После случившегося мы видимся нечасто, но Массимо всегда находит возможность приехать ночью, когда выдается свободная минута. Он поглощен делами Невио, то вытаскивая кузена из передряг, то сдерживая его порывы. И пусть наши встречи редки, они наполнены такой теплотой и яркими эмоциями, что даже мимолетные мгновения врезаются в память навсегда.
Мы читаем вместе, едим вместе, когда он приносит что-нибудь. Массимо балует меня маленькими десертами, зная, что большие порции мне нежелательны. Он может часами наблюдать, как я делаю задания по школе. У него есть странная мания – трогать мои волосы, закручивать пряди на палец или просто убирать их за ухо. Он словно одержим желанием держать меня за руку. Он не может удержаться, чтобы не прижать пальцы к пульсу на моей шее и не поцеловать это место. Он одержим поцелуями моих губ. Массимо словно зависим от меня, и делает меня такой же, и я совершенно не против этого.
Уголки его идеальных губ едва заметно приподнимаются в подобие улыбки, наверное, потому что я слишком пристально, почти не моргая, смотрю на него. Кожа на лице вспыхивает ярким пламенем, и когда я пытаюсь отвернуться, его лицо вновь становится бесстрастным, и он отрицательно качает головой, не позволяя мне отвести взгляд.
Массимо словно зациклен на том, чтобы наши взгляды встречались. Задерживались друг на друге.
Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как внутри разливается волна нежности.
Он – мой якорь в бушующем море эмоций, тихая гавань, где можно переждать шторм. Его немногословная забота говорит громче любых слов, и я ценю это превыше всего. Я знаю, что за маской непроницаемости скрывается глубокая привязанность, и мне достаточно просто быть рядом с ним, чувствовать его присутствие, его тепло.
И, кажется, Джемма всё замечает, потому что краем глаза я ловлю, как на её лице расцветает улыбка.
Такая широкая, обезоруживающая улыбка, что я невольно перевожу взгляд на неё. Эта улыбка сбивает с толку Савио, и он хмурится, легонько щипая её за щеку, чтобы заставить посмотреть на него.
— Что-то случилось такое, что вызвало эту улыбку, а я пропустил? Не может же что-то ускользнуть от моего взгляда.
Не могу сдержаться, и смешок вырывается из меня, отчего Джемма улыбается ещё шире, словно безумная.
— Да так...
— Я, наверное, ещё посплю, — перебиваю её, резко вскакивая на ноги и демонстративно зевая.
Савио переводит озадаченный взгляд с меня на Джемму и обратно.
— Ты должна помогать мне их сдерживать.
Но я точно никого не смогу сдержать.
— Савио, ты с этим идеально справляешься, — говорю я, беря в руки свою сумку и отступая к двери.
— Ну да, конечно, — недовольно ворчит он, снова глядя на своих племянников.
Невио сидел как на иголках, его нервы, казалось, вот-вот лопнут. Он смотрел сквозь экран телевизора, не видя ничего, а его нога маниакально дергалась. Алессио, сидящий рядом, то и дело бросал на него тревожные взгляды, тяжело вздыхая и нервно проводя рукой по волосам, которые от этого стали совсем растрепанными. В его голубых глазах плещется тревога с примесью злости, как мне показалось, с моим-то не самым острым зрением.
А Массимо... Он следил за каждым моим шагом к двери, и в его взгляде читалось удовлетворение. Подперев голову рукой и слегка наклонив ее набок, он просто наблюдал. Несколько темных прядей упали ему на лицо, и Массимо поморщился, убирая их. Я невольно улыбнулась, и поспешила скрыться из виду.
Я лишь надеялась на скорейшее возвращение всех, гнетущее предчувствие не отпускало: Невио долго не выдержит. Ярость клокотала в нём с такой силой, что её можно было потрогать. Он не проронил ни слова, когда мы провожали их, не попрощался.
Единственные, с кем он общался этим утром, были Массимо и Алессио. Тихо, заговорщически, с оттенком зловещего.
Не со всеми Фальконе я была близка, но каждый из них стал мне дорог. Они приняли меня, сделали частью своего круга, поэтому беспокойство за каждого терзало меня. Волнение за них, оказавшихся на чужой территории. Страх, что с ними что-то случится. Но где-то глубоко теплилась надежда, что присутствие Скудери в Нью-Йорке хоть как-то смягчит ситуацию. Аврора была близка со своими тётями и их детьми, возможно, это поможет.
