Рассказы по Мирам Элона

Я задолбался.

Нет, ну серьезно, сколько можно?

Грейс, конечно, похихикивала надо мной, ведь по ее меркам я был едва ли старше ее самых молодых песчинок, кружащих вокруг с тех пор, как я от отчаяния раздробил ее идеальное сферическое тельце. Так и не простила мне этого, коварная зеленая женщина. Поэтому и помогать в моих бедах не собиралась. А ведь я так страдал! Но Грейс отмахнулась (в переносном смысле, конечно) и сказала мне, вполне внятно, что у меня просто пубертат и мне пора бы "выпустить пар".

Не стал уточнять у нее, каким местом, по мнению луны, я, бессмертный, к огромному сожалению, продукт экспериментов самого мироздания и свихнувшегося от одиночества ученого колдуна с далекого мира, могу выпускать сей пар, я, пожелав ей самой выпустить хотя бы пердинку, смотался, пока она не возомнила упасть прямо на Зумир в попытке раздавить меня (уверен, что после этого не умру).

Так как настроить навигационный аппарат не было никакой возможности, я лишь надеялся попасть туда, где не окажется никаких человечков, из-за которых мне опять приспичит не умирать.

Моргнув, я понял, что явно нахожусь слишком близко к какому-то светилу. Когда зашкварчавшая кожа начала сползать с лица, я спросил у солнца, есть ли поблизости приятная планетка, но огромная горячая звезда была безмолвна.

"Померла уже, небось. Не завидую планетянам, для которых это солнышко важно", — подумал я вполне безразлично и попытался сдвинуть прицел влево. Но слева оказалось лишь продолжение невероятно огромной звездищи. Овальная она, что ли? Пролетев прямо сквозь нее и сгорев до основания, я таки оказался на какой-то почве, предварительно основательно подмерзнув в открытом космосе. С физикой здесь творилось что-то еще более невообразимое, чем на родном Зумире, и я понял, что где-то неподалеку от Элона. Только около него могло происходить такое мракобесие.

Так как Элон — практически моя вторая родина, ведь именно там я получил гуманоидное тело, да и другой родины не знал, я даже немножко обрадовался. Помирать, так на родной земле, как говорится...

Дождавшись, пока на черные косточки нарастет обратно мясо (мне кажется, или с каждым разом регенерация проходит все быстрее? Зараза!), я направился на поиски жизни. Мир явно был обитаем.

От слова "мир" внутри что-то зашевелилось, и это не были глисты, как в тот раз на Земле, когда я наелся роллов с сырой рыбой... 

— Мир... Мира. Черт, я же на Элоне, надо найти ее! — Даже примерно представить не могу, сколько времени прошло с нашей встречи. Но именно на ее печке меня переклинило так, как никогда до этого (и после, к счастью) не клинило, так что я не прочь бы найти ответы, почему так произошло.

Ну, именно так я объяснял себе горячее желание найти эту маленькую теплую рыжую женщину, единственную, кроме колдуна, которая была ко мне по-настоящему добра. Дала имя... И плащ. Я ведь до сих пор в нем. Ну, как, в том, что от него осталось...

— Надо понять, где я именно, — задрав голову к фиолетовому вечереющему небу, дал я себе инструктаж. Привык разговаривать сам с собой, больше-то не с кем. С Грейс мне слова не нужны, эта стерва меня и без них слышит, и я ее. Ладно, не стерва, она вполне справедливо злится.

— Ты не на Элоне, чужак, — услышал я холодный женский голос. Кстати, неожиданно похожий на голос Грейс.

Я обернулся — нигде никого не было. Только поразительно быстро краснеющая пустыня. Солнце пряталось за горизонт, и песок принимал все более кровавые оттенки. Брррр...

— Эм... здрасьте?..

— Тебе здравия в ответ желать не буду. Кто ты и почему, когда говоришь, рта не открываешь?

Голос все еще не обладал телом. Неужто все-таки солнце живое и решило узнать, кто тут сквозь него пролетел и не умер. Хотя ощущения совсем не такие, как тогда, когда со мной общалась Грейс.

— Отвечай, или прокляну до восьмого колена!

У меня их всего два, но что-то в тоне подсказывало мне, что и им это не понравится. И почему именно восемь? Это же так неудобно!

— Я Зуб. Или Зу. А рта не открываю по привычке. Обычно я только сам с собой говорю, и тогда такие формальности никому не нужны.

— Нельзя так думать. Когда начинаешь вести себя в одиночестве как свинья, в свинью и превратишься.

Что ж, в этих словах была некоторая логика. Но все же хотелось бы увидеть ту, кто эти сентенции выдает.

— Ты где вообще? И настоящая ли? — на всякий случай спросил. Все-таки мозги у меня сейчас человеческие, а значит, ничто человеческое мне не чуждо, в том числе и шизофрения.

— Вопросы тут задаю я, — сурово отозвалась незнакомка. Я хихикнул. Она грозно спросила: — Над чем смеешься, пришелец?

—Да так, фильм вспомнил, там один гангстер то же говорил...

— Кто? Что смотрел?

— Ну или потом посмотрю. Мы вообще в каком времени? Какой год сейчас?

— Семь тысяч пятьсот третий, — с недоумением ответила.

— А, так я угадал, на Элоне мы, значит. Фильм еще не вышел, не бери в голову.

Наступила долгая тишина. Я боялся оглядываться.

— Эй, ты тут?

— Ты колдун?

— Ну... я сын колдуна... в каком-то смысле...

— Колдунов не бывает. Только ведьмы.

— Ты же только что спросила, колдун ли я. Как же колдунов не бывает, если ты о них спрашиваешь?

— А как о боге спрашивают, когда его нет?

— Ну так он есть же! Даже несколько.

— Божки это, а не боги, — она сплюнула. — Да и те врут. Простые людишки. Нет магии в мужчинах, это всем известно.

— Так и во мне не магия. Я просто... странный.

Снова немножко помолчали. Я не двигался, но водил глазами, ища хоть какой-то признак жизни вокруг. 

— Мда, странный ты.

— Ну... я так и сказал... — Я даже попытался мило улыбнуться. Надеюсь, не был похож на Терминатора. Кстати, этого фильма еще тоже не сняли. На Земле, наверное, только колесо изобрели. Вот жешь зараза. Угораздило же. — Слушай, а у вас, случайно, прицелы не чинят?

— Чего?

— Ну вот я хочу в одно место попасть, но сбиваюсь с пути и попадаю не туда. И не тогда.

— Не когда?

— Не тогда, когда надо.

— Во времени путешествуешь?

— Да, да, я об этом и говорю!

— Моя прабабка так умела. Сбежала в будущее, чтобы встретиться с моими дочерьми. Радует только то, что я знаю, что они у меня будут. Целых две. А так, мерзкая способность. Скажи честно, пришелец, ты точно не женщина?

— Даже показать могу, но в мире, где меня папаня воспитывал, это неприлично.

— Тут мужчине рот открывать неприлично, так что ты уже всеми приличиями пренебрег.

— Это ж куда же я попал?

— Да, прицел у тебя точно сбит.

— Точнее некуда. Точнее, не точнее.

— Ой, замолчи! Иди вперед. Надеюсь, три часа ходьбы ты выдержишь. Отключаюсь, поговорим, как к моему дому подойдешь. И не вздумай сворачивать.

А, так это телефонная связь была! На расстоянии. Весело!

Любопытство победило, хотя я был уверен, что ничего она мне не сделает, если я пойду не вперед, а назад, и пока инстинкт самосохранения, вшитый в тело, орал, что надо бы сваливать из места, где обладателям игрек-хромосомы (если, конечно, у здешних строение вообще предполагает такие штуки) даже разговаривать без разрешения нельзя, я бодренько направился туда, куда мне эта властная женщина сказала.

Спустя недолгое время — ночью в пустыне не разберешь, сколько минут или часов прошло — за мной увязалась черная ящерка. Даже думал попробовать ее, но воды поблизости, чтобы запить, не было, а вдруг она ядовитая, так что шел я, не сбиваясь, дальше.

Наконец, показался из-за дюны дом, прямо в скальной породе выбитый. Перед ним колодец, крытый сарайчик без одной стены, где стоял столик и пара пней вместо стульев, а с другой стороны еще сарайчик, там ржали то ли кони, то ли ишаки, то ли кто-то, на них похожий. Не драконы, и уже ладно. 

Передернуло, когда вспомнил о драконах. Вот же жуткие звери. Их так романтизируют в книгах, а зря. У дракона всего два желания, когда он видит любого носителя мяса, — поджарить и сожрать. Один мне даже признавался, что обожает плавить глаза, поэтому частенько ест даже когда голода особого не чувствует. Просто лишний раз посмотреть приятно. Узнать бы, кто их создал, да создавалку ему оторвать!

Надеюсь, я не в том мирке в системе Элона, где есть драконы. Их изгнали в отдельный мирок, и они превратили райское местечко в геенну огненную. Хотя для них, наверное, это и есть рай.

— Стой! — скомандовал тот же голос. Я остановился.

Из домика вышла ведьма, прям самая классическая. Вот с нее потом всех ведьм рисовать будут. Длинная и худая, с фигурой неприятной: плечами узкими, болтающимся животом, бедрами несуразно широкими, но при этом тощим задом; руками дряблыми с пальцами длинными и толстыми, а про лицо вообще страшно говорить. Нос с огромной горбинкой, я бы даже сказал, что это горбинка с маленьким носиком под ней. Над губой огромная, как третий глаз, бородавка, из которой торчало два черных волоска. Глаза злые, черные, блестящие. Ресницы неожиданно длинные и изогнутые, брови тонкие и тоже черные, идеальными полукругами очерчены над глазами, а рот недовольный, тонко- и красногубый. Вся в темно-фиолетовом лохмотье похуже моего плащика, на голове — черный вуальный платок, в несколько слоев под шеей намотанный. В левой руке она держала длинную кривую палку, и я понял, что это ничто иное как посох, совсем как у моего приемного папочки.

— Святая Матерь и ее слуги, ты и впрямь мужчина, — проворчала она. — Ужас.

— Согласен, ничего приятного. Зато у меня месячных нет.

Ведьма усмехнулась, показав неожиданно ровные и белые зубы:

— Так и у меня нет. Я же ведьма.

— Логичное заключение.

— Не иронизируй тут мне. Рассказывай, зачем пришел на наши земли? И откуда? И как? Это же практически невозможно.

— Интересно, чего вы тут так боитесь?

Ведьма подняла и без того высокие брови:

— Ничего. Кого может бояться венец творения всего мира?

О, это она про себя? Как мило. До этого дня я думал, что это я — венец творения. Что ж, с удовольствием отдам эту должность любому, кто покажет мне, как попасть к Мире в то время, когда она была молодой, но уже одинокой и опытной. Эх.

Она прожигала меня недобрым взглядом, поэтому я попытался ответить:

— Я пришел из своего... дома, наверное. А пришел за тем, что очень, до одурения хотел умереть. Но не знаю как.

— Так ты не колдун, а просто псих. Ну слава Матери и ее слугам! Напугал же ты, убогий! — проговорила ведьма, пару раз ударив о песок своим посохом. В голосе ее почему-то слышалось разочарование. Давно не дралась и хотела потренироваться на мне?

— Свихнешься тут, когда живешь на куске камня без возможности избавиться от этого мясного тела. 

— Запулить тебя к драконам?

— Нет, лучше в Тридевятое королевство на Элоне, если можно...

— Я тебе кто, таксист, что ли? Вот же наглец. Так ты умеешь колдовать?

— Я же вроде говорил... Нет, не умею. Я даже прыгнуть во времени и пространстве, как видишь, нормально не могу.

— Пространстве-времени... ну и слова же ты говоришь. Точно не колдун? — прищурила она глаз.

— А на кой тебе сдался колдун? Тем более, если их нет.

Ведьма вздохнула и как-то по-старчески, хотя не выглядела старухой, оперлась о свою палку.

Что-то она от меня хотела. Я такие вещи сразу чую. Ну или не сразу, и вот, наконец, почуял.

— Давай я помогу тебе, а ты поможешь мне, согласна?

— С чего ты взял, что мне нужна помощь? И уж тем более, что я буду помогать тебе, пришелец?

— Да лицо тебя выдает. Когда отвлекаешься от бородавки, то видно, как ты мнешься вся...

— Бородавки?! — не дала она мне договорить. — Так ты что же... — Она подбежала к столу и схватила круглое зеркало, которое на нем лежало. Я осмелился подойти ближе. В отражении прыгало миловидное личико с круглыми голубыми глазками, розовыми щеками и пухлыми губками. — Как ты можешь? Это неприлично, в конце концов!

— Да я же не специально! Прости... Хорошенькая... личина.

— Ага, спасибочки. Тебе бы тоже не помешала, а то выглядишь, как кусок дерьма в реке из дерьма.

— Какая сильная метафора.

— Что? Повозмущайся мне еще, человечишка, и я тебя...

— Ну прости, прости. Но это ты первая обзываться начала. — Я еле сдержал смех. Во-первых, потому, что был уверен в его неуместности. А во-вторых, не хотелось обижать женщину. Так готовилась, а я тут про ее бородавку. И правда, веду себя, как свинья. — Ты очень симпатичная, если тебе это интересно.

Я старался больше не смотреть на бородавку. От этого глаза ведьмы голубее не стали, да и щеки розовее тоже.

— Плевала я на твое мнение. Но лучше меня не зли.

Я вдруг вспомнил шутку. Уж и не знаю, откуда она сохранилась в моей набитой голове. У ведьмы, конечно, месячных нет, но зато ПМС — постоянно. Не смешно, да. Я и не говорил, что шутка будет смешная.

— Постараюсь. Но, как ты справедливо отметила, я пришелец. И могу по незнанию чего-нибудь не того сказать. Прости.

— Не прощу. Но помочь попробовать ты мне можешь. Правда, не знаю, в твоих ли это силах.

Я молчал, ожидая, пока она решится мне все выложить. Ведьме, казалось, жутко стыдно. Боялся даже представить, что она заставит меня делать. Надеюсь, не то самое... Ох, ох, на что я подписался? Мира не простит меня, если я вернусь к ней после такого. Даже если это будет сделано ради того, чтобы ее найти. Да я сам себя не прощу. Кроме Миры, клянусь, никто к моим кудряшкам не притронется никогда и ни за что. Ух ты, я и не знал, что такой романтик. Одна любовь на всю жизнь? Оу, я, кажется, впервые в этом признался...

Видимо, ведьма заметила, что мысли мои уплыли далеко от того места, где мы находились, и побоялась, что я ненароком исчезну вслед за этими мыслями, а потому, наконец, собралась с духом и призналась:

— У меня есть сын...

— У-у-у, вот ужас-то!

— Именно. Еще и первенец. И пока единственный. Я его прячу.

Она замолчала, бросив зеркало на песок, и отвернулась. Не знаю, что за чучело ее сынок, я-то планировал пошутить, забыв, что за это меня обещали скормить драконам, но, оказалось, попал в болевую точку. Узнать бы почему, да и чем я помогу? Забрать с собой его, если только...

— А ведь от женщины родила. Говорят, двум женщинам вообще невозможно сына зачать, — продолжила ведьма грустно, пока я пытался сообразить, как это возможно физически. Ах, да, мы же где-то возле Элона, тут ничто нефизическое никому не чуждо. Чуть не забыл. Спасибо, что на головах не ходим и почкованием не размножаемся. — Так вот, родился он уродцем.

— Ох...

— Прям как ты.

— А?!

— Ну, колдовать умеет. Вот и прячу его. Где это видано, чтоб мужчина колдовать умел.

— Хм, ну да. И что ты хочешь от меня?

— Забери его. Притворись его папашей, а я отправлю тебя на Элон. У меня прицел не сбит, — она даже подмигнула мне игриво.

Я заморгал.

— Ну чего ты глазками хлопаешь? Кто на мне женится, когда на мне такой позор и обуза? Я в этой пустыне уже почти три года изнываю. Как родила его, так тут и торчу. А он колдует, зараза. Был бы хоть обычным мальчишкой, сдала бы его в школу слуг, а так что с ним делать? Уж не знаю, за что меня Святая Матерь наказывает, да только я такого не заслужила. У меня такая жизнь была, такая карьера, эх... Забери его, забери! А я тебе помогу! Ты же хочешь в Элон?

— Хочу, — нахмурился я. — Ты его совсем-совсем не любишь?

Она быстро мотнула головой, растрепался платок, чуть с нее не слетел, перекрыв страшное лицо.

— Нельзя уродцев любить. Зачем мальчиков любить? Слуг. Бесполезных почти. Ведьмам мужья не нужны, а сыновья и подавно. Забери. Можешь его тут же в какой-нибудь приют сдать. Я не могу ни сама в Элоне заявиться, ни его без подозрений привезти. А он страннее, чем ты. Скачет во снах по мирам, говорит еще еле-еле, а умный, что ужас. Просто привези его, скажись бездомным да сдай в приютик для маленьких колдунчиков. Там всяко такой есть. Я слышала, на Элоне не верят, что магия передается только по женской линии.

Ох, до чего же надо быть слепой в своей вере! Перед тобой дитя мужского пола с магическими способностями и мужчина, которого ты сама окрестила колдуном, но тут же говоришь, что колдунов не бывает! Это как говорить, что сердца не существует, держа руку на груди и чувствуя пульс. Даже треснуть ее захотелось!

"Мама, не надо".

— Вот опять! Не смей! Сколько раз я приказывала тебе не сметь! Не дорос язык вслух разговаривать, свинья, так и молчи! И нечего взрослых подслушивать!

На пороге домика, пока его мать разорялась, тряся кулаками, появился малыш. На вид в самом деле лет трех. Тощенький, бледненьки, но очень симпатичный. Вообще не в мать, к счастью. Тоже черноглазый, но с ровной кожей, маленькой кнопкой-носиком и обиженно сложенными пухловатыми губками, которые он, сдерживая слезы, без остановки кусал совсем маленькими зубками. Как и мать, он собрал кулачки, но стоял, не шевелясь и глядя во все глаза на нас обоих. Встретившись со мной взглядом, мальчонка мысленно произнес:

"Она мне даже имя не дала. Дашь мне имя?" — голосок его услышал только я. Пацан умел отделять трансляции и направлять на конкретных адресатов. Силён, ничего не скажешь.

"По именам я не спец", — сказал я исключительно ему, но останавливать на нем взгляд не решился, чтоб его мамаша ни о чем не догадалась.

"А мне два года и девять месяцев. Я еще ни по чему не спец".

Мальчишка вызвал у меня улыбку, которую ведьма заметила.

— Он опять это делает? — злобно спросила она.

— Он ничего не делает. А вот ты кричишь почем зря.  Как сына звать, говори? Сколько точно лет? Чтобы мне поверили, что я папаша его. Да, и еще, есть у тебя попить? Я четвертый час по пустыне босой торчу. И холодает. Когда отправляемся? — затараторил я, чтобы отвлечь ведьму.

Она, правда, не отвлеклась. Треснула посохом по земле, и на меня вылился ушат воды, непонятно откуда взявшийся. И пока ее сын втихую меня сушил потоками воздуха, ведьма сказала, что имени у него нет, могу хоть "Эем" звать, хоть "Кактамтебяидисюда", ответила о возрасте, к счастью, не ошибившись, видимо, каждый лишний день, проведенный в пустыне, считает, сказала, что ни обуви, ни одежды мне не даст, ведь я должен притвориться бездомным, но сказала, что как попаду в Тридевятое королевство, могу найти Сильмитрилл, она меня устроит и сделает все, что я попрошу, в пределах разумного, конечно, лишь бы я все сделал верно и никогда никому ни при каких обстоятельствах не рассказывал, кто я и откуда взял мальца.

Я попросил пять минуточек, познакомился с малышом, пожав его малюсенькую ручку, и сказал, что мы готовы. Малыш внешне был спокоен, даже холоден, но в душе у него разразилась буря. Как можно любить существо, которое тебя ни во что не ставит, даже если это твоя мама? Эх, бедняга. Я даже порадовался, что у меня матери нет.

"Не рад ты. У тебя вот тут пустота", — перебил мои рассуждения сын ведьмы, лишь мысленно указав, что имеет в виду грудь, где, по его детскому мнению, сидит душа.

Я сглотнул и постарался не думать, пока его мамаша наводила портал.

— Ну, да забудет о вас Матерь и ее слуги! Удачи не желаю, плохая примета, — сказала ведьма, обеими руками показывая на зияющую дыру в пространстве, из которой на нас смотрел темный, но такой красиво-зеленый лес.

Мои глаза сами собой заслезились. Не знаю, так ли это, но кажется, в этом лесу я когда-то провел годы, притворяясь камнем. Прекрасное было время.

Мальчишка, явно прочитав в моем сердце радость, первый побежал к порталу, на мать даже не взглянув. Раз — и он уже там, поглощаемый темнотой.

— Далеко мы от деревень? — спросил я рассудительно.

— Далековато. Мне же надо было так, чтобы без свидетелей. Идите на север. В Элонских звездах разбираешься, сможешь сориентироваться?

— А тебе будто разница есть, — вздохнул я и ступил в портал.

Меня резко обдало сырым холодом леса, разительно отличавшимся от холода пустыни, пахнущей горячими стеклами, и позади заскрежетал закрывающийся портал. Мальчонка еще смотрел на мамашу, которая в последний миг отвернулась, чтобы поднять зеркало. В его глазах она тоже была в настоящем образе, без красивой личины. И все равно он ее любил.

— Апибо, — пролепетал малыш, а мысленно перевел: "Спасибо, говорю".

— Пока не за что. Правильно делаешь, тренируй речевой аппарат. Люди не любят, когда с ними разговаривают, не открывая рта. Это я тебе по своему опыту говорю.

— Наю, — недовольно кинул мальчик, что значило "Знаю". Я хмыкнул.

— Пойдем, а то замерзнем. Только вот я не умею по звездам север находить...

Малыш, никак не выказав своего превосходства, указал рукой куда надо и первым пошел в ту сторону. Вот только ножки у него были совсем коротёхонькие, так что я догнал его с первого же шага, а со второго уже перегнал. Он насупился, но продолжил ковылять. Я развернулся и подхватил его на руки. Ребенок был холодным, как рыбка, особенно ножки в тоненьких сандаликах и ручки.

"Поставь".

— Да ладно тебе, не юли. Тебе два года и девять месяцев, в этом возрасте не стыдно кататься на руках у папаши. Точно тебе говорю.

Мальчик поднял глаза куда-то вверх и влево, будто что-то ища в своей черепушке, а потом сокрушенно кивнул.

Мы шли всю ночь. Мальчишка уснул у меня на плече, заслюнив многострадальный плащ. Но он такой сладкий был и тепленький стал, что я вообще не злился, а только умилялся. Вот что источает эта малышня, что так хочется ими умиляться? На меня даже щеночки такого эффекта не производили.

Мы добрались до деревни с рассветом. Я хотел найти какой-нибудь трактир и подавить на жалость хозяевам, чтобы хотя бы дитю дали краюху хлеба и молока, но мальчик тут же проснулся, непонятным образом высушил лужицу на моем плече и молча показал, в какой стороне церковка с приютом. Я нарочито медленно направился туда. Когда мы дошли до кладбища, окружающего святую территорию, малыш попросился на землю.

Я опустил его, не удержавшись, потрепал черненькие волосенки. Он недовольно поправил шевелюру и сказал:

"Миры тут нет. Она еще не родилась".

— Ох, и интересный же ты, — ответил я вместо того, чтобы спросить, откуда он знает.

"Если бы есть не просил, ты бы меня на свой кусок камня увез, — утвердительно произнес малыш. — Но там и с воздухом проблема, всего один пузырь в пещере. — Об этом я и не знал, мне кислород довольно редко нужен был, и то только затем, чтобы думать, а когда я просто жил, мог и без него обходиться. — Раз Миры нет, ты хочешь умереть, — опять не спросил феноменальный колдунчик. — Я могу помочь".

— А ты все-таки мамин сын.

— Я... — начал мальчик, но поленился говорить вслух. Мысли его текли гораздо быстрее, чем мог поспеть язык: "...узнаю, кто мой папа. Мама права — у двух женщин не может родиться мальчик. Не тот набор... не знаю, как объяснить, но я понимаю. Просто поверь. Я буду искать, когда вырасту и выйду из приюта. А приют хороший, я буду нравиться матушке Зельде, а сестры Сия и Алианна души во мне будут не чаять. Ну и Гектора я на место поставлю, еще мне восьми не исполнится. Я буду хорошо учиться и не обрюхачу Марию, как будет пророчить мне отец Ян, так что выйду отсюда, как положено, и отправлюсь на поиски отца. За одно и с сестрами познакомлюсь, они тогда уже родятся".

— Ты бы это, притормозил. Когда часто смотришь в будущее, мозги клинит...

"Ты это по своему опыту говоришь, — перебил мальчик. — Твое тело сбоит, потому что оно не приспособлено к тебе. Твои мозги — не мозги, а машина. Я не знаю, откуда ты взялся, не вижу. Твой создатель, который второй по счету, уже живет в этом мире, но еще совсем молод. Я забуду о нем, когда встречу его чуть позже..."

— Это когда же?

"Лет через десять. Или нет... почему-то не видно. Он сильный колдун, все искажает. И сам не знает, что искажает. До встречи с тобой мы с ним встретимся. Ох, голова заболела. Вот тут", — он показал где.

— Эй, не перегревайся. Прекращай это дело, а то не доживешь до выпуска.

"Да, надо терпеть. Я медленнее взрослею. Много лет пройдет. Много-много. Ужасно скучно. Ты все-таки назвал меня Эем?"

— Когда это? — спросил я и сообразил. — Нет, дурацкое же имя. Выбери себе получше. И желательно не на "Э". На Элоне слишком любят эту букву, аж скучно становится.

"А тебя как зовут? Я не запомнил".

— Правда? Как мило! Я... то ли Зу, то ли Зуб. Меня и так, и так называли. А еще Харчком.

— Фу, — произнес мальчик вслух. — Луше Зу. Зуб — это брр, — она обнял себя ручонками, — страшно. "Зубы острые", — добавил он мысленно, сдаваясь.

Окна второго этажа приюта начали открываться. Нас скоро заметят у ворот.

Я присел на корточки напротив мальчишки.

— Хорошо, Зу так Зу. Запомни, разговаривай ртом. Не показывай все свои силы. Даже в Элоне, помню, быть колдуном будет опасно.

— Это... несколо, — с трудом ответил ребенок.

— Но разговаривай все равно ртом. Не лезь ни к кому в голову, это неприлично. И о себе не рассказывай. Спросят, скажешь, мама Мира умерла при родах, папа слишком бедный, сам не ест и тебе куска хлеба обеспечить не может. Оставил тебя тут и ушел, обещал не вернуться.

— Ясно. — Мальчик серьезно на меня посмотрел: "Почти не соврал".

— Врать надо умеючи. А лучше просто недоговаривать. Тогда и совесть чиста, — улыбнулся я. На миг захотелось взять мальчика и убежать. Но как я...

"Не хочу с тобой. Голодом заморишь", — отрезал малыш, все еще серьезно на меня глядя.

Ступни начали затекать, я вытянулся во весь рост.

"Я помогу. Забыл? Приходи ночью на кладбище. При солнце не смогу. Но приходи. Я вижу, что не хочешь, но тебе понравится. Лучший способ умереть, правда".

— Кто здесь у нас? — с опаской произнесла женщина в закрытом наряде, направляясь через кладбище к нашу сторону.

— Иди. Я сам.

— Хорошо. Но только ртом.

— Угум, — нахмурился мальчик. Я побежал в лес.

Лес и впрямь походил на тот же. Я нашел реку, сел на бережке и смотрел в воду. Какой же я страшный. Грязный, волосатый. Думал прыгнуть в реку и помыться, но вспомнил, как познакомился с Мирой, и стало так больно в груди, что я и сам поверил, будто душа именно там сидит, а ведь я знаю, что нет. Душа — она в голове.

— Ладно, Мира. Приду к тебе попозже. Если, конечно, мальчишка и впрямь не сможет меня убить. А было бы хорошо.

В течении отражались пустые глаза цвета сухого камня. Неужели и правда мои? На Зумире они выглядят красивее. Эй, Грейс, хоть ты будешь по мне скучать?

До темноты я глядел в воду, а она все текла и текла, безразличная, как время. Затекли уже не только ступни, но и зад, и я уже думал снова превратиться во мшистый камень, как услышал в голове: "Выходи. Я тебя чую, но не вижу".

Побрел к приюту, но малец был на полпути к лесу, где я прятался весь день.

"В самом деле совсем не ешь? — удивился колдунчик. — Удобно".

— Нет, никакой радости нету! — скрипуче отозвался я. Весь день рта не открывал, отвык.

"Я смогу только один раз. Потом сил не будет хватать. И забуду, как. Это хорошо, что забуду".

— Ты давай не говори загадками. Что ты со мною делать собрался? Учти, драконов я проходил и, как видишь, еще жив.

— Визю. Собак любись?

— Что? Как ты?.. Да я даже точно не уверен, что люблю. Но щеночки миленькие.

— Холосо. Гля!

"Ох, учиться тебе и учиться", — подумал я, вроде только в своей голове. По крайней мере, мой новый друг никак не отозвался на эту реплику.

Он был сосредоточен на другом. Вытянул ручонки перед собой. Только теперь я заметил, что на нем новая одежда, хоть и простая, но получше и потеплее той, что оставила ему матушка. Хорошо. Малыш весь скучковался, будто даже меньше стал визуально. Личико тоже напряглось, скуксилось, съежилось, и все равно было хорошенькое.

Между нами начал появляться сгусток тьмы. И все расти и расти. Завихрения облетали центральную, непроглядную темноту и будто загребали в нее энергию, чтобы расти. Вскоре тень начала обретать черты собаки. Собака росла и росла.

"Не могу удержать. Будет большой. Не хочет быть маленьким", — обреченно выдал мальчишка.

— Ладно, ладно. Размер не имеет значения.

"Особенно, если это сможет меня убить", — мысленно добавил я. Это мой временный подопечный все-таки услышал.

— Убёт. Сё! Нимагу!

Он остановился, сгусток тьмы тоже перестал завихряться. В середине засветились глаза. Влажные и... добрые?

— Ну и кто это, рассказывай?

— Сбака. Со-бака, — недовольный сам на себя, ответил мальчик. "Смерть как она есть. Прикоснешься — и тут же развоплотишься. Когда он исчезнет, я забуду, как это делать. И это хорошо. А то весь мир погибнет, а ему еще рано".

— Развоплощусь?

— Да. 

"Души не будет. Расфигачит на атомы, а потом и атомы на атомы. Ничего не останется. Он из других миров, там нет... биологии..."

— И ты такое чудище сюда привел?! Это же опасно!

"Нет. Вы оба исчезнете. Коллапс. Он от прикосновения, не знаю, как точно объяснить, теплого, из мяса состоящего существа, тоже исчезнет. Оба умрете. Но он не против. Он не знает, что такое умирать".

— А почему в виде собаки?

— Класивое, — насупился мальчик.

— А ты, я смотрю, художник. Непонятый гений.

"Издеваешься. А ведь я помочь хотел. Ты сам сказал, без Миры хочешь умереть".

— А у него ты спросил, он хочет со мной умирать? А домой он хочет?

— Нет, — уверенно ответил мальчик. — "Он хочет репки. И огурец. Неживое, без крови, ему можно трогать. Оно тоже исчезнет в нем, но он не пропадет. Ты ему нравишься".

— Ну, супер. Ладно, я с ним разберусь. А тебя не будут искать?

— Узе ищут, — выдохнул малец.

— Тогда беги. Не надо волновать матушку... забыл ее имя.

— Зельду. Холосо. Пока.

— Пока...

Я глянул на песика, он с любопытством взирал на нас обоих. Когда я повернулся, мальчишка ковылял ко мне, а не от меня. Чуть не споткнувшись в темноте (все же я видел лучше него), он обнял меня за колени.

— Апибо, Зу!

— Не за что, малец. Ну, беги, — я потрепал его по волосенкам, чувствуя першение в горле. Пес тихо завыл, смотря, как мальчик убегает по тропинке.

Мы немного постояли, провожая взглядами ребенка. Вдалеке появился белый чепец матушки Зельды, которая уже бежала навстречу новому подопечному, что-то лопоча, мы были слишком далеко, чтобы разобрать слова. Я чуть не погладил голову здоровенной собаки, забыл о словах мальчишки.

— Тьфу ты. Запомни, если захочу тебя тронуть, убегай и неистово ругайся. И никого не трогай сам! — Я, конечно, готов умереть, но не собираюсь тащить за собой такого милашку. Тем более, что он сам не хочет. Видимо, наш мир веселее, чем тот, где живет смерть как она есть. — Ладно, пошли искать Сильмитрилл. Пусть держит слово и возвращает меня к Грейс. И тебя тоже, — добавил я, когда всё понимающий пес вдруг решил завыть.

Мы повернулись в противоположную сторону от церкви и направились искать замок короля, где ведьма служила придворной ведьмой.