Эпилог.
Он шел по капитолийской площади широким шагом, весеннее солнце заливало пространство, ласковые лучи пронизывали его насквозь своим теплом, щекоча ребра. Быстро переставляя ноги, Кориолан почти бежал, но все же старался выглядеть презентабельно, не позволяя себе окончательно сорваться на бег, он не хотел запыхаться.
Вдруг он остановился и огляделся по сторонам, словно забыл, что сильно торопится. Все вокруг выглядело, как Капитолий, но напоминало его лишь очертаниями и ощущением величия, что когда-то придавливало его к земле. Сейчас Кориолан ощущал то же самое. Давно забытое чувство. Как и ощущение, что он куда-то опаздывает.
Сноу опустил глаза на свои руки. Они предстали перед ним, лишенные пигментных пятен и старческой обвислой кожи. Длинные пальцы, идеально выраженные костяшки, белая, не тронутая солнцем кожа. И силы он внутри ощущал ровно столько, сколько в молодости.
Сила его тогда была почти безгранична.
Он снова обернулся, ощущение опасности щекотало ему затылок. Тоже похоже на что-то из прошлого.
Очертания вокруг стали неумолимо меняться, поселив в груди Кориолана чувство тревоги. По земле, если это можно было назвать землей, в общем, по тому, на чем он стоял, пополз холодный влажный туман. Такой густой, что скрывал носки его ботинок. Солнце гасло. Натурально гасло, как гаснет ночник или свеча. Небо, или, опять же, то, что отвечало за небо, темнело и холодело. Это больше не было похоже на Капитолий. Это стало похоже на что-то давно забытое, буквально выдворенное из сознания.
Кориолан сделал шаг вперед. Он дался трудно, будто к ногам привязали тяжелые грузы. Туман сгущался, он был словно ядовитый газ, проникая в легкие, он отравлял Сноу, он был физически ощутим — сдвигался вокруг, как стены, грозясь расплющить Кориолана.
Он побежал.
Дорога была одна — вперед.
Кориолан бежал быстро, стараясь обогнать туман, и вскоре оказался на открытом пространстве. Оно было словно подсвечено белым светом, что-то среднее между луной и прожектором. Легкие жгло от нехватки кислорода, он затормозил, не в силах больше двигаться.
Он снова обернулся, и вдруг перед ним из-за рассевшегося тумана выросло гигантское дерево. Сноу медленно приподнимал подбородок, скользя взглядом по толстым ветвям и крупному стволу. Дерево было лишено листвы, вместо нее на крупных, раскинутых в разные стороны ветках болтались крепкие веревки, затянутые в петли.
Висельное дерево.
Кориолан отшатнулся, словно оно могло придушить его своими ветвями или, вытащив корни из-под земли, накинуть петлю ему на шею. Но этого не произошло. Холодное солнце снова поднялось над горизонтом, оно слепило глаза, заставив его заслонить их ладонью. И вдруг пронзительный визг раздался откуда-то сверху. Сноу крутился вокруг своей оси, пытаясь разглядеть источник звука в залитом холодным светом небе, и ему бы бежать, но ноги приросли к земле. В нескольких сантиметрах от него захлопали крылья. Он инстинктивно пригнулся, закрывая голову руками.
Истошно крича человеческими голосами, десятки птиц закружили вокруг, словно по команде. Лучше бы это были коршуны. Но Кориолан знал, что это были за птицы. Чертовы сойки-пересмешницы.
Они вопили предсмертными криками людей, которых он когда-то знал. Ни один конкретный голос Сноу не мог различить, они все сливались в единый устрашающий вопль. Птицы нападали, клевали его, раздирая одежду до лоскутов, вырывая куски его плоти, заставляя истекать кровью. Кориолан бился в агонии, не в силах даже пошевелиться, но не смел умолять, чтобы это прекратилось.
Он никогда не будет умолять.
Птицы измучили его, заклевали до костей, они выклевали ему глаза, и теперь горячая кровь струилась по лицу вместе со слезами, но Кориолан все еще видел слепящий белый свет впереди. И вдруг все прекратилось. Мертвецы замолчали. Птицы прекратили хлопать крыльями и терзать его.
Боль струилась по телу горячими волнами. Он ощущал холодную землю под коленями, кровь на теле и слезы, льющиеся ему в рот. А затем из-за дерева вышел силуэт. Женский. Точеный. Было сложно понять, кто это, свет разливался позади нее, возможно, это был ангел.
И как вообще он мог видеть с выколотыми глазами?
Сноу успел только задать себе этот вопрос, находить ответ не пришлось. Потому что он, наконец, понял, кто приближался к нему, и на фоне этого все перестало иметь смысл.
Это был не ангел.
Андромеда.
Она шла, как всегда, медленно и царственно, словно на нее все смотрели, но кроме него, птиц, сидящих на ветвях, и трупов, что теперь болтались в петлях, тут никакого не было. Вряд ли после всего, что они пережили вместе, ей нужно было так вышагивать, но он не стал ей этого говорить.
Она совсем не изменилась. Вернее, была ровно такой, какой он запомнил ее. Молодой. Красивой. Идеальной. Ее темные волосы блестели в ледяном свете солнца. Карие глаза прожигали его насквозь. Она была так прекрасна, что буквально олицетворяла собой ужас.
Когда девушка подошла вплотную, он ощутил ее запах. Родной. Давно забытый. Он поднял волну болезненного наслаждения откуда-то из глубины его души, и Сноу задохнулся от этого чувства.
Андромеда мягко приподняла его лицо за подбородок и провела пальцем по кровяным следам на его лице, собирая влагу на подушечки пальцев. Он все еще стоял перед ней на коленях, не в силах пошевелиться. Кажется, она осталась довольна.
— Здравствуй, Кориолан, — ее голос звучал будто бы привычно, как он помнил, но был подобен звону колоколов — слишком громкий и, кажется, она говорила в его голове, потому что ее слова бились ему о виски изнутри.
— Здравствуй, Андромеда, — он сглотнул вязкую слюну, пропитанную кровью. Возможность говорить была дана ему словно только сейчас. — Это ад?
— Почему ты так решил? — она дернула бровью.
— Ты сказала, что подождешь меня в аду, — напомнил Кориолан.
Она улыбнулась ему. Как умела только она. С едва уловимой безуминкой, скользящей по красивым губам.
Андромеда провела по ним языком, словно слизывала сладость слов, что собиралась произнести. Она чуть наклонилась вперед и прошептала ему на ухо с таким придыханием, что у него завязало во рту:
— Это не ад. Это только начало.
Адская боль вернулась, словно по щелчку пальцев, кровь застелила глаза, и темнота поглотила его, осталось только ничего: бесконечное пространство, заполненное лишь криками соек-пересмешниц, агонией и громким хохотом Андромеды.
— Нет! — он проснулся, когда его подбросило на кровати: это мозг, ощутив опасность, подал сигнал, в кровь выбросились гормоны, сердце сделало кульбит, и президент пришел в сознание.
Кориолан ощутил, как заныли старые кости, как грудная клетка сжималась и разжималась слишком активно, все еще повинуясь чувству страха. Ночная рубашка неприятно липла к телу, холодный пот стекал вдоль позвоночника, а дворцовый сквозняк, от которого невозможно было избавиться, вызывал табун неприятных мурашек.
Он провел ладонями по лицу, стирая остатки сна.
Сноу посмотрел на свои руки. Пигментные пятна. Дряблая кожа.
К горлу подступила тошнота.
Спальню заливал еще холодный солнечный свет, занимался рассвет. Президент сделал глубокий вдох, затем выдох, продолжая возвращать себя в реальность.
Он привык. Всегда один и тот же сон. Вот уже тридцать четыре года. Всегда Капитолий. Туман. Бег. Виселица. Пересмешницы. Андромеда.
Кориолан покачал головой и поморщился от привкуса крови во рту. Выпив тогда яд вместе с Андромедой, он запустил обратный отсчет, и с тех пор боль стала его верной спутницей, каждый день она напоминала Сноу о том, что он сделал.
Президент думал о своем сне, привычным движением сплюнув кровяную слюну на белоснежный платок. Прежде Андромеда никогда с ним не говорила. Всегда лишь наблюдала за его страданиями, с безмолвным удовольствием впитывая их. А сегодня подала голос. Плохой знак.
Был бы. Если бы президент Сноу верил в знаки.
Он щелкнул чуть влажными пальцами, и экран на другой стороне комнаты загорелся. Губы Кориолана изогнулись в подобии улыбки. Таймер отсчитывал время до начала Семьдесят четвертых Голодных игр. Медленно утекающие сквозь пальцы минуты его успокаивали. До Жатвы оставалось всего четыре часа.
Это действительно было начало. Начало конца.
Но эту историю вы уже знаете.