Едва переступив порог своей комнаты в крыле Савио и Джеммы, я распахнула окно, а затем, словно желая укрыться от назойливого мира, резко запахнула шторы, пытаясь утопить пространство в спасительном полумраке. Но даже сквозь плотную ткань настойчиво пробивались солнечные лучи, высвечивая пылинки в воздухе, словно маленькие танцующие искры. Я рухнула на кровать, утопая лицом в мягких подушках, ища в них хоть какое-то утешение.
Взгляд зацепился за сумку с таблетками на прикроватной тумбочке, и я тут же отвернулась.
Пальцы судорожно сжали прохладную ткань наволочки, и я закрыла глаза, отчаянно надеясь провалиться в спасительный сон. Но бежать от тревоги было бесполезно — она просачивалась сквозь стены, вибрировала в самом воздухе, терзая душу своим невидимым присутствием. Я знала, что должна быть сильной, ради них всех. Но липкий страх сковывал, лишая сил, словно парализующий яд.
— Хочешь поесть? — голос, такой знакомый и близкий, словно эхо из самой души, пробежал по коже мурашками. Мне даже не нужно было поворачиваться, чтобы узнать его.
— Если в блюде будет шоколад, густой крем и вообще неприличное количество сахара, то да. Определенно да.
— Ты неисправима. Хочешь состоять из сахара?
— Это означало бы есть саму себя, поэтому нет. Но от кусочка торта я бы сейчас не отказалась.
В памяти тут же возник торт, который Киара приготовила вчера для Савио и который сейчас, наверняка, томился в холодильнике. Возможно, я совершу дерзкое покушение на один кусочек, когда муж сестры улизнет в сад или поднимется на второй этаж, чтобы я могла проложить себе незаметный путь к сладкому соблазну.
— Знаю, о чем ты думаешь, — матрас рядом со мной просел под его весом, и я ощутила мимолетное касание его пальцев на моей щеке. — Савио уже уничтожил его. Без остатка.
Мои глаза распахнулись, утопая в бездонной черноте его взгляда, в омуте, где можно потеряться навсегда.
— Совсем ничего не осталось? — прошептала я.
— Ничего, — его губы тронула едва уловимая, дразнящая тень улыбки.
— Абсолютно ничего?
— Абсолютно, — промурлыкал Массимо, снова проводя кончиками пальцев по моей щеке. — Савио опасался, что либо ты, либо Алессио, либо Джулио все утащите.
Лицо мое скривилось, и я закрыла глаза ладонями, бормоча что-то невнятное.
— Карлотта.
— Я расстроена, — прозвучало мое признание приглушенно.
— Мой дорогой призрак... — прошептал Массимо, и от этого прозвища, словно от прикосновения шелка, по телу пробежала дрожь.
Он бережно убрал мои руки от лица, заставляя поднять взгляд. В его глазах плескалось спокойствие, но в уголке губ играла едва заметная улыбка. Его пальцы, с бесконечной нежностью, скользнули по моим щекам, задержавшись на подбородке.
Внезапно, почти невесомо, он повернул мою голову в сторону тумбочки, от которой я недавно отвернулась. Сумка с лекарствами была отодвинута на самый край, а в центре красовалась тарелочка с одиноким кусочком торта и бутылка воды с минералами.
— Я проснулся пораньше и решил припрятать кусочек, — пояснил Массимо.
— Но ты же сказал, что больше ничего не осталось, — удивилась я.
— Савио заглянул на кухню уже после меня. Поэтому да, больше ничего и не осталось. Ты бы видела его лицо, когда он обнаружил, что торт уже кто-то тронул.
— Поэтому он весь день смотрит на вас, как ястреб на добычу?
— Вообще, причин хватает. Но это, безусловно, одна из них, — пожал он плечами. — Ты и твоя маниакальная любовь к сладкому...
— Ты идеален, — вырвалось у меня, прежде чем я успела осмыслить свои слова.
Я замерла, а на лице Массимо расцвела настоящая, ослепительная улыбка.
— Это правда.
Я хмыкнула. Мне хотелось что-то сказать, но слова застряли в горле, когда он начал приближаться. Так медленно, искусно растягивая момент.
Веки опустились, и я подалась вперед, нетерпеливо ожидая. Но ничего не произошло. Открыв глаза, я увидела, что его улыбка никуда не исчезла, но теперь в ней промелькнула насмешка.
— Так сильно хочешь этого?
Мои брови нахмурились, и я откинулась обратно на подушку.
— Мне просто в глаз что-то попало, поэтому я и закрыла глаза, а не из-за...
Поток оправданий прервался, когда Массимо накрыл мои губы своими.
Поцелуй начался осторожно, но сразу же разгорелся сильным пламенем, окутывая меня жаром страсти. С каждой секундой, с каждым украденным вздохом моё тело отзывалось бурей желания.
Массимо нежно, словно художник, выводящий линию на холсте, проводил руками от кончиков пальцев до шеи. Каждое его движение было как медленная пытка, сладостное предвкушение, готовое взорваться фейерверком.
В его объятиях время словно теряло свою власть.
Немного отстранившись, он поцеловал мою шею и, склонив голову набок, будто погрузился в глубокие раздумья.
— Всё хорошо? — спросила я, проводя пальцами по его лицу и убирая короткие пряди, чтобы они не мешали. Массимо наклонился навстречу моим прикосновениям, слегка кивнув. — Правда?
Почему-то мне так не казалось.
— Поешь через десять минут, а потом поспи, — сказал Массимо, обхватив ладонями моё лицо. — Ты выглядишь очень уставшей.
Его голос звучал как всегда спокойно, но взгляд... Его глаза внимательно осматривали каждую черточку моего лица, и это было красноречивее любых слов.
Он заметил, что моя бледность вернулась. И он видел, как я устала.
— Вернёшься к Невио и Алессио?
Мне бы хотелось, чтобы Массимо остался со мной, но сейчас он действительно нужен им.
— Да, сейчас я им нужен, — с уверенностью произнёс Массимо, словно прочитав мои мысли. — Отдыхай.
***
Массимо
— Давиде написал Алессио, что они с Джулио долго не смогут морочить голову Савио и Диего, — проскрежетал в динамике голос Невио, словно лезвием по стеклу. Ветер, словно разъяренный зверь, терзал лицо, заставляя выкручивать громкость на максимум, чтобы выловить хоть слово.
— Гора новомодных видеоигр для них и они поменяют своё мнение, — ядовито усмехнулся я. — Неужели до вас двоих не дошло?
— Заткнись, гений.
Я сдался, обреченно вздохнув.
Замер, словно каменное изваяние, присев на корточки на крыше. Сначала игра в охотника за людьми Фамильи через оптический прицел винтовки тешила самолюбие, но полчаса в этой позе превратили ее в унылую пытку.
Вчера утром мы спорили до хрипоты, стоит ли лететь в этот гребаный Нью-Йорк и наблюдать за балаганом. Приглашение на свадьбу сына Луки Витиелло, не отозванное после тех событий, отзывалось острым, почти физическим предчувствием ловушки. В воздухе пахло гарью назревающей бури.
Невио, как всегда, выступил за эту идею.
И меня не покидало гнетущее чувство, что Савио прекрасно знал о нашей тайной вылазке, а не о безобидной поездке на рейд, как мы ему скормили. Возможно, он знал всё.
Пять часов томительного полета на частном самолете, и все это время Алессио, словно заведенный, крутил видео, которые присылала Аврора с банкета. Она блистала, смеялась с кузенами и кузинами, словно нарочно.
Раздражало ли это? Не буду на это отвечать.
Моя позиция — крыша соседнего здания, прямо напротив цитадели праздника. Невио и Алессио, словно два призрака, затаились через дорогу в фургоне, нарядившись в нелепый маскарад: кепки, темные очки — жалкая пародия на маскировку.
Сейчас я бы отдал все, чтобы быть рядом с Карлоттой, а не здесь, в этом унылом ожидании. Палец на курке предательски ныл, подзуживая нажать. Солдаты Фамильи, как муравьи, сновали по улице, словно на ладони.
До этого момента я никогда не был в Нью-Йорке, как и Алессио. Из нас троих здесь бывал только Невио, поскольку иногда приезжал с дядей Римо на встречи.
Этот город мне не нравился. Шумный, как и Лас-Вегас, но не цеплял. Слишком много обыденности, слишком мало порока.
— Наши выходят, — прорезал тишину голос Невио, но я и сам это заметил. Один за другим, члены нашей семьи покидали здание. — Солдаты следят за ними.
— Не нужно комментировать каждый пук, я и сам вижу.
Пока наша семья рассаживалась по машинам, у входа в здание маячили шестеро солдат Фамильи. Без жен, без детей, без лишних глаз. В этот момент появились Маттео и Лука Витиелло. Лука замер, словно хищник, наблюдая.
Одно нажатие на курок — и его жизнь оборвется. Я был уверен в каждом миллиметре, в каждом вздохе. Я был уверен в своей точности.
Но мое первое условие перед этой поездкой: никаких действий, пока мы не убедимся, что наши в опасности.
— Витиелло у меня на прицеле, — прошептал я, не отрывая взгляда от его неподвижной фигуры. Через мгновение он едва заметно кивнул головой, отдавая кому-то приказ. — Видели?
— Конечно, — яд сочился из каждой буквы Невио. — Гроул последовал за машинами на своей таратайке. Начинаем?
Вопрос прозвучал с нетерпеливым голодом, словно глоток ледяной воды в раскаленной пустыне.
Я замер, не отрывая взгляда от прицела, наблюдая, как Лука Витиелло и его свита теней скользнули обратно в здание.
Они остались. Значит, будет совет. Послали лишь одного, чтобы приглядывал. Убедиться, что наша семья останется в отеле, словно в клетке. Возможно, планируют внезапный удар. Нападение в дороге на пути в отель было бы слишком очевидным, слишком предсказуемым.
Нахожусь в состоянии готовности, чтобы не упустить ни одного важного момента.
— Массимо?
— Ты уже все решил, не так ли?
— Но это не значит, что мне не нужно твое одобрение, — прорычал он. — Они знают, в каком отеле наши. Им известны дороги. У них все просчитано. Нужно добавить хаоса в их планы.
— И что ты предлагаешь? — нахмурился я. Интересно, Алессио еще рядом с ним? Он перестал подавать признаки присутствия.
— Все уже в процессе.
— Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
Я слегка наклонил винтовку, чтобы получить более широкий обзор.
— На банкете нет жены Луки, его младшего сына и дочери. Они уже уехали. Эти цели можно исключить. Но семья Маттео все еще здесь. Что может быть лучше, чем захватить их, Массимо? У нас будет козырь. Мне надоело, что Витиелло считают себя выше нас.
— В каком смысле «уже началось»? — рявкнул я, выхватывая телефон и прижимая его к уху.
— Эта безумная Джианна Витиелло и ее дочь уже выходят. Готовься стрелять по земле рядом с солдатами, которые их сопровождают.
Я с раздражением цокнул языком и закатил глаза.
Направив винтовку обратно ко входу, я увидел, как семья Маттео Витиелло выходит из здания в сопровождении охраны.
Джианна Витиелло выглядела злой и раздраженной, ее огненно-рыжие волосы плясали на ветру. Ее дочь, напротив, казалась измученной, потирая виски и стараясь сохранять достоинство. Два солдата Фамильи замыкали шествие.
— Стреляй на счет...
Мой палец скользнул на курок.
— Два...
Я оценил ветер, расстояние, учел все переменные и нажал на курок.
— Один.
Четыре секунды — и на их лицах вспыхнула паника.
Джианна Витиелло прижала дочь к себе, присела на землю, закрывая ее голову руками. Солдаты бросились вперед, выхватывая оружие, но я выстрелил снова, одному из них в ногу.
— Уходи, Массимо.
Я сорвал винтовку с опоры, быстро разобрал ее и запихнул обратно в рюкзак. Подхватил пустую гильзу и бросил туда же, не оставляя следов своего присутствия. Закинул рюкзак за спину, вскочил на ноги и побежал по крыше, к пожарной лестнице. Спустившись на землю, я пошел по противоположной улице, одновременно говоря Невио, где я.
Сирены резали ночной Нью-Йорк, а в толпе прохожих нарастала паника.
Я затерялся в толпе, наблюдая, как вокруг меня воцаряется хаос.
Люди кричали, бежали, тыкаясь друг в друга, словно слепые котята. Запах горелой резины смешивался с приторным ароматом парфюма какой-то перепуганной женщины, толкнувшей меня в плечо.
Я свернул в узкий переулок, где меня ждал фургон с тонированными стеклами. Рядом с ним стояли мой брат и кузен, они курили сигареты, но, увидев меня, отбросили их.
— Чисто? — спросил Невио, его лицо расплылось в улыбке, словно у маньяка.
— Как слеза. Винтовка в рюкзаке, гильза там же. Никто меня не видел.
Из фургона доносились женские голоса, наполненные ругательствами и угрозами.
— Вы забрали их?
— Не составило труда, — пожал плечами кузен. — Одного из солдат ты ранил в ногу, а другого — Алессио. Мы забрали женщин и связали. Теперь нужно заставить их замолчать. Теперь я понимаю, от кого Аврора унаследовала большую часть своего характера. От своей тетки.
Я обратил внимание на своего притихшего брата. На его щеке и шее я заметил красные линии, похожие на небольшие царапины. Когда я наклонился, чтобы рассмотреть их поближе, он поморщился.
Видимо, это были следы от ногтей.
— Тебя потрепали? — спросил я с усмешкой.
— Жена Маттео — настоящая бестия, — надул губы Алессио, поглаживая своё лицо.
— Хочешь, чтобы тебя пожалели? — снова усмехнулся я, похлопывая его по щеке. От этого он поморщился ещё сильнее. — Мне не нравится, как всё складывается, Невио. Нет чёткого плана, а мы действуем безрассудно.
— Я не хочу это обсуждать. Мы должны действовать, и точка.
— Мы можем ошибаться. Да, они отправили Гроула следить за нашими людьми, но мы делаем то же самое, когда Витиелло появляются на нашей территории.
— Ты не видел их глаза. Ты сидел наверху и не видел их так близко, как мы. Они что-то замышляют, — прорычал Невио, кладя ладонь мне на плечо. — Мы уже здесь, Массимо. И если ты думаешь, что я не смогу пойти на риск, ты ошибаешься. Твое правило не действовать, пока мы не заметим ничего подозрительного, я не буду ему следовать. Правила не для меня. И я просто хотел испортить им сегодняшний день.
Стряхиваю его руку и направляюсь ближе к фургону, чтобы открыть двери. Джианна сразу же обращает на меня взгляд, и в её глазах я вижу злость. Её рыжие волосы, похожие на гнездо, торчат в разные стороны, и она действительно выглядит как настоящая бестия. Когда наши взгляды встречаются, её дочь вздрагивает, и я замечаю страх и панику в голубых глазах.
Их руки связаны, и они сидят рядом, тесно прижавшись друг к другу.
Если бы я мог испытывать чувства, то, вероятно, пожалел бы их.
— Не понимаю, как у такой милой и доброй Киары могли родиться такие уроды сыновья, — произнесла Джианна Витиелло, презрительно скривив губы. — Вы все Фальконе просто отвратительны.
— Так и знал, что она не заткнётся, — послышалось бормотание Невио за моей спиной.
— Не произноси имя моей матери.
Не знаю, что именно прозвучало в моём голосе, но Витиелло вздрогнула. И в её глазах читается страх, это очевидно. Джианна старается скрыть свои чувства, но дрожь, охватившая её тело, выдаёт её с головой.
— Твой брат тесно связан с Фальконе, — губы Алессио изогнулись в улыбке, и он приблизился к ним, садясь напротив. — Каково это? Когда родной человек не выбирает вашу сторону?
— Это была его главная ошибка.
— Мы для Фабиано больше семья, чем вы, — усмехнулся Невио, подходя ближе, вставая плечом к плечу со мной и крутя нож в руке.
— Семья? Вы? — Джианна разразилась смехом, откинув голову назад. — Для него семья — это жена и дети. Мне напомнить, что было между Римо Фальконе и Фабиано много лет назад? Семья, ну да, конечно.
— Она мне надоела, — проворчал Невио, беря скотч, и через секунду заклеил ей рот. — Так намного лучше. Надо всё сделать ещё веселее...
Я больше не могу сосредоточиться на его словах, потому что мой взгляд прикован к брату, который неотрывно смотрит на Изабеллу Витиелло. Он почти не моргает, его взгляд скользит по её лицу, а тело напряжено, словно в ожидании.
Мне не нравится этот взгляд — блуждающий, полный интереса, который не отрывается от неё. Я знал этот взгляд. Это был взгляд хищника, высматривающего добычу. Взгляд, который предвещал беду, особенно для той, на ком он задерживался.
И девчонка тоже заметила это. Она сильнее задрожала, как осиновый лист, съежилась, опустила голову и, повернувшись к матери, как будто скрывала лицо.
Алессио все еще смотрел на Изабеллу, но теперь в его взгляде читалось что-то еще, кроме интереса. Какое-то смутное подобие вины или даже... сожаления? Это было странно.
— Алессио, — позвал я брата.
Прошло несколько секунд, прежде чем он наконец обратил на меня внимание. Я сразу же покачал головой, без слов выражая свои мысли.
Я пробираюсь внутрь и снимаю скотч с лица Джианны, оставляя красные следы в тех местах, где он был приклеен.
— Ну зачем? — слышу я недовольный голос Невио.
— А ты не сможешь справиться со словесным нападением? — спрашиваю я, приподняв бровь, и выхожу обратно наружу. — Поедем к отелю, проведаем обстановку. Мне не хотелось бы находиться здесь дольше необходимого. Здесь отвратительный запах.
— Это из-за вас.
— Мама, — тихо произнесла Изабелла.
Я поднял глаза к небу и, не удостоив её ответом, пошёл к водительской двери фургона. Невио закрыл двери за собой и сел рядом с Алессио.
Всю дорогу меня преследовала мысль: чувствовала ли Карлотта в свои тринадцать лет тот же леденящий ужас, что сковал женщин за моей спиной? Их трясло мелкой дрожью, словно осенние листья на ветру.
Да. Наверняка чувствовала.
Но к этим двум я не испытывал ничего. Пустота. Страх их меня не трогал. Особенно теперь, когда Невио, захлебываясь от восторга, начал живописать свои пристрастия к женским крикам — крикам боли, крикам агонии во время пыток.
Врал, конечно. Никогда он не пытал женщин. Но в его словах было столько яда, столько извращенного веселья, что женщины, без сомнения, верили каждому слову.
Джианна постепенно затихла. Невио достиг желаемого эффекта — напугал до полусмерти.
Меня же все это раздражало. Эти две женщины — обуза, которую необходимо тянуть за собой. Бессмысленность происходящего давила на плечи. Невио, похоже, искренне наслаждался представлением.
Наши действия необратимо вели к войне между Каморрой и Фамильей. После того, как Невио и Амо ранили друг друга, открытый конфликт казался лишь вопросом времени. И вот, этот момент настал.
Сегодня — это уже не предчувствие, а свершившийся факт. Война началась.
В распахнутое окно врывался колкий ветер, принося с собой сухой треск выстрелов. Прищурившись, я различил на обочине длинную змею машин, за которыми, словно крысы, прятались люди.
Солдаты Фамильи. И во главе – сам Лука Витиелло с сыном, как цербер со щенком.
На противоположной стороне дороги — две разбитые машины, искореженные.
— Мы вовремя! — выдохнул Невио с хищным торжеством, и его голос эхом прокатился по фургону.
Дядя Римо и остальные отвечали огнем, огрызаясь свинцом в ответ на вражеский град, пока женщины жались к машинам.
Резким движением руля я бросил фургон в занос. С визгом тормозов машина встала поперек дороги, в нескольких метрах от отца и дяди Римо. Стрельба мгновенно стихла, когда Невио выскочил наружу, сжимая в руке Джианну Витиелло, словно добычу, и приставив нож к ее коже. Алессио вытолкнул вперед Изабеллу. Следом вышел и я.
Меня не трогали проклятия, летевшие в нашу сторону от Маттео, которого с трудом удерживал Лука Витиелло. Мне было плевать на провокационные слова Невио, подталкивающие их к действию. Безразлично, что на нас нацелено оружие.
Мой взгляд остановился на отце, который стоял рядом с Римо. Его лицо, как всегда, было словно каменная маска. Но он был цел, лишь пыль покрывала его одежду. Ни единой царапины.
Затем мои глаза нашли её — маму. Не обращая внимания на Витиелло, который начал говорить что-то о том, что теперь мы в расчёте, что за нелепый бред, я направился к ней.
Темные волосы в беспорядке слиплись от крови. Вероятно, она ударилась головой. Ей необходима срочная проверка на сотрясение.
— О, Массимо, — прошептала мама, когда я осторожно обнял её. — Пожалуйста, скажи своему брату, чтобы он отпустил девочку.
Мои брови нахмурились, но я промолчал, сосредоточившись на ране у неё на голове. Кровь не шла. Однако мама с трудом стояла на ногах и выглядела дезориентированной, её взгляд блуждал и не мог сфокусироваться.
Я посмотрел на неё, затем на Серафину и Грету, стоявших рядом. Они смотрели на все это, словно надеясь, что всё ещё можно как-то исправить.
Но исправлять уже было нечего. Война началась. Я видел это в глазах моего дяди Римо, Капо Каморры, на которого равнялся Невио. Это было видно и в глазах моего отца, на которого равнялись я и Алессио.
Сотрудничества и мира между нами больше не будет. Останутся только война, насилие и кровопролитие.