Miss us?

Встреча одноклассников. Боа ненавидела встречу одноклассников.

В чем вообще смысл собираться спустя десять лет после выпуска? Зачем? Похвастаться своими достижениями? Показать, как хорошо ты живешь? Доказать, что в школе все ошибались на твой счет?

Боа этого не понимала.

Могла ведь отказаться, могла притвориться больной или вообще сказать, что находится не в Сеуле и не в Корее вообще. Но Юна – единственная одноклассница, с кем Боа поддерживала хорошие отношения – умоляла пойти на встречу вместе. Они всегда сидели рядом друг с другом, вдвоем ходили в столовую, даже посещали одни и те же кружки. Боа попросту не смогла отказать.

К тому же... к тому же у неё появился шанс увидеть их.

Не то, чтобы она сильно хотела встретиться с ними. Но Боа соврет, если скажет, что не думала о них, что не вспоминала то, что между ними было. Иногда, она настолько отчаивалась, что заходила к ним в Инстраграм с целью добавить в друзья или написать, но тут же закрывала приложение и блокировала телефон.

То, что было в школе – осталось в школе.

Почти сразу после выпуска, Боа пришла к логическому выводу – ошибка. Ошибка, что она повелась, ошибка, что она согласилась, ошибка, что она потеряла голову вместе с ними. Оборвать общение в тот же день, как она забрала аттестат со школы, было правильным решением. Правильным и, одновременно, мучительным.

Спустя десять лет, Боа с трудом признает, что всё еще сожалеет. Она не оставила свои контакты, не сказала им в лицо то, что нужно было сказать... то, что она на самом деле чувствовала и, блять, всё еще чувствует.

Стоит ли пользоваться шансом, чтобы всё исправить? Чтобы извиниться? Поймут ли они? Помнят ли они? Никто из них не пытался отыскать её, никто из них не писал и не звонил, не приезжал, не знал, где она, с кем она, кто она. Боа бы тоже не искала, если бы они поступили с ней так же – заблокировали, удалили, стерли из жизни, как будто ничего не было.

— Боа, ты так рано!

Голос Юны вытягивает из раздумий.

Боа выдыхает сигаретный дым, поднимая уставший взгляд на подругу. Вся в ярком, милом, белом. Юна обожала экспериментировать с нарядами, пробовала разные образы, но еще со школы решила остановиться на софт герл стиле, который всегда выступал заметным контрастом с темной одеждой Боа.

Юна ничуть не поправилась со школы – всё такая же худая и опрятная. Тонкие ноги скрывались под длиной юбкой, а узкая талия совсем терялась под широкой, розоватой блузкой. Черные туфельки с белыми носочками, как у куколки, и легкий шоппер с вручную вышитой розочкой. От Юны пахло цветами. Темные волосы собраны в две косы, что аккуратно лежали на плечах. На губах поблескивал бальзам, а кожа почти сияла.

— Вообще-то, я пришла вовремя, — кратко улыбается Боа и обнимается с подругой.

— Тебе не будет жарко в этих сапогах?

— М? Но на улице прохладно, — Боа жмет плечами и тушит сигарету о ближайший мусорник.

Поднимает ногу, чтобы поправить ремешки на обуви, и опускает обратно. Проводит ладонью по открытым ногам, проверяя, нет ли зацепок на капроновых, теплых колготках. Чуть опускает короткую юбку и вытягивает длинные рукава бордовой кофточки до самых ладошек, чтобы зажать пальцами. Не успевает проверить себя в отражении витрины, как Юна тянет в сторону бара. Боа приглаживает ладонями темные волосы, что были собраны в высокий хвост, и опускает солнцезащитные очки на глаза, надеясь, что темные круги не сильно выделяются после бессонной ночи.

Юна идет настолько быстро, что Боа чуть не роняет свою кожаную сумочку. Крепче прижимает к себе, чтобы никто не утащил.

Всё это не может не откидывать на десять лет назад, когда они с Юной точно так же бегали по коридорам школы. Боа приходилось смотреть за своей подругой, ведь она такая растерянная, невнимательная, вольная птичка, что старается упорхнуть как можно дальше. Юна не раз теряла свой кошелек, не раз забывала рюкзак в столовой, а однажды она вообще перепутала классы и заблудилась на третьем этаже.

Смотря на Юну, Боа всё еще не понимает, почем они не выбрали её? Такая хорошенькая, такая доверчивая и простая... почему они захотели тихую, мрачную и безразличную Боа? Что они в ней нашли?

Прошло десять лет, а она всё еще не знает ответа.

Перед баром хочет выкурить еще одну сигарету – она не знает, что её ждет. Боа не готова увидеться с ними, но испытывает до ужаса противоречивое желание поговорить с каждым из них. Не уверена, что всё закончится так, как хотелось бы, но и, с другой стороны, не может не попробовать.

В баре собрались почти все. Большая часть класса уже расселась за длинным столом. Староста поприветствовала Боа с Юной, остальные махнули в ответ. Запах жаренного мяса и алкоголя заставил желудок заурчать, а десятки знакомых лиц – тяжело вздохнуть.

Но их не было.

— А где Чоны? — спрашивает Юна.

— Сказали, что опоздают, — отвечает староста.

Боа сглатывает. Странно, что она вообще так сильно нервничает. Разве ей не должно быть плевать? Она была инициатором, она поставила точку в их странных отношениях, так в чем же дело?

Неужели, Боа боится, что они её отвергнут? Что они её не помнят? Что всё произошедшее в школе было всего лишь игрой? Как для них, так и для неё?

Кто-то наливает ей соджу. Не долго думая, она опрокидывает в себя первую рюмку, а затем сразу и вторую. Облегченно выдыхает и чувствует, как напряжение флегматично растекается по всему телу, позволяя немного расслабиться. Боа отвлекается на разговоры и даже улыбается.

Кто-то похудел, кто-то поправился, у кого-то отрасли волосы, а кто-то подстригся. У кого-то уже были дети, кто-то уже дважды в разводе, а кто-то открыл свой бизнес. Все изменились, ни то в лучшую, ни то в худшую сторону.

Боа всегда было всё равно, что о ней думают одноклассники. Раньше, к ней почти никто не подходил. Она не была изгоем, но она была той, кто никогда не хотел учавствовать в деятельности класса, кто никогда добровольно не соглашался на совместные проекты, кто старался как можно быстрее сбежать со школы.

Боа считалась, вроде как, "крутой", но ей трудно было поверить в то, что от неё тащатся младшеклассники. Как вообще можно ровняться на такую, как она? Она ненавидела школу, она терпеть не могла учителей, уроки... всё такое скучное, занудное и правильное.

Юна была одной из первых, кто рискнул наладить с ней контакт в средней школе. Наверное, всё дело в её оптимизме и противном желании дружить со всеми в мире. Боа не знает, почему доверилась ей, почему согласилась ходить с ней домой и обсуждать журналы, но знает, что это было правильно.

После Юны, в выпускном классе, появились они. Они подошли к ней с просьбой помочь, с просьбой поделиться домашним заданием, с просьбой остаться после уроков.

Боа не помнит, что было потом... как всё так обернулось?

Но тело помнит.

Кто-то предлагает выйти покурить. Половина класса выходит на улицу, делясь сигаретами и огоньком. Боа в какой-то момент перестает концентрироваться на прошлом и разговаривает о нынешнем. Смеется, когда староста шутит о классном руководителе, и мотает головой, когда одноклассница спрашивает, помнит ли кто-то полные имена учителей.

Всё хорошо. Да.

Алкоголь помог разобраться с хаосом в голове, а никотин – с беспорядком в душе.

Но струна вновь натягивается и резко рвется, когда Боа возвращается обратно в бар, когда она видит на своём месте одного из них.

Одного из близнецов.

Всё те же карие глаза, всё тот же пронзительный взгляд. Он сидел в костюме, который идеально облегал его тело. Дорогой, новый... пошитый на заказ? У него другая прическа – аккуратно подстриженные волосы, тот же черный цвет. На ощупь они такие же мягкие? Губы красные, как вишня, лицо чистое, светлое.

Боа застывает, когда он смотрит на неё. Тело вздрагивает, дыхание сбивается.

Он улыбается, поправляет очки средним и указательным пальцами.

"— О, Боже, Боа, малышка, не надо так глубоко. Я же сейчас кончу тебе в рот..."

— Привет, Боа.

— Привет, Чонгук.

— Ты тут сидишь?

— Да. Моё место, — она облизывает губы, крепче сжимает пачку сигарет в руках.

— Ох, прости. Садись, — он двигается в сторону, Боа садится рядом.

От него пахнет по-другому. Что-то холодное, древесное, цитрусовое. У него нет кольца на пальце, у него белоснежно чистая рубашка, а еще... он стал более мужественным, шире в плечах.

Боа отводит взгляд, стараясь не пялиться.

Одноклассники неожиданно громко зашумели. Чонгук не двигался, но когда Боа подняла взгляд, то в очередной раз почувствовала, как в грудь с силой кто-то бьет.

Он улыбается, широко и дерзко. У него рука вся в татуировках, уши, бровь и нижняя губа пробиты. У него рванная прическа, открытые бицепсы. На нем черная майка и странные джинсы с металлическими вставками и цепями. В черный, широкий ремень заправлена рубашка в клетку, словно он не знал, куда её деть.

Боа слишком долго смотрит на его чокер с шипами, ведет выше и сталкивается с карими глазами, с наглым взглядом, от которого мурашки пробегают по коже.

Он садится напротив, хитро ухмыляясь.

" — Блять, Боа, ты такая узкая, детка... Сделай так еще раз, сожми меня еще раз, давай..."

— Привет, Боа. Давно не виделись.

— Привет, Кукки. Десять лет, да?

— Да, — он дергает бровями и кусает кольцо на губе.

Всё такой же, как и раньше.

— Ты начала курить? — вдруг спрашивает Чонгук, смотря на пачку сигарет, которую Боа положила прямо на стол. — Кукки тоже, что мне не очень нравится.

Близнец фыркает, закатывает глаза и откидывается на руки.

— Тебя забыл спросить.

Староста отвлекает – произносит очередной тост. Просит всех поднять свои напитки, благодарит за встречу и надеется, что еще через десять лет они соберутся тем же составом, а может даже и с детьми.

Боа чокается с близнецами, стараясь не смотреть на них, и заливает в себя очередную стопку соджу.

Юна инициирует разговор. Спрашивает у Кукки, не больно ли было ему бить тату, а у Чонгука узнает, что не так со зрением. Они что-то отвечают, но Боа не слушает. Она где-то далеко. Пьет и пьет, периодически ест и не хочет признавать, что чувствует на себе их взгляды.

Чонгук наблюдает, как она берет себе мясо с гриля. Куки неотрывно смотрит на то, как она открывает бутылку соджу.

Боа радостно подпрыгивает на ноги, когда староста вновь зовет покурить.

Чонгук остается за столом, Кукки выходит следом.

Стоя в толпе, он не выдает себя, как и Боа. Они стоят по разные стороны от старосты. Кукки активно участвует в разговоре, шутит, размашисто жестикулирует и очень громко смеется. Пару одноклассниц смотрят на него с нескрываемым восхищением. Боа отводит взгляд, достает вторую сигарету, изредка вставляет свои пять копеек в беседу.

Никто, кроме неё, не курил по второй – все пошли внутрь после первой же. Все, кроме него.

Кукки стряхивает пепел, выдыхает дым, поднимая голову к ночному небу.

— Как давно куришь? — спрашивает, прижимаясь губами к сигарете.

— Три года. Ты?

— Пять лет, — он ухмыляется и долго смотрит на Боа.

Она сглатывает и отводит взгляд. Сердцебиение незаметно участилось, дыхание сбилось, а по позвоночнику пробежали знакомые мурашки.

Она не может долго смотреть ему в глаза. Просто не может.

Кукки хихикает.

Он тушит сигарету о кирпичную стену, растирая, и выкидывает бычок в мусорку. Засовывает руки в карманы джинс, медленно проходит мимо. Боа думает, что он вернется без неё, что он оставит её, но Кукки разворачивается к ней, упираясь рукой о фонарный столб.

— Прошло десять лет, а ты всё такая же...

— О чем ты?

— Постоянно молчишь. Хотя... у тебя такой красивый голос, — он пошло ухмыляется, и Боа вздрагивает.

"— Громче. Громче, детка.

— Кукки, мне так хорошо, Кукки... быстрее... быстрее, пожалуйста...

— Блять, ты такая попрошайка. Так достаточно быстро?

— Д-да... Кукки, Боже... еще... пожалуйста!

— Я буду трахать тебя столько, сколько понадобится..."

Боа выдыхает дым и сжимает сигарету так, что она чуть не ломается.

— Ты хочешь что-то обсудить? — говорит прежде, чем подумать.

— А ты? — он дергает бровями. — Встреча одноклассников, как-никак. Вспоминаем былое... как раньше было хорошо, да?

Боа облизывает губы и делает глубокую затяжку.

— Да. Было.

— А сейчас? Как сейчас, Боа? М? — Кукки скрещивает руки на груди. — Нам вот с Чонгуком не очень, если тебе вдруг интересно...

В его тоне проскакивает раздражение, злоба, обида.

— Мы были старшеклассниками, нам было по семнадцать...

— Восемнадцать.

Боа вздыхает.

Он хочет всё выяснить сейчас?

— Мне исполнилось восемнадцать после выпуска. И... прошло десять лет, Кукки.

— А мы так и не услышали от тебя объяснений.

— Я не могу обсудить с тобой... с вами всё сейчас. Сейчас, когда вокруг столько одноклассников, — хмурится Боа.

— Но ты хочешь? — Кукки вскидывает брови с удивлением.

— Хочу.

— Хочешь..., — он насмешливо фыркает.

Боа сглатывает и забывает о никотине. Неожиданно важно доказать ему, что она не врет, что она пришла сюда только из-за них, только из-за того, что хотела всё рассказать. Юна не причина, они настоящая причина.

— Пожалуйста, Кукки. Я хочу поговорить, но не здесь.

Он щурится, опускает взгляд на сигарету и выхватывает её из рук Боа.

— Попрошайка, — он ухмыляется, делает последнюю затяжку и тушит бычок тем же способом, что потушил свой.

Кукки возвращается обратно, пока Боа трет ладонями лицо и желает исчезнуть отсюда.

Она всегда спокойная, всегда уравновешенная, но как только говорит с ними, как только видит их, то... чувствует. Сильно, много, ярко. Вспоминает всё, что они делали, кем они были, чем занимались.

Так нельзя. Нельзя терять самообладание.

Боа заходит в бар почти сразу после Кукки. Садится на своё место, рядом с Чонгуком, который выглядел слишком трезво. Он ведь тоже пьет, много пьет, так почему глаза не стеклянные, а движения по-прежнему аккуратные, вдумчивые.

Нужно поесть что-то. Боа выпила больше, чем Чонгук.

Не успевает взять кухонные щипцы, как замечает у себя в тарелке свежепожаренные кусочки свинины. Чонгук также пододвигает пиалочку с кимчи, которые только-только принесли, и наливает обычной колы в чистый стакан.

Боа хмурится и вопросительно смотрит на Чонгука. Тот, не глядя, спрашивает:

— Что?

— Я не...

— Я знаю. Знаю, что не просила, но я также знаю, что ты хочешь, — он смотрит ей в глаза, на губах проскакивает еле заметная улыбка. — Ты всегда была предсказуемой.

"— Дай мне потрогать тебя, дай мне сделать тебе хорошо...

— Чонгук, стой, нас могут усл-... О. Боже.

— Ты уже вся мокрая, Боа. Боже, твои трусики насквозь промокли.

— П-подожди, с-стой... Чонгук, черт...

— Ты сама трешься о мою ладонь. Не сопротивляйся, малышка, я знаю, где тебе нравится больше всего... вот тут, да?"

Боа облизывает губы, отворачивается, чтобы не смотреть на Чонгука. Хватается за палочки слишком резко, но не знает, стоит ли есть. Он всё еще смотрит на неё, как будто следит, чтобы Боа всё съела.

— Ты похудела, — вдруг говорит Чонгук и накладывает мясо себе в тарелку.

— Работы много. У тебя, я так понимаю, тоже?

— С чего ты взяла?

— Ты выглядишь очень... важным, — Боа кладет в рот кусочек свинины, чтобы хоть как-то заткнуться.

Чонгук на секунду зависает с соджу у самого рта, но затем опускает. Он кратко ухмыляется и поворачивается к Боа.

— А тебе интересно? Интересно, кем я работаю? Как вообще живу?

Немного опешив от такого нападения, она проглатывает мясо, которое чудом не застряло в горле.

— Просто... интересно, — смущенно отвечает, поднимая взгляд на удивленного Чонгука.

— Не врешь?

— Не вру.

Он неожиданно касается её колена своим и подпирает голову кулаком. Он смотрит долго, пристально, и Боа просто не может спокойно есть, когда Чонгук готов в ней дыру прожечь.

— Что?

— Почему ты ничего не объяснила?

Оглядывается по сторонам, чтобы проверить, никто ли не подслушивает, но даже Кукки отвлекся на разговоры с одноклассниками. Юна где-то пропала, но Боа сейчас меньше всего беспокоилась о подруге.

Положив палочки на стол, она выдыхает и пытается придумать максимально лаконичный ответ.

— У меня были причины.

— Какие?

— Чонгук, не здесь.

— Не здесь? — тихо, с нажимом и возмущением. — С чего ты взяла, что у меня есть время на то, чтобы поговорить с тобой? С чего ты взяла, что я хочу встретиться с тобой?

Боа вздрагивает и чувствует вместо удара в грудь – укол в самое сердце. От Чонгука ощущается та же обида, что и от Кукки, он точно так же раздражен. В отличие от своего брата-близнеца, Чонгук привык быть более сдержанным, он всегда лучше контролировал себя и свои эмоции, но сейчас...

— Не заставляй меня умолять тебя.

Чонгук поджимает губы, вздыхает и встает.

— Мне нужно в уборную.

Больше он не разговаривал с Боа, как и она – с ним. Чонгук вернулся, но сел рядом с братом, никак не комментируя своё перемещение, а Кукки даже не спрашивал – он был слишком сильно увлечен одноклассниками.

Боа, мягко сказать, ощущала себя не на своём месте, не в своей тарелке. Чего она еще ожидала? Никто бы не простил её за один вечер, ни Кукки, ни Чонгук. Они оба обижены, они оба злятся, не желая слушать. Несмотря на то, что Боа хочет всё объяснить, им теперь точно так же плевать, как и ей когда-то.

Они испытывали ту же боль? Тогда, после выпускного? Они ненавидели её все эти десять лет?

Десять лет.

Боа глупая, если вообще надеялась на что-то.

Остаток вечера она губит в соджу, еде и перекуре. Ни Кукки, ни Чонгук не приближались к ней, Юна же была нарасхват. Боа не жаловалась. Кто-то пытался вывести её на разговор, кто-то подсел и поведал трагическую историю своей жизни после окончания школы, а кто-то даже заигрывал к ней. Все были пьяные, крепко пьяные.

Бар закрывался, всех выгоняли.

Возможно, поэтому Боа так любила и дорожила Юной. Чувствуя ответственность за кого-то, помимо себя, она могла держаться за слабый маячок, позволяющий ей передвигать ноги. Боа держалась за Юну и вела её к выходу, пока подруга хохотала, хрюкая, и кричала о продолжении вечера.

— Успокойся, нам нужно вызвать такси.

— Ты всегда такая бука... такая вот ты... молодец, — улыбается Юна и целует Боа в щеку.

— А вам куда? — спрашивает староста, облокачиваясь о фонарный столб. — Может, как-то все вместе это... ну... уедем? Кому куда?!

Юна пытается сказать адрес, но у неё плохо получается складывать слова в предложения. Боа называет улицу и видит, как среди толпы поднимаются две руки.

— Нам туда же.

Кукки с загадочной улыбкой смотрит на Боа, зажимая сигарету в зубах, пока Чонгук вбивает в телефоне адрес.

Литры алкоголя и десятки сигарет не дают толком соображать. Всё происходит слишком быстро. Боа пытается держаться за Юну, но когда на горизонте появляются близнецы, то всё плывет.

Машина подъезжает почти сразу же. Чонгук с Кукки прощаются с одноклассниками, те не могут оставить без внимания Боа и, конечно же, Юну. Юна дольше всех жмет руки, кланяется, обнимается и шлет воздушные поцелуи. Никто не обращает внимание на то, как близнецы залазят в машину, как они усаживают Боа между собой на задних сиденьях, как они вплотную прижимаются к ней плечами в узком салоне такси.

Голова кружится. Холодный запах Чонгука мешается с морским ароматом Кукки. Во рту отвратный привкус сигарет и соджу. В груди жарко.

Юну усаживают на переднее сиденье. Водитель давит на газ. Одноклассники остаются где-то позади.

— Ой, какой хороший вечер, правда, мальчики? — Юна оборачивается с широкой и светлой улыбкой. — Нужно так почаще собираться!

— А что за повод, если не секрет? — доброжелательно спрашивает пожилой водитель.

— О-о-о!!! У нас была встреча одноклассников, — Юна сказала это настолько рекламным и торжественным тоном, что таксист засмеялся. — Спустя десять лет, представляете?!

— Ничего себе. Я своих-то одноклассников лет пятнадцать не видел...

— Многое теряете, дедуля, — ухмыляется Кукки.

— Вот-вот! — поддакивает Юна. — Это так классно! Поговорить о школе, вспомнить уроки, перемены... заново окунуться в ностальгию, понимаете?!

— Встретить старых друзей, — спокойно добавляет Чонгук, смотря в окно.

— Вы еще молодые, а мне куда уж...

— Не говорите так! — возмущается Юна. — Вот знаете...

Боа не слышит. Она не слышит, что говорит Юна водителю, ведь чувствует чужую руку у себя на ноге.

Сначала она думает, что ей мерещится. Мерещится, как Чонгук аккуратно обхватывает её колено своей ладонью, как он нежно сжимает и аккуратно ведет выше, под юбку... это ведь всё мираж, да? Боа выпила слишком много алкоголя, в крови слишком много никотина. В голове вновь всё перепуталось и смешалось.

Но почему тогда ощущения такие реальные? Почему тогда она покрывается мурашками и нервно сдвигает коленки, когда Чонгук гладит её? Почему она рвано выдыхает, когда чувствует, как он прижимается мизинцем прямо между ног?

Боа закусывает губу, краем глаза поглядывает на Чонгука, который ухмыляется и всё еще смотрит в окно. От его прикосновений голова идет кругом, воспоминания красочными кадрами проносятся перед глазами, а тело... реагирует.

Юна смеется, оборачивается, что-то говорит, смотря на Кукки, и затем вновь смотрит на водителя. Она ничего не замечает.

Не замечает, как Кукки берет Бао за кисть, как кладет её ладонь себе на пах, насильно сжимая. У него стоит, он возбужден, он пьян. Он еле ощутимо толкается навстречу бедрами, хихикает с какой-то шутки, что говорит водитель, и начинает водить ладонью Боа сверху вниз, заставляя обхватить свой стояк сквозь джинсы.

Боже.

"— Не могу поверить, что ты смогла принять нас обоих... детка, ты прекрасна.

— Боже, малышка, ты так сжимаешь меня сзади... я не уверен, что продержусь долго.

— Полегче... полегче, Чонгук, я ведь, блять, чувствуя тебя через неё.

— Она такая узкая, я не могу... Боже.

— Я сейчас кончу, я не могу, не могу... вы так глубоко...

— Тише-тише, Боа. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? М?

— Боа, расслабься. Ты вся дрожишь. Дай мне поцеловать тебя.

— Ты так хороша, Боа.

— Ты бесподобна, Боа.

— Ты вся наша.

— Мы полностью твои."

— Первая остановка, — объявляет водитель, притормаживая у обочины.

Боа пытается понять, где они находятся. Чонгук убирает руку, Кукки отпускает её ладонь. Юна выходит, и Боа хочет выйти вместе с ней. Плевать, что ей нужно ехать дальше, плевать, что она живет через три квартала, она не может больше находиться с ними в одной машине.

К тому же... если это первая остановка, где была бы вторая?

Чонгук не перечит, когда Боа молча просит пропустить её. Он выходит, помогает выползти из салона. Юна тут же обнимает подругу, крепко-крепко прижимая к себе. Кукки машет с машины, подмигивая. Чонгук садится обратно и закрывает дверь.

— До встречи, Боа.

— Увидимся, Боа.

— В смысле? А со мной вы не хотите еще встретиться?! — кричит Юна вслед такси, но никто её, кроме Боа и пустой улицы, не слышит. — Чего это они? Вы договорились о встрече и не сказали мне?!

— Мы не договаривались, — выдыхает Боа, радуясь свежему воздуху. — Они... они в общем сказали, что когда-то увидимся.

— М-м-м... ну, допустим, я тебе поверила. А почему ты со мной вышла?!

— Юна, можно... можно переночевать у тебя? — спрашивает Боа, прикладывая ладонь ко лбу. — Мне что-то неважно...

— Конечно! Идем!

Не может не думать о них, не может не прокручивать в голове их прикосновения в машине, их разговоры, их встречу.

Всё, как в тумане: Юна выделяет спальное место в гостиной, на диване, выдает полотенце и что-то из своего гардероба. Несмотря на то, что они обе пьяные, они всё равно принимают душ. Юна достает всевозможные таблетки, рассказывает, где у неё вода, стаканы и чай, и раз двадцать спрашивает, точно ли с Боа всё в порядке.

Но затем, не выдержав, она засыпает прямо за кухонным столом, уткнувшись лицом в руки.

Нога горит, ладонь – пылает. Боа нервно стучала ноготком по чашке, понимая, что так и не взяла у них номеров. Единственная связь – странички в инсте, но тогда они поймут, что она следила за ними, что все десять лет молча следила за ними.

Будет ли она рисковать? Хочет ли она рисковать?

Боа не знает...

...но так хочет